ГЛАВА II
Мика и Сальваторе, недовольные тем, что их рано разбудили, сидели за обеденным столом и с трудом пытались донести до рта ложки с кашей, которой их пичкала мать. Чрезвычайно важный Пепе, прислонив свой верный мушкет к стулу, ждал, когда очередь дойдет и до него. Обычно сначала кормили деда, и тот факт, что Лаура отступила от традиционного ритуала, выдавал ее волнение. Не в силах вынести тревогу, мучавшую ее с вечера, синьора Капелляро захныкала:
– Ты думаешь, Аттилио, что Марио сможет забыть связывающие вас кровные узы и расстрелять тебя из страха перед Лючано Криппа?
Пепе издал какой-то звук вроде лошадиного ржания и сказал:
– Веничьо – кретин! Он и пальцем не посмеет пошевелить. А если он намеревается принять участие в убийстве твоего мужа, Лаура, то он будет иметь дело со мной! Я не могу допустить, чтобы Веничьо отравляли мне существование до конца моих дней! Дай мне мой суп, малышка, и перестань поливать его слезами.
Не отвечая, Лаура бросилась к детям и порывисто прижала испуганных Мику и Сальваторе к своей груди.
– Бедные сиротки! Что с вами станет без папочки?
Едва сдерживая слезы, Аттилио слабо возразил:
– Подожди еще немного, Лаура…
Оставив детей, синьора Капелляро выпрямилась и, как вдова Гектора у трупа своего супруга, поклялась, что никогда больше не выйдет замуж, дабы сохранить верность памяти любимого мужа. Это торжественное обещание особо утешило Аттилио, и он проворчал:
– Вместо того, чтобы болтать глупости, лучше достань мне чистую рубашку и подогрей воду.
Она вытаращила глаза:
– Зачем?
– Чтобы помыться, вот зачем! Уж если я умру, по крайней мере меня похоронят чистым.
Лаура побледнела. Бурное воображение итальянки уже рисовало ей церемонию погребения Аттилио, в ее мозгу проносились картины одна мрачнее другой. Сальваторе вернул ее в мир реальности, заметив, что уже пора в школу, а полдник еще не готов. Лаура молча протянула им по куску черствого хлеба. Мальчик скорчил гримасу:
– Это все?
– Да, это все, несчастные мои херувимчики… Нужно приучать вас к бедности. Кто знает, может потом вы будете счастливы, когда чья-то милосердная рука подаст вам кусок хлеба!
Малыши ничего не поняли из этой тирады, но отец сказал:
– Ты не должна так говорить, Лаура, ты лишаешь меня мужества, а оно мне, без сомнения, понадобится.
Сальваторе нетерпеливо подгонял старшую сестру:
– Мика, ты идешь? Мы опоздаем.
Они кинулись к дверям, но отец задержал их на полдороге.
– Детки мои, обнимите меня покрепче… так крепко, как сможете.
Выполняя эту странную, по их мнению, просьбу, дети чуть не задушили его в объятиях, приплясывая от нетерпения. Преодолевая волнение, Капелляро торжественно произнес последние слова, обращенные к детям. Ему хотелось, чтобы они на всю жизнь сохранили воспоминание об этом.
– Слушайтесь маму. А когда вырастите, помните, что ваш отец пал за свободу.
Если бы речь шла не о нем самом, Капелляро не удержался бы от аплодисментов. Малыши, менее чувствительные к отцовскому красноречию, ринулись к дверям, но на пороге столкнулись с входящим в дом карабинером. Увидев Джузеппе, Лаура закричала:
– Вы пришли его арестовать?
– Нет.
– Спасибо, святая Маргарита!
Карабинер поставил свое ружье, с которым никогда не расставался, у двери и сказал:
– Осторожно, Пепе, лучше это не трогать.
Старик презрительно скривился:
– На кой черт мне твое ружье? У меня свое есть.
И он снова уткнулся в тарелку с супом. Аттилио не мог понять, чем вызван утренний визит Джузеппе Гарджулло.
– Что случилось, Джузеппе?
– Я по поводу дона Лючано.
– Он хочет, чтобы ты меня арестовал?
– Я не подчиняюсь синьору Криппа.
– Тогда что?
– Он мертв.
У Лауры непроизвольно вырвалось:
– Слава Богу!
И Пепе, не отрываясь от супа, подтвердил:
– Одним мерзавцем меньше… это всегда приятно!
Аттилио, и не мечтавший о такой удаче, убирающей с его дороги самого опасного врага, поинтересовался:
– От чего он умер?
– Вот тут-то и начинаются неприятности, Аттилио.
– Неприятности? Почему?
– Потому что его убили.
От удивления они не могли произнести ни слова. Карабинер же продолжал:
– Он лежал на тропинке у своего дома. Ты должен пойти туда со мной, Аттилио: пока что для меня и для всех остальных ты все еще. являешься мэром Страмолетто.
