Прежде всего мне хотелось бы сказать несколько слов о самом термине «готика» применительно к искусству Франции — термине, наложившем заметный отпечаток практически на все произведения эпохи Средневековья, влияние которого простирается на обширную эпоху — с XII по XV в.

Некоторые, впадая в заблуждение, утверждают, что это слово происходит от слова готы, обозначающего один из древнегерманских народов. Другие полагают, что это слово, по определению заключающее в себе нечто варварское, было переосмыслено и стало употребляться в отношении стиля в искусстве, оригинальность и крайняя непривычность которого выглядели откровенно шокирующими для людей XVII и XVIII вв. Таково мнение представителей классической школы, проникнутых декадентскими принципами эпохи Ренессанса. Но истинное его значение, сохраненное в языке простых людей, запечатлено в выражении готическое искусство, несмотря на все усилия Академии заменить его понятием стрельчатый стиль. Причины подобного стремления достаточно туманны, что дает пищу для размышления лингвистам, которые всегда пытаются отыскать производные от слов. Что уж говорить о том, что лишь немногие компиляторы-составители словарей приводят правильное значение этого термина. Дело в том, что объяснение происхождения этого слова следует искать в каббалистических источниках, а не в буквальном значении его корня.

Некоторые вдумчивые и не столь поверхностные авторы, обратившие внимание на явное сходство между словами готика (gothique) и гоэтика (goetique), предположили, что между готическим и гоэтическим (т. е. магическим) искусством существует тесная связь.

На мой взгляд, формула готическое искусство (art gothique, ар готик) — это просто испорченное арготик (жаргонный), звучащее точно так же. Это подтверждается законами фонетики, на которых основана традиционная каббала в любом языке, и не обращается никакого внимания на произношение. Таким образом, собор — это ар гот (готическое искусство) или арго, т. е. жаргон, сленг. Более того, словари определяют арго (argot) «как особый язык, употребляемый теми, кто хочет выразить свои мысли так, чтобы посторонние не могли понять его». Это — так называемая разговорная каббала. Арготье (лица, знающие этот жаргонный язык) могут считаться герметическими наследниками аргонавтов, отправившихся в плавание на корабле «Арго». Во время своего знаменитого плавания к берегам Колхиды в поисках Золотого Руна они общались друг с другом на langue argotique — нашем langue vert (т. е. «зеленом языке», или сленге). Люди до сих пор отзываются об интеллигентном, но застенчивом и скромном человеке: «он знает все на свете и понимает даже жаргон». Все посвященные всегда изъяснялись на арго, или жаргоне: и придворные Двора Чудес, во главе которых стоял поэт Франсуа Вийон, и франкмасоны Средних веков, «члены ложи Бога», создавшие подлинные шедевры ар готик’а (готического искусства), которые вызывают восхищение и в наши дни. Что же касается аргонавтов, то эти искусные мореплаватели (навты) знали и пути, ведущие в Сады Гесперид…

В наши дни на жаргонах обычно общаются люди из низов общества: бедняки, бездомные, преступники, бунтари, призывающие к свободе и равенству, криминальные элементы и бродяги. Сегодня жаргон — это испорченный, грязный диалект, отвергаемый светским обществом, людьми благородными (у которых на самом деле почти не осталось благородства), сытым и самодовольным средним классом, купающимся в роскоши и упивающимся собственным преуспеянием. Жаргон остается языком разного рода меньшинств, живущих за рамками законов, этикета и общепризнанных норм поведения. Сказать voyous (уличные арабы) — это все равно что сказать voyants (пророки, ясновидящие) или даже более определенно и резко: дети солнца. Готическое искусство — это, по сути, art got, то есть искусство света или духа.

Некоторые думают, что подобные вещи — не более чем словесная игра. Но куда более важно, что подобные игры способны привести нашу веру к большей ясности, позитивным и научно доказуемым истинам, которые являют собой ключ к религиозной тайне, мистерии, не позволяя нам вслепую бродить в причудливых грезах нашего воображения. Главное здесь заключается в том, что в подобных построениях не бывает ни совпадений, ни произвольной игры случая. Все предусмотрено, взвешено и обдумано заранее; и не наше дело изменять по собственной прихоти непостижимый Промысл Божий. Если обычный смысл слова не содержит никаких ключей и подсказок, способных приблизить нас к Творцу, эти слова следует признать бесполезными. Изреченное слово, дающее человеку неоспоримое превосходство над всеми прочими творениями и объясняющее его власть над ними, быстро утрачивает благородство, величие и красоту. Оно превращается в бесполезную игрушку суеты. Между тем язык, этот инструмент и орудие Духа, живет своей собственной жизнью даже несмотря на то, что он — всего лишь отражение универсальных идей. Мы ничего не изобретаем и ничего не создаем. Все уже есть, уже существует — хотя бы в потенциале. Наш микрокосм — это всего лишь бесконечно малая, одушевленная, мыслящая и более или менее несовершенная частица макрокосма. Все то, что, как мы напрасно полагаем, открыто благодаря усилиям нашего разума, существует везде и во всем.

Вера дает нам лишь объяснение уже существующего порядка вещей. Абсолютную истину возвещает только Откровение. Мы часто проходим мимо странного феномена или явного чуда, не замечая их, словно слепые и глухие. А сколько неожиданных чудес мы могли бы увидеть, если бы владели искусством препарировать слова, рассекать их плоть и высвобождать дух — тот самый божественный свет, который пребывает внутри нас! Иисус говорил только притчами; так вправе ли мы отвергать истину, заключенную в притче?! В повседневной речи именно игра оттенками смысла, каламбуры и омонимы характеризуют людей духовных, интеллектуальных, которые с радостью готовы освободиться от тирании буквы и тем самым показать себя — с натяжкой, разумеется, — своего рода каббалистами.

Наконец, мне остается добавить, что арго (жаргон) — это одна из форм существования птичьего языка, прародителя и старейшины всех прочих языков, на котором говорят философы и дипломаты. Это тот самый язык, который Иисус открыл апостолам, посылая им Духа Святого. Это тот самый язык, который учит тайнам вещей и открывает самые сокровенные истины. Древние инки называли его придворным языком, потому что им пользовались дипломаты. Для них он служил ключом к двойному знанию — сакральному и профанному. В эпоху Средневековья это знание называли La Gaya Scienza (Веселая наука) и Dive-Bouteille (Язык богов). По преданию, люди говорили на этом языке еще до начала строительства Вавилонской башни, но во время него священный язык был искажен до неузнаваемости и забыт большей частью человечества. В наши дни, помимо специальных жаргонов, мы слышим его отзвуки в некоторых диалектах, таких, как пикардийский, провансальский и др., а также в языке цыган.

Мифология повествует нам о том, что знаменитый пророк и прорицатель Тиресий обладал совершенным знанием «языка птиц», тайны которого открыла ему Минерва, богиня Мудрости. Эту мудрость он разделил с Фалесом Милетским, Мелампом и Аполлонием Тианским — легендарными персонажами, имена которых, в рамках рассматриваемой нами дисциплины, достаточно красноречивы и говорят сами за себя, а потому мне нет смысла анализировать их.