Вот что там происходило.

Сначала Босир был удивлен, увидев, что дверь заперта на засов.

Затем он удивился, что так громко кричит мадмуазель Олива.

Наконец он удивился, войдя в комнату и не обнаружив в ней своего свирепого противника.

Обыск, угрозы, призыв. Раз человек прячется, значит, он боится, а если он боится, значит, торжествует Босир.

Олива заставила его прекратить поиски и отвечать на ее вопросы.

Босир, с которым обошлись грубовато, возвысил голос.

Олива, знавшая, что, коль скоро состав преступления исчез, она уже ни в чем не виновна, кричала так громко, что Босир, дабы заставить ее умолкнуть, закрыл или, вернее, хотел закрыть ей рот рукой.

Но он просчитался: вполне убедительный и примирительный жест Босира Олива истолковала иначе. Быстрой руке, приближавшейся к ее лицу, она подставила руку, столь же ловкую, столь же легкую, какой только что была шпага незнакомца.

Она ударила Босира по щеке.

Босир сделал боковой выпад правой рукой и ответил ударом, который отразил обе руки Оливы и заставил покраснеть ее левую щеку.

— Ты злая тварь, — сказал он, — ты меня разоряешь.

— Это ты меня разоряешь, — возразила Олива.

— Тебе не хватало только брать любовников, — заявил он.

— А как ты назовешь всех этих жалких людишек, которые сидят рядом с тобой в игорных домах, где ты проводишь дни и ночи?

— Я играю, чтобы жить.

— Ив том отлично преуспеваешь: мы умираем с голоду. Блестящее предприятие, клянусь честью!

— А тебе с твоим предприятием придется плакать, когда тебе порвут платье, потому что у тебя нет денег, чтобы купить новое. Выгодное предприятие, черт подери!

— Получше твоего! — в бешенстве закричала Олива. — И вот доказательство!

Она вынула из кармана пригоршню золотых и швырнула их через всю комнату.

Когда Босир услышал, как этот металлический дождь зазвенел по дереву мебели и по плитам пола, у него началось головокружение; можно было подумать, что это от угрызений совести.

— Луидоры! Двойные луидоры! — воскликнул сраженный наповал Босир.

Олива протянула к нему руку с новой пригоршней металла. Она бросила его в лицо ослепленного им Босира.

— Ого! — снова заговорил он. — Да она богачка, наша Олива!

— Теперь, — продолжал пройдоха, — ты предоставишь мне щеголять в выцветших чулках, в порыжевшей шляпе с дырявой, рваной подкладкой, а сама будешь держать свои луидоры в шкатулке. Откуда взялись эти луидоры? От продажи моего тряпья, которую я совершил, связав мою печальную судьбу с твоей судьбой.

— Мошенник! — еле слышно произнесла Олива. Она вынула из кармана оставшееся золото — приблизительно луидоров сорок — и стала подбрасывать их на ладонях.

Босир едва не сошел с ума.

— Сейчас ты выйдешь на улицу, — заявила Олива.

— Приказывай! — отвечал он. — Приказывай!

— Ты сбегаешь в Капюсен-Мажик на улицу Сены; там продаются домино для бала-маскарада.

— И что же?

— Ты купишь мне костюм, маску и такого же цвета чулки. Себе купишь черный, мне — белый атласный.

— Повинуюсь.