Имена Шебтиу
1. Далекий (ва).
2. Великий (аа).
3. Мореплаватель (най).
4. Священная Глава (джесер теп).
5. Змей-Творец Земли (кема са та).
6. Владыка Двух Сердец (неб хати).
7. Владыка Жизни и Божественная Мощь (небанкх вас).
8. Мощногрудый Владыка, творящий избиения: Дух, живущий на крови (неб секхем хаут ири аджи ба анкх эм сенеф).
________________________________________________________________________
Обитель Блаженных
На Блаженном Острове Шебтиу возвели «Великий первозданный холм», известный также под названием «Курган Сияющего». Вокруг этого огромного первозданного холма они соорудили множество гробниц-тумули, получивших название «Первые среди курганов». Можно предположить, что позднее там появились и другие тумули.
Почему я считаю, что эти первозданные холмы и курганы были делом рук Богов-Зодчих, а не песчаными наносами, поднявшимися над водами древнего океана (обычная интерпретация, к которой египтологи любят сводить креационистские мифы)? Дело в том, что поскольку мы уже упоминали о священной книге, созданной этими Богами-Зодчими и называемой «Наставления о [священных] курганах первых времен». Если в древности существовали планы и наставления, предписывающие, как подобает возводить такие курганы, из этого следует, что рассматриваемые объекты были именно рукотворными курганами, а не естественными природными образованиями. Почему я называю их тумули — другими словами, погребальными курганами? Да потому, что вся зона древнейших холмов носила название «Обитель Духов» — то есть относилась к миру усопших. Это еще более подчеркивалось тем фактом, что по соседству располагался «Подземный мир души». Блаженный Остров, таким образом, был не только местонахождением Первого храма Гора (не путать с храмом Энки в Эриду!), но и священным местом погребения умерших богов, поблизости от которого находятся врата, ведущие в подземное царство. А знаменитый Курган Сияющего был местом погребения бога солнца: вот почему Блаженный Остров именовался также «остров Ра».
Итак получается, что египетские боги были погребены на священном острове в огромных курганах-тумули — совсем как шумерская знать, преданная земле на священном острове Бахрейн?
«Из этого следует, что конкретный образ первотворцов, как верили египтяне, пребывал в земле, на священном острове, созданном ими в первую очередь. Из других источников мы уже знаем, что египтяне верили в божественный статус физического облика первотворцов и что их телесные оболочки почиют вечным сном в иаут эн тау — Священных курганах земли».
Более того, в самом сердце этого некрополя бога находилась усыпальница самого бога солнца.
«… с островом творения было тесно связано место, имевшее несомненно погребальные функции, место, избранное в качестве места погребения умершего божества, душа которого улетала на небеса, а материальная оболочка оставалась в земле. Таким образом, его ка вечно пребывала в камышовых зарослях острова».
Итак, не был ли египетский Блаженный Остров тем же самым географическим объектом, который современные ученые отождествляют с островом Бахрейн? Как мы уже знаем, на этом островном некрополе, известном жителям Месопотамии как Дилмун, Обитель богов, возвышались огромные погребальные курганы, окруженные многими и многими тысячами более скромных холмиков. Быть может, древние египтяне в более поздние времена верили, что самые большие из этих курганов действительно являются усыпальницами их первобытных богов?
Пожалуй, здесь будет вполне уместно упомянуть о еще одном весьма любопытном связующем звене между цивилизацией фараонов и Персидским заливом. Бог неба Гор, игравший столь важную роль в египетской религии, оказывается, тоже был связан с Аравийским полуостровом. Слово Хар (Гар), или Херу (которое ученые переводят как «Далекий»), было именем, данным египтянами своему богу неба. Гор — это всего лишь греческая версия имени бога. Так вот, целый ряд ученых сходятся во мнении, что Херу практически идентично арабскому названию сокола, звучащему как хуру.
Хорошо известно, что образ сокола имеет важное значение в культуре жителей многих стран региона Персидского залива. Сокол и сегодня пользуется особым уважением у жителей Аравийского полуострова, и вряд ли можно сомневаться в том, что это уважение уходит своими корнями в глубокую древность. Традиционный образ сокола — величественная птица, возносящаяся в небеса, совсем как душа великого почившего бога из текстов храма в Эдфу. Теперь нам известно, что один из двух вождей Шебтиу носил имя Ва, что по-египетски означает «далекий».
Это, в свою очередь, ставит вопрос о том, с кем же мы можем отождествить «бога солнца», погребенного на священной земле Дилмун. Благодаря шумерскому эпосу о Потопе мы уже знаем, что Зиусудра избрал своей вечной обителью некое место, появляющееся на восходе солнца, в котором некоторые склонны видеть Дилмун. Второй элемент имени героя предания о Потопе — судра — означает «далекий». Любопытно, что второе раннее имя Ноя — Атрахасис — обычно сопровождалось эпитетом руку, который можно перевести с аккадского как «далекий».
*********************************************************************************************
ВЫВОД ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ
----------------
Древнемесопотамский герой предания о потопе, известный как Зиусудра или Атрахасис, в мифологическом отношении связан с египетским богом солнца по имени Хар (Г ор) — «Далекий».
*********************************************************************************************
Таким образом, здесь мы опять видим группу существ — целое семейство богов, — известных под общим названием Шебтиу которые давно считались мертвыми ко времени составления основных священных книг египтян. Шебтиу почитались великими строителями; им приписывалось основание древнейшего теменоса в Джеба. Храмы Джеба (именно храмы, ибо на священном дворе было найдено несколько жертвенников) были не просто плодом воображения. Древние египтяне верили, что эти храмы были реальными, материальными зданиями, возведенными в седой древности. В священных книгах даже указаны размеры этих сооружений, так что масштабы позднейших построек избирались в соответствии с замыслом их древнейших авторов.
«Эти храмы, хотя их сооружение и приписывалось непосредственно самим богам, по всей вероятности, являли собой вполне материальные объекты. Описания их настолько подробны и точны, что вполне резонно предположить, что эти тексты представляют собой попытку описания древнейших, давным-давно утраченных храмов… Есть все основания предполагать, что такие тексты отражают предание, уходящее корнями в седую древность».
Шебтиу были тесно связаны с Семью Мудрецами — египетский аналог семи апкаллу, или мудрецов, шумерских преданий. Действительно, прямо под текстом списка из Эдфу, где упоминаются Ва и Аа, а также шесть Шебтиу, расположена сцена, изображающая Тота и семь божеств с бараньими головами, которые, по мнению некоторых исследователей, и есть те самые Семь Мудрецов, упоминаемых в посвятительной закладной надписи. На голове царя-фараона, стоящего перед этими божествами — корона атеф с бараньими рогами и высокими перьями. Эти иконографические ассоциации с бараном вновь указывают на Атума, великого бога-творца и солнечное божество, предстающего в образе барана на закате на западном краю неба. Высокие плюмажи из перьев, являющиеся важнейшей особенностью корон древнейших богов на барельефах в храмах и усыпальницах Египта, воскрешают в памяти фигуры с огромными плюмажами, представленные на наскальных рисунках в Восточной пустыне.
Владыка земли
Наша реконструкция эпохи Первых Времен позволяет объяснить, почему Шебтиу собрались на Блаженном Острове. Причиной тому явилась массовая миграция.
Предки переселились на Остров Вторжения или Битвы, на котором был основан храм Эриду. Однако, основав здесь первый храм, потомки «Предков» были вытеснены с острова новыми интервентами. Именно с этого момента можно говорить о прибытии «конфедерации» Шебтиу на остров, который мы уверенно отождествляем с Бахрейном/Дилмуном в Нижнем море. Именно тогда, согласно трактовке текстов из Эдфу, предложенной Реймонд, Шебтиу, основав на Блаженном Острове новый храм Гора, оправились в дальние края, навстречу своей новой судьбе.
«По-видимому, Шебтиу прибыли на остров Ва и Аа, где, собрав свои отряды, образовали нечто вроде конфедерации. Когда же туда прибыл «отряд» поклонников Сокола, Шебтиу покинули остров морским путем. Вероятно, этот отряд и взял остров под свою защиту».
Обратите внимание, что Шебтиу ассоциируются с морем: одного из них даже зовут Най («Мореплаватель»). Они представляли собой целый «экипаж» и отплыли с острова, поручив охрану священной земли оставшимся на нем умершим сородичам. Все это весьма напоминает Остров Духов с его священными храмами и древнейшими курганами. Куда же направились наши скитальцы? Помня о том, что большую часть материалов, изложенных нами в этой главе, мы почерпнули из египетских источников, я полагаю, что мы имеем полное право предполагать, что пунктом их назначения была долина Нила и, более конкретно, земли в окрестностях Эдфу и Гиераконполя на юге, а также Куфт и Накада, по другую сторону Вади-Хаммамат, в северной части Верхнего Египта.
В другой группе текстов из Эдфу мы встречаем египетские имена богов, пребывавших вместе с Ва и Аа на Блаженном Острове. Они не входят в число Шебтиу, прибывших на остров со своей прародины (вероятно, Сузианы или Шумера), а скорее всего, являются богами — хранителями Острова Духов. К числу последних относятся бог по имени Пен (значение гласной «е» в этом имени неизвестно), Ка, Гетер-гер, священный Сокол-Джерти, Сокол-Владыка Джеба, Бог-Хранитель и Бог храма. Все это были великие божества, быть может — древнейшие ипостаси «Предков», храмы и усыпальницы/кенотафии находились на Острове Блаженных.
Впрочем, у нас нет особой надежды узнать поподробнее о персонажах этого списка загадочных божеств — за исключением разве что первого поверхностного смысла. Пен можно просто перевести как «Этот», но этого явно недостаточно. Если Блаженный Остров — это и есть шумерская Обитель Блаженных и ее, таким образом, можно отождествить с островом Бахрейн/Дилмун, то где же в таком случае египетский аналог Владыки земли, «друга человека», Владыки Бездны — Энки? Ответ на этот вопрос можно найти, кратко проанализировав характер Энки. Во множестве эпизодов, упоминаемых в мифах и так или иначе связанных с Энки, он предстает мудрым и даже хитрым божеством; он своенравен и непокладист; в ипостаси творца человечества он — бог плодородия; с людьми он разговаривает посредством шепота через камышовые стенки, чтобы избежать заклятья, наложенного на него другими богами и запрещающего ему общаться со смертными напрямую. Иной раз Энки не прочь пошалить. Иногда он изображается с козлиными ногами с разделенными копытами, тогда как верхняя часть его туловища покрыта чешуей, как у рыбы. Кроме того, Энки, как мы уже знаем, выступает в роли защитника и покровителя своего творения — человека — даруя людям жизнетворную пресную воду. Большая часть этих его функций совпадает с ролью греческого бога Пана.
Но существовал ли у древних египтян бог, способный взять на себя хотя бы часть этих функций? Для начала давайте обратимся к текстам из Эдфу и выясним, что сказано в них о боге по имени Пен. Пожалуй, наиболее интересным фактом, касающимся Пена, является то, что он обитает внутри священной ограды первого храма. Мы уже отождествили это место с древним Эриду, поселение в котором позднее стало ассоциироваться с культом Энки. Несмотря на то, что главную роль на Острове Вторжения играл бог солнца, Сияющий, он, согласно древнеегипетским текстам, был далеко не единственным обитателем этого священного места. В самом сердце острова располагался священный водоем, в котором — на своем Возвышенном Троне Бога (египетск. ветджесет-нетджер) — обитало другое великое божество.
«Бог водоема явно не был богом солнца. Египтяне называли его просто Пен — «Этот».
Таким образом, Пен был древнейшим богом водоема-источника, подобно тому, как Энки считался Владыкой Бездны.
Но какое же место занимал Пен в древнеегипетском пантеоне? Не мог ли он фигурировать там под другим, более привычным для нас, именем? Первым претендентом на эту роль можно считать бога пресной воды, Хнума, изображавшегося с бараньей головой, статуя которого сохранилась в Асуане. Не надо забывать, что и великий бог-творец Атум, направляясь в подземный мир, также представал с бараньей головой. Нет ли какой-либо связи между двумя этими божествами, ведь оба ассоциировались с водной бездной и принимали облик одного и того же животного?
Слева: Хапи, бог Нила, преподносит дары долины Нила при закладке храма Рамсеса II в Абидосе.
В центре: Хнум, бог с бараньей головой, создает людей на гончарном круге.
Справа: Великий древнейший бог Птах. Мемфис
Хнум почитался также Владыкой Разливов [Нила], а его изображением служила могучая фигура Хапу или Хапи, символа плодородия. Нет ли здесь некой связи с шумерским аб-зу или апсу? Действительно, давно известно, что священный бык мемфисцев, Хапу или Апис, был тесно связан с ежегодными разливами Нила. По традиции этому быку не разрешалось пить воду из Нила, поскольку это было бы своего рода извращением типа каннибализма. И лишь когда Апис умирал, он мог воссоединиться с Хапи. Согласно Плинию-старшему и другим античным авторам, если этот бык, прожив предопределенный ему срок — которым, как говорят, был возраст земной жизни Осириса, — не умирал от естественных причин, его бросали в особый водоем с нильской водой (так называемый кебехет) неподалеку от Мемфиса, где он и тонул.
Однако Апис при жизни считался также воплощением Птаха, великого бога Мемфисской эпохи, который тоже играет достаточно важную роль в египетских креационистских мифах. В мемфисской богословской доктрине (высеченной на монолите, находящемся сегодня в Британском музее) Птах — бог, занимающий Возвышенный Трон; он является персонификацией первичных вод Нун, богом, почитавшимся отцом (и одновременно матерью) Атума, бога солнца.
