Когда сумерки совсем сгустились, вдруг раздался крик:

– Она сбежала!

Все всполошились, а некоторых, в том числе и Анжелику, охватило чувство суеверного страха.

Тень Амбруазины, живой или мертвой, продолжала витать над ними. Все так настрадались от ее злых козней, что не могли сразу почувствовать себя в безопасности.

Великаншу Марселину нашли в глубоком шоке. Она полулежала на полу, у очага. Постель, на которую уложили Амбруазину, оказалась пустой, а окно, выходящее в лес, открытым.

– Я хотела разжечь огонь в очаге, – рассказывала акадийка, – и повернулась к ней спиной. Мне и в голову не могло прийти, что она, чуть живая, сможет встать с постели. Ведь все это время она даже пальцем не могла пошевельнуть!.. И вдруг, подкравшись сзади, она с невероятной силой толкнула меня в спину, рассчитывая, наверное, что я упаду в огонь. Но я не упала, я стала с ней бороться. А когда повернулась к ней лицом, то увидела такое! Страшно вспомнить! Волосы на голове у нес встали дыбом и извивались, как змеи. На лице – ссадины и кровоподтеки, глаза горят, как у дьявола, а изо рта торчат – ей-богу, не вру! – два длинных и острых клыка… как у вампира. У меня прямо сердце оборвалось. Вот в этот-то момент, наверное, я и потеряла сознание и падая, ударилась головой об очаг. А когда пришла в себя, то поняла, что она выпрыгнула в окно. Посмотрите, нет ли у меня укусов от этих клыков!.. Если есть, то мне теперь прямая дорога в ад… О, какое несчастье!

Приготовившись к худшему, она показала свою белую, крепкую шею. Но Виль д'Авре, приведя убедительные научные и теологические доводы, уверил ее, что никаких укусов нет, и, следовательно, ей нечего опасаться последствий нападения этого исчадия ада.

Несмотря ни на что, напряжение достигло предела. Однако Жоффрею де Пейраку вскоре удалось успокоить взбудораженные умы, объяснив, что, действительно, бывают случаи, когда человек, наделенный такой внутренней энергией, какой, безусловно, обладает герцогиня де Модрибур, может в нужный момент обрести нечеловеческую физическую силу, и именно это позволило герцогине встать с постели, выпрыгнуть в окно ж скрыться в лесу. Но лес не даст ей далеко уйти.

По ее следам послано было несколько человек, но они вернулись ни с чем.

Стало совсем темно. Лес казался таинственным и враждебным, а берег, где люди заканчивали захоронение мертвых, еще более мрачным. Ни у кого не хватило духа пойти домой, отдохнуть.

Вдруг Анжелике явилось видение, и она почувствовала, как дрожь пробежала по всему ее телу.

Она увидела… да, именно увидела…

Казалось, прежде чем окончательно разорваться и освободить Анжелику, узы глухой, беспощадной борьбы, которыми она была накрепко связана с герцогиней, грозным врагом, жаждущим ее гибели, узы эти еще раз напомнили Анжелике о той, в чью тайну она, спасая себя, все-таки сумела проникнуть, я вот теперь она ее «видела».

Анжелика ясно видела, как потерявшая рассудок женщина в атласном, изорванном в клочья платье бежит, ничего не замечая, по дикому черному лесу… За ней, ныряя в густые заросли, катится темный, блестящий шар. Все ближе, ближе, и вот он уже настиг ее. Прыгнув на плечи, он повалил женщину на землю и когтями начал рвать ее на куски. Вспыхнули огнем страшные глаза, и дьявольский оскал обнажил острые клыки. Чудовище!.. Чудовище, о котором вещунья сказала:

«…И тут из чащи выскочило лохматое чудовище, набросилось на дьяволицу и растерзало ее на куски. В тот же миг из темной грозовой тучи явился юный ангел со сверкающим мечом…»

– Где Кантор? – закричала Анжелика.

Она бросилась его искать. Переходя от одной группы людей к другой, она искала высокую, стройную фигуру сына с его белокурой шевелюрой. Если бы ей удалось увидеть его, она тут же спросила бы: «Кантор, где твоя росомаха? Где Вольверина?» Но она не нашла ни Кантора, ни росомахи. Марселина, которая уже успела прийти в себя, заметив тревогу Анжелики, удивилась и спросила ее:

– О чем вы так беспокоитесь? Что может случиться с вашим Кантором? Парень давно уже не младенец. Впрочем, я вас понимаю! Мы, матери, все одинаковые!

