Глава 14
Всё прошло буднично – пришли к берегу Днестра, связались с Минихом и по сигналу ударили в спину туркам, которые в тот момент завязли в русских укреплениях. Пластуны ухитрились вырезать немногочисленное охранение без выстрелов. Как – молчали и, судя по всему, просто подкинули яда или снотворного. Такие вещи применялись, причём нередко, но – говорить о них не принято.
– Ну вы и волчары, – восхищённо покрутил головой князь, осматривая окровавленные тела охранения, – медали каждому обещаю да тысячу червонцев от меня!
Русская кавалерия тем временем выстраивалась к битве. Ещё раз похвалив пластунов, Рюген занял своё место в строю – одним из первых, именно так в это время было принято.
– Ту-ту-ту-туу, – пропели трубы на том берегу, и конная лава начала переправу. «Варяги» со своими нарезными карабинами прикрывали, выборочно отстреливая осман.
– Ну же, – пробормотал Игорь, глядя в сторону русского лагеря. Зубы его стучали – и не от того, что он сейчас переплывал реку, держась за конское седло, а потому, что страшно. Несмотря на определённую «безбашенность» некоторых вещей, он побаивался, и переправа под огнём противника, когда ты ничего не можешь ответить на выстрелы, относилась именно к ним.
– Бах! Бах! Бах! – И ядра запрыгали по турецкому берегу, отгоняя воинов султана от места переправы. Не слишком метко, не слишком эффективно, но… помогло. Чуть-чуть дрогнули аскеры, чуть-чуть приободрились воины Померанского… И этого хватило, чтобы первые русские кавалеристы выбрались на берег и начали отчаянную рубку.
– Рра! – каким-то инфразвуком проревел попаданец, наклоняясь в седле и перерубая хребет дородному янычару. Шпорами коня…
– Иго-го! – Тот делает прыжок и врывается в сгрудившуюся толпу осман.
– Нна! – И голова сипаха с крашеной хной бородой летит по воздуху, кувыркаясь.
– Дзанг-дзанг! Хрр… – отбив саблю врага, Игорь вонзил свой клинок тому в горло.
– Рраа! – снова бешеный рёв, от которого шарахнулись как вражеские пехотинцы, так и кавалеристы, причём всадники в первую очередь – не выдержали лошади.
– Посторонись, князь! – И в битву влетел Тимоня, раскручивая над головой в дворянском шарфе наподобие пращи небольшое пушечное ядро с подожжённым фитилём. Кинул – и ядро взорвалось ещё в воздухе, прямо в гуще накапливавшихся турок.
Этого хватило, чтобы сбить попытку организованного сопротивления, и вскоре на плацдарме было более пятисот славян, выстроившихся для атаки. Глазами поискал Павла… здесь, в задних рядах под прикрытием «Волков». Замечательно… Подняв над головой саблю, привлекая к себе внимание, Рюген несколькими жестами показал всем диспозицию и…
– Атака!
Конная лава, ударившая в спину турок, была страшной. Несмотря на то, что османы успели частично развернуть свои боевые порядки, да и самих кавалеристов Грифича было ещё не слишком много, удар получился страшным. Прежде всего враги не ожидали удар в спины и соответственно – не было пушек. Не было и пехотного каре. Пусть в исполнении осман оно, мягко говоря, не блистало… Но обилие всевозможных копий и пик сильно усложнило бы задачу. Самой серьёзной преградой были неглубокие рвы и валы, сделанные явно «для отмазки». Правда, они тоже сыграли свою роль, задержав славян на десяток секунд и собрав свою «дань» из десятка покалеченных лошадей. Но дальше…
– Не надо! Не надо! – истошно вопил аскер, выставив ладони.
– Хрусть! – И обе руки отделены от туловища, после чего аскер начинает ещё более истошно выть – очень недолго…
– Бах! – И пуля из мушкета одного из янычар зацепила у Рюгена кончик уха. Озлившись, князь стоптал того конём, мстительно слушая влажное чавканье под копытами. Пощупал ухо… а, царапина!
– Алла! – И вынырнувший из дыма прокопчённый аскер с копьём едва не вонзил наконечник в морду коня.
– Дзанг! – Отбить наконечник, срубить древко, затем – его владельца.
