Либеральные христиане постепенно возвращаются к некой форме поклонения Богине после изобретения «включительно» языка Библии и молитвенников.

Многие образованные прихожане не верят более в непорочное зачатие и воскресение Христа из мертвых в буквальном смысле, но было бы ошибкой считать, что такая же общая картина превалирует в Церкви в целом. Для миллионов христиан — особенно для миллионов католиков — за прошедшие века практически ничего не изменилось: Иисус есть ипостась Бога, рожден от Девственницы, каковой она и оставалась всю жизнь, пребывая в теле еврейки. Его приход есть оправдание всей жизни Иоанна Крестителя вплоть до того момента, когда они встретились на берегах реки Иордан. Иисус имел при себе двенадцать учеников, был предан, осужден и распят на кресте во искупление грехов наших, чудесным образом воскрес два дня спустя. Считается аксиомой, что он никогда не вступал в сексуальные отношения, не был женат, не имел детей и представляет собой воплощение апофеоза всего, что противостоит язычеству, оккультизму и магии. Вопросы не поощряются, даже абсолютно очевидные, например, возникающие из христианской концепции искупления: если Иисус умер, чтобы спасти нас от грехов наших, почему мы все еще должны креститься, чтобы смыть их, а затем еще и отвечать за них в Судный день? Как повлияла смерть Иисуса на наше личное чувство вины? Все христианство построено на столь же ненадежном фундаменте, что и «логика» «искупления», и на откровенно бездоказательной пропаганде в защиту определенных церковных интересов.

Возможно, кто-то думает, что так называемые еретические книги являются единственными хранилищами альтернативной точки зрения на Иисуса.

Однако четыре канонических Евангелия Нового Завета содержат множество достоверных данных об истинном происхождении человека, который назван в них Господом, начиная с трогательной истории Рождества — одной из самых известных и любимых. В ней рассказывается, как Иосиф и его молодая жена Мария (которая была на сносях) оказались на пути в Вифлеем, чтобы принять участие в римской налоговой переписи, и, не найдя места для ночлега, были вынуждены переночевать в хлеву, где и родился Иисус. Ангелы известили пастухов о рождении Младенца, и три волхва, ведомые новой звездой, пришли к хлеву, где, упав ниц, выразили свое обожание, принеся дары золотом (но не у Леонардо да Винчи в «Поклонении волхвов», где оно отсутствует), благовониями и миррой. Затем они ушли другим путем, чтобы не привлекать внимания Ирода. Эта теплая сказка всегда освещает и согревает промозглые холодные дни конца декабря своим посланием надежды и радости, выраженных в незамысловатой поэзии и трогательных мелодиях рождественских хоралов. Какой христианин забудет то чувство прикосновения к чуду, которое он испытал ребенком, глядя в церкви на сцену Рождества в усыпанном соломой хлеву с безмятежной Богоматерью, непроницаемым Иосифом, благоухающими животными, пастухами и волхвами, вставшими на колени в благоговейном поклонении? Свечи, благовония и глубокое чувство спокойствия вместе с ощущением того, что время остановилось, мгновенно объединяют всех католиков всех возрастов в счастливой невинности их. Вся сцена окружена сиянием, в котором есть что-то древнее, надежное, чему можно доверять. К сожалению, во всем этот нет ни слова правды.

Как сухо заметил Десмонд Стюарт в своем труде 1981 года «Чужестранец»: «Направляющая звезда может быть хороша на рождественской открытке, но никак не может служить указателем пути к одному конкретному дому. И другие детали, очаровательные, или странные, или противоречивые, иллюстрируют только темперамент или намерения авторов Евангелий». Мы знаем, что день рождения в день зимнего солнцестояния Иисус делит с другими умирающими и воскресающими богами, хотя, ко всеобщему изумлению, Папа Иоанн Павел II недавно объявил, что Иисус Христос в конечном итоге родился все-таки не в этот день. Объявлено это нам было в 1994 году. Однако подробно на эту тему Папа распространяться не стал по причинам очевидным: его пастве совершенно незачем знать, что Осирис, Таммуз, Адонис, Дионис, Аттис, Орфей и (в некоторых вариантах) Серапис не только родились в день зимнего солнцестояния, но и матери этих богов оказались в аналогичных нищенских условиях в таких местах, как пещеры, где их и нашли пастухи и мудрецы, приносящие дорогие символические дары. Этим языческим богам были даны знакомые нам титулы «Спаситель человечества» или «Добрый Пастырь» — хотя они и не были прерогативой только богов. Эти титулы носила Исида, позднее ими наградили и Богоматерь. Некоторые элементы рождественской истории были позаимствованы даже из легенды об императоре-боге Нероне.

