Теперь перенесемся мысленно за шестьдесят лье от Парижа, и тогда мы окажемся в Кале в конце ноября 1557 года.

Не прошло и двадцати пяти дней с отъезда виконта д’Эксмеса, как гонец его уже появился у стен английской крепости. Он потребовал, чтоб его провели к губернатору, лорду Уэнтуорсу, для вручения ему выкупа за бывшего пленника. Он был неловок и крайне бестолков, этот гонец: как ни указывали ему дорогу, он двадцать раз проходил мимо ворот и, по своей глупости, тыкался во все замаскированные двери. Это было сущим наказанием – дурачина успел обойти чуть ли не все наружные укрепления у главного входа в крепость.

Наконец после бесчисленных указаний он все-таки отыскал нужную дорогу. В те далекие времена магическая сила слов: «Я несу десять тысяч экю для губернатора» – была такова, что суровые формальности выполнялись мгновенно. Его для виду обыскали, затем доложили о нем лорду Уэнтуорсу, и вот носитель столь уважаемой суммы был беспрепятственно пропущен в Кале.

Посланец Габриэля еще долго блуждал по улицам Кале, прежде чем отыскал дворец губернатора. Итак, потратив больше часа на десятиминутную дорогу, он наконец вошел во дворец и сразу был принят губернатором. В тот день Уэнтуорс пребывал в тяжкой меланхолии. Когда посланец объяснил цель своего прихода и тут же положил на стол тугой мешок с золотом, англичанин спросил:

– Виконт д’Эксмес ничего не велел мне передать, кроме этих денег?

Пьер (таково было имя посланца) поглядел на лорда с тупым изумлением, которое не делало чести его врожденным способностям.

– У меня, сударь, – сказал он, – нет другого дела, как только передать вам выкуп. Хозяин больше ничего мне не приказывал, и я даже не понимаю…

– Ну хорошо, хорошо! – перебил его лорд Уэнтуорс. – Просто виконт д’Эксмес стал там более рассудителен, с чем я его и поздравляю. Воздух французского двора отшиб ему память.

И тихо добавил, будто про себя:

– Забвение – это половина счастья!

– А вы, милорд, со своей стороны не прикажете мне передать что-либо моему хозяину? – спросил посланец, с глуповатым безразличием внимая меланхоличным вздохам англичанина.

– Коли он промолчал, то и мне нечего ему сказать, – сухо ответил лорд Уэнтуорс. – Однако напомните ему, что до первого января я готов к его услугам как дворянин и как губернатор Кале. Он поймет.

– До первого января? – переспросил Пьер. – Так ему и сказать, милорд?

– Да, именно так. Вот вам, любезный, расписка в получении денег, а также возмещение за беспокойство при такой долгой дороге. Берите же, берите!

Пьер вроде бы заколебался, но потом принял кошелек из рук лорда Уэнтуорса.

– Спасибо, милорд, – сказал он. – Не разрешите ли вы мне обратиться к вам с просьбой?

– С какой именно?

– Помимо того долга, который я вручил вашей милости, виконт д’Эксмес еще задолжал одному из здешних жителей… Как его зовут-то?.. Да, Пьеру Пекуа, у которого он был постояльцем.

– И что же?

– А то, милорд, что мне бы надо заявиться к этому Пьеру Пекуа и вернуть ему то, что причитается!

– Не возражаю, – сказал губернатор. – Вам покажут, где он живет. Вы устали с дороги, но, к сожалению, я не могу вам позволить остаться здесь на несколько дней, ибо здешним уставом запрещено пребывание иностранцев, а французов в особенности. Итак, прощайте, любезный, добрый путь.

– Прощайте, милорд, покорнейше вас благодарю.

И, покинув дворец губернатора, посланец опять принялся плутать по городу в поисках улицы Мартруа, где жил, если читатель помнит, оружейник Пьер Пекуа. Наконец, найдя нужный ему дом, он вошел в него и увидел самого хозяина. Оружейник, мрачный, как туча, сначала его принял за заказчика и отнесся к нему с полным безразличием. Однако, когда новоприбывший сказал, что он послан виконтом д’Эксмесом, лицо горожанина сразу просветлело.

– От виконта д’Эксмеса! – воскликнул он.

И, повернувшись к подмастерью, который уже навострил уши, бросил ему:

– Кантен, мигом слетай к братцу Жану, скажи, что прибыл человек от виконта д’Эксмеса.

Раздосадованный подмастерье побежал выполнять поручение.

– Говорите же, дружище! – заторопился Пьер Пекуа. – О, мы знали, что господин виконт никогда нас не забудет! Говорите поскорей! Что он вам велел передать?

– Большой привет и сердечную благодарность, затем вот этот кошелек, а также слова: «Помните пятое число».

– И это все? – недоверчиво спросил Пьер Пекуа.