– Аара…
– Княже! – Подскакал один из телохранителей, выдёргивая Рюгена из горячки боя. Оглянувшись, Померанский увидел, что за это время почти вся его кавалерия выбралась на берег и вливается в бой. Ну всё, пора руководить…
Отъехав в сторонку, аншеф принялся за свои непосредственные обязанности, успевая отслеживать передвижения Павла. Наследника не пускали в первую линию, где он мог поймать грудью шальную пулю, а во второй линии – пускай, индивидуальные поединки с его-то мастерством почти не страшны.
– Бах! Бах! Бах! – Русский лагерь под командованием Миниха усилил обстрел, и оказавшиеся меж двух огней воины султана растерялись и откровенно запаниковали. Они всё ещё оставались храбрыми и умелыми воинами, но управление турецким войском полностью прекратилось и лишь небольшие подразделения не более нескольких десятков человек пытались сражаться командой, а не поодиночке.
На таких моментально наскакивали кавалеристы Грифича, не давая сопротивлению набрать обороты.
– Тра-та-та! Та-та! – И часть русского войска под командованием Миниха начала наступление на турок.
– Рра! – Вылетела из русского лагеря конная лава, и во главе её были руянские кирасиры, спешащие на соединение с Грифичем.
Всё, с этого момента паника окончательно овладела ими, и большая часть аскеров думали не о сопротивлении, а о спасении собственной жизни.
– Аа! – И они устремились по сторонам, растягиваясь между кавалерией Померанского, закрывавшей от них реку, и пехотой Миниха. А когда фельдмаршал вывел из резерва свою немногочисленную кавалерию, паника стала всеобъемлющей. Османы бежали, бежали… куда угодно, лишь бежать. При этом они в большинстве своём старательно не приближались к русским, растянувшись из-за этого в тонкую, очень плотную извилистую колонну, которую обстреливали из пушек и ружей. И промахов было очень мало.
Потерь у славян было сравнительно мало – для такой-то битвы. Впрочем, почти полтысячи погибших в этой битве только в отряде Померанского… Правда, в большинстве своём они погибли во время переправы.
Воодушевление в войсках царило необыкновенное – Победа! Солдаты прекрасно понимали, что для громадной турецкой империи эта битва – достаточно рядовой эпизод, но всё же… Пока они соберут новые войска, пока подтянут обозы… можно будет «порезвиться» в тылах, вырезая небольшие гарнизоны. Да и подходящие подкрепления есть шанс потрепать.
– Повезло, – откровенно сказал фельдмаршал на похвалы льстецов, – вон принц не даст соврать – феноменально бездарное командование.
Взгляды присутствующих скрещиваются на Рюгене, и тот кивает:
– Так и есть. Это, впрочем, не умаляет победы – в конце концов, умение грамотно воспользоваться имеющимися преимуществами – важная черта настоящего полководца. Окажись на месте командующего турок не Халил-паша, да если бы нашими войсками командовал кто-то менее грамотный – и исход битвы мог оказаться под вопросом, всё-таки численное превосходство у них было серьёзным.
Так же небрежно взяли Хотин – Старик просто выдвинул ультиматум, а когда поляки отказались, пожал плечами и отдал приказ. Никакого кровавого штурма – сапёры давным-давно всё подготовили, да в городе были свои люди…
– ББАХ!
Рвануло знатно – и в стене образовалось сразу несколько проломов. Почти тут же взрывы загремели и в самом городе, начали разгораться пожары.
В итоге в крепость русские войска входили едва ли не парадным маршем – часть защитников погибла или была контужена при взрывах, ну а часть ринулась в город тушить пожары-спасаться-строить баррикады. Что такое несколько сот защитников, половина из которых трясёт контуженными головами, а о едином командовании не приходится и мечтать…
Померанский с Минихом договорились «сделать на красоту», и в результате в Хотин первым вступил Павел, сопровождаемый егерями и уланами-карабинерами, стрелявшими на любой шорох. Тем не менее вышло очень красиво, и теперь в «досье» Наследника появится «Первым вступил во вражескую крепость», а это много значит.
Подбежавшие к пролому «Волки» и егеря быстро распределили секторы обстрела и ощетинились ружейными стволами в разные стороны. И пусть пока в воздухе висела пыль, мешая не только нормально видеть, но и нормально дышать, опытные стрелки как-то ухитрялись видеть врагов… И вовремя тех отстреливать.
– Бах! – И вражеский офицер, собирающий вокруг себя уцелевших контуженных солдат, падает на камни.
– Бах! – Падает унтер. После этого поляки отступили от пролома. Возможно, они не струсили, а просто хотели организовать сопротивление в глубине крепости… Но пролом был чист, и Павел вступил в него с обнажённой шпагой в руке.