«Птах, пребывающий на Возвышенном Троне (сет верет);
Птах-Нун, отец, [породивший] Атума;
Птах-Нунет, матерь, родившая Атума;
Птах Великий, сердце и язык Эннеад;
[Птах]… породивший богов».
Птах считался Татджетен (египетск. «Возвышенная земля») — первозданным холмом, поднявшимся из вод Нун (обычно переводится как «воды хаоса»). В своей антропоморфной ипостаси Птах — величайший художник, творец человека. Если же надеть «шумерские очки», то мы, на мой взгляд, за всей этой египтизированной экзотикой непременно увидим отражение шумерской мифологии. Птах-Тетджен — это священный холм, возникший в первозданных водах хаоса (шумерск. абзу) — то есть, другими словами, собственно город Эриду; в таком случае Возвышенный Трон Бога, упоминаемый в храмовых текстах из Эдфу — это башнеобразный Э-абзу («Храм абзу») в Эриду; священный бык — это и зооморфная ипостась Птаха, творца человека (тождественного в этом качестве Энки шумерской мифологии), и в то же самое время — воплощение Хапи, жизнетворных вод, окружавших священный остров, поднявшийся из бездны. В египетских текстах воды бездны неизменно именуются Нун. Учитывая все это, весьма заманчиво провести параллель между этим древнеегипетским словом неизвестного происхождения и древнейшим шумерским написанием названия города бога Энки. Так вот, этот город был известен не только как Эриду(г), но и как Нун. ки — «Земля Нун».
*********************************************************************************************
ВЫВОД ТРИДЦАТЫЙ
----------------
Птах, великий египетский бог-творец, может быть отождествлен с шумерским богом-творцом Энки, первый храм которого был построен неподалеку от вод абзу в Эриду. Это священное место было известно египтянам под архаическим шумерским названием — Нун.
*********************************************************************************************
Нацепив еще раз поверх египтологического бифокального пенсне очки шумерологии, мы можем теперь прочесть начальные строки шумерского эпоса о сотворении мира, так сказать, в новом, «офараоненном» свете.
«Тростник тогда не рос. Не поднималось древо.
Не возводился дом. Не строился город.
Вся земля была [покрыта] морем».
А теперь давайте обратимся к египетскому мифу о сотворении Атума, где впервые появляется бог солнца:
«Я — Атум, пока я был одинок в Нун. Я — Ра, появляющийся впервые, только начав править своим творением…. Я — великий бог, сам себя к бытию воззвавший». Кто же он, тот великий бог, сам себя к бытию воззвавший? Он — вода, он — Нун, отец всех [прочих] богов».
Итак, Атум — это и Нун, отец, от которого произошли все прочие боги. Таким образом, мы видим два воплощения Нун в египетской мифологии — мемфисский Птах и гелиопольский Атум.
Это наводит на весьма серьезные богословские размышления. Египтяне были одновременно и политеистами, и монотеистами (или, лучше сказать, сторонниками синкретизма). Нет сомнения, что они почитали многих богов, причем некоторые из них имели весьма экзотические атрибуты. Однако они, египтяне, верили в единого бога-творца, имевшего одновременно и мужскую, и женскую ипостась.
«Бисексуальная, двуполая природа Атума проявлялась не только в том, что его называли «великий Он/Она», но и в таких формулах, как «он родил Шу [бога воздуха]».
Это единое бисексуальное божество может вызвать известное смущение и недоумение, но на деле все обстояло куда проще. Единый бог(иня) — творец имел множество воплощений в материальном мире, каждое из которых служило для выражения различных черт его/ее природы. В числе этих черт — царская власть (Гор), хаос (Сет), обилие земных даров (Мин), смерть (Осирис), мумификация (Анубис), воскресение (Кепри), материнское начало (Хатхор), любовь и плодовитость (Изида) и пр. Но не будем забывать, что сами египтяне неизменно произносили слово «бог» в единственном числе. Как отмечает Кэрол Эндрюс из Британского музея,
«Египтяне не усматривали в этой ситуации никакого несоответствия. В древнеегипетской религии прежние взгляды развенчивались весьма редко; просто время от времени появлялись новые идеи и концепции, нередко противоречившие господствующим установкам».
Именно вследствие этого макроединства атрибуты одного бога могли легко переходить к другому. Таким образом, неудивительно, что с водами Нун ассоциировались одновременно и Птах, и Атум. Каждый город или религиозно-культовый центр в Египте, естественно, стремились возвысить «свой», местный аспект единого бога, чтобы добиться главенства в семействе его воплощений в материальном мире. Как отмечал Джон Уилсон, переведший креационистские мифы Древнего Египта специально для известной книги Джеймса Причарда «Тексты Древнего Ближнего Востока и их связь с Ветхим Заветом»:
«Каждый сколько-нибудь крупный культовый центр в Египте пытался отстоять свой приоритет, опираясь на догмат о том, что именно он является «местом сотворения».
Таким образом, в различные периоды истории Древнего Египта жрецы разных городов и культовых центров заявляли свои претензии на то, что именно их «бог» являлся великим богом-творцом, и действительно, все они были совершенно правы, ибо первичный бог заключал в себе все и был всем для всех. Гелиопольский Атум был богом-творцом и богом солнца; Птах I династии фараонов в Мемфисе считался творцом первозданного холма Тетдженен; Ра времен заката эпохи Пирамид отождествлялся одновременно и с Атумом, и с богом-творцом; Характи («Гор края неба») считался реинкарнацией бога солнца, восходящего на востоке над первозданным холмом. Таким образом, получается, что молящийся обращался к единому верховному божеству по имени Амон-Ра-Атум-Характи. Все это, на взгляд современного человека, представляется весьма странным, но перед древними такой проблемы просто не возникало. Как пишет Энтони Спенсер в своей книге «Смерть в Древнем Египте»:
«Отсутствие целостной религиозной системы не смущало древних египтян, теологическая система которых вполне допускала возможность отождествления царя или бога сразу с несколькими лицами одновременно».
Второстепенные боги попросту представляли собой элементы или аспекты единого всемогущего божества. Единственное, в чем все эти теологические доктрины расходились между собой, — так это в претензиях на то, что место сотворения мира находилось именно в их городе. Естественно, в этом все они просто не могли быть правы. Поэтому каждому из древних городов приходилось воссоздавать в своем храмовом комплексе антураж Первых Времен. В каждом возводили первозданный холм, служивший основанием святилища богов, но это были не более чем репродукции прототипа. Истинное же место, откуда берет свое начало подлинная мифологическая концепция Древнего Египта о сотворении мира, находилось далеко на востоке, в болотах Шумера.
Местоположения важнейших поселений Додинастической эпохи в Верхнем Египте, в том числе культовые центры Гора в Некхене (Иераконполь) и Сета в Нубте (Накада).
В шумерском эпосе о сотворении мира далее говорится о создании на первозданном холме первого поселения: «Затем был сотворен Эриду». Так начинается история о «Предках», воздвигших первый храм на земле.
Мы уже знаем, каким путем могли попасть в Египет предания, повествующие о Первом Времени. По всей видимости, они были привнесены сюда, будучи составной частью культуры Последователей Гора и, как этого следовало ожидать, образный строй и ритуалы «Предков» берут свое начало в крупнейших политических центрах колоний Шебтиу. Наиболее значительным из таких центров был Некхен («Город Сокола»), который археологи, согласно его грекоязычной версии, называют Иераконполь («Город Ястреба»). Первый же город египетских царей Гора находился всего в нескольких километрах к северу от Эдфу, в местности, известной сегодня под названием Ком эль-Ахмар («Красный Холм»).
Ступенчатая подпорная стенка, обнаруженная археологами в древнем Некхене. Она окружала обширный песчаный холм, на котором был сооружен древнейший камышовый храм Додинастической эпохи. Это сооружение очень напоминает древнейшие постройки в Эриду и более поздний храм в Барбаре на о. Бахрейн.
Некхен почитался священным местом задолго до времени объединения Верхнего и Нижнего Египта в правление Менеса и оставался таковым на всем протяжении эры фараонов. Его примитивный камышовый храм, построенный на девственном песчаном холме (обнесенном кирпичной подпорной стенкой), стал первым сооружением, возведенным Шебтиу в долине Нила. Здесь можно говорить о важнейшей черте, объединяющей Бахрейн и Месопотамию. Как отмечал в 1939 г. все тот же Петри, храм в Барбаре на Бахрейне, подобно многим и многим святилищам в Шумере, был возведен на вершине песчаного холма или насыпи. Такие песчаные холмы символизировали первозданный холм, на котором был возведен древнейший храм-прототип в Эриду. Древнеегипетские религиозные тексты упоминают о другом священном песчаном холме, находившемся в Гелиополе, — холме, на котором был воздвигнут Бенбен. Бенбен — это священный камень, на который слетела мифическая птица Бену (сказочный Феникс), чтобы основать храм Атума в городе солнца (известном египтянам под названием Иуну, а грекам — Гелиополь). Этот храм был крупнейшим культовым центром Атума/Ра в Египте — культа, корни которого восходят к легендарным временам правления царей-Горов.
Таким образом, древнейшие храмы в Египте просто не были бы открыты, если бы не обнаружили их более ранние прототипы в Шумере и на Дилмуне. Косвенная преемственность с «Предками» из Эриду и непосредственная связь с мигрантами с востока была подтверждена уже после первого же сезона раскопок храма в Некхене, проводившихся в 1897 г. Джеймсом Куибеллом и Фредериком Грином.
Единственное сохранившееся фото раскопок в утраченной Гробнице 100 в Иераконполе. На стене справа можно различить следы знаменитого мотива (полумесяц и два корабля)
В зимний сезон 1898–1899 гг. Грин организовал вторую археологическую экспедицию в Иераконполь; на этот раз раскопки велись в некрополе, расположенном позади храма и к югу от него. Именно здесь Грин обнаружил знаменитую Расписную Гробницу 100 — прямоугольную, обложенную кирпичом погребальную камеру, стенки которой были покрыты слоем штукатурки и расписаны примитивными сценками, аналогичными наскальным рисункам мигрантов, обнаруженным в Восточной пустыне.
Среди них мы видим «Повелителя животных», высоконосый черный корабль и сцены избиения пленников. Все это — мотивы, ассоциирующиеся, как мы знаем, с Людьми на Квадратных Лодках. Вполне вероятно, что Гробница 100 была местом погребения одного из вождей элиты агрессоров, возможно даже — первого правителя Некхена и, таким образом, одного из первых Последователей (т. е. потомков) Гора. Если наши предположения верны, то получается, что анонимный правитель города Ястреба, похороненный в Гробнице 100, мог быть первым царем-Гором Египта. Если так оно и было, то Иераконполь, несомненно, являлся резиденцией Последователей Гора и опорным пунктом распространения их владычества во всей долине Нила.
Однако незадолго до триумфального события — объединения обоих Египтов — в Верхнем Египте вспыхнул неожиданный конфликт, которому предстояло привнести новый, собственно нильский, элемент в религиозные традиции формирующегося египетского государства.
Соперничество Гора и Сета
Последователи Гора из Некхена были далеко не единственным племенем, пустившим корни в долине Нила в Накадский II период. Действительно, своим названием этот период обязан месту, где, как мы знаем, Петри впервые обнаружил археологические свидетельства присутствия Династической расы. Очевидно, примерно век спустя после первого появления «конфедерации» Шебтиу в долину Нила вторглась вторая группа интервентов, и произошло это чуть севернее, возле Фив. Эти пришельцы пересекли Восточную пустыню по Вади-Хаммамат и основали свою столицу в Нубте (что неподалеку от современного Накада). Там, а также в Куфте они воздвигли святилища своим собственным первобытным богам — Сету и Мину.
Реальные взаимосвязи между Последователями Гора, обосновавшимися в Некхене, и Последователями Сета в Нубте пока что неизвестны, однако вполне возможно, что и те и другие принадлежали к той же «конфедерации» Шебтиу, участники которой были связаны между собой узами кровного родства. В то же время предания о соперничестве между Гором и Сетом намекают на некий разрыв и конфликт, вскоре приведший к войне между этими племенами. Впоследствии этот конфликт был персонифицирован в форме борьбы за власть между богами Гором и Сетом, в результате чего произошло объединение двух частей Верхнего Египта под властью Гора, одержавшего верх над соперником. История этого конфликта изображена на внутренней стороне стены храма в Эдфу. На этом барельефе Гор, стоящий на камышовой лодке и вооруженный копьем, поражает Сета, представленного в образе бегемота.
Сцена с изображением соперничества Гора и Сета на стене храма в Эдфу. Гор, стоящий на папирусной лодке, поражает копьем Сета в образе крошечного бегемота (под носом лодки). Это символизирует акт победы законного наследника египетского престола (то есть фараона-Гора) над силами природы (олицетворением которых и служит гиппопотам)
Трансформировав эту аллегорическую сцену в предполагаемый исторический эпизод, мы вправе видеть в нем описание битвы между Последователями Гора и Последователями Сета, которая привела к очень значительному расширению царства ястреба за счет северных территорий. Эта «победа» клана Гора могла быть скреплена политическим браком между царем-Гором из Некхена и принцессой из племени Сета. Впоследствии она была персонифицирована в образе богини Хатхор, матери Гора-младшего, который стал первым правителем объединенного государства в верховьях долины Нила. Ритуал священного брака, совершавшийся ежегодно в храме в Эдфу, был мемориальным актом, увековечившим память об этом важнейшем политическом событии. Объединение Верхнего Египта привело к установлению династии, которую историки называют «0 династия». Правители этой династии вскоре взяли под свою власть остальную часть долины Нила и его дельту, следствием чего явилось возникновение державы фараонов при Менесе — первом правителе I династии, основателе Мемфиса.