Окончательно выбившись из сил, Анжелика опустилась на стоявшую перед домом скамью и плотно закуталась в накидку. Глубокая печаль охватила ее. Наступили минуты последнего ожидания, последних тревог, связанных с трагедией, всю подноготную которой знала только она одна и с которой она теперь расставалась, как расстаются со страной, куда ты попал мимоходом и куда никогда не захочешь вернуться, несмотря на то, что она подарила тебе бесценные сокровища.

Из-за прибрежных скал выплыла луна. На берегу продолжали гореть костры. На водной глади залива танцевали отражения корабельных огней. На стоящих у берега судах царило оживление. Спасшиеся бретонцы мрачно готовились к отплытию, загружали последние бочки с соленой треской.

Из темноты появился граф де Пейрак.

Усевшись рядом с Анжеликой, он обнял ее за плечи и нежно притянул к себе. Ей очень хотелось поговорить с ним о Канторе и о мучившем ее видении, но она промолчала.

Она хотела воспользоваться этими минутами, чтобы окончательно избавиться от пережитого кошмара, прийти в себя после жестокого противоборства.

Ей показалось, что она стала совсем другой, что она приобрела что-то новое, ранее недоступное ей. И это новое, пока еще не поддающееся определению, обогащало и укрепляло ее. Но что ожидало ее в будущем, она плохо себе представляла. Поэтому говорить ни о чем не хотелось. Позже она поймет, насколько она стала снисходительней и терпимей к человеческим слабостям, поймет, что в то же время в ней появились уверенность в себе, ощущение независимости от окружающих, способность свободно мыслить и рассуждать, по-доброму относиться к себе, появилось желание почувствовать вкус к жизни, ту интимную связь с чем-то невидимым, о чем обычно не говорят, но что движет, в основном, человеческими поступками. Такое бесценное богатство, такое неоценимое сокровище оставила в ее душе прокатившаяся через нее злая волна.

Теперь она меньше жила ожиданием, больше ценила зародившиеся в ней чувства доверия, счастья, радости от уверенности в себе и в своих действиях.

Жоффрей целовал ее лоб, гладил волосы.

Они мало говорили в ту, еще полную ожидания, ночь, отделявшую их от неизвестности наступающего дня и давившую тяжестью вчерашней кровавой трагедии.

Граф объяснил ей, почему в прошлом месяце, не остановившись в Голдсборо, он направил свои паруса к заливу Святого Лаврентия.

Пока он находился на реке Святого Иоанна, улаживая дела Фипса и официальных лиц из Квебека, ему доставили с берега послание, извещавшее, что ему могут быть предоставлены сведения чрезвычайной важности, касающиеся «Единорога», герцогини де Модрибур и заговора, готовившегося против него.

Поэтому-то он и поспешил в залив. Сведения эти подкрепляли его собственные, подсказанные интуицией соображения насчет того, что герцогиня и корабль с оранжевым вымпелом, который неотступно шпионил за ними, расставляя всевозможные ловушки, были каким-то образом связаны между собой. Подозрение же закралось в его душу ухе в тот самый день, когда герцогиня во всем своем великолепии высадилась в Голдсборо. Он, как и Анжелика, уловил, правда, несколько отчетливее, чем она, фальшь в сцене, разыгранной прекрасной «благодетельницей». К тому же у него после тщательного осмотра обломков «Единорога» и жертв кораблекрушения сложилось впечатление, что дело тут нечисто. А умалчивания Симона по поводу того, куда он вел свой корабль и где сбился с курса, заставили его всерьез задуматься…

После эффектной сцены, когда герцогиня, спасшаяся каким-то чудом от гибели в морской пучине, сошла на берег, Да еще столь элегантно, и потом, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать сочувствие, упала в обморок у их ног, беспокойство графа еще более возросло. Что могло означать стремление, проявленное людьми с разных кораблей, казалось бы, не имеющих ничего общего между собой, попасть именно в Голдсборо? Какое-то подсознательное чувство заставило графа увидеть во всем этом не просто случайность.