– Ты уверен, что это убийство?
– Не думаю, что он сам себе проломил череп, да еще сзади. На мой взгляд, тот, кто его ударил, обладает большой силой. Где Джанни?
– Он работает рядом, на лестнице.
– Подходите оба к телу, а я пойду известить остальных и предупредить кюре. Я могу на тебя положиться?
– Конечно.
Уже стоя в дверях, Джузеппе сказал:
– Виргилий мне рассказал о том, что здесь произошло вчера вечером.
Довольный Капелляро радостно подтвердил:
– Теперь ты понимаешь, какую услугу мне оказал тот, кто нанес удар по башке Криппа?
– Да, такую услугу, что в убийстве могут заподозрить тебя.
На обратном пути карабинер встретил вдову Мариуччу Марини, направляющуюся к дому Криппа. Он сообщил ей о смерти дона Лючано и послал предупредить падре, булочника и трактирщика. Преисполненная гордости за такое ответственное поручение, вдова спешно удалилась.
Марио Веничьо, Бергасси, Венацца и Виргилий подстерегали карабинера у его дома. Марио вышел ему навстречу.
– Мы тебя ждем уже полчаса!
– Что вам надо?
– Впусти нас и все узнаешь.
Войдя, Веничьо сразу приступил к делу:
– Виргилий уже рассказал тебе вчерашнюю историю с доном Лючано. Сегодня приедут полицейские из Фоджи, и мы не хотим отвечать за чужие грехи. Пойми, мы не против лично Аттилио, но дело есть дело, так? Нас он не послушает, он упрям, как ишак. Ты должен сказать ему, чтобы он перестал валять дурака и отдал мне мой шарф мэра.
– Ты так им дорожишь?
– Еще бы!
– А если англичане прорвут немецкую оборону, как ты тогда будешь выглядеть?
– Ох…
– Ты будешь выглядеть предателем, Марио, а ты знаешь, как поступают с предателями?
Веничьо расстегнул ворот рубашки, он даже вспотел.
– Ты считаешь, лучше подождать и посмотреть, как все обернется?
– Да.
– Пожалуй ты прав. А вы что об этом думаете?
Венацца и Бергасси согласились с высказанной точкой зрения, но Виргилий ничего не хотел слушать:
– Это ты предатель, Джузеппе Гарджулло! Ты пытаешься запугать Веничьо, но со мной этот номер не пройдет. Немцы бьют и англичан, и американцев! Когда приедут полицейские, я им расскажу, как ты выполняешь свои обязанности карабинера, как ты служишь правительству и Дуче! Тебя постигнет участь Капелляро, можешь мне поверить!
– Виргилий, ты мне противен, и мне наплевать, что ты там плетешь.
– А дон Лючано, на него тебе тоже наплевать?
– На него тем более.
– Это мы еще посмотрим. Я сейчас же отправлюсь к дону Лючано передать ему твои слова.
– Спорим, что нет?
Остальные сочли такое поведение карабинера крайне неосмотрительным. Осмелиться связываться с доном Лючано в подобный момент! Что до Виргилия, то он просто не мог поверить своим ушам:
– Ты говоришь, что я не смогу пойти к дону Лючано?
– Да.
– На что спорим?
– На что хочешь.
Сапожник выложил на стол банкноту в 100 лир.
– Давай столько же, Джузеппе, если не дрейфишь.
Карабинер в свою очередь достал 100 лир:
– Вот.
– Отлично. Надеюсь, у тебя достаточно деньжат, коль ты так легко с ними расстаешься! Впрочем, это твое дело. А теперь я пойду к дону Лючано и вернусь с ним за выигрышем.
– Подожди!
Джузеппе вынул из ящика стола револьвер и протянул его сапожнику:
– Держи!
– Что мне с ним делать?
– Тебе незачем уходить отсюда, чтобы присоединиться к дону Лючано.
– Что ты имеешь в виду?
– Дон Лючано мертв.
Они вскричали хором:
– Мертв?
– Пьетро Массачо нашел его на тропинке у дома. Его убили. Итак, Виргилий, ты идешь к нему или нет?
Сапожник оттолкнул протянутый револьвер.
– Я не знал.
– В следующий раз не будешь спорить, Сандрино.
Говоря это, Джузеппе сгреб со стола обе сотенные.
– А теперь пойдем посмотрим, ждет ли нас дон Лючано на месте, как условились.