Потомки Шебтиу
В древнеегипетских текстах встречается коллективное имя существительное, использовавшееся для описания некоего специфического клана, жившего на заре эры фараонов. Слово это — Пату (мн. число от Пат), и все принадлежавшие к этому клану именовались ири-пат (что буквально означает «один из потомков Пата»). Эти ири-пат являлись придворными, жившими при дворце фараона. Древние тексты проводят четкое разграничение между Пату и двумя другими группами населения в долине Нила: так называемыми хенеммет ирек-хит. Как отмечает Пьер Монте,
«Уже в ранних текстах пирамид Пат ассоциировался с Гором, земным воплощением которого считался царь (фараон). Со дня коронации царь получал пат в свое полное распоряжение. Когда он умирал, оплакивали его только пат, тогда как хенеммет и рекхит оставались безучастными к этому событию».
Самым знаменитым из ири-пат был не кто иной, как великий зодчий, маг и мудрец Имхотеп — гений, построивший величественный комплекс Ступенчатой пирамиды в Саккаре для своего царя и повелителя, Джосера. Но этот выдающийся приближенный фараона был всего лишь одним из многих ири-пат, упоминаемых в текстах эпохи Древнего Царства. Действительно, великие царицы, супруги первых фараонов, носили титул ирет-пат (женский род от ири-пат), что свидетельствует о том, что царский род сам принадлежал к элите клана Пат. Многие высокопоставленные чиновники эпохи Древнего Царства (сыновья фараонов, наместники провинций и крупнейших городов) носили титул ири-пат — многие, но не все. Один из биографических текстов, описывающих погребение, говорит о том, что усопший достиг вершины своей карьеры в администрации фараона вопреки тому факту, что он не принадлежал к ири-пат. Это очень важный момент, поскольку он показывает, что в лице ири-пат мы имеем дело с кровными узами и аристократией, а не просто с неким привилегированным положением. Таким образом, к ири-пат принадлежали не все высокопоставленные чиновники, но в то же самое время ясно, что многие из ири-пат занимали высокие посты именно благодаря тому, что могли доказать свое происхождение от первых фараонов-Горов, то есть, другими словами, от самих Последователей Гора. Однако нам уже известно, что Последователи Гора являлись теми самыми интервентами, вторгшимися в долину Нила на своих высоконосых лодках. Их следы обнаружены в археологических слоях, относящихся к Накадскому II периоду. Таким образом, эти ири-пат были потомками выходцев с Дилмуна и из Шумера, древнейшие вожди которых, как мы уже знаем, возводят свою родословную по прямой линии к самому Адаму.
Имхотеп, великий зодчий и советник фараона Джо- сера из III династии, пользовался особым почетом благодаря знатному происхождению — он принадлежал к элите ири-пат. На этом рисунке он показан в своей позднейшей ипостаси бога врачевания.
Две другие группы населения — хенеммет и рекхит, — по-видимому являлись туземными обитателями долины Нила. Хенеммет — это, по всей вероятности, исконные жители Верхнего Египта, покоренные интервентами с востока. Их также называют солнцепоклонниками. С другой стороны, рекхит, вероятно, оккупировали дельту Нила, вторгшись в Египет с запада (то есть с земель на побережье Ливана). Их символически изображают в виде чибисов, и они считались заклятыми врагами царей Верхнего Египта, покорившими северные районы страны в ходе военных кампаний по объединению Египта, которое началось в правление 0 династии и было завершено уже при фараоне Менесе.
Фараоны-Горы из Абидоса
Немало интересного о ранних фараонах-Горах Верхнего Египта и их непосредственных преемниках, фараонах I и II династий, стало известно благодаря раскопкам некрополя в Абидосе. Как я уже говорил, безымянные цари-Горы из Некхена, захватив земли Последователей Сета вокруг Нубта, основали новую столицу Верхнего Египта в Тинисе (египетск. Тджену). Место для царского некрополя было выбрано неподалеку от места, которое древние египтяне называли Абджу (греч. Абидос).
Позади храмов Сети I и Рамсеса II в Абидосе раскинулся обширный некрополь, на котором находятся многие тысячи гробниц, относящихся ко всем периодам египетской истории. Они появились здесь в связи с тем, что Абидос был тесно связан с культом Осириса, будучи, согласно представлениям древних египтян, местом, где была погребена голова великого бога мертвых.
Прямо за этим некрополем, перед узким входом в ущелье, отмечающим западную границу нижнего уровня пустыни, расположена гряда невысоких курганов. Это и есть некрополь царей Тиниса. Здесь, в урочище Умм эль-Джааб («Матерь горшков»), находятся усыпальницы царей 0 династии — Ири-Хара, Ка и Нармера; фараонов I династии — Аха, Джера, Джета, Дена, Анеджиба, Семерхета и Каа, а также фараонов II династии — Перибсена и Хазекхемви. Первые раскопки на этом месте проводил в 1895–1896 гг. кладоискатель Эмиль Амелино, а уже затем, в 1900–1901 гг., вела работы археологическая экспедиция во главе с Петри. Недавно раскопки в этих местах были возобновлены немецкой археологической экспедицией под руководством Гюнтера Драйера, и каждый сезон приносит все новые и новые находки.
Усыпальница времен начала эпохи фараонов состояла из целого ряда подземных, выложенных кирпичом камер, расположенных вокруг главной погребальной камеры. Поверх этого комплекса насыпали песчаный курган, который у основания поддерживали подпорные стенки. Этот «первозданный холм» не только напоминает песчаные платформы храмов Иераконполя, Гелиополя, Барбара и Эриду, но и погребальные курганы на острове Бахрейн.
Вокруг погребальной камеры монарха расположены сотни небольших, прямоугольной формы могильных ям, расположенных ровными рядами. Это захоронения слуг правителей 0 и I династий. Детальные исследования этих захоронений, проведенные Петри и Драейром, показали, что слуги и чиновники царского двора были погребены одновременно с самим монархом, что говорит о том, что это захоронения жертв ритуальных жертвоприношений. Как и древнейшие цари Ура, знаменитые гробницы которых были открыты Вули в 1920-е гг., правители раннего Египта отправлялись в загробный мир в сопровождении пышной свиты придворных и слуг.
Фрагменты пластинок из слоновой кости, найденные в Умм эль-Джааб, изображают царей, совершающих религиозные ритуалы, в том числе и сцены, которые можно считать первым известным воспроизведением празднеств себ, или царских торжеств (см. следующую главу), а также сцену избиения фараоном Деном своих врагов, которых он поражает грушевидной булавой. Немецкая археологическая экспедиция обнаружила около ста пятидесяти новых пластинок-бирок, некогда прикрепленных к сосудам для хранения. На этих крошечных «этикетках» вырезаны ранние иероглифы, перечисляющие названия и количество даров, хранившихся в гробницах. Это наиболее ранние образцы иероглифики в Египте, причем появляются они внезапно и в уже сформировавшемся виде, а некоторые знаки даже представляют собой скорее фонетические символы, чем изображения предметов. Ученые часто отмечали спонтанный, почти мгновенный характер возникновения письменности в Верхнем Египте, не имевшей никаких предшественников в более ранние периоды. Все эти факты побудили многих специалистов высказать предположение, что здесь явно речь идет о влиянии извне — влиянии, источником которого могла быть только Месопотамия.
Амелино обнаружил в Умм эль-Джааб большую погребальную стелу, воздвигнутую рядом с усыпальницей времен I династии. На стеле изображен сокол-Гор, восседающий на вершине картуша, напоминающего фасад царского дворца (египетск. серех), на котором имя фараона записано символическим знаком змеи. Под изображением змеи вырезан уже знакомый нам характерный нишевый фасад
В захоронениях на абидосском некрополе встречаются, причем в окончательно сформировавшемся виде, многие из иконографических элементов, служивших символами монархов вплоть до самого конца эпохи фараонов. Многие из этих элементов восходят к месопотамским прототипам, сложившимся за несколько веков до возникновения I династии в Египте. Но, пожалуй, самое поразительное открытие за последние годы было сделано в Абидосе Дэвидом О’Коннором и его группой американских археологов из университетов Йельса и Пенсильвании.
Между пахотными землями и гробницами фараонов I династии сохранились руины кирпичной стены Шунет эль-Зебиб («Финиковая крепость»). Эти руины, высота которых достигает одиннадцати метров, представляют собой развалины укрепленного храма-усыпальницы царя Хасекхемви (II династия). В сущности, Шунет эль-Зебиб представляет собой комплекс пирамид эпохи Древнего Царства, непосредственный предшественник Ступенчатой пирамиды фараона Джосера. Иероглифы с именем Нетджерикхет (имя Джосера в качестве царя-Гора) были обнаружены немецкой археологической экспедицией в усыпальнице Хасекхемви, что свидетельствует о том, что последний царь II династии, впервые за всю предшествующую историю, был похоронен своим собственным сыном, первым правителем новой, III династии.
Шунет эль-Зебиб. Стены усыпальницы Хасекхемви, последнего правителя II династии, отца фараона Джосера.
Тщательные раскопки обширного комплекса Шунет эль-Зебиб, осуществленные экспедицией О’Коннора, позволили сделать два новых, поистине замечательных открытия. Прежде всего в пределах стен, окружающих двор, О’Коннор обнаружил площадку, вымощенную кирпичами из необожженной глины, уровень пола которой постепенно повышался ближе к центру открытого пространства. Оказалось, что громадная стена с нишевым фасадом окружала со всех сторон искусственный песчаный холм, символизировавший «холм творения». Услышав об этом замечательном открытии, я сразу же вспомнил огромный холм в Эриду (Шумер), обнесенный подпорными стенками из такого же кирпича. Эту догадку еще более подтвердило второе открытие О’Коннора — группа из двенадцати громадных ям-доков, где до сих пор сохранились деревянные фрагменты судов, длина которых достигала 22 метров! Создавалось впечатление, что египтяне стремились воссоздать остров Предков с его знаменитым храмом на платформе, возвышающимся над «первозданным холмом», и примыкающей к нему гаванью абзу где стояла в ожидании целая флотилия судов, готовых принять прах царя и его свиты и унести их в последнее плавание в пределы потустороннего мира.
К сожалению, корабли пока что не извлечены из раскопа, но вполне вероятно, что после реконструкции они окажутся судами, идентичными лодкам, увековеченным на наскальных рисунках в Восточной пустыне. Я имею все основания, чтобы утверждать это. Достаточно вспомнить сенсационное открытие, сделанное Камалем эль-Малахом в 1954 г. Он обнаружил… ладьи солнца фараона Хуфу (Хеопса), хранившиеся после смерти фараона в разобранном виде в двух ямах-доках. Эти ямы находились у южной грани Великой пирамиды. Достаточно взглянуть на фото, представленное на стр. 392, чтобы понять, что огромная высоконосая погребальная ладья Хуфу (по всей видимости, использовавшаяся в похоронной процессии для доставки тела фараона из Мемфиса к его пирамиде), практически идентична солнечным ладьям Ра-Атума и прочей компании богов, — тем самым ладьям, которые перевозили тело усопшего фараона на Остров Огня, лежащий на восточной окраине неба.
Огромная высоконосая погребальная ладья Хуфу.
А теперь, познакомившись с Шунет эль-Зебиб, непосредственным предшественником погребального комплекса фараона Джосера, расположенным вокруг огромного символического «первозданного холма» — первой в мире пирамиды, давайте обратимся к самой пирамиде.
________________________________________________________________________
«ПАЛИТРА» НАРМЕРА
Самым знаменитым памятником искусства Додинастической эпохи является Палитра Нармера, хранящаяся ныне в Каирском музее. На обеих сторонах этого уникального творения древних мастеров представлены интереснейшие исторические детали и некоторые элементы, которые могут быть интерпретированы как образцы месопотамской иконографии, аналоги которых встречаются среди мотивов наскальных рисунков в Восточной пустыне. На лицевой стороне (илл. а, вверху) изображен царь, избивающий врага грушевидной булавой. К поясу царя прикреплен бычий хвост. Позади монарха изображена маленькая мужская фигура, несущая в руках пару сандалий и небольшой сосуд. Слева от нее — крохотный иероглифический символ (шестилепестковая розетка над сосудом хем). Оба эти символа означают «носитель сандалий царя-бога». Имя самого Нармера (в центре вверху) записано внутри графемы «нишевый фасад». По обеим сторонам имени царя изображены головы священных коров богини Хатхор. Сокол-Гор восседает на побежденном бородатом враге, символе болот Нильской дельты. Под ногами царя — два побежденных врага, пытающихся спастись бегством.