– Слава! – неистово заорали русские войска, наблюдавшие за сценой «Цесаревич штурмом берёт крепость и первым входит в пролом». – Слава Павлу! Слава Миниху! Слава Русской армии!
* * *
– Государь-Наследник, так завсегда так, – хриплым голосом сказал за несколько часов до штурма Хотина молоденький егерский поручик, ещё два года назад пахавший землю и не помышлявший о воинской карьере. А теперь за беспримерную храбрость и невесть откуда взявшееся воинское мастерство совершивший головокружительную карьеру – шутка ли, он уже не крестьянин, а поручик, которому доверили жизнь Наследника?!
– Завсегда так, – повторил егерь, – сперва мы, ну а опосля особы знатные идут. В реляциях же победных напишут, что именно вы вошли в крепость первым.
– Это не по чести! – вскинулся было Павел.
– По чести, – вмешался Игорь, – ты сам вспомни историю. Как там писали? «Рыцарь «Имеряк» первым ворвался во вражескую крепость». Иногда – что отряд под предводительством такого-то рыцаря ворвался в крепость. Не по чести было бы, если бы егеря вошли, а ты – только через полчаса, но в реляции написали бы, что ты вошёл первый. А так – они заскочат с ружьями и ты почти тут же. Сейчас они не просто егеря, а твои телохранители. То есть, по сути, они как бы часть тебя в данный момент.
– Истинно его светлость говорит, – закивал нервничающий поручик, – бывалоча, что и генералы из придворных заезжали куда через несколько часов после взятия, так и то велели писать потом: «Первыми вошли в крепость».
– Верно, – подхватил Игорь, – а тут лжи и нет.
Павел молчал, насупившись и скрестив руки на груди.
Наставник переглянулся с егерем…
– Ладно… ЕСЛИ будет такая возможность, первым войдёшь ты, но перед этим дашь егерям возможность занять позиции в проломах, чтобы они могли контролировать пространство.
– Да!
К слову – такая возможность появилась, и Павел вошёл в Хотин именно первым, под торжествующие крики русской армии.
* * *
И по части переворотов задача заговорщиков сильно осложнится – армия за ТАКОГО императора порвёт… И по части дипломатии – когда остальные правители будут знать, что на троне могущественной империи сидит человек с таким послужным списком, переговоры будут проходить без попыток напугать… Такого не напугаешь.
Цесаревич прекрасно знал подоплёку, но относился к этому спокойно – практика достаточно распространённая, а что его телохранители на порядок лучше, чем у остальных коронованных особ, это дело десятое… Ну и каких-то попыток «напыжиться» не было ещё и потому, что он не сомневался в своей храбрости – в конце концов, уже участвовал в битвах, где проявил себя весьма достойно.
Погибших в русской армии было сравнительно немного – в общей сложности полторы тысячи в отряде Померанского, да три с небольшим тысячи у Миниха – укрепления помогли. И нет, это весьма скромные цифры, если учитывать, что только убитых турок было больше шестидесяти, да пленных – чуть меньше пятнадцати.
Преследование тех, кто всё-таки прорвался, организовывать не стали – было объявлено, что из благородства, но на самом деле просто некому… Увы, но большая часть русских воинов «щеголяла» свежими повязками.
Но зато большая часть раненых и заболевших выживала – впервые в практике русской армии. Игорь не стеснялся кричать повсюду, что это его заслуга, что помогли те самые брошюрки по первой помощи да мобилизованные травники. Не стеснялся хвастаться прежде всего потому, что требовалось вдолбить – насколько важны эти нехитрые, казалось бы, меры. Поэтому – долбил…
Он всячески привлекал внимание, «переплетая» себя и армейскую медицину по одной простой причине – чтобы ситуация не стала «одноразовой» и приняла постоянный характер. «Замолчать» заслуги князя-герцога-принца будет тяжело, а заодно и сама проблема будет на виду. Ну и – хвастаться, выпячивая свои заслуги, в эту эпоху было не то чтобы нормально – скорее даже положено. Излишняя скромность считалась явлением странным.
Нужно сказать, что самыми ярыми адептами армейской медицины стали Павел и Румянцев. Впрочем, Суворов тоже относился к проблеме с должным уважением, но – пока он был всего лишь генерал-майором, пусть и многообещающим. А Наследник и Румянцев привыкли видеть дальше уровня рота-батальон-полк и прекрасно понимали, что значат дополнительные (и весьма солидные!) проценты выживших в масштабах армии и страны.
