Графиня де ла Мотт вывела прелата из задумчивости.

— Куда отвезет меня этот экипаж? — спросила она.

— Графиня, не бойтесь! — воскликнул кардинал. — Вы уехали из вашего дома, следовательно, туда карета вас и доставит.

Карета остановилась перед домиком, вокруг которого теснилось множество деревьев.

Жанна легко выпрыгнула из экипажа.

— До свидания, ваше высокопреосвященство! В свой новый дом Жанна вошла одна. Она отпустила всех слуг, задвинула засов и с торжествующим видом произнесла:

— Одна! Я здесь одна у себя дома!

Она вставила в тройной подсвечник свечи, горевшие в вестибюле, и заперла на засов массивную дверь передней.

И тут началась немая и оригинальная сцена, которая живо заинтересовала бы одного из тех ночных зрителей, которых поэтический вымысел заставляет парить над городами и дворцами.

Жанна обошла свои владения. Она восхищалась каждой комнатой, всем этим домом, где малейшая подробность приобретала в ее глазах ценность с тех пор, как жадность собственницы сменила любопытство случайной прохожей.

И вот, после всех этих экскурсий, когда свечи сгорели уже на три четверти, изнемогавшая, тяжело дышавшая Жанна вошла в спальню, затянутую голубым атласом, расшитым большими, сплошь фантастическими цветами.

Она все видела, все подсчитала, все обласкала глазами и пальцами; ей оставалось восхищаться только самой собой.

Жанна увидела себя в трюмо, находившемся позади Эндимиона . Ее платье соскользнуло с плеч на ковер. Тончайший батист, увлекаемый более тяжелым атласом, до половины обнажил ее белые, округлые руки.

Два черных глава, томных от наслаждения, блестевших от желания, — два глаза Жанны поразили Жанну в самое сердце; она нашла, что она красива, она почувствовала себя юной и пылкой.