На оборотной стороне палитры (илл. b, внизу) центральное место занимает мотив «длинношеие чудища». Шеи чудовищ переплетаются — типичный мотив искусства Месопотамии. В нижнем регистре (ряду) представлен царь в образе дикого быка, сокрушающего городские стены, попирая поверженного врага. Но самую интересную сцену мы видим в верхнем ряду. На ней царь возглавляет триумфальное шествие, торжествуя свою победу. В руке царя — грушевидная булава, а позади него шествует его верный носитель сандалий. Перед царем — женская фигура под символом «Тджет» (по-видимому, царица) и четыре знаменосца, несущие тотемы двух кланов Сокола, Вепваут и символ, напоминающий царскую плаценту. Перед знаменами — обезглавленные трупы врагов, поверх которых мы видим высоконосую лодку, идентичную камышовым судам, знакомым по наскальным рисункам в Восточной пустыне.
Вправе ли мы полагать, что все эти иноземные элементы были просто заимствованы туземными вождями долины Нила? Или эта символика означает, что Нармер сам был потомком мигрантов, вторгшихся в Египет на своих высоконосых лодках за несколько поколений до основания великой державы фараонов?
________________________________________________________________________
Глава двенадцатая
ЛЕСТНИЦА В НЕБО
Я уже говорил, что многие аспекты месопотамского влияния в конце Додинастической эпохи, по всей видимости, получили свое выражение в иконографии и символике египетского культа фараонов. Это, на мой взгляд, подтверждает правоту Петри и его последователей, считавших, что ранние фараоны сами были чужеземцами в долине Нила. Куда менее вероятно, что появление всей этой «монархической» иконографии объясняется простым заимствованием в результате торговых контактов. Сама мысль о том, что шумерские торговцы, появлявшиеся в долине Нила, стали «наставниками» для туземных египетских вождей, познакомив их с основами царского культа, символики и ритуалов, не заслуживает обсуждения в силу своей ограниченности. Вряд ли можно сомневаться в том, что первые цари-Горы были прямыми потомками знатного рода, корни которого находились в краях, расположенных за много месяцев пути от Черной Земли.
Чтобы понять, насколько тесно эта иноземная иконография связана с государством фараонов, мы должны перенестись во времени вперед, на несколько веков после основания цивилизации фараонов, в эпоху Древнего Царства — время сооружения самых величественных и знаменитых монументов Древнего Египта.
Дворец на миллион лет
В сорока минутах езды от сверкающей и шумной столицы, каков современный Каир, в окрестностях Саккара раскинулся обширный некрополь — место захоронения жителей древнего Мемфиса. Сегодня туристы приезжают в город Мертвых по дороге, ведущей мимо рощ финиковых пальм, государственных земельных участков и загородных вилл богатых каирцев.
Время от времени в просветах между пальмами возникает пустынный пейзаж, над которым царит величественная, словно лестница в небо, Ступенчатая пирамида фараона Джосера.
Статуя-сердаб Джосера. Каирский музей
Усыпальница Джосера — знаковый символ прогресса древней цивилизации. Это не только первая пирамида, но и самое первое монументальное здание, возведенное из камня. Оно считается «уникальным творением древнеегипетского зодчества», которое благодаря смелой новизне конструктивного решения «бросает дерзкий вызов воображению». Древнеегипетский жрец-историк Манефон называет главного зодчего Джосера, легендарного Имхотепа, «создателем искусства возведения зданий из камня». Этот титул Имхотепа был обнаружен в надписи на основании статуи, стоящей на обширном дворе погребального комплекса Джосера. Он звучит так:
«Имхотеп, наместник царя Нижнего Египта, первый после царя Верхнего Египта, правитель великого дворца, наследственный властитель, верховный жрец Гелиополя — зодчий, ваятель, создатель каменных ваз».
Называя Имхотепа создателем искусства возведения зданий из камня, Манефон был не вполне точен, так как в стенах гробниц-мастаба, относящихся к эпохе I и II династий, найдены каменные блоки. Тем не менее до великого изобретения Имхотепа усыпальницы царей Египта возводились из необожженного кирпича, и лишь странные подъемные двери да облицовка собственно погребальных камер делались из тесаного камня. Под вдохновенным руководством царского зодчего Джосера весь процесс возведения Горизонта Вечности протекал совершенно иначе. В каменном зодчестве египтян не наблюдалось никакой эволюции: произошел внезапный качественный скачок, затронувший как проектирование, так и саму технологию строительства. Ступенчатая пирамида была поистине царской усыпальницей, рассчитанной на вечность и возведенной из блоков камня ашлар, особо прочного известняка, отшлифованных до блеска, так что их поверхность отражала солнечные лучи. Даже в наши дни шесть гигантских ступеней пирамиды возвышаются над поверхностью пустыни на высоту 60 м.
Ступенчатая пирамида и ее каменные стражи — кобры
Трудно избавиться от ощущения, что эта пирамида, как и зиккураты Древнего Шумера, — поистине гора бога. Египтологи нередко подчеркивают, что богословская концепция Ступенчатой пирамиды — образ лестницы в небо, позволяющей духу почившего фараона подняться к звездам. Однако читатель, справедливо заметив, что знаменитая Ступенчатая пирамида весьма напоминает зиккураты Месопотамии, будет не первым, кому эта мысль пришла в голову, хотя, как мы уже знаем, эти похожие сооружения выполняли весьма разные, хотя в религиозном смысле и взаимосвязанные, функции. Лестница — это, несомненно, механизм, ведущий как вверх, так и вниз, и, в случае Ступенчатой пирамиды, лестница не только позволяет умершему правителю подняться на небо, к богам, но и служит для последних путем, по которому боги могут явить свое присутствие в человеческой сфере, сотворенной ими. Возведя свою Ступенчатую пирамиду в Саккаре — этой естественной границе между плодородной долиной и необитаемой пустыней — Джосер мог иметь в виду и нечто иное. Возможно, он верил, что создал лестницу, по которой небесные боги действительно могут нисходить в его земную обитель вечного покоя, обеспечивая тем самым контакт между его собственным духом и божествами-покровителями. А это, естественно, должно было низвести в земной план силы, способные держать в узде хаотическую мощь стихий Красной Земли (Дешрет = пустыня) — царства Сета, не позволяя им вторгнуться в упорядоченное бытие Черной Земли (Кемет = Египет), царства Гора.
В этом смысле Ступенчатая пирамида и все ее «потомки» были, по крайней мере отчасти, мощными орудиями, возведенными для зашиты Египта от хаотических сил внешнего мира. Эту идею лучше всего можно выразить с помощью метафоры из современной «теории Хаоса».
Представьте, что вы стоите в пустыне, держа в руке горсть песка. А теперь мысленно достаньте авторучку и пометьте од-ну-единственную песчинку. Согласно теории Хаоса, рассыпав песок по земле, вам не удастся определить, куда же именно может попасть помеченная вами песчинка. Конечно, просыпав песок вы, возможно, и узнаете, где оказалась эта песчинка, обнаружив ее собственными глазами. Если же вы насыплете поверх этого песка еще несколько горстей, то миллионы и миллионы других песчинок, рассеянных в хаотическом беспорядке, помешают вам выяснить, куда же попала ваша черная песчинка. После этого наберите еще горсть песка, опять просыпьте ее и попытайтесь представить, что же могло произойти с вашей черной песчинкой, оказавшейся внутри песчаного холмика, который у вас получился. И хотя вы больше ее не видите, вы понимаете, что ваша песчинка более не находится в состоянии хаоса. Ее местоположение стало стабильным и упорядоченным, тогда как мир хаоса, царящего на поверхности насыпи, остается совершенно непредсказуемым. А теперь представьте вместо этой меченой песчинки тело умершего царя, и вам станет ясен принцип взаимодействия Маат (божеcтвенной/космической гармонии) и Сета (сил хаоса) в рамках древнеегипетской богословской доктрины. Царь покоится в своей погребальной камере в самом сердце пирамиды, этой горы посреди пустыни. Здесь, в этом творении из камня и воздуха, царит невозмутимый покой; ничто не нарушает гармонию внутренней вселенной, окружающей прах усопшего фараона. Снаружи внешняя поверхность пирамиды подвергается изо дня в день воздействию хаотических элементов: песчаных бурь, дневной жары и ночного холода, дождя и града, похитителей каменных блоков и туристов, карабкающихся по граням усыпальницы. Словом, здесь все совершается по законам царства хаоса. А царь-бог недоступен для этого хаоса, почиет вечным сном в своей рукотворной священной горе, пребывая в сумеречном царстве Осириса. Здесь, в потустороннем мире, он продолжает исполнять свою земную роль защитника жителей земли Кемет, поддерживая вечную гармонию Маат и охраняя Черную Землю от вторжения сил хаоса.
Однако египетская пирамида — это нечто большее, чем голая богословская доктрина, а комплекс Ступенчатой пирамиды Джосера — нечто куда более значительное, чем стандартные пирамиды. Он обладает множеством других (остающихся пока неизученными) элементов, которых уже нет у его позднейших преемников, привычных «прямых» пирамид (примерами которых служат пирамиды Хуфу, Хефрена и Менкаура в Гизе). Мне легче объяснить, что я имею в виду, пригласив читателя скорчиться в три погибели и пройти следом за мной по внутренним переходам великой усыпальницы Джосера, чтобы выпытать хотя бы некоторые из ее тайн и реконструировать тайный шифр богословской доктрины фараонов, отражением которого служит каждый камень усыпальницы.
Оказавшись на пустынном плато и оставив позади цветущую долину Нила, мы попадаем в царство духов. Вокруг — мир живущих на западе, тех, кто последовал за солнцем в потусторонний мир, мир духов усопших. Наша цель ждет нас впереди, примерно в полукилометре отсюда, на обочине пыльной пустынной дороги.
Прямо перед нами над горизонтом возвышается груда каменных блоков. Это — развалины пирамиды Усеркафа, фараона V династии, а слева уходят в небо величественные ступени пирамиды Джосера. Чтобы войти в нее, мы направляемся к юго-восточному углу обширного двора вокруг пирамиды, обнесенного высокой стеной из известняковых блоков. Стена эта весьма необычна. Высота ее — двадцать локтей (10,5 м), а общая протяженность — более полутора километров, так что площадь защищаемой ею территории составляет ок. 150 000 кв.м. По периметру стены высятся 14 бастионов, в которых устроены ворота, ведущие на внутренний двор. Кстати, любопытно, что тринадцать ворот — ложные, глухие, и простой смертный не может пройти сквозь них. Для людей оставлены всего одни врата. Все прочие предназначены для духов мертвых, свободно проникающих в потусторонний мир. Нам же, простым смертным из плоти и крови, остается довольствоваться более привычным путем. Пятнадцать египетских фунтов — такова стоимость билета, дающего туристу право, пройдя мимо охранника, войти в четырнадцатые ворота, ведущие в комплекс Ступенчатой пирамиды.
Внешняя стена комплекса пирамиды Джосера, замечательный образец характерного архитектурного приема — нишевого фасада.
Прежде чем войти внутрь, бросим взгляд на стену. Она — замечательный образчик архитектурного приема, с которым мы уже знакомы. По всей длине стены устроены рельефные выступы кладки, чередующиеся с глубокими нишами. Собственно поверхность стены облицована тесаными каменными блоками той же величины, что и необожженные кирпичи более ранних царских усыпальниц. Здесь перед нами — еще один характерный строительный прием древних шумеров, использовавшийся прежде в кирпичной архитектуре усыпальниц и культовых зданий первых двух династий фараонов. Правда, он обрел здесь более высокий статус, ибо необожженный кирпич уступил место куда более эффектному материалу — известняку. Углубления, или ниши, изобретенные в далекой Шумерии, достигли пика своего великолепия в постройках египетского зодчего, Имхотепа, принадлежавшего к аристократии ири-пат.
А теперь — самое время войти на внутренний двор комплекса Ступенчатой пирамиды и посмотреть, не ждут ли нас там любопытные находки.
От входных дверей узкий коридор ведет на внутренний двор. Проходя под сводами портала, обратите внимание, что перекрытия его кровли имеют вид пальмовых стволов. Это — первый ключ к неожиданностям, ожидающим нас впереди. Давайте спросим себя: почему древние строители потратили столько сил на придание плитам округлой формы, тогда как гораздо более практичными были бы, наоборот, плоские плиты? Внутренний двор таит еще одну загадочную деталь: это огромная дверь из кедра, которая, будучи закрыта, закрывала проход через коридор внутрь комплекса. Каким образом деревянная дверь могла сохраниться здесь в течение четырех с лишним тысяч лет? Ответ на этот вопрос прост: на самом деле дверь сделана не из недолговечного дерева, а из вечного камня. Она — глухая, как и тринадцать ложных ворот в стене, и такая же ложная, как и каменные «пальмовые» бревна на потолке коридора.
Здесь все — ложное и мнимое. Все, казалось бы, подвижные элементы на самом деле лишь детали каменной резьбы. Ни одна деталь комплекса Ступенчатой пирамиды не работает в мире простых смертных, а все сооружение в целом — воплощенная в камне факсимильная копия древнего комплекса, расположенного в окрестностях Мемфиса, того самого, где фараон Джосер совершал свои царственные ритуалы. Но место, где мы теперь находимся, вовсе не предназначено для живых. Оно является обиталищем почившего царя (превратившегося теперь в Осириса, «Владыку живущих на западе») и его спутников в загробном мире, местом, где усопший может вечно, из года в год, совершать сакральные царские ритуалы, и эта их вечная неизменность есть отражение божественной гармонии мира. Здесь не нужны ни открывающиеся двери, ни потолки из настоящих бревен. Каменная стена не помеха для духов усопших. Единственное, что им действительно необходимо, — сооружение из несокрушимого камня, гарантирующее, что эти ритуалы будут совершаться здесь вечно. Единственное звено, связывающее этот сакральный мир с миром живых, — один-единственный вход в комплекс через врата с громадной каменной дверью-обманкой, позволяющий простым смертным войти в святая святых фараона. На практике это означало, что смертные жрецы, на которых было возложено исполнение обрядов, связанных с культом усопшего царя, а в более поздние времена — прием паломников (вроде нас с вами, читатель), которые могли выразить желание собственными глазами увидеть величественное творение фараона Джосера и его зодчего, Имхотепа. Разумеется, мы, мягко говоря, не первые туристы, посещающие Ступенчатую пирамиду. Граффити времен XVIII и XIX династий сохранили для нас описания заслуг наших предшественников, побывавших в царской усыпальнице. Один из посетителей, по имени Ахмос, сравнивает комплекс Ступенчатой пирамиды с сиянием неба на рассвете, особо подчеркивая, что «ему показалось, что внутри нее [пирамиды] пребывает само небо».