Несколько отрядов всё же собрали, но не столько для преследования, сколько для захвата кое-каких ключевых поселений и городков. Самые крупные возглавили Суворов и Потёмкин, принявшись «собирать» города и городки, выбивая гарнизоны. Основными требованиями были даже не территориальные приобретения – ибо на ближайшие годы эта перспектива выглядит весьма туманно, а трофеи.
К примеру, Российской империи люто не хватало меди. Звучит странно, но… чугунные пушки русской армии пусть и стимулировали развитие металлургии, пусть они были дешевле… Но зато и хуже. Не все и не всегда, но некоторые варианты артиллерии требовали меди, бронзы или латуни.
Месторождения? Есть, а как же, вот только их пока не открыли – серьёзных. Ну а точных адресов попаданец просто не знал. Это как с золотом – вроде бы всем известно, что на Колыме его до хренища, но до этой самой Колымы требовалось ещё добраться и доставить рабочих. И снова проблема – это очень большая территория и даже для первичной разведки требуются люди, средства, ресурсы…
Если же ты никогда не интересовался проблемой, то вспомнить что-то помимо той самой «Колымы» и «Курской магнитной аномалии» без помощи интернета будет затруднительно. Ну а в районе Курска, оказывается, разработки и так велись, причём достаточно давно. И уголь-руда в Запорожье тоже были известны, так что выступить прогрессором в данном случае не получилось. А ведь хотелось… В первые годы попаданства Игорь представлял себе чеканные строчки в будущих учебниках:
«Развитие промышленности сделало семимильные шаги благодаря прозорливости герцога Померанского, открывшего нам…». Дальше следовали месторождения или инженерные открытия. Увы, действительность оказалась несколько иной, и сейчас свои подростковые фантазии он вспоминал с улыбкой – возможно, потому, что место в учебниках уже зарезервировал.
Победа победой, но настоящая работа у Рюгена началась только сейчас – собрать всё захваченное и поделить по значимости… Между прочим, не так-то просто – требовалось развезти некогда вражеские пушки по крепостям (из более-менее современных) и на переплавку, разделить коней, идущих на государственные конезаводы, а также «выкупные» для офицеров, тягловые для обозов и бракованные – для крестьян и на мясо. Огнестрельное и холодное оружие, одежда, повозки…
Учесть требовалось ой как много, и Игорь привлекал к работе цесаревича – не только обучая, но и вбивая в подкорку мысль, что война – прежде всего «учёт и контроль», а не подвиги и «поскакушки» на лихом коне.
– Охохонюшки, – тяжко вздохнул Павел, выходя из квартирмейстерского шатра. Проморгался воспалёнными глазами – за трое суток, прошедших после битвы, спал он часов шесть.
А куда деваться? Захваченное добро не на складах лежит, а чуть ли не в поле – и чем больше пройдёт времени, тем больше оно может повредиться. Бесхозяйственность… А между прочим, старшим офицерам вполне официально полагается солидная доля – за участие в непосредственной битве, за чин да за должность… Наставнику и ему лично набегала вполне приличная сумма – даже по меркам далеко не бедных придворных. Тем более что Миних отказался от доли главнокомандующего за разгром «обозного» войска, а ведь эта доля – весьма весомая.
– Заканчиваем, – утешил подошедший Грифич, – мелочи подобрать осталось – и всё.
– Угу, – безразлично сказал царевич и оживился внезапно: – А что Потёмкин-то не участвует?
– Отпросился. Он и так в моё отсутствие лямку тянул, да потом – гвардейцами командовал, да в штабе помогал, да… В общем, пусть проветрится, сходит в турецкие тылы.
– А…
– А ты поменьше в канцелярии был припахан, да и учиться тебе надо. Скажешь, не полезная наука?
– Да полезная, – тяжко вздохнул подросток, – только она из тех, что хочется отложить «на потом».
Посмеялись и пошли обратно в шатёр – дела не ждут.
Дел был столько, что даже привычные упражнения с клинком сократили до минимума – так, растяжка и кое-какие физические упражнения, да «Большой Салют» в качестве разминки. Впрочем, физических нагрузок хватало – качество (и само наличие) трофеев приходилось проверять – бывали прецеденты. Так что вынужденные прогулки по лагерю занимали существенную часть времени и, к сожалению, передоверить их подчинённым не всегда было возможно.
– Это кто? – вяло спросил Павел, со слабым проблеском интереса глядя на рассаженных по кольям людей. Были они сейчас в Запорожской части войска, а у тех сохранялись пока остатки экстерриториальности и самоуправления – вплоть до возможности в некоторых случаях выносить смертные приговоры.
