На следующее утро, часов в десять, в Версаль въехала карета с гербами де Бретейля.

Де Бретейль, соперник и личный враг де Роана, с давних пор подстерегал любую возможность, когда он мог бы нанести своему врагу смертельный удар.

Час тому назад де Бретейль попросил у его величества аудиенцию и пришел к королю — тот собирался идти к мессе.

— Прекрасная погода, — в самом радужном расположении духа заговорил Людовик XVI, как только дипломат вошел к нему в кабинет, — именно такая, какая бывает на Успение. Посмотрите — на небе ни облачка!

— Я в отчаянии, государь, что приношу с собой облако, грозящее вашему покою, — сказал министр. — Вот о чем идет речь. Ваше величество! Вы слышали разговоры о брильянтовом ожерелье?

— Том самом, от которого отказалась королева?

— Так вот, государь, — продолжал барон де Бретейль, не раскаиваясь в том, что сейчас причинит зло, — ожерелье украдено.

— Послушайте, господин де Бретейль, — с улыбкой сказал король, — я полагаю, что никто не утверждает, будто брильянтовое ожерелье украла королева!

— Государь, — живо возразил де Бретейль. — Говорят, будто у ювелиров есть расписка ее величества, свидетельствующая о том, что королева оставила ожерелье за собой.

Король побледнел.

— Говорят! — повторил он. — Чего только не говорят! Я ничего не могу понять! Королева могла бы купить это ожерелье втайне, и я ни в коем случае не стал бы порицать ее за это. Королева — женщина, ожерелье — редкостное, великолепное произведение ювелирного искусства. Единственную ошибку допустила бы она, если бы не сказала о своем желании мне. Но королю не подобает заниматься этой историей: она касается мужа. Муж побранит жену, если захочет или же если сможет, но я ни за кем не признаю права вмешиваться в наши отношения, хотя бы и со ссылкой на злые языки.

Барон склонился перед благородной и пылкой речью короля. Но Людовик XVI был твердым лишь на словах. Спустя мгновение он снова стал нерешительным и беспокойным.

— И потом: что вы говорите о краже?.. — спросил он. — Ведь, если не ошибаюсь, вы сказали: «кража»?.. Если состоялась кража, значит, ожерелье не могло быть в руках королевы. Будем логичны!

— Ваше величество, — сказал барон. — От вашего гнева я оцепенел и не докончил… Так вот, два месяца назад королева попросила через господина де Калона пятьсот тысяч ливров, а вы, ваше величество, отказались утвердить эту статью расхода.

— Это правда.

— Государь! Говорят, что королева обратилась за деньгами к одному человеку.

— Продолжайте, пожалуйста, и сейчас же назовите мне заимодавца!

— Господин де Роан, государь.

— Господин де Роан! — пробормотал король. — Но правдоподобно ли это?.. Ведь кардинал не обращает внимания на то, что говорят?..

— Ваше величество! Вы можете убедиться, что де Роан вел переговоры с ювелирами Бемером и Босанжем.

— Какой ужас! Какой ужас! — повторял король. — Но так-то оно так, а кражи тут я еще не вижу!

— Государь! Ювелиры говорят, что у них есть расписка королевы, значит, у королевы должно быть ожерелье.

— Ах, вот как! — ободрившись, вскричал король. — А она это отрицает!

— Ах, государь! Да разве я хоть когда-нибудь дал вашему величеству повод думать, будто я не знаю, что королева невиновна? Неужели я так несчастен, что вы, ваше величество, не замечаете любви и уважения, какие я питаю к самой честной из женщин?

— Значит, вы обвиняете только господина де Роана…

— Государь! По всей видимости…

— Это серьезное обвинение, барон!

— Которое, быть может, приведет к расследованию, государь, а расследование необходимо. Подумайте, государь: королева утверждает, что у нее нет ожерелья, ювелиры утверждают, будто они продали его королеве, ожерелье не обнаружено, слово «кража» произносят в народе вместе с именем де Роана и со священным именем королевы!

— Это верно, это верно, — произнес потрясенный король. — Вы правы, Бретейль: все это необходимо разъяснить.

— Совершенно необходимо, государь!

— Боже мой! Кто это идет там, внизу, по галерее? Это, наверно, господин де Роан направляется в капеллу?

— Нет, государь, господин де Роан не может направляться в капеллу. Еще нет одиннадцати, и к тому же господин де Роан, который сегодня совершает богослужение, должен надеть епископское облачение. Это не он.

— Что же делать? Поговорить с ним? Позвать его сюда?

— Нет, государь. Разрешите мне дать совет вашему величеству: не предавайте дело огласке до тех пор, пока не переговорите с ее величеством королевой.

— Верно, — согласился король, — она скажет мне правду!

Король Сел и еще раз взглянул в окно.

— А вот это действительно кардинал. Посмотрите! — сказал он.

Бретейль встал, подошел к окну и сквозь занавеску увидал де Роана — тот в праздничном облачении кардинала и архиепископа направлялся к апартаментам, которые отводились ему всякий раз, как он приезжал совершать в Версале торжественное богослужение.

— Вот он! Наконец-то появился! — поднявшись, сказал король.

— Тем лучше, — заметил де Бретейль, — объяснение не будет отложено ни на один день.

И тут он принялся поучать короля с усердием человека, который хочет погубить другого.

Адское искусство соединило в его портфеле все, в чем можно было упрекнуть кардинала. Король прекрасно видел, как одно за другим накапливаются доказательства виновности де Роана, но он был в отчаянии, что не видит доказательств невиновности королевы.

Он с трудом выдерживал эту пытку в течение четверти часа, как вдруг в соседней галерее послышались крики.

Король насторожился, Бретейль прервал чтение.

Дверь кабинета царапал ногтем офицер.

— В чем дело? — спросил король, нервы которого разыгрались после разоблачения, сделанного де Бретейлем. Появился офицер.

— Государь! Ее величество королева просит ваше величество соблаговолить пройти к ней.

— Это что-то новое, — побледнев, сказал король.

— Возможно, — отозвался Бретейль.

— Я пройду к королеве! — воскликнул король. — Подождите нас здесь, господин де Бретейль!

— Отлично, мы приближаемся к развязке, — прошептал министр юстиции.