Столь отчетливые и частые совпадения между христианской историей и мифами о многих древних богах неизбежно вызывают подозрения: а была ли миссия Иисуса вообще? Есть ученые (такие как Тимоти Фрейк и Питер Канди), которые считают тысячи совпадений христианской и языческих историй доказательством того, что христианская история была полностью сфабрикована на базе старых мифов — новая версия умирающего и воскресающего бога. Но эта идея не нова. Концепция мифа об Иисусе была очень популярна у немецких ученых XIX века и время от времени продолжает всплывать на поверхность. Одним из наиболее серьезных трудов на базе этой концепции была работа Дж. М. Робертсона «Язычники Христы», опубликованная в 1903 году, которую недавно в сокращенном виде опубликовали вновь с предисловием Гектора Хьютона, который пишет: «Никто всерьез не утверждает, что Адонис, Аттис и Осирис были историческими личностями… почему же тогда сделано исключение для предполагаемого основателя христианства?»

Робертсон писал:

Удивительно, что радикальные взгляды Робертсона не произвели особого впечатления в 1900-е годы, но они и сейчас могут поколебать устоявшееся мнение многих. Он пишет: «Подобно Христу, подобно Адонису и Аттису, Осирис и Дионис страдают и воскресают. Мистическая страсть их поклонников заключается в том, чтобы стать единым целым с богом. Все эти боги едины в том, что могут даровать бессмертие. От митранизма Христос взял ключи от небес и принял на себя функцию рожденного девственницей Саошаянта, победителя Зла… В своей сути, таким образом, Христизм есть язычество в новой форме».

Затем Робертсон поворачивает нож в ране, категорически заявляя: «Нет ни одной концепции, связанной с Христом, которая не была бы свойственна какому-нибудь одному или всем античным культам Спасителя». Он мог бы добавить к этому, что даже в храме Соломона в дни Иезекииля у северных ворот сидела женщина, оплакивающая умирающего и воскресающего бога Таммуза, которому через несколько лет поклонялись так, что даже один из учеников Иисуса, может быть даже его двоюродный брат Фома, был назван в его честь.

Писатели Тимоти Фрек и Питер Ганди начали свою книгу «Тайны Иисуса» с подзаголовком «Был ли Иисус языческим богом?» со списка аналогий между жизнью и учением Иисуса и другим умирающим и воскресающим богом, под обобщенным именем «Осирис-Дионис». Подобие следующее:

— Его отец Бог, а мать смертная девственница;

— Он триумфально въезжает в город на осле, а люди машут пальмовыми листьями, приветствуя его;

— Он умирает в Пасху как жертва во искупление грехов мира.

Для этих авторов связь между Иисусом и всеми другими богами слишком тесная, чтобы допустить какое либо иное объяснение, кроме того, что он никогда не существовал и был соткан из мифов о языческих богах.

На первый взгляд кажется, что языческие корни говорят против исторического Иисуса — умирающего и воскресающего бога, рожденного богиней в ипостаси Девы, жизнь которого является почти зеркальным отображением жизни древних богов. Однако против этой теории есть несколько серьезных возражений: первое, зачем изобретать еще одного бога, если культ Сераписа успешно заполнил эту нишу? Зачем создавать Бога, имеющего живых учеников, которые заявляют, что встречались с ним? Не все из них были лжецами и циничными создателями мифов. Почему был создан еще один умирающий и воскресающий бог, но без супруги? Хотя Магдалину ассоциируют с Софией в гностических текстах, первыми христианскими пропагандистскими материалами были творения Павла, которому приписывают честь создания религии в целом — а в его материалах нет ничего похожего на фигуру богини. И, последнее, кому вздумается создавать фигуру бога, столь противоречивую и далеко не идеальную?