Как только вдова Марини оповестила падре о смерти Криппа, кюре Фаусто Марбелло обратился к Господу с молитвой, прося его не быть слишком суровым в этим грешником, ушедшим в мир иной, даже не исповедовавшись. Честно говоря, он сделал это из чувства долга, но не по убеждению. Ему не удавалось заставить себя оплакивать смерть Криппа. Он только сожалел, что у него не было времени, чтобы поговорить с ним и подготовить надлежащим образом к переходу в иной мир. Когда вдова ушла, дон Фаусто взял молитвенник и вышел из дома. Не желая останавливаться для пустых разговоров, падре шагал, опустив голову, но не смог притвориться, что не слышит зова Бьянки Веничьо. Голос жены Марио, обычно такой громкий и звонкий, заглушали рыдания.
– Что случилось, Бьянка? Я спешу, Лючано Криппа умер и…
– Если умер, значит, может немножко подождать, а вот моя дочь – с ней надо поторопиться! Она хочет покончить с собой!
– Это еще что за глупости?
– Это чистая правда, дон Фаусто… Вчера вечером она вернулась в ужасном состоянии и с тех пор открывает рот только затем, чтобы заявить о своем желании умереть. Неужели мне придется похоронить родное дитя? Господь не допустит этого!
– Милость божья бесконечна, Бьянка, ты сама знаешь. Что с ней случилось?
– Она ничего не хочет говорить даже мне, своей матери! Ах, падре, вы правильно сделали, что не завели детей. Это неблагодарные бессердечные чудовища, недостойные родительской заботы! Ах, почему я не ушла в монахини! Жила бы сейчас спокойно.
– Ну, это спорный вопрос… Пойдем поговорим с ней.
– Скажите ей, что если она будет продолжать, то я сама себя убью!
Дон Фаусто не выдержал:
– Когда вы все перестанете говорить о смерти безо всякого уважения? А если Бог прислушается к вашим словам и выполнит ваши неосторожные пожелания?
В этот момент воздух наполнился гулом, который, казалось, приближался к ним. Бьянка и дон Фаусто замолкли, прислушиваясь к этой смутной угрозе. Синьора Веничьо прошептала:
– Может, он уже начал это делать?
Бледная, уронив руки на колени, Аврора сидела, являя собой воплощение безграничного отчаяния. При появлении священника бабушка Белла пожала плечами:
– Эта ненормальная послала за вами?
Бьянка возразила:
– Не хочешь ли ты, чтоб я оставила свою дочь умирать?
– Дурочка, молодые девушки никогда не умирают из-за таких историй. Ты не помнишь свою молодость?
Кюре положил свою руку на плечо Авроры:
– Мне ты можешь рассказать все. Почему ты хочешь умереть?
– Из-за Джанни.
Мать бросилась в крик:
– Джанни Капелляро? Что он тебе сделал, сокровище мое? Если он обидел тебя, то я буду не я, если не подожгу их дом и не спалю это дьявольское отродье!
Дон Фаусто взбесился:
– Хватит, Бьянка! Что с вами стало? Я слышу одни угрозы и оскорбления! Берегитесь, сейчас не время сворачивать с пути праведного.
– Они боятся, падре, – засмеялась бабушка Белла. Священник подмигнул ей в знак взаимопонимания, затем повернулся к Авроре:
– Итак, что между вами произошло?
– Он больше меня не любит!
– С чего бы это?
– Потому что я дочь своего отца!
Дон Фаусто мягко заметил:
– И давно он это узнал?
– Вчера вечером Джанни сказал мне, что мой отец хочет расстрелять его отца и что в такой ситуации между нами все кончено. Он ушел, не захотев целоваться с дочерью убийцы!
Это объяснение потонуло в водопаде девичьих слез.
Падре нашел всю компанию у трупа Лючано Криппа, лицо которого было прикрыто платком. Они расступились перед священником. Тот опустился на колени и начал читать поминальную молитву. Сняв шляпы и картузы, остальные присоединили свои голоса к голосу падре. Закончив, кюре Страмолетто поднялся с колен и обратился к карабинеру:
– Наверное, надо перенести тело в дом?
– Конечно.
– Я думаю, мне следует пойти раньше вас, чтобы подготовить бедняжку Сильвану?
Кто-то обронил:
– У меня такое впечатление, что она не станет слишком горевать.
Кюре строго поглядел на присутствующих:
– Я не хочу знать, кто это сказал, но ему должно быть стыдно. Надеюсь, он покается в этом на исповеди в субботу. Лючано Криппа был, безусловно, сложный человек и не слишком ревностный христианин, но это не причина…
– Чтобы его убить?
Дон Фаусто озадаченно замолчал. Затем, осознав смысл брошенной фразы, переспросил:
– Что ты сказал, Виргилий?
В ответ сапожник опустился на колени перед трупом:
– Смотрите.
Он осторожно повернул голову умершего и показал ужасную рану. Кюре закрыл глаза:
– Боже мой! – затем строго: – Кто это сделал?
Все опустили глаза. Священник настаивал:
– Кто?
Ему ответил карабинер:
– Трудно сказать, падре. У него было столько врагов…
– Может быть, Джузеппе, но не хотите ли вы сказать, что в Страмолетто столько убийц? Я надеюсь, что нет.