Сразу же за этим маленьким двором находится величественная колоннада, ведущая прямо на запад. По обеим сторонам длинного прохода возвышаются по двадцать колонн высотой 6,6 м. К каждой из них сзади примыкает особая стенка, упирающаяся во внешнюю стену, так что между парами колонн образуются уже знакомые нам ниши или промежутки. Вообще ниш здесь, по мнению египтологов, столько же, сколько номов (административных округов) было в Древнем Египте в эпоху Древнего Царства. В каждом из этих «альковов» в древности вполне могли стоять статуи местных богов номов или парные изваяния царей и богов номов, благодаря чему наша прогулка по колоннаде превращается в мистическое путешествие по всем землям Египта.
Колонны сами по себе весьма любопытны. На каждой из них вырезаны рельефные имитации стеблей, стоящие на невысоких основаниях. У основания диаметр колонн составляет около 1 м. Сохранившиеся кое-где красочные пигменты говорят о том, что первоначально колонны были выкрашены в красновато-коричневый цвет. На вершине колонны отсутствует капитель — в том смысле, в каком мы понимаем этот термин. Вместо нее последний метр ствола колонны оставлен гладким, и его снизу ограничивают две дуги, обращенные концами вниз. Самое странное в этом то, что архитектор таким путем стремился передать в камне связки камыша, аналогичные по внешнему виду тем, которые, по всей вероятности, применялись в хрупких камышовых жилищах и ритуальных постройках древнейших времен. Небольшие пучки камышовых стеблей скреплялись друг с другом, образуя ствол колонны, а гладкий ее верх — напоминание о шкурах животных, которыми обтягивали верхний конец колонны, чтобы она не деформировалась. Ко времени правления Джосера эти колонны из связок камыша в главных общественных зданиях стали заменять их деревянными копиями — именно так появился темно-коричневый цвет, имитирующий древесину. Таким образом, для Имхотепа было вполне естественным решением воссоздать эти сделанные в Раннединастический период деревянные копии камышовых колонн Додинастической эпохи во вновь открытом материале — известняке. Как отмечает Эйддон Эдвардс, ведущий специалист в области изучения пирамид,
«Строитель Ступенчатой пирамиды… заботился больше о воспроизведении в камне форм, сложившихся в архитектуре зданий, возведенных из менее прочных материалов, чем об изобретении новых концепций, в которых могли бы наиболее полно раскрыться возможности камня».
На дальнем конце коридора находится поперечный прямоугольный вестибюль, кровлю которого поддерживали четыре сдвоенные колонны, соединенные особыми стенками. Они также представляли собой колонны, копирующие связки камыша.
Оказавшись на залитом солнцем огромном внутреннем дворе, невольно поражаешься величественной мощи сооружения, представшего перед нашими глазами. Это типично месопотамский нишевый фасад с бесчисленными флористическими символами, такими, как имитации деревьев и камышей, использовавшимися в качестве строительных материалов при возведении древнейших ритуальных построек и жилых помещений. Таким образом, погребальный комплекс Джосера, фараона III династии, представляет собой поистине уникальное пособие по архитектуре древнейшего периода (того самого, который вызывает у нас особый интерес) — эпохи, когда царством Черной Земли правили ближайшие потомки — Последователи Гора.
Статуя Аменхотепа III со змеей Уреус на короне. Луксорский музей.
Стоя в южном углу обширного внутреннего двора, можно в полной мере оценить все величие громадной шестиступенчатой пирамиды Джосера, возвышающейся на северной стороне двора. Внутренняя стена-перегородка, поделившая двор на три части, украшена так же, как и наружные стены комплекса, но имеет и дополнительные детали. По верхнему краю стены по всей ее длине тянется фриз из огромных кобр, «капюшоны» которых расправлены в атакующей позе. Это производит внушительное, поистине магическое впечатление. В древних текстах говорится о том, что богиня-кобра, Ваджет, была личным загробным «телохранителем» фараона. Египтологи дали ей название «змеи Уреус»; ее изображение обычно встречается на лбу статуи фараона. Главное магическое предназначение змеи — изрыгать смертельный яд и пламя на любого, кто дерзнет приблизиться к священной особе фараона.
«Я рассею ужас перед тобой по всем землям. Я поселюсь на лбу твоем, между бровями. Пламя мое отпугнет всех врагов твоих».
Фриз из многих сотен Уреусов протянулся вокруг всего двора пирамиды Джосера, образуя грозное охранительное кольцо, внутри которого фараон мог в полной безопасности совершать важнейшие ритуалы, связанные с его вечным правлением в загробной жизни, — ритуалы, долженствующие поддерживать божественную гармонию Вселенной.
В северном и южном концах двора сохранились и другие любопытные детали. Это низкие двойные D-образные объекты, по-видимому, связанные с совершением царских ритуальных обрядов. С подробным объяснением этих сложных церемоний мы познакомимся тогда, когда окажемся на церемониальном дворе. Именно туда мы и направляемся.
На полпути вдоль восточной стены двора находится проем, ведущий — минуя специально скругленный угол — на совсем небольшой дворик, так называемый хеб-сед. Древнеегипетский термин «хеб-сед» означает «праздник хвоста». Объяснение этого странного названия кроется в совершавшейся здесь важнейшей церемонии раскрытия божественной власти царя. О ней мы расскажем чуть позже. А пока заметим, что хвост в данном случае имеется в виду не змеиный, а бычий.
Итак, завернув за угол, мы попадаем в едва ли не самую живописную зону всего комплекса Ступенчатой пирамиды. Прямо перед нами — большой просторный двор, на восточной и западной сторонах которого расположены каменные алтари, или жертвенники. В центре южной стороны двора возвышается постамент для трона, в северо-восточном и юго-восточном углах которого расположены лестницы. Благодаря сохранившимся изображениям (на каменных барельефах и пластинках из слоновой кости) мы знаем, что это пьедестал для церемонии повторения коронования фараона, совершавшейся в тридцатую годовщину его правления и через каждые три года после его кончины. Акт возложения красной и белой корон Верхнего и Нижнего Египта на главу фараона был кульминационным моментом таинственного действа, в состав которого входила и имитация «заклания царя» — ритуальное убийство монарха. Разумеется, мы не знаем детали этого ритуала и не можем реконструировать многие аспекты этой церемонии, хотя и располагаем документальными свидетельствами о ней. Однако, поскольку ритуалы церемонии хеб-сед восходят к Додинастической эпохе, точнее, к Последователям Гора, мы можем суммировать ее основные элементы и попытаться дать им наиболее вероятное объяснение.
Убийство и новое рождение
А теперь, дорогой читатель, давайте представим, что мы, совершив путешествие во времени, перенеслись в прошлое и присутствуем на празднике хеб-сед фараона Джосера. Действие происходит в 2484 г. до н. э. Мы попали в Мемфис в самый последний день гражданского календарного года. Столица буквально бурлит от толп паломников со всех концов державы Черной Земли. Люди прибыли в столицу из своих деревень и городков, чтобы присутствовать на юбилейных празднествах в честь фараона. Все крупные города Египта прислали на торжества свои официальные делегации. Их члены привезли с собой статуи местных богов, прибывшие в сопровождении свит жрецов и жриц. У причала вдоль берега стоят папирусные ладьи и барки из провинциальных храмов. Стены зданий и храмовых комплексов расцвечены яркими стягами и флажками. Отовсюду доносятся звуки музыки и громкое пение. Фараон Джосер находится в своем дворце, готовясь к наиболее торжественному акту своего долгого правления. Всеобщее возбуждение нарастает.
Напротив белых стен Мемфиса искусные ремесленники воздвигли на Ниле огромную плотину. Они потратили на это несколько месяцев упорного труда, возведя камышовые жертвенники-алтари, помост для трона и открытые дворы для публики. И вот теперь все готово для совершения целой вереницы церемоний, из которых состоит праздник сед. Время уже позднее, пора устроиться где-нибудь на ночь и попытаться заснуть. Предстоящие пять дней будут весьма насыщенными.
На следующий день рано утром, в первый день первого месяца перет, прибыв на берег Нила, мы обнаружили, что на всем пути следования царской процессии к месту совершения церемоний уже собрались огромные толпы. Торговцы и разносчики наперебой предлагают гостям всевозможные напитки и снедь. Пока мы пробираемся на свои места, самые нетерпеливые начинают выкрикивать имя фараона.
Наконец, фараон, его Главная Августейшая Супруга, статуи богов, придворные чиновники и жрецы разных храмов открывают процессию. Толпа издает оглушительный рев, когда вдали показываются штандарты и знамена, развевающиеся на свежем утреннем ветру. Впереди самого фараона шествует отряд придворных стражей, громко выкрикивая: «Наземь!» И когда царь следует мимо, многотысячные толпы покорно простираются на землю.
Наконец, Джосер приближается к входу в комплекс хеб-сед и вступает в длинный коридор, по обеим сторонам которого расположены ниши, где установлены статуи богов и богинь разных номов Египта, «прибывших» туда перед появлением фараона. Представляет фараона всем этим божествам особая жрица в облачении богини с коровьей головой Секхат-Гор («Та, кто напоминает Гора»). Перед каждой статуей фараон совершает «жертвоприношения»: повелевает отправить стадо скота в храм данного божества. За это он получает от богов благословение «на всю свою жизнь и на все свои владения». Эти дары богам всех сорока номов, совершаемые фараоном ради того, чтобы снискать любовь и покорность их жителей, занимают практически весь первый день торжеств.
Второй день посвящен ритуальному шествию Владыки Египта вокруг стены, окружающей церемониальный комплекс. Эту камышовую стену мастера оштукатурили и выкрасили в ослепительно белый цвет. В паузах между четырнадцатью воротами стена украшена характерными нишами. Одна из ритуальных функций фараона — проверить, надежно ли сделана стена. Дело в том, что она должна отражать главную задачу фараона — защиту границ Египта, символом которых и служит стена.
На третий день царь вступал в малый (ок. 100 х 25 м) ритуальный двор, так называемый «Двор Великих». Двор этот окружали большие камышовые нитеобразные жертвенники, перед которыми стояли статуи величайших богов Египта. Здесь Джосер восходил по ступеням «Трона Короны Гора», откуда обращался с ритуальным приветствием к своей «матери», богине-грифу Некбет, принося в дар ей клепсидру (египетск. шеб = водяные часы), символизировавшую время, истекшее со дня его первого коронования.
Переоблачившись в другие одежды, процессия направлялась на большой открытый двор, по всем четырем сторонам которого уже толпились зрители. В центре двора возвышался огромный помост с лестницами, ведущими на него со всех четырех сторон света. Края помоста были украшены защитным фризом с кобрами. В центре помоста, под балдахином из белой льняной материи, стоял низкий трон, украшенный изображениями двенадцати львиных голов.
Царская процессия вступала на двор с восточной стороны. Шествие возглавлял принц, представляющий род ири-пат («Потомки Пата»). Он нес изогнутый жезл или метательный дротик. За ним следовали двое слуг, державших в руках огромные опахала из страусовых перьев на длинных шестах. Следом шли визирь, жрец с веслом и рулевым механизмом хепу, а также храмовый пророк, несший в руках огромное изображение скорпиона. За ним шли два жреца, которые несли царские скипетры; далее — еще один жрец, державший в руках два огромных пера.
Впереди следующей группы шли двое слуг с опахалами. Послышался громкий возглас восторга: это взглядам присутствующих предстал переносной золотой жертвенник Вепваута, бога-волка, «Открывающего Пути». Жертвенник несут шесть жрецов, облаченных в волчьи шкуры, а на их выбритых головах надеты маски из волчьих голов. Добрая дюжина переносных курильниц распространяет вокруг одурманивающий запах мирра и ладана. Воздух наполняет священное дыхание Земли Богов (Пунта). За Вепваутом следует пророк, несущий огромный составной лук, которым царь воспользуется несколько позже, совершая один из обрядов. За ним шествуют знаменосцы, представляющие Последователей Гора (египетск. Шемсу-Гор). Оглянувшись назад, мы видим жреца-оратора (египетск. хери-хеб), держащего в руках свиток папируса с важнейшими текстами, именуемый имит-пер («Документ [о владении] Домом»), — хронику деяний фараона за время, пока он владеет Черной Землей. Наконец, через некоторое время появляется сам монарх, на голове которого красуется двойная корона Верхнего и Нижнего Египта. Теперь Джосер облачен в длинную мантию хеб-сед с бычьим хвостом, привязанным к поясу. В руках он держит посох и цеп, скрестив их на груди.