Хотя Иисус во многих аспектах, конечно, был богом, взаимозаменяемым другими умирающими и воскресающими богами, знакомство с языческими мифами могло вдохновить его на заимствование их особенностей, чтобы выглядеть более могущественным и привлекательным — он провел некоторое время в Египте и, предположительно, был хорошо образован. Помимо этого, возможно, стоявшее за ним семейство из Вифании толкало его именно в этом направлении, обеспечив ему осла для въезда в Иерусалим. Видимо, и Иисус, и те, что были рядом с ним, — а все говорит о том, что двенадцать учеников к его внутреннему кругу не принадлежали, — были в своих отношениях язычниками, во многом благодаря своим египетским корням. Реальный Иисус и языческий бог попеременно говорят с нами со страниц Нового Завета, что производит временами странное впечатление.

В некоторых местах Нового Завета слышен голос древнего бога, но в других — голос человека, странствующего вождя культа. Реальный человек прячется среди трясины языческих ассоциаций, и этот человек становится — сознательно или бессознательно — человеческим воплощением божественного. В то время как Бога помнят, любят и ему поклоняются, человек игнорируется из опасения, что он разрушит тщательно сконструированное здание Церкви. Но он там, скрытый в словах Нового Завета, упрямо выбивающийся из-под глянца божественного образа снова и снова. Христос в качестве предмета веры противоречит Иисусу как исторической личности.

Помимо этого, определенная группа, у которой в чести был Иоанн Креститель, фигурирующий в трудах Иосифа Флавия, знала Иисуса (Иешуа) — реального человека, и одобрением у нее он явно не пользовался: как мы увидим в следующей главе, последователи веры этих людей до сих пор ненавидят Иисуса… В конечном итоге, видимо, все же существовал человек по имени Иисус, чья жизнь в известной степени соответствует жизни мифических богов. Отвергая заявление христианских апологетов, что все это произошло потому, что он пришел как Бог-Спаситель, представляя собой в то же время пародию на таких богов, как Осирис, есть и другие причины для подозрительно языческого поведения Иисуса. И первой среди них можно считать то, что он сам был язычником и намеренно разыгрывал совсем нееврейскую мистерию, освященную временем историю жизни богов. Есть также свидетельства того, что он включил элементы мессианства в свой образ действия (например, въезд на осле во исполнение пророчества Ветхого Завета). Это был человек, который не был богом, но был полон решимости сделать свою жизнь такой, чтобы она соответствовала древним мифам о богах.

Почему он решился на это и тем самым подверг опасности жизнь своих последователей, мы можем только догадываться. Может быть, он действовал по приказу некой теневой группы, которая лепила из него священного царя, он же бог-искупитель, он же мессия. Вполне возможно, что это была богатая и влиятельная семья из Вифании, как предполагают некоторые исследователи. Или же, историческая личность Иисус страдал комплексом мессианства — сочетание мании величия со стремлением к жертвенности, — как и сотни других людей, которые кончали свою жизнь на кресте от рук римлян или под градом камней от евреев. Он, возможно, пришел из Египта в качестве миссионера Сераписа и Исиды, как и многие другие, но только именно в этот крошечный промежуток времени вместе с богиней Марией Магдалиной и другими. Вернувшись в землю своих предков, он не устоял перед искушением предстать перед народом человеком великим и был пойман в головокружительную паутину из смеси мессианских ожиданий и религиозной славы, выпутаться из которой было невозможно. Как Бог, он требует любви и поклонения, но, как человек, он заслуживает нашей жалости и сочувствия.

Главной в католической вере является концепция, заключающаяся в том, что матерью Иисуса была девственница, которая чудесным образом зачала от Духа Святого (что само по себе интересно, поскольку, как мы видели, Святой Дух есть форма иудейской Шехины, которая представляет собой женское начало), но и это не является уникальной идеей в анналах божественных мифов Рождества. Во многих греческих мифах боги получают извращенное удовольствие от смертных женщин, поэтому этот аспект истории не был удивителен для язычников того времени, хотя многие, конечно, были поражены тем, что Мария — реальная женщина, настолько реальная, что ее можно встретить на улице. Если Иисус реально существовал, а, видимо, так оно и было, он вполне мог иметь мать по имени Мария (или Мириам). Но была ли эта живая, обычная женщина девственницей, причем, как уверяет Церковь, всю жизнь?