Виргилий закричал:
– Карабинер заодно с убийцей, падре!
– Как ты смеешь!
– Да это бросается в глаза. Он говорит, что невозможно найти того, кто нанес удар.
– Ну и что?
– Тот, кто убил дона Лючано, – один из тех, кого он собирался выдать полицейским, которые приезжают сегодня из Фоджи.
– Полицейские из Фоджи?
Карабинер пересказал падре все, что усопший сообщил им вчера. Дон Фаусто покачал головой:
– Да простит меня Господь, но это действительно был злой человек!
Виргилий разозлился:
– Вы не имеете права так говорить, падре! Дон Лючано был патриотом, и мы отомстим за него. И тот, кто его убил, заплатит за преступление своей жизнью. А убийца – это Капелляро или де Беллис, или Бонакки!
Трактирщик вцепился в горло сапожнику. После недолгого колебания остальные бросились их разнимать, что оказалось не так-то просто, так как де Беллис никак не хотел выпустить из рук свою жертву.
– Отпустите меня! Я его прикончу!
Виргилий с трудом переводил дыхание. Он растирал шею, плача от ярости и страха. Когда, наконец, он смог говорить, то накинулся с упреками на своих друзей:
– Почему вы его не поколотили?
Марио сухо ответил:
– Потому что ты нас утомил, Сандрино, понял? Ты обвиняешь, не имея доказательств, и к тому же у нас есть дела поважнее, чем забивать себе голову поисками типа, который свел счеты с негодяем Лючано. Все Страмолетто будет счастливо от него избавиться!
– Он был прав… Предатели! Подождите, вот приедут полицейские, я им все расскажу!
Карабинер спокойно посоветовал:
– На твоем месте, Виргилий, я бы осторожнее выбирал выражения, ведь если убийца здесь, как ты говоришь, ему не очень приятно тебя слушать… смотри, как бы он тебя не отправил к твоему дружку Криппа.
Виргилий застонал от ужаса:
– Вы слышали, падре? Вы слышали? Они хотят и меня тоже убить!
Дон Фаусто рассердился:
– Довольно! Непристойно ломать комедию перед трупом! Вы сошли с ума, если можете угрожать друг другу в то время, когда война уже стучится в наши двери!
Возвращенные к своим реальным заботам, они смолкли.
– Дети мои, оставьте ваш гнев. Джузеппе займется поисками преступника, а мы отнесем это бренное тело туда, где оно будет покоиться в ожидании своего места на кладбище, – к нему домой.
Вдова Марини открыла дверь траурному кортежу.
– Вы предупредили синьору, Мариучча?
– Да, падре. Она оделась в черное.
– Куда его положить?
– В его комнату.
Дон Фаусто сложил руки мертвеца на груди и в который раз отмстил, что тс, кого Бог призвал к себе, освобожденные от земных страстей и тревог, приобретают отпечаток необыкновенного спокойствия и безмятежности.
Сильвана вышла в тот момент, когда мужчины, положив свою ношу, отходили от кровати. Она подошла к мертвецу, посмотрела на него долгим взглядом, перекрестилась и повернулась к священнику:
– Как он умер?
– Довольно неприятным образом, дочь моя.
– Так, как заслуживал, отец мой.
Кюре в замешательстве медлил с ответом.
– Это был ваш муж, Сильвана Криппа.
– Это был мой тюремщик.
– Каким бы он ни был, теперь он предстал перед высшим судьей.
– Надеюсь, он там будет наказан по заслугам.
И она вышла, ошеломив их своей ненавистью, которую даже не пыталась скрыть.
Виргилий выразил общее мнение:
– Нельзя сказать, что ее душит печаль. Не удивлюсь, если она окажется соучастницей.
Но тут же вскрикнул от боли – карабинер со всей силы наступил ему на ногу своим сапожищем:
– Я тебе уже сказал, что ты слишком много болтаешь, Виргилий.
Ожесточенный сапожник зарычал:
– Посмотрим, как вы помешаете мне говорить, когда они будут здесь!
Они приближались. Черные рубашки делали их похожими на ангелов смерти. Николо Барбьери, сидевший на рулем «фиата», делился впечатлениями со своим соратником Вито Пицци:
– Какое-то захолустье! Что за идея – послать нас нагонять страху на этих дикарей!
– Это просто прогулка. Если они будут выступать, сделаем чучела из двух-трех…
Они засмеялись, два тупых зверя с огромными мускулами и крошечным мозгом. Барбьери, продолжая свою мысль, возразил:
– И все-таки это не дело для таких людей, как мы с тобой, – разбираться с деревенскими тупицами.
Пицци наклонился к товарищу:
– Наверху решили посмотреть, как толстяк справится с работой. Это его первое серьезное задание. Мы здесь, чтобы наблюдать за ним, усек?