Воссев на трон, стоящий на груде мякины, Джосер начинает ритуал провозглашения. Царь поочередно обращается лицом ко всем четырем сторонам света. С южной стороны его благословляют и величают жрецы в масках богов Сета и Тдженена; с запада — жрецы в масках Геба и Хепри; с севера — два других жреца, символизирующих Атума и Гора, а с востока — две жрицы, представляющие богинь Изиду и Нефтис.
Вокруг помоста, каждый в своем паланкине, расположились жены и дети повелителя, а также «Великие Верхнего и Нижнего Египта» и таинственные «Духи Некхена и Пе». Целый лес из девятнадцати штандартов на длинных древках символизирует «Богов, Последовавших за Гором». Огромные толпы присутствующих громкими криками выражают свою покорность фараону. Наконец публичная церемония завершена, и Джосер со своей свитой переходит на малый церемониальный двор, где для царя и его семейства приготовлены временные жилища, в которых те проведут пятидневные празднества. Итак, третий день праздника хеб-сед окончен.
В четвертый день в центре всеобщего внимания оказывается целый ряд важнейших ритуалов, совершаемых тайно. Поскольку мы, как и все прочие рядовые жители Египта, не вправе присутствовать при совершении столь сакральных обрядов, нам остается довольствоваться рассказами соседей по толпе, хорошо знающих все, что должно совершиться за эти несколько часов.
Очевидно, фараон принесет воскурения ладана в жертву всем великим богам Египта, статуи которых находятся в огромных камышовых нишах, окружающих церемониальный двор. При этом он будет общаться с глазу на глаз с самыми могущественными божествами Вселенной. Эти личные ритуалы занимают большую часть утра. Затем вся царская семья соберется на пышный пир в особом павильоне, так называемом «Зале Вкушения». Нам, в свою очередь, в ожидании послеобеденных публичных церемоний, тоже не помешает подкрепиться хлебом, финиками, луком и пивом.
Ритуальные действа завершает торжественное шествие вдоль городских стен к храму Птаха. Теперь царя несут на особом переносном троне, чтобы каждый мог видеть своего владыку во всем величии земной славы. Джосер, принеся в священном храме Мемфиса жертвы могущественному богу Птаху, Владыке Мемфиса, направляется на церемониальный двор праздника сед. К вечеру процессия возвращается. Царь и царица сопровождают переносной жертвенник Птаха, мерцающий золотом в надвигающихся сумерках.
Все и вся пребывает в напряженном ожидании кульминации праздника Сед — церемонии «Упокоение в усыпальнице», совершаемой в ночь накануне пятого дня. Этот магический ритуал окружен ореолом глубокой тайны. И тем не менее толпа знает, что царь вскоре должен переступить порог смерти и умереть, чтобы возродиться снова на рассвете пятого, последнего дня торжеств. Есть основания опасаться, что царь может не выдержать этого ритуала. Удастся ли ему удачно миновать все лабиринты потустороннего мира, чтобы воскреснуть на рассвете? Или демоны и змеи царства мрака погубят царя-бога?
И здесь нам опять остается лишь полагаться на рассказы соседей, чтобы составить представление о ритуале, стать очевидцами которого не можем. Мы можем не понимать, что конкретно означает каждый из элементов церемонии, но основы этого ритуала хорошо известны всем египтянам. В конце концов, погребальные обряды, совершаемые сыном в память о почившем отце, не слишком отличаются по своей сути от обрядов, совершаемых над богом-фараоном: вся разница лишь в масштабах действ! Разумеется, в божественной мистерии воскрешения, дарованного богами Джосеру, присутствует и дополнительный элемент. Воскресение фараона — столь же важный элемент верований древних египтян, как и Воскресение Христа в христианской системе взглядов.
Наконец всю землю Египта от края до края покрывает тьма. Фараон Джосер и его ближайшее окружение собираются на малом церемониальном дворе. Они здесь в полном одиночестве под куполом звездного неба, и лишь небесные боги взирают сверху на эту таинственную сцену. Снаружи, за толстыми стенами церемониального комплекса, пылают тысячи костров: египтяне собираются вокруг них, чтобы согреться и переждать эти томительные несколько часов. На каждом шагу звучат горячие молитвы за царя.
Сейчас царя окружают великие боги, готовые стать свидетелями его ритуального заклания. Сет, «Владыка хаоса», выходит вперед с огромным ножом — тем самым, который во время церемониальной процессии первого дня нес жрец-пророк. Боги восславляют благую кончину фараона. Его тело обвивают белоснежными льняными пеленами. Лицо его покрывают слоем зеленой краски — цветом, символизирующим плодородие и Осириса. Его укладывают на ложе, охраняемое золотыми львами, опирающимися, подобно сфинксу, о его чрево. Во время этих ритуалов смерти есть и особая церемония, в которой используется… голова царя, принесенного в жертву. Все эти действа окутаны непроницаемым покровом тайны, однако их следы восходят к найденным Петри захоронениям Накадского II периода, в которых черепа оказались отделенными от скелета.
Тело Джосера переносят в небольшую камышовую нишу, именуемую «усыпальница», где царю предстоит провести долгие ночные часы, сражаясь с могущественными силами потустороннего мира. На всем протяжении ночи дух Джосера должен совершить плавание по огромной подземной реке, несущей свои воды к восточному краю горизонта. О дальнейшей судьбе царя будет рассказано в следующей главе. А пока что нам, вместе со всеми остальными зрителями, придется подождать, чтобы узнать, удалось ли фараону вернуться в мир живых, когда бог солнца Характи («Гор восточного [края] горизонта») вновь поднимется на небо над Египтом.
Ночь на Ниле долгая и холодная, но наконец за холмами на востоке начинает брезжить сияние. Толпы паломников возвращаются на большой церемониальный двор. Теперь мысли всех сосредоточены на одном. Продавцов и разносчиков не видно: они, смешавшись с толпой, тоже стали пилигримами на празднике сед.
Огромный песчаный прямоугольник двора еще пуст. Помост с троном давно убран; исчезли и паланкины цариц и принцев царской крови; не видно ни жрецов, ни чиновников, ни воинов. Вокруг — полная тишина: толпы терпеливо ожидают возвращения своего земного владыки.
Внезапно, без всякого предупреждения, во всех четырех углах двора раздаются фанфары. Головы всех присутствующих в едином порыве поворачиваются в сторону восточных ворот, ведущих во двор хеб-сед. Взглядам многотысячных толп предстает фараон Джосер, бегущий быстрее ветра вокруг скругленного угла, спеша выбраться на свободное пространство двора. На нем — никаких одежд, кроме короткой белой набедренной повязки и короны, увенчанной двумя высокими страусовыми перьями. Странно, но теперь он выглядит моложе, выше, стройнее. Итак, Джосер родился вновь в образе сияющего бога; он — поистине земное воплощение Гора. Толпа встречает его криками радости и вздохами облегчения. Женщины в один голос кричат: «Гор явился, он обрел два плюмажа! Царь Джосер, живи вечно!» Они знают, что «Великие Верхнего и Нижнего Египта» были свидетелями возложения на голову фараона первой короны, венца «Обладателя Великого Пера». Теперь же царь, короновавшись во второй раз, взошел на «Трон Атума».
В левой руке фараон держит огромный составной лук, а в правой — четыре стрелы. Выйдя на середину двора, он втыкает три стрелы в песок у своих ног. Четвертую же царь кладет на лук и, натянув тетиву, пускает в юго-восточный угол двора. В толпе раздаются возгласы одобрения. Вторую стрелу царь посылает в юго-западный угол. Толпа опять испускает ликующий крик. Затем две оставшиеся стрелы летят в северовосточный и северо-западный углы двора. Так фараон символически помечает границы Египта. Он вновь выступает в ипостаси мистического хранителя Черной Земли, защищающего своих подданных от сил хаоса, пребывающих за пределами Египта. Джосер, живое воплощение Гора, вновь одерживает верх над своим вечным соперником — злобным дядюшкой Сетом.
В оставшиеся несколько часов пятого дня торжеств фараон совершает множество обрядов, символизирующих его силу, быстроту и, так сказать, эффективность омоложения. Он выполняет несколько пробежек вокруг большого двора. Затем бежит рядом со священным быком Аписом. Затем несет весло (египетск. усер) и деревянное орудие (египетск. хеш), являющееся частью рулевого механизма корабля. К поясу его набедренной повязки подвешен бычий хвост. Иероглифические знаки усер и хеп, сложенные вместе, составляют имя Осирис-Апис (египетск. Усер-Хепу). Во время этой церемонии владыка как бы составляет одно целое со священным быком Мемфиса. Он вместе с Аписом обходит три D-образных объекта на дворе. Тем самым фараон совершает ритуал освящения поля, обходя земли Египта после своего чудесного перерождения.
Рамсес II совершает один из ритуалов хеб-сед — пробежку с двумя сосудами. Рядом с ним бежит бык Апис. Гипостиль в Карнаке.
Вернувшись в последний раз на двор церемоний хеб-сед, Джосер совершает еще один ритуал коронования. Для этого устанавливаются два трона, один из которых обращен на юг, а другой — на север. Когда фараон поочередно восседает на этих тронах, боги Гор и Сет возлагают на его голову короны Верхнего и Нижнего Египта. Затем он получает посох и цеп и в последний раз предстает перед своими подданными.
Перед возвращением владыки и его пышной свиты во дворец в Мемфисе фараону предстоит выполнить еще один важный ритуал. Бог Геб, «Владыка Земли», преподносит Джо-серу так называемый свиток имит пер. На этом свитке записан «Тайный Договор Двух Сторон» — юридический документ, подтверждающий признание Сетом Гора в качестве единственного законного правителя Египта. Наконец, Джо-сер под ликующие возгласы присутствующих совершает последнюю пробежку, держа в левой руке этот «акт о престолонаследии», а в правой — цеп. Перед ним несут штандарт Вепваута, «открывающего пути» для владыки. Бог Тот и богиня Мерет, удовлетворенные могуществом своего собрата-бога, начинают ритмично хлопать в ладоши, подбадривая фараона во время его долгого бега. Огромная толпа подхватывает этот ритм, и вскоре ритуальный царский бег превращается во всеобщий танец победы. Присутствующие кричат Джосеру: «Скорее! Неси его!» (т. е. свиток). Такие возгласы доносятся со всех сторон двора, ставшего теперь духовной и мистической моделью всего Египта. Во все номы Черной Земли отправляются гонцы с радостной вестью, что Джосер вновь вступил на свой трон.
«Я пробежал по земле, держа в руке «Тайный Договор Двух Сторон» — дар, дарованный мне отцом моим (Осирисом) прежде Геба. Я пробежал по всей земле и коснулся всех четырех ее сторон.
Я пробежал везде и всюду, где пожелал».
На этом кульминационном событии юбилейные торжества завершились. Однако через три года Джосеру придется вновь выдержать испытания силы и мужества, чтобы подтвердить свою способность править народом Черной Земли — Египта.
Царь Джосер совершает ритуал хеб-сед, держа в руках цеп и свиток имит пер. Барельеф со стены ниши в подземной погребальной камере южной усыпальницы комплекса Ступенчатой пирамиды.
Обители богов
А теперь, побывав на юбилейных торжествах, самое время вернуться во двор комплекса Ступенчатой пирамиды, где я хотел бы обратить ваше внимание на еще два изображения растений, символика которых восходит к образам Месопотамии, Сузианы и, возможно, Эдемского сада.
Итак, в тот момент, когда нам довелось совершить путешествие во времени и побывать на ритуале мистического воскресения Джосера, мы находились на дворе для церемоний хеб-сед. На третий день празднеств мы узнали, что фараон принес жертвы всем великим божествам Египта, статуи которых стояли в огромных камышовых нишах, окружавших двор хеб-сед. И вот теперь мы можем заняться обследованием каменных вариантов этих древних святилищ, воздвигнутых Имхотепом на дворе тайных церемоний для самого Джосера.
Святилище на внутреннем дворе хеб-сед в Саккара.
Многие из этих святилищ привлекают внимание своими необычными формами. У них большие сводчатые крыши — самое уязвимое место ранних каменных построек, являющих собой копии куда более древних святилищ, выполненных из более гибких материалов. Иероглифический знак, обозначающий архетип святилища-жертвенника Верхнего Египта, говорит о том, что такие здания первоначально возводились из камыша. Давно известно, что конструкция таких построек идентична камышовым мудхиф южного Ирака — традиционным жилищам болотных арабов. Болотистые низменности южного Ирака — это, вне всякого сомнения, колыбель Шумерии, и такие любопытные постройки имеют весьма и весьма древние корни. Так, например, до нас дошел целый ряд цилиндрических шумерских печатей с изображением бога Энки («Владыки Земли»), восседающего в своем камышовом святилище. Древнейший жертвенник Инанны также был сделан из камыша. Варианты этих древних построек, возводимые современными болотными арабами, покоятся на плетеных камышовых платформах — островках, плавающих по пресноводным заводям. Несмотря на то что мудхиф (арабск. «гостиница») строятся на столь неверных основаниях, они представляют собой достаточно большие постройки. По свидетельству Тура Хейердала, некоторые из этих построек «настолько велики, что напоминают скорее авиационные ангары».
Мудхиф болотных арабов южного Ирака.