– Униаты, – раздувая пышные усы, гневно сказал немолодой казак.
– Ааа…
Говорить и правда было не о чем – ненависть казаков к униатам была давней и общеизвестной.
Причём нельзя сказать, что неоправданной… Предательство «Веры Православной» было вторичным – к перешедшим в католичество или протестантскую веру относились не в пример мягче. Просто именно униаты откровенно становились против русских и православия во всех конфликтах, сохраняя при этом какие-то формальные образы «русскости» и «православности», что вызывало особую ярость.
Эти самые «образы» не мешали им вести самую активную борьбу против русских и православных, пользуясь поддержкой польских властей. Сами поляки при этом оставались как бы в стороне, не слишком пачкаясь. Ну а униаты получали имущество церковных приходов, имущество защитников православия.
В общем, народ у униатов собирался в большинстве своём откровенно подлый, жадный и готовый на многое ради прибыли – пусть даже на крови. Ну и… Это дало свои плоды, и те же казаки могли оставить в живых еврея (не ростовщика!), но никогда – униата. Какие-то исключения могли делаться ради молодых привлекательных женщин или детей – остальных убивали, и, если быстро, это считалось везением…
Российские власти к униатам относились значительно мягче, но в их разборки с казаками вмешивались редко – практически за каждым униатом, покопавшись, можно было найти какие-то преступления, каравшиеся законом очень тяжко. Преступления против Веры, участие в ограблении (те самые захваты имущества православных) и т. д.
– И что это такое?
Представители запорожцев стали юлить – утаивание части ценностей замечалось за ними не в первый раз. Если между собой они вели дела более-менее честно, то вот с остальными – хрена.
– Личные трофеи, захваченные в поединках, – быстро ответил сопровождающий.
– Сашко, – не гневите меня, – выдохнул откровенно разозлённый цесаревич, – сабля, конь, пистолеты, одёжа… Но шатры, невольницы и пушки?! Не обнаглели ли вы? Это, между прочим, краденое – я лично клинком около того шатра рубился…
Шипение Наследника сильно напугалл казаков, да и взгляд Грифича… Ну и в самом деле – склонность тащить всё подряд была за ними известна, но не у своих же! Или их не считают своими?
Вообще, чем дальше, тем больше Померанский понимал стремление русских правителей ограничить права Запорожского казачества – очень уж это… квазигосударство напоминало какую-то пиратскую республику из скверных исторических боевиков. Постоянные разборки, выборы и перевыборы, делёж власти прямо на поле боя… Увы, но времена расцвета давно прошли и, несмотря на прекрасные боевые качества отдельных казаков, сама Сечь откровенно прогнила.
Беда в том, что находилась она на российской территории и все эти «гулянки молодецкие» частенько заканчивались тем, что отдельные представители Войска обеспечивали себе безбедную жизнь людоловством или грабежом. Ну а некоторые напротив – только числились казаками и давно уже по факту были батраками – причём потомственными.
Пиры в честь победы шли постоянно, но так – дежурно. Это только звучит красиво – «фельдмаршал дал торжественный обед в честь…», а на деле – обычный ужин из турецких припасов – тех, что быстро портятся… Войско султана было много больше русского, да и количество знатных пашей было крайне многочисленным, а соответственно – большое количество всевозможной пахлавы и других продуктов, что не выдерживают длительного хранения. Ну и солдатам досталось – «правоверные» тащили с собой очень много вина, в основном молодого.
Лагерь стоял на месте – раненым требовался покой. Разумеется, какая-то часть войска была активной, но – весьма небольшая, ранения получили почти все, и пусть в большинстве своём неопасные для жизни, но заниматься чем-то серьёзным было в тягость. Вот и отъедались-отпивались, делили трофеи и главное – лечились.
Атмосфера была очень праздничной – победа, добыча, остались в живых… И когда от императора прибыл гонец, поздравляющий Миниха званием генералиссимуса и награждающий орденом Святого Георгия первой степени, ликование достигло высшей точки.
Награды получили и другие герои – Потёмкин получил Георгия сразу третьей степени, Пугачёв и Павел – четвёртой, Рюген – Святого Владимира первой степени, получили ордена и некоторые другие офицеры, но в целом – довольно скупо.
В письме был и приказ новоявленному генералиссимусу оставить войска и прибыть в Петербург на празднование, оставив армию на Грифича.
Не вышло – Старик умер во сне следующей ночью.