– Все, хозяин.

– Мы здесь живем втроем: я, мой двоюродный брат Жан и сестра Бабетта, – не унимался оружейник. – У вас было поручение ко мне. Пусть так. Но неужели у вас нет ничего ни для Бабетты, ни для Жана?

В эту минуту вошел Жан Пекуа.

– Я имел дело только к вам, метр Пьер Пекуа, и, кроме этого, сказать мне нечего.

– Вот как? Видишь, брат, – заявил Пьер, обращаясь к Жану, – видишь, господин виконт д’Эксмес нас благодарит, изволит нам полностью вернуть деньги и велит нам передать: «Помните!» Вот и все…

– Погоди, Пьер! – перебил его Жан Пекуа, будто о чем-то догадываясь. – Скажите, дружище, если вы действительно состоите при виконте д’Эксмесе, вы должны знать среди его челяди некоего Мартена-Герра?

– Мартен-Герра?.. Ах да, конечно, Мартен-Герра… ведь он его оруженосец.

– Он все время при виконте?

– Все время.

– И он знал, что вы направляетесь в Кале?

– Конечно, знал… Когда я покидал особняк виконта, он меня, помнится, провожал…

– И он никому и ничего не велел передать?

– Да нет же, говорю вам.

– А может быть, Мартен велел что-нибудь сказать по секрету? Если так, то всякая осторожность теперь излишня. Мы уже знаем все… Вы можете говорить в нашем присутствии. Больше того, мы можем удалиться, а особа, которую Мартен-Герр, безусловно, имел в виду, здесь налицо и сама с вами поговорит.

– Клянусь честью, – тянул свое посланец, – я ни слова не понимаю из всего, что вы говорите.

– Довольно, Жан! – с негодованием вскричал Пьер Пекуа. – Не понимаю, Жан, какая радость бередить рану, которую нам нанесли!..

Жан молча поник головой.

– Угодно ли вам пересчитать деньги? – спросил озадаченный посланец.

– Не стоит труда, – угрюмо отозвался Жан. – Возьми, вот это тебе, дружище, а я пойду распоряжусь, чтоб тебя накормили.

– Спасибо за деньги, – покраснел посланец. – Ну, а есть мне совсем не хочется, я ведь уже перекусил в Ньеллэ. Я должен немедленно уезжать. Ваш губернатор запретил мне задерживаться в городе.

– Мы тебя не задерживаем, дружище, – промолвил Жан Пекуа. – Прощай и передай только Мартену… Или, впрочем, ничего не передавай. Скажи лишь господину виконту, что мы его благодарим и помним все насчет пятого.

– Послушай, – добавил Пьер Пекуа, выходя из глубокого раздумья. – Скажи своему господину, что мы согласны терпеливо ждать его целый месяц. Но если этот год кончится, а мы от него никаких вестей не получим, – значит, у сердца его нет памяти… Потому что настоящий дворянин должен помнить не только про одолженные деньги, но и про сокровенные тайны, которые ему доверены. На том и прощай, дружище.

– Господь вас храни, – сказал посланец виконта д’Эксмеса. – Все ваши вопросы и все пожелания я точно передам своему господину.

Жан Пекуа проводил его до ворот, Пьер остался дома.

Бестолковый гонец, потолкавшись по переулкам и исходивши вдоль и поперек этот путаный город Кале, очутился наконец у главных ворот и предъявил свой пропуск. Его снова обыскали и только тогда выпустили в чистое поле.

Он тотчас же двинулся в путь и, лишь пройдя целое лье от города, остановился.

Теперь можно было и отдохнуть. Он присел на придорожный бугорок и задумался. Довольная улыбка скользнула по его губам.

«Не знаю, чем объяснить, – сказал он про себя, – но в этом городе все какие-то удивительно мрачные и печальные. Уэнтуорс чего-то не поделил с д’Эксмесом, а братья Пекуа имеют какие-то счеты с Мартен-Герром. Э! Мне-то что до их счетов?.. Лично я получил все, что хотел. Правда, у меня нет ни клочка бумаги, но зато я помню до тонкостей все расположение города».

И перед его мысленным взором тут же предстали все улицы, валы и сторожевые посты, которые он вроде бы невзначай повидал.

«Очень хорошо! Все четко и ясно, – подумал он. – Герцог де Гиз будет доволен. А через шесть недель, если бог и обстоятельства будут за нас, мы будем хозяевами в Кале».

Чтобы наши читатели не утруждали себя загадками, откроем им: звали этого человека маршал Пьетро Строцци, он был одним из знаменитейших и талантливейших военных инженеров своего времени.

Немного отдохнув, Пьетро Строцци снова зашагал по дороге, чтобы поскорее добраться до Парижа. Все его мысли вертелись вокруг Кале и лишь мимоходом затрагивали тех, кто там жил.