«Толстяк» – это был Данте Бутафочи, служащий милиции Фоджи, всю жизнь занимавшийся чисто бумажной работой. В военное время ему присвоили звание комиссара полиции. Начальство не питало особых иллюзий по поводу его боевых качеств, а в Страмолетто он был послан только потому, что дело не представляло особой важности и никого другого под рукой не оказалось. Бутафочи при своем весе более 100 кило ненавидел подобные экспедиции. Но он столько раз провозглашал необходимость делом подтверждать свои убеждения, что не мог не подчиниться приказу и принять, наконец, активное участие в работе милиции. Вынужденный повиноваться и при этом изображать энтузиазм, Данте мог только молча проклинать свою несдержанность в речах, из-за которой ему приходится тащиться в горы, чтобы образумить людей, которые могут, к тому же, оказаться строптивыми. Да и неизвестно, как дальше пойдут дела на войне.
Перед отъездом из Фоджи Бутафочи, как и все, узнал о бегстве Муссолини. Это его немного ободрило. Он был не настолько ярым приверженцем Дуче, чтобы умереть за него. Но он не мог забыть, что в 1922 году, до прихода в Рим чернорубашечников, он был всего лишь мелким лавочником, бакалейщиком на грани разорения. Фашизм спас его. Ему нечего было терять, и он тут же записался в партию. Ему удалось проникнуть в организацию милиции Фоджи и благодаря усердию быстро подняться на более высокие ступени иерархии. Пока не началась война, он и его покойная жена Леон-тина успели насладиться спокойной жизнью в достатке и довольстве. Но сейчас Лсонтины уже не было рядом с ним, и Бутафочи предпочитал не задумываться над тем, что будет, если немцы проиграют войну.
В глубине души Данте Бутафочи был неплохим человеком, жестокость была не в его характере. Под суровой внешностью скрывалась чувствительная натура. Частенько ему случалось предупреждать жителей своего района о готовящихся арестах и даже иногда уничтожать доносы. Это был его способ не изменять своему прошлому. Но сейчас нельзя было разыгрывать из себя филантропа. Донос Лючано Криппа был прост и ясен: в Страмолетто предали Дуче. Данте убедил себя, что ему удастся одним криком напугать крестьян и призвать их к порядку. А уж кричать он любил и умел. Он арестует мэра-узурпатора и привезет его в Фоджу. Если все пройдет как надо, он сможет вернуться сегодня же вечером. В ресторане по соседству ему обещали приготовить «Лазань алла болонезе», а он обожал это блюдо. Эта мысль, а также перспектива показать себя большим начальником повергли его в состояние сладостной эйфории, из которой его вывела резкая остановка машины.
– Что такое?
Пицци обернулся к нему:
– Вы слышите, шеф?
Только теперь он заметил усиливающийся шум канонады. У него пересохло в горле, но он заставил себя держать марку перед подчиненными:
– Ну и что? Это всего лишь пушка.
Барбьери заметил слегка дрожащим голосом:
– Кажись, там сейчас жарко…
– Наши солдаты выполняют свой долг, Барбьери, а мы выполняем наш. В путь!
Пока машина набирала ход, Пицци покрутил ручку радио. Диктор сообщал, что 50-я и 60-я американские армии попали в окружение на пляжах Сорренто, откуда они не могут двинуться ни назад, ни вперед. Умиротворенный новостями, Бутафочи стал насвистывать «Джовинеццу». Вскоре они увидели Страмолетто.
На главной и единственной улице Страмолетто не было ни души, и, когда полицейская машина остановилась на маленькой площади, им показалось, что все жители покинули деревню. Трое оккупантов вышли из автомобиля, и Барбьери выразил свое мнение:
– Ну и дыра, шеф! Надеюсь, вечером мы сможем уехать.
Бутафочи нахмурился:
– Они, должно быть, нас увидели и попрятались в норы. Это доказывает, что совесть у них нечиста.
Внезапно Пицци, ошеломленно охнув и вытянув руку, указал на человека, идущего по площади в их направлении. Данте и Барбьери с трудом верили своим глазам. Сухой, как виноградная лоза, старичок, одетый в грязную красную рубаху, с мушкетом на плече неторопливо брел к ним навстречу. Придя в себя, Пицци воскликнул:
– Откуда взялось это чучело?
Против их ожидания удивительный человечек продефилировал мимо, не обращая на них ни малейшего внимания. Данте позвал его:
– Эй, папаша!
Пепе подошел к нему:
– Чего тебе, сынок?
Бутафочи покраснел от такого фамильярного обращения.
– Куда вы идете в этом костюме и с этим… этим мушкетом?
– Сражаться!
– Один?
– О нет! Нас целая тысяча!