Ее предполагаемый сексуальный статус был полезен для подтверждения божественности ее сына, поскольку Исайя в своем пророчестве предопределил условие рождения Избранного: «Итак, Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Но, как указал Десмонд Стюарт, перевод и Ветхого и Нового Заветов неточен: ни в том, ни в другом случае не следует употреблять слово «девственница», но «молодая женщина» или «незамужняя женщина». И, разумеется, в Евангелии от Фомы (из Наг-Хаммади) Иисус называет Фому своим близнецом, но в семье были и другие дети, предположительно, Иосифа, старика, за которого она вышла замуж, когда была беременна Иисусом, чтобы скрыть свой «позор» — поскольку обычный еврей вряд ли мог знать об участии Бога, благодаря которому у нее округлился живот, и, конечно, подумал бы о самом худшем. Действительно, обычный еврей, скорее всего, был бы прав в своих худших предположениях, поскольку в холодном свете исторической реальности Иисус вполне мог быть «мамзер», или «незаконнорожденный» (сразу вспоминается головной убор Марии из картины Леонардо да Винчи «Дева в скалах»). Намеки на это содержатся и в Новом Завете, когда евреи встретили Иисуса интересными словами: «Вы делаете дела отца вашего. На это сказали Ему: мы не от прелюбодеяния рождены; одного Отца имеем, Бога», а в Евангелии от Марка говорится, что городские жители называли его «сын Марии», что подразумевает неопределенность отцовства. Быть «сыном женщины» или «рожденным женщиной» на Среднем Востоке всегда было прямым оскорблением, что имеет прямое отношение к нашему расследованию, как мы увидим далее.

Если, как, видимо, и есть на самом деле, Дева Мария была не только не девственницей, когда зачала Иисуса и родила его, но также и женщиной, виновной в прелюбодеянии, то ее образ по Новому Завету как Богини-Девственницы, морально порочен и представляет собой литературный вымысел в стиле плохой шутки. Могли ли подумать авторы Евангелий, что, делая ее подобием древней богини и обряжая в белые одежды, они несут проклятие многим поколениям женщин, которых будут мерить по немыслимым стандартам чистоты? Дева Мария одним росчерком пера была освобождена от всяких подозрений в прелюбодеянии и помещена на отдаленное облако, а Мария Магдалина разделена на трех отдельных женщин, чтобы устранить любое возможное предположение о ее сексуальных отношениях с Иисусом — и любые очевидные ассоциации с Иоанном Крестителем и молодым Иоанном — в этом авторы Евангелий и Отцы Церкви оказали реальным женщинам добрую услугу. Для многих добрых христиан будет шоком осознание того, что «Дева» была женщиной морали столь же сомнительной, как и морали традиционной Магдалины. И разумеется, такое знание, несомненно, будет еще более тяжким оскорблением тем женщинам, что попали в «Прачечные Магдалины».

Хотя ходили слухи — питаемые, без сомнения, антихристианскими чувствами, — что Мария родила ребенка от собственного брата, когда жила в Александрии; это было абсолютной ложью, или же этим сыном был не Иисус. В Талмуде выдвинуто предположение, что «отцом был чужестранец, стрелок из Тира по имени Пантера, который служил во вспомогательных частях римской армии, и его надгробный камень можно найти в Германии. На этом камне указаны даты, которые приблизительно подходят к датам, считающимся датами рождения Иисуса, и высечено имя «Тиберий Юлий Абдес Пантера». Абдес в данном случае является вариантом написания «Абд Шем», что означает «слуга солнца». (Предполагается, что это указывает на поклонение Митре. Этот культ был очень популярен у римских воинов.)