Вот почему в тот самый день, когда Анжелика находилась у постели герцогини, он продолжил разговор с Коленом Патюрелем, подробно расспрашивая его обо всем. Ему хотелось знать, при каких обстоятельствах Колен Золотая Борода получил разрешение отправиться с экспедицией в Северную Америку, в каких словах ему описали земли, которые он должен был захватить, а именно территорию Голдсборо. «Надо выгнать оттуда одного пирата и находящихся с ним нескольких человек, не представляющих особого значения», – сказали ему… Колен припомнил и то, как, вдохновляя его на эту авантюру, ему несколько раз намекали, что «он там будет не один», что, когда надо, его поддержат, что за всем этим стоит очень важное лицо, владеющее одним из самых крупных состояний королевства, и что его вклад в освобождение земель, предназначенных для французской колонии, не будет забыт. По ходу рассказа кое-что стало проясняться. Пейрак начал постепенно понимать, какие силы ополчились против него и что эти силы сколочены в Париже при подстрекательстве Канады. Расплывчатые угрозы, за которыми скрывалась чья-то безжалостная воля во что бы то ни стало уничтожить его и всех, кто находился с ним, стали приобретать все более конкретные очертания, и вдруг…

– Вдруг, сам не знаю почему, я почувствовал, что есть одно неотложное дело, которое мне надо незамедлительно уладить, – это помириться с вами… моя дорогая. Поэтому я и послал за вами Энрико.

Сначала были только намеки, потом возникли дела и, наконец, были расставлены всевозможные сети и ловушки. И вот, однажды вечером, на берегу Голдсборо появилась женщина-демон. Но здесь ее самое подстерегли любовные сети. И тогда она, предчувствуя свое поражение, испустила леденящий душу вопль.

– Стоит мне только подумать о ней, – произнесла Анжелика, – как а тут же начинаю понимать, почему церковь относится с таким страхом и недоверием к женщинам…

– Была ли это просто женщина!..

Заря разгоралась необыкновенно ярким светом. И в первых ослепительных лучах солнца они увидели Кантора, который шел вдоль берега по верхней дороге.

Шел он спокойно. Глаза его были устремлены в сторону моря, над которым поднималась густая пелена тумана.

При таком обилии света и красок его юная красота выглядела особенно эффектно. Белокурые волосы в сияющем ореоле, ясный взгляд, свежесть словно умытой росой кожи, гордая, уверенная походка, все в нем излучало что-то чистое и необъяснимо прекрасное.

«Ангел-заступник». Разве не сама Амбруазина назвала его так?..

– Откуда ты? – спросил юношу отец, когда тот приблизился.

Анжелика тут же вмешалась:

– Где ты ночевал?

– Ночевал? – переспросил Кантор слегка надменным голосом. – Разве кто-то на берегу спал этой ночью?

– А Вольверина? Твоя росомаха? Где она?

– Бегает по лесу. Между прочим, не следует забывать, что она – настоящий дикий зверь.

Он подошел к отцу, поздоровался с ним и поцеловал у матери руку. Затем, осененный неожиданной идеей, оживившись, как ребенок, спросил:

– А что это за слухи ходят, будто вы собираетесь провести вместе с нами всю зиму в Квебеке? Вот было бы здорово! После Гарварда с его теологией, после Вапассу, где я порядком наголодался, я не прочь пожить светской жизнью. Струны моей гитары ржавеют и скоро совсем перестанут звучать, не услаждая слух милых девиц. Что вы на это скажете, отец?

Тело Амбруазины де Модрибур, разодранное на куски, нашли почти у самого болота. Сразу подумалось, что на нее напал волк или дикая кошка. А узнать ее смогли лишь по ярко-желтым, красным и голубым клочьям одежды.

Священник из Тидмагуша, которому никак не удавалось договориться с жителями насчет ее погребения, позабыв о своих обычных возлияниях, отправился к Пейраку.

– Как мне быть с отпущением грехов? – с беспокойством спросил он. – Говорят, будто эта женщина была одержима дьяволом.

– Отпустить, – ответил Пейрак. – Теперь это просто безжизненное тело. Оно имеет полное право на уважение со стороны людей.