Типичный мудхиф представляет собой длинный сводчатый туннель, сделанный из связок камыша, стянутых, образуя каркас кровли. Каждое из перекрытий состоит из двух связок, основания которых отстоят друг от друга иногда на целых 10 м. Верхние же концы наклонены навстречу друг другу и скреплены, образуя арку. Сидя внутри такого дома, нетрудно представить, что испытывал библейский Иона, находясь в своей плавучей «гостинице». Передний и задний фасады муд-хифа закрыты плетеными камышовыми матами, крепящимися внизу к высоким столбам, также сделанным из связок камыша, благодаря чему фасады эти членятся на проемы. Поверх этих матовых перегородок обычно делают занавеси из полотна, которые можно раздергивать для освещения и проветривания этих древних построек. В камышовой стенке у одного из столбов обычно оставляют небольшой входной проем.
Все эти элементы можно встретить и в стилизованном, возведенном при Джосере каменном варианте камышового святилища древних обитателей Верхнего Египта. Очевидно, что в раннем Египте применялись архитектурные приемы Месопотамии. Но здесь, во дворе хеб-сед, мы видим и другие любопытные детали, не встречающиеся в постройках типа мудхиф болотных арабов.
Египетские святилища сохранили до нас три великолепных образца опорных колонн, примыкающих к фасадам, выполняя декоративные функции, однако они являются не просто копиями связок камыша. Перед нами — тысячекратно увеличенный стебель растения. Археологи, впервые обнаружившие эти святилища, заметили, что в отличие от колонн входного коридора, ведущего внутрь комплекса, имеющих выпуклый рельеф (имитирующий связки камыша), стволы этих более тонких колонн покрыты глубоко заглубленным рельефом. Эти заглубленные вертикальные борозды — самые ранние в истории искусства прообразы куда более поздних дорических колонн, хорошо известных Западу благодаря архитектуре классической Греции. Древние греки очень гордились своими стройными дорическими колоннами с элегантным рельефом, но на самом деле подлинным создателем этого архитектурного решения был Имхотеп, трудившийся за 2000 лет до греческих зодчих
Признав, что египтяне стремились передать в камне мир живой природы, мы должны спросить себя, символом какого растения является такая колонна. Ответить на него весьма непросто, и в середине XX в. он стал темой острых дебатов. Впрочем, он несет в себе и несколько ключей. Во-первых, можно попытаться найти растение с высоким и узким стеблем, имеющим вогнутые бороздки. Эта черта резко сократит диапазон наших поисков. Второй же элемент сузит его до предела.
На вершине каменных колонн святилищ Джосера древние каменотесы высекали интереснейшие капители, не повторявшиеся более ни в одном из архитектурных стилей. И только здесь, на дворе хеб-сед, мы видим капитель с двумя симметричными лепестками, расположенными слева и справа от ствола колонны. Между этими лепестками находится отверстие, предположительно служившее в древности гнездом для деревянного штандарта — символа бога, чья статуя находилась в святилище. Чтобы найти это таинственное растение, нам придется отправиться в дальние края, далеко от долины Нила. Но для начала нам придется исключить все образцы местной флоры Египта из числа кандидатов на роль прототипа этого уникального мотива.
Великан среди растений
Колонна с ребристым рельефом. Комплекс Ступенчатой пирамиды.
Как я уже говорил, эти уникальные колонны вызвали в 1940— 1950-е гг. жаркие споры, целью которых была попытка установить растение, послужившее прототипом для их капителей. Герберт Рики попытался доказать, что такое продольное членение воспроизводит в камне стволы хвойных деревьев, на которых «имитировались стилизованные борозды, оставленные скругленными кромками примитивных орудий древних египтян на древесине при ее зачистке». Эта гипотеза оказалась весьма спорной. Жан-Филипп Лауэ, специалист по египетской архитектуре, имя которого (благодаря многолетним трудам по восстановлению этого замечательного комплекса) стало синонимом изучения Ступенчатой пирамиды, также полагал, что такие колонны имитируют стволы деревьев. Однако он считал, что заглубленные борозды являются дополнительным декоративным элементом. Это также представляется нам маловероятным, поскольку древесные стволы не являлись частью декоративного убранства египетских колонн, которые, при всех своих гигантских размерах, представляют собой копии именно растений, а не деревьев. Единственное исключение из этого правила — пальмовый ствол, который просто невозможно обработать продольными бороздками. С другой стороны, нам известно, что в эпоху возведения комплекса Ступенчатой пирамиды древесина широко использовалась в Мемфисе при строительстве дворцов и храмов. Дерево для этих построек, по всей видимости, доставляли из Ливана (в частности, Библоса), откуда в Египет на всем протяжении эпохи фараонов поставлялась большая часть строительного леса, особенно кедра. Но эта древесина использовалась в качестве именно строительного материала, а не стилизованного декоративного мотива, воспроизводящего естественную структуру дерева. Таким образом, хотя мы вправе предполагать, что каменные колонны на дворе хеб-сед были копиями более ранних деревянных прототипов или современников из Мемфиса, это нисколько не приближает нас к разгадке вопроса о том, резной копией какого именно растения являлись эти, пусть и деревянные, колонны с парными лепестками на капителях
Нам остается обратиться к третьей гипотезе, выдвинутой ботаником-египтологом Перси Ньюберри. Он предположил, что, подобно гигантским каменным «копиям» папируса и лотоса, эти колонны представляют собой воспроизведение только стебля растения. Растение, которое Ньюберри считал прототипом стилизованного мотива капители колонны на дворе комплекса Джосера, в древности было известно как Silphium — вид, сам по себе вызывающий массу споров среди ботаников. Стилизованный мотив Silphium был представлен на греческих монетах, чеканенных в Киренаике, на побережье Северной Африки, и поначалу это изображение отождествлялось с Thapsia Garganica, и в наши дни растущим в окрестностях Кирены. Однако Thapsia не обладает ни одним из тех медицинских свойств, которые классические античные авторы приписывали Silphium’у. Известно, что это растение имеет высоту не более метра и не обладает характерным прямым стеблем, благодаря которому Thapsia считалась прототипом флористического мотива из Саккары. Выбрав Silphium в качестве исходной рабочей модели для изучения таинственного растения с длинным стеблем, Ньюберри просто-напросто заменил одну проблему другой. Однако он сознавал, что у этой проблемы должно быть и другое решение.
Выдвинув предположение о том, что в данном случае мы имеем дело с многократно увеличенным стилизованным изображением растения, Ньюберри приступил к поискам других зонтичных. Вскоре ему встретился Heracleum Giganteum, достигающий в высоту более 5 м и имеющий стебель диаметром ок. 10 см. Это растение было больше похоже на загадочный цветок. Оно обладало всеми характерными атрибутами, присущими растениям, послужившим прототипами для архитектурных мотивов древних египтян, то есть имело очень длинный и достаточно толстый стебель-ствол. Ньюберри обнаружил, что «стебли у него (Негасlеum’а) полые и в зеленом виде ребристые, а в сухом — округлые». Как и растение на капителях каменных колонн на дворе хеб-сед, Heracleum имеет широкие парные лепестки, расположенные на стебле через определенные интервалы.
Таким образом, этот вид вполне соответствовал характерным особенностям капителей необычных «дорических» колонн с ритуального двора для церемоний хеб-сед. Однако, как установил Ньюберри, все дело в том, что Heracleum Giganteum распространен в Анатолии и на Кавказе, но не имеет аналогов в Египте и Северной Африке. Исследователь пирамид Эйддон Эдвардс так оценивает дилемму, вставшую перед египтологами:
«Интерпретация растения-прототипа колонны, предложенная Ньюменом, получила бы куда более широкое общественное признание, если бы Heracleum Giganteum рос в самом Египте, но хотя это растение и распространено достаточно широко, нет никаких свидетельств, что оно когда-либо росло в долине Нила».
Дело здесь не только в том, что все семьдесят растений семейства, к которому принадлежит Heracleum, хорошо чувствуют себя в прохладном, влажном климате, но и в том, что этим растениям необходима почва, напоминающая торф и позволяющая им пускать очень глубокие корни, необходимые для удержания высокого стебля. Ничего подобного не было в засушливом Египте ни в эпоху фараонов, ни во времена господства тропического климата в доисторическом IV тысячелетии до н. э. В любом случае климат в Египте для Heracleum слишком жаркий, а почвы страны фараонов никак не способствуют росту высоких болотных трав. Итак подходящие условия для роста Heracleum Giganteum следует искать, мягко говоря, далеко от Египта и Африки вообще, в зоне умеренного климата.
Heracleum Giganteum — это второе название растения Heracleum Mantegazzianum, известного также как сорняк гигантский. Это растение в наши дни широко распространено во многих районах Европы и Америки. Рвать его в зеленом виде небезопасно, поскольку ядовитый сок стебля может вызвать сильную накожную сыпь. Однако ближе к осени, когда сорняк засыхает, его мясистая сердцевина высыхает, а ствол становится исключительно твердым и крепким. Тогда его можно резать без всякой опасности. Несколько лет назад мне довелось срезать часть сухого стебля, выросшего летом в перелеске возле моего дома и достигшего более 2 м в высоту. Я сфотографировал его, чтобы запечатлеть не только характерную ребристость, но и горизонтальные колена, от которых отходят парные лепестки. Стебель, пролежав несколько лет в моем кабинете, остается все таким же жестким и твердым.
Как я уже говорил, лучше всего сорняк гигантский растет в умеренном климате, где травы обычно сочны и высоки. Ботаники обратили внимание, что особенно хорошо он чувствует себя в цветущих долинах на плоскогорье, протянувшемся от побережья западной Турции на восток, по землям древней Великой Армении, вплоть до берегов Каспийского моря. Путешествуя по Иранскому Азербайджану в поисках библейской земли Эдем, я обнаружил, что сорняк гигантский во множестве растет на склонах холмов, окружающих заливные луга в низинах по берегам рек, истоки которых находятся вокруг крупнейших водоемов в этом регионе — озер Севан и Урмия. Здесь сорняк гигантский достигает высоты 5 м, вырастая почти с двухэтажный дом! Нет никаких сомнений, что ботанической родиной Heracleum Giganteum являются земли царства Аратта (Урарту) и Эдема.
Другой вид сорняка гигантского, принадлежащего к тому же семейству, что и Heracleum Giganteum и Heracleum Man-tegazzianum, — Heracleum Persicum, родина которого — западный Иран, в частности, как вы, возможно, уже догадались, район древней Сузианы. Здесь это растение также достигает высоты 5–6 м. На мой взгляд, именно последний вид, Heracleum Persicum, и послужил прототипом для ребристых колонн на церемониальном дворе комплекса Джосера. Необходимо отметить, что Heracleum Persicum имеет исключительно твердый стебель и в сухом виде почти не уступает по твердости бамбуку. Таким образом, он является прекрасным материалом для строительства, и его наверняка использовали на заре истории при сооружении камышовых зданий в древней Сузиане.
В усыпальницах фараонов I династии было найдено несколько миниатюрных ребристых колонн. В частности, еще Петри обнаружил в усыпальнице фараона Джера в Абидосе изящную «дорическую» мини-колонну из слоновой кости, бывшую, по-видимому, деталью одного из предметов мебели. Эта миниатюрная копия Heracleum Persicum — свидетельство непосредственной связи с ребристыми колоннами Джосера и серьезное археологическое доказательство использования стилизованных версий стебля сорняка гигантского в древнейшие времена истории Египта, сразу же после появления в долине Нила иноземной элиты. Быть может, иммигранты из Сузианы привезли с собой и другой художественный мотив, отражающий особенности ландшафта их покинутой прародины — мотив, предшественником которого явился Эдемский сад Адама?
Белая лилия
Папирус, растущий в болотистых низменностях.
Первые научные раскопки комплекса Ступенчатой пирамиды начались в январе 1924 г. под руководством Сесила Фирта, видного британского египтолога и инспектора отдела древностей в Саккаре. Во время первого сезона раскопок его экспедиция начала работы в северо-восточном углу стены, где Фирт обнаружил две большие насыпи. Они оказались остатками огромных праздничных святилищ-жертвенников богов Верхнего и Нижнего Египта, святилищ, сыгравших важную, но пока что не вполне ясную роль в празднествах сед. Я нарочно до сих пор не рассказывал об этой части комплекса хеб-сед, ибо за высокими стенами святилищ хранились одни из самых главных талисманов иноземной элиты.
Дома Юга и Севера расположены непосредственно к югу от двора хеб-сед, где духи усопших, которым было поручено из века в век продолжать юбилейные торжества в честь Джосера, совершали обряды смерти, воскресения и коронования фараона. Дом Юга находится прямо напротив восточной стороны Ступенчатой пирамиды, а его аналог для Нижнего Египта — немного севернее, напротив погребального храма, расположенного в тени с северной стороны пирамиды.
Слева: Дом Юга. Комплекс Ступенчатой пирамиды (из книги Ж.Ф.Лауэ, 1936, илл. LXXIII)
Справа: Три стилизованные под папирус колонны у стены во дворе Дома Севера.