Комиссар поперхнулся от удивления. Тысяча! Но ему говорили совсем другое. Тысяча? От страха у него похолодело в животе. Он уже собирался приказать Барбьери повернуть обратно в Фоджу и спросил, чтобы подтвердить свой рапорт:
– И кто командует этим войском?
– Гарибальди, конечно! И если неаполитанцы сунут сюда свой нос, мы их встретим как надо!
Пицци разразился смехом:
– Здорово! Приезжаем в захолустье, и единственный тип, которого мы встречаем, – чокнутый!
Старик подошел к полицейскому:
– Мальчишка, я научу тебя уважать старших!
Данте решил смягчить ситуацию:
– Дедушка, вы прекрасный пример для молодежи.
– Это правда, толстячок! По крайней мере, ты что-то понимаешь… не то, что этот дурак!
– Если бы все итальянцы были похожи на вас, Дуче быстро одержал бы победу!
– Дуче? Засунь его себе…
Барбьери прыгнул на старика и схватил его за плечи. Ему показалось, что он держит в руках скелет. Бутафочи вмешался:
– Оставьте его, Николо, он не в своем уме. Он повторяет то, что слышит вокруг. Мы приехали вовремя.
И, обращаясь к Пепе:
– Кто здесь представляет власть?
– Закон, вы хотите сказать?
– Пусть будет так, если хотите.
– В таком случае, это Джузеппе Гарджулло.
– Чем он занимается?
– А чем он должен заниматься? Он карабинер!
– Карабинер? Ведите меня к нему!
И, следуя за Пепе и его мушкетом, трио в черных рубашках отправилось на поиски Джузеппе.
Растянувшись на кровати, скинув ботинки, карабинер спал, устав от утренних переживаний. Барбьери растолкал его. Тот сел на кровати, протер глаза, зевнул, чуть не вывихнув челюсть. Он еще не пришел в себя, как строгий голос произнес:
– По-вашему, такой внешний вид подходит представителю власти?
Джузеппе недоверчиво оглядел говорившего – толстого мужчину мрачного вида.
– Вы кто?
– Данте Бутафочи, комиссар полиции Фоджи. Одевайтесь, да поживей.
Карабинер надел ботинки, застегнул рубашку. Комиссар Бутафочи продолжал допрашивать:
– Все ли готово для встречи освободителей?
Не размышляя, Джузеппе ответил:
– Да, синьор.
– Комиссар!
– Так точно, синьор комиссар! У нас есть и американский флаг и немецкий.
– Что?!
– Смотря кто первым войдет в Страмолетто – американцы или немцы, мы сразу вывесим нужный флаг. Так что все будет в порядке.
– О!… Вы! Карабинер Дуче! Вы можете вывесить только один флаг – флаг фашистской Италии! Слышите?
– Да вот его-то у нас и нет.
Данте потерял голос. Когда он вновь обрел хладнокровие, то спросил:
– Сколько вам лет, карабинер?
– Тридцать два, синьор комиссар.
– Как получилось, что вы один несете службу в Страмолетто?
– Моего напарника забрали в армию.
– А вы?
– Я? Про меня забыли.
– Забыли?
– Да. С того дня, как ушел мой напарник, я не получаю ни приказов, ни жалования. Но я записываю все расходы и то, что мне причитается. К счастью, у меня было кое-что отложено на черный день, но им придется выплатить мне кругленькую сумму, когда все закончится.
– Скажите, вам не приходило в голову, что надо напомнить о себе?
– Кому?
– Вашему начальству!
– Зачем?
– Чтобы принять участие в сражении.
– Меня это не интересует.
Данте поперхнулся от такого искреннего цинизма. А Джузеппе простодушно добавил:
– Со времени моего несчастья меня ничто не интересует.
– Вашего несчастья?
– Это слишком долгая история.
– Правда? Ладно, мы займемся вами и заставим вас вспомнить о долге. Меня не удивляет, что в Страмолетто предают Дуче, если власть здесь представлена такими людьми, как вы. Но будьте покойны, это скоро кончится! Что бы вы там ни говорили о своем несчастье, оно вам покажется счастьем по сравнению с тем, что я вам устрою. Идите и соберите людей на площади, я буду с ними говорить!
Услышав опять звон колокола, жители Страмолетто сказали себе, что на этот раз точно пришли солдаты. Они поспешили на площадь. Там, стоя в машине в окружении Барбьери и Пицци, Бутафочи возвышался над крестьянами, чьи лица огрубели от солнца и ветра. В первом ряду толкались ребятишки, не сводившие завороженных взглядов с револьверов полицейских.
Карабинер подгонял запоздавших. Падре в изношенной сутане напоминал большую странную птицу. Данте набрал воздуха и начал:
– Товарищи! Вы все знаете, что страна переживает важный момент! Американцы высадились в Сорренто, где наша артиллерия разносит их на мелкие кусочки, в то время как отряды наших союзников теснят англичан к Бари. Мы победим, потому что сражаемся за правое дело. Но если вдруг американские десантники сумеют проникнуть сюда, Дуче рассчитывает на вашу помощь, чтобы уничтожить их.