А теперь давайте рассмотрим этот Дом Севера (то есть, другими словами, главное святилище Нижнего Египта). Фирт был весьма удивлен, обнаружив сразу три «дорические» колонны прямо на фасаде сооружения, поскольку тогда, на самом первом этапе раскопок, колонны на дворе хеб-сед, стилизованные под сорняк гигантский, еще не были открыты. Эти прекрасно обработанные ребристые колонны примыкали непосредственно к фасаду огромного святилища высотой ок. 11 м, перед которым находился особый внутренний дворик Как оказалось, Дом Севера весьма походил на гигантский мудхиф болотных арабов. Во внутренней восточной стене этого открытого двора находилась широкая ниша с тремя колоннами. Колонны эти не несли никакой функциональной нагрузки, а просто примыкали к задней стенке полой ниши, причем разделяющие их интервалы составляли около полутора метров. Очевидно, колонны служили лишь символическим элементом декора, но вертикальных ребер, как на колоннах фасада главного святилища, у них не было. Вместо этого их поверхность вплоть до самых капителей, имевших форму стилизованных открытых зонтов, напоминавших перевернутый колокольчик, была ровной и гладкой. Прототипом для этих колонн, самых ранних из открытых на сегодняшний день, явно послужил папирус. И хотя сегодня папирус в Египте больше не растет, эта характерная разновидность осоки с длинным, треугольным, безлистым стеблем встречается в верховьях Белого Нила в Судане и в некоторых районах Центральной Африки. Ученые предполагают, что этот вид, так называемый Cyperus Papyrus, достигающий пятиметровой высоты, мог произойти от древнеегипетских прапредков. Создав эти изящные колонны, стилизованные под папирус, мастера фараона Джосера лишний раз продемонстрировали свое стремление подражать в камне образам растительного мира. Они придали колоннам характерное треугольное в плане сечение, присущее папирусу, и слегка сузили стебель колонны кверху, а у ее основания сделали утолщение, типичное для растения-прототипа. Египетские зодчие позднейшего времени отказались от практики столь детального воспроизведения образца, перейдя к созданию обычных цилиндрических колонн.
Египтологи еще за несколько десятилетий до начала раскопок Ступенчатой пирамиды установили, что папирус с его необычным треугольным зеленым стеблем выполнял роль геральдического символа Нижнего Египта. Этот своеобразный герб получил распространение начиная с эпохи Среднего Царства, а открытие Фирта доказало, что он существовал еще во времена III династии. После этой поразительной находки археологи, работавшие на раскопках комплекса Ступенчатой пирамиды, высказали предположение о возможности открытия такой же ниши в Доме Юга, в которой должны находиться капители с аналогичным геральдическим символом Верхнего Египта.
Раскопав, наконец, южный из двух холмов, археологи действительно нашли Дом Юга и внутренний двор перед ним. Как и ожидалось, в нем находилась ниша, в которой использовался мотив растения — геральдического символа Верхнего Египта. Правда, на этот раз в центре ниши возвышалась всего одна колонна. Египтологи вполне резонно предположили, что одна колонна-стебель символизирует долину Нила, тогда как три колонны служат символами трех разных царств, составлявших в Додинастический период, до объединения страны, основу политической системы дельты Нила.
Кроме того, одиночная колонна в нише южного двора, в отличие от колонн Дома Севера, была не треугольной в плане. Она была округлой и, следовательно, символизировала какое-то другое растение. К сожалению, капитель колонны оказалась утраченной, и ее так и не удалось найти. Однако мы располагаем многочисленными позднейшими изображениями растения — геральдического символа Верхнего Египта и можем представить, как оно выглядело. Наиболее выразительное рельефное его изображение находится в Карнаке, куда мы теперь и отправимся.
Оказавшись в Карнаке, мы пройдем вдоль главной оси храма, направляясь на маленький дворик, расположенный перед святая святых. Но, проходя через огромный гипостиль, построенный фараоном Сети I и его сыном, Рамсесом II, бросим взгляд хотя бы на одну из ста тридцати четырех колонн. Основание каждой из колонн украшены стилизованными изображениями растений. На колоннах слева от самого здания (то есть на северной стороне) мы видим стебли папируса — символ Нижнего Египта. Колонны справа (то есть на южной стороне) украшает символ Верхнего Египта. Мне часто доводилось сидеть здесь, отдыхая в тени могучих колонн и слушая рассказы гидов, по-разному описывавших процесс объединения Древнего Египта. Так вот, гиды часто сообщали своим слушателям, что геральдическим символом юга страны был лотос. По-видимому, они узнали это от своих наставников, а также из множества популярных книжек по истории Древнего Египта. Увы, все эти источники ввели их в заблуждение, и теперь гиды, сами того не желая, вводят в заблуждение неискушенных слушателей. Между тем если бы туристы пригляделись повнимательнее, они бы сразу же поняли, что символом Верхнего Египта был вовсе не лотос, а какое-то другое растение. Лотос — это водяная лилия с широким чашечкообразным цветком, тогда как растительный символ юга — это цветок, похожий на трубу. Египтяне, как свидетельствуют многочисленные рельефы и росписи, не испытывали никаких затруднений, изображая во всех деталях настоящий лотос с его острыми стрелками. Нет никаких сомнений, что египетские художники изображали лотос и геральдический цветок Верхнего Египта по-разному именно потому, что они представляли собой два различных вида растений.
На фреске из усыпальницы в Фивах изображен фараон Аменхотеп III, восседающий на престоле, который поддерживают две колонны спереди и одна сзади. Так вот, задняя колонна имеет вид стебля папируса и, следовательно, указывает, что это символ Нижнего Египта. Впереди и, следовательно, лицом к Верхнему Египту, одна из колонн символизирует лотос, а другая — традиционный растительный геральдический символ юга. Обе колонны-символы показаны рядом, что исключает всякую возможность путаницы. Оказывается, начиная примерно с конца XVIII династии лотос стал использоваться в качестве второго символа юга страны. Читатель вскоре узнает причины этого. Дело в том, что мы вправе рассматривать Амарнский период в качестве своего рода переходной эпохи, поскольку как показывает вышеупомянутый трон Аменхотепа III, в те времена в роли геральдического растения могли выступать как лотос, так и таинственный цветок. Однако, в отличие от более ранней, отделенной правлениями нескольких фараонов, эпохи Тутмоса III, изображенного на троне повелителя обоих Египтов, здесь имеется в виду нечто иное.
Геральдические колонны в Карнаке. Современный снимок.
Продолжив прогулку во дворе храма в Карнаке вдоль оси «запад — восток», мы окажемся на открытом дворике, который, собственно, и является целью нашего визита. Здесь высятся две свободно стоящие колонны, воздвигнутые при Тутмосе III и охраняющие с обеих сторон вход во внутреннее помещение святилища. Колонны эти символические — они никогда не поддерживали своды храма. Они представляют собой тотемы обоих царств, так сказать, в чистом виде. Высокий рельеф на колонне с северной стороны от входа изображает три стебля папируса. На колонне с южной стороны от входа высечены тоже три стебля, но… увенчанных сложным стилизованным цветком с частично отогнутыми лепестками. И если вы теперь на минуту оставите Египет и вспомните символический герб французской монархии, вы сразу же узнаете в них знаменитый «Fleur-de-Lys». Глаза безошибочно подскажут вам, что геральдический цветок Верхнего Египта, растительный символ царства Менеса, основателя державы фараонов в Египте, — это лилия.
Однако ботаник сразу же скажет вам, что лилии в Египте не растут и никогда не росли, даже в древности. Для лилии, как и для сорняка гигантского, необходимы куда более прохладные климатические условия, чем те, что сложились в долине Нила. Лилия любит расти в зарослях кустарников на утесах и склонах скал на высоте как минимум 600 м над уровнем моря. Особенно хорошо она чувствует себя «на хорошо увлажняемых известковых почвах со слоем гумуса» и в оптимальных условиях может достигать высоты около 2 м. Это растение не отличается особой выносливостью, и его нельзя назвать легко культивируемым видом, особенно в жарком, засушливом климате. Пауль Шауэнберг со всей определенностью говорит о том, что климатические условия в Египте вообще не позволяют выращивать там лилии с длинным стеблем:
«(Лилии) весьма разборчивы к почвам и могут расти лишь при определенных условиях температуры и влажности… Продолжительная засуха просто пагубна для них. Кроме того, излишек тепла способен погубить их, особенно если нижняя часть стебля не защищена толстым слоем продуктов органического перегноя или торфа».
Ясно, что исконные климатические условия, характерные для Верхнего Египта, решительно препятствуют ее выращиванию в долине Нила. Единственный путь, которым лилия с длинным стеблем могла попасть в Египет эпохи фараонов — это импорт из-за рубежа и кропотливое возделывание цветков для приготовления благовоний. Такая плантация лилий и изображена на одном из барельефов времен XXVI династии. Вполне понятно, что выращивание лилий по самой своей природе — особенно с точки зрения ранних цивилизаций — было прерогативой правящего класса или даже монарха. В естественных условиях лилии в долине Египта никогда не встречались; они могли быть только завезены туда из-за рубежа представителями правящего класса.
Но где же тогда находился естественный ареал лилий с длинным стеблем? Целый ряд видов этих изящных растений встречается в обширной зоне, простирающейся от Альп на юго-востоке Франции (отсюда — традиционный монархический мотив «лилии») и северной Италии через Албанию, Македонию и Грецию, через Турцию вплоть до Кавказа и далее, вплоть до долин и нагорий Загрос. Однако большинство из тридцати двух дикорастущих ее разновидностей встречается только на Дальнем Востоке, особенно в Юго-Восточной Азии, Китае и Японии. В данной книге нет смысла останавливаться на дальневосточных видах, поскольку поиски прототипа главного геральдического символа Верхнего Египта лучше вести поближе к дому, то бишь Египту. Не так давно было установлено, что, в частности, один из видов лилии пользовался в древнем восточном Средиземноморье широкой известностью, где ее благодаря изысканному аромату выращивают вот уже как минимум три тысячи лет.
Самый красивый вид лилии из всех — это, конечно, Lilium Candidum, знаменитая «лилия Мадонны», цветок с шестью крупными белыми лепестками, образующими изящный раструб, защищающий золотистые тычинки. Зеленый цвет ее длинного, грациозного стебля на внешней стороне лепестков плавно перетекает в молочную белизну околоцветных сегментов. Сверкающие белизной цветы распространяют вокруг тонкий экзотический аромат, столь ценившийся древними. Это действительно был царский цветок древности, не имевший себе равных.
Современный ареал распространения дикорастущих «лилий Мадонны» простирается от пологих холмов Македонии, охватывая Анатолию и нагорья Балканского полуострова, к югу, до гор Ливана и горы Кармель в Израиле. Шауэнберг провел исследование «лилии Мадонны» и пришел к выводу, что этот цветок хорошо себя чувствует только в зонах умеренного климата, в частности, в Европе и Западной Азии. Ученый особо отмечает, что хребет горы Кармель — крайняя южная точка ареала, в котором «лилия Мадонны» еще встречается в дикорастущем состоянии, и то только на склонах гор на значительной высоте. Как я уже отмечал, лилия Мадонны имеет белый цветок, но у нее есть и ярко-желтая разновидность — Lilium Monodelphum. Родиной этой очаровательной лилии является Крым, Кавказ от Черного до Каспийского моря и некоторые районы северной Турции. Этот ареал, естественно, включает в себя и уже упомянутые нами локусы царства Аратты и Эдема.
К сожалению, в наши дни лилии более не встречаются на нагорьях Загрос — регионе, имевшем тесные связи с Египтом в Додинастическую эпоху. Однако, помня о том, что «лилия Мадонны» сегодня размножается и семенами (что указывает на ее выращивание в течение длительного периода), Ф.Фернс высказал предположение о том, что ее могли выращивать в древнем Иране еще до вырубки лесов и чрезмерно интенсивной культивации, изменившей характер ландшафта в этом регионе. Если же допустить существование этих факторов в древности, надо признать, что они были просто идеальными для лилий с высоким стеблем и что они не слишком отличались от условий, существовавших в древности на южных склонах гор Загрос. Сегодня же нам остается лишь вообразить, как живописно выглядели растущие рядом друг с другом оба вида лилий — белые и желтые — высотой более четырех футов, во множестве произраставшие на горных лугах южной гряды гор Загрос, протянувшейся к северу от древних Суз. Как мы уже говорили в этой книге в одной из глав, посвященных Месопотамии, шестилепестковая лилия служила одним из важнейших символов богини Инанны.
Во времена составления текстов надписей пирамид VI династии египетские писцы называли геральдическое растение — символ Верхнего Египта сешен или сешешен (Тексты пирамид, изречение 395), сопровождая этот иероглифический знак детерминантом «цветок с длинными лепестками». Египтологи упорно, но, на мой взгляд, совершенно напрасно отождествляли его с лотосом. Дело в том, что в древнеегипетском языке для обозначения лотоса существовало другое слово — некхебет (Тексты пирамид, изречение 439), детерминантом для которого служил другой цветок, напоминающий чашечку. Представляется маловероятным, чтобы сешен и некхебет использовались применительно к одному и тому же виду растений, и поэтому я пришел к выводу, что «сешен» первоначально означало «лилия», а «некхебет» — собственно «нильский лотос». В этой связи очень интересно одно «совпадение»: на западносемитском слово, обозначающее лилию, звучит как «шошан». Если вас, уважаемый читатель, или, точнее, читательница, зовут Сьюзан, можете не сомневаться, что ваше имя происходит от древнееврейского слова, означавшего «лилия». Дело в том, что лилия была известна всем народам древнего Ближнего Востока под названием «шошан», и, таким образом, более чем вероятно, что знаменитый символ Верхнего Египта — лилия — тот самый цветок, который обозначался иероглифическими знаками, читавшимися как с-ш-н или с-ш-ш-н. Это придает еще более высокий статус формуле «сешен-ваб», которую, следовательно, можно перевести как «священная лилия» — эпитет, использовавшийся применительно к богу солнца, иначе — Атуму-Pa или Ра-Характи.
*********************************************************************************************
ВЫВОД ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