– Чем?
Комиссар не предвидел такого вопроса, но парировал великолепно:
– Всем, что попадется под руку. В подобных случаях выигрывает не оружие, а дух!
– Лично я ничего не имею против американцев!
Одобрительный гул толпы показал оратору, что у его оппонента много сторонников.
– Кто это сказал?
Из толпы вышел мужчина:
– Это я.
– Барбьери, запишите его имя.
– Анджело Бонакки, трактирщик.
– Долго вы им не будете!
Раздался пронзительный женский голос:
– Тебе еще понадобилось выступать! О Боже, невозможно быть замужем за таким идиотом!
Данте продолжил:
– Я спокоен. Я знаю, что вы не станете слушать всяких трусов, которые призывают вас уклониться от сражения. Вспомните, как Рим был осажден варварами. Вспомните великий пример Цезаря, чьими гордыми потомками вы являетесь!
Углядев пацана со смышленым живым лицом, комиссар окликнул его:
– Эй ты, как тебя зовут?
– Карло Бергасси, синьор.
– Ты знаешь, кто такой Цезарь?
– О да.
– Да?
– Наш бывший путевой обходчик. Он умер.
Барбьери и Пицци едва не умерли со смеху. Взбешенный, Данте обратился к другому мальчишке:
– А ты кто?
– Сальваторе Капелляро, синьор.
– Ты что-нибудь слышал о Цезаре?
– Только о нашем, синьор.
– А о Дуче?
– Да.
– Слава богу. Кто это?
– Враг народа.
По рядам прокатились смешки, Бутафочи покраснел от злости:
– Я вижу, зло здесь укоренилось глубже, чем я думал. Кто у вас ведет занятия в школе?
– Феличиана Каралло.
– Она здесь?
– Она никогда не беспокоится по таким поводам.
– Сбегай за ней, мальчик, и передай, что я жду ее у карабинера.
Сальваторе вприпрыжку убежал.
– Жители Страмолетто, против некоторых из вас выдвинуты серьезные обвинения, в частности против Аттилио Капелляро, который незаконно захватил мэрию. Где он прячется?
Высвободившись из рук жены, Аттилио предстал перед грозным судьей:
– Я не прячусь!
Данте подозвал Джузеппе:
– Карабинер, вы несете ответственность за этого человека. Через час его будут публично судить в мэрии.
Пока Джузеппе уводил Капелляро, женщины утешали плачущую Лауру.
– Я прошу выйти сюда Лючано Криппа. Он истинный фашист, и нам понадобятся его свидетельские показания.
Марио Веничьо ответил:
– Синьор, я бывший мэр Страмолетто…
– Вами я тоже займусь, так как мне кажется, что вы не слишком усердно защищали свою мэрию!
– То есть как…
– Мы поговорим об этом позже! В настоящий момент у меня дело к Лючано Криппа.
– Он у себя, синьор.
– Пошлите за ним.
– Не думаю, что он сможет прийти.
– И он тоже? Ну так скажите ему, что если его не будет через час в мэрии, он об этом пожалеет!
Дав приказ своим помощникам патрулировать деревню, Бутафочи вернулся в уединенное жилище карабинера. Там он обнаружил матрону солидных габаритов, дремавшую в кресле.
– Вы кто?
– А вы кто?
– Я комиссар полиции Фоджи, приехал наводить порядок в Страмолетто.
– Несмотря на такой вид, будто вы хотите всех проглотить, вы кажетесь мне хорошим мальчиком.
В первый раз за все время кто-то позволял себе разговаривать с ним в таком тоне! Данте на минуту растерялся.
– Вместо того чтобы чушь пороть, скажите, кто вы такая и что вы здесь делаете?
– Феличиана Каралло, учительница Страмолетто, а здесь я потому, что вы сами меня позвали. Так как обычно я не посещаю полицейских.
– А тюремщиков вы не хотите посещать?
– Почему бы нет?
– У вас странный метод обучения детей, синьора Каралло.
– Это персональная методика.
– Я так и понял. Сколько вам лет?
– Это вас не касается!
– А если я вас арестую?
– Если это доставит вам удовольствие…
– Я думаю не об удовольствиях, а о выполнении долга.
– Сколько вы весите?
Удивившись, Бутафочи, не думая, ответил:
– Сто тридцать кило. А что?
– Неплохой вес. А я всего восемьдесят семь. У меня слабость к полным мужчинам, синьор комиссар, во-первых, потому, что я их понимаю, а во-вторых, потому что, как правило, это очень симпатичные люди.
– Я бы не сказал, но…
– Поэтому, на мой взгляд, вы просто смешны в этой черной рубашке.
– Синьора!
– Оставьте политику дуракам и честолюбцам! Это не для вас. Вы любите равиоли по-генуэзски?
Данте прикрыл глаза. Равиоли по-генуэзски… его мама чудно умела их готовить. Блаженная улыбка озарила его лицо. Он вздохнул с благоговением:
– «Равиоли а ля дженовезе»…
Но, опомнившись, строго добавил:
– Речь идет не об этом, синьора!
– Жаль… Это блюдо мне особенно удается. Я бы могла приготовить его для вас.
Внезапно дверь распахнулась от сильного рывка, и комиссар, обернувшись, увидел человека с горбом, которого пытались удержать несколько мужчин.
– Что такое?
Горбун вырвался из рук преследователей и подбежал к Бутафочи:
– Синьор комиссар, они хотят помешать мне поговорить с вами!
Учительница узнала Веничьо, де Беллиса, Бонакки и Венацца, столпившихся в дверях.
– Что вы хотите мне сообщить?
– Что вы не сможете встретиться с Лючано Криппа!
– Отчего же?
– Они его убили!
Ряды преследователей поредели. Данте обратился к Феличиане Каралло:
– Вы были в курсе?
– Нет. Но Лючано Криппа был отъявленным негодяем. Я не сожалею о его смерти.
– Может быть, вы даже рады этому?
– Если честно, то да.
– Это признание может дорого вам стоить. Эй, как вас там?
– Виргилий, сеньор. Сандрино Виргилий к вашим услугам. Я сапожник.
– Слушаю вас.
– Так вот, дон Лючано был моим другом. Он и я, мы были единственные настоящие фашисты во всем Страмолетто. Он сказал, что написал вам и что собирается выдать всех предателей. Они убили его, чтобы он не смог вам ничего рассказать.
Веничьо и Бонакки запротестовали:
– Не слушайте этого субъекта, синьор, он лжет!
– Неправда! Криппа принесли в дом к его вдове и положили на кровать в комнате. У него пробита голова.
Данте торжествующе повернулся к учительнице:
– Вот и преступление, синьора, и я могу поручиться, что убийца – один из ваших приятелей.
– Вне всякого сомнения, так как все люди здесь – мои друзья.
Комиссар все же колебался, спрашивая себя, а не сумасшедший ли этот Виргилий, как тот старичок в красной рубашке. Он обратился к Веничьо и Бонакки:
– А вы утверждаете, что это неправда и что синьор Криппа жив?
– По крайней мере мы ничего не слышали о его смерти, синьор комиссар.
Сапожник заволновался:
– Обманщики! Проклятые лжецы! Падре был там и карабинер тоже. Карабинер даже советовал мне молчать, потому что убийца скрывается среди нас! Это, по-вашему, выдумки?
Марио улыбнулся:
– Бедный Виргилий… Ты всегда был слаб на голову, но откуда ты взял подобные бредовые идеи?
Бутафочи прервал бесконечную дискуссию:
– Самое простое – пойти к Криппа домой.
Веничьо и Бонакки бледнели, но крепились.
– Мы в вашем распоряжении, синьор комиссар.
Они вышли вместе. Виргилий шествовал впереди. Барбьери и Пицци, встреченные по пути, присоединились к процессии. Когда они позвонили в дверь Криппа, Марио и его другу показалось, что сердца их перестали биться. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге появилась молодая женщина в ярком цветастом платье.
– Что вам угодно?
– Можем ли мы поговорить с синьорой Криппа?
– Это я.
Виргилий вытаращил глаза.
– Мы пришли по поводу печальной кончины вашего супруга.
– Лючано умер?
– Вы ничего не знаете?
– Но как, когда?
Разозленный Бутафочи набросился на Виргилия:
– Что это за шуточки?
– Она врет, синьор, клянусь вам. Труп в комнате на кровати.
– Хотите войти?
Они вошли. В комнате, куда вбежал Виргилий, не было ничего интересного. Кровать была пуста. Сапожник с тупым видом оглядывался по сторонам, как собака, потерявшая след. Веничьо и Бонакки сияли счастливыми улыбками. Венацца промурлыкал:
– Несчастный Виргилий! Он совсем спятил в последнее время.
Данте задумчиво произнес:
– Вполне возможно… Как впрочем, возможно и то, что здесь целый заговор. Но если это так, клянусь, я докопаюсь до истины. Пока что я готов допустить, что Лючано Криппа жив, но в таком случае, где же он? Если он не в мэрии, нам нужно его найти, и мы найдем его.
Они исчезли так же быстро, как и появились. Веничьо удалось немного задержаться в дверях рядом с сапожником.
– Виргилий… Тебе лучше забыть все это!
– Никогда! Дон Лючано убит!
– А тебя это волнует?
– Я хочу отомстить!
– Дурак!