Поскольку большинство людей автоматически предполагают, что Иисус был евреем из Галилеи, никто не искал иных свидетельств — а если бы кто-нибудь поискал их, то был бы за это вознагражден. Помимо Иоанна Крестителя и почти точно Марии Магдалины в его окружении были и другие, кто, по всей вероятности, пришел из Египта. Еврейско-христианский автор середины II века Гегесиппус писал о Клепе из Нового Завета, чья жена (или дочь) Мария присутствовала при распятии со своим братом Иосифом, мужем Марии. Десмонд Стюарт указывает, что Клепа — это арамейская форма имени Клеопатр, мужская форма от Клеопатры — необычное имя для еврея. Если этот так, что дядя со стороны приемного отца Иисуса ведет свое происхождение из Египта, что означает семейные связи с этой страной в течение, по меньшей мере, одного поколения ко времени появления на свет этого родственника.

В собственных словах Иисуса можно найти указания на то, что он чужестранец, поскольку, по словам Стюарта, он использует метафоры, которые чужды галилеянам и свидетельствуют явно не о крестьянском происхождении. В Евангелии от Матфея (5:14–16) он говорит: «Вы — свет мира… Не может укрыться город, стоящий на верху горы», но Стюарт замечает, что город на холме вряд ли расположен в Галилее, поскольку все населенные пункты там находятся по берегам озера. Более того, сам факт, что Иисус не упоминает ни одного крупного галилейского города, показывает, что он с этим районом был незнаком, а может быть, не знаком и с Палестиной в целом. В любом случае, он выглядит отличающимся от других галилеян, хотя над Симоном Петром насмехаются из-за его сельского акцента, ни о каком акценте Иисуса не упоминается. В некоторых важнейших текстах I века указывается, что он был «иного» происхождения. В Талмуде он назван «египетским колдуном», а собственные слова Иисуса показывают, что он был хорошо знаком с египетскими концепциями и стилем выражения.

Знаменитые слова его, которые часто можно видеть на входе в храм — «Придите ко мне, страждущие, и я утешу вас», выражающие божественную любовь, к сожалению, придуманы не Христом. Если он говорил их, то это была цитата, эта фраза — слово в слово высечена над входом со стороны Нила в храм Исиды, которому ко времени Иисуса уже было несколько сотен лет. Аналогичным образом его метафора относительно зерен пшеницы: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода», без сомнения, происходит из образного ряда Осириса. И наиболее загадочная фраза «В доме Отца Моего обителей много», которую часто переводят в современных вариантах Библии как «комнат», является отрывком, прямо заимствованным из египетской «Книги Мертвых».

Есть еще один пример египетских корней Иисуса, хотя и несколько удивительный. Согласно общепринятому мнению, Иисус дал своим ученикам только одну точную формулировку молитвы, которая известна всем как «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое» и так далее по тексту Библии. Однако эта самая христианская из молитв имеет неожиданную историю: несмотря на общепринятое мнение, эти слова выдумал не Христос, поскольку это слегка подправленный вариант древней молитвы, обращенной к Осирису-Амону, которая начинается: «Амон, Амон, ты на небесах…» Христианский обычай завершать каждую молитву словом «Аминь», с одной стороны, восходит к еврейскому слову, которое переводится как «истинно так», но, с другой стороны, связан с египетским обычаем троекратного повторения имени бога «Амон, Амон, Амон…». Но и это не все. Слова этой молитвы дошли до нас не впрямую, но еще через одну ступень, поскольку в Библии утверждается, что в этой форме она была дана Иоанном Крестителем. (Следствия этого мы обсудим в следующей главе.) Кто же «Отче» в молитве, обращенной к Богу? Иисус ли это, или языческий бог Амон, или же Иоанн Креститель?

Вы видите, что вырисовывается совсем иной образ Иисуса, отличающийся от объекта обожания и поклонения Церкви. Но не клевета ли все это, обычный результат невежества и враждебности по отношению к новому, страстному учителю? В конечном итоге враги всегда с удовольствием проклинают совершенно невинных, поэтому Иисус Бог, Христос божественный стал объектом безжалостной кампании со стороны тех, кто хочет облить грязью его память. Однако это не один или два враждебных выпада в адрес реального человека, но огромное количество комментариев, требующих дальнейшего исследования. При ближайшем рассмотрении, допуская, что нападки были необъективными, получается, что Иисус был, конечно, иностранцем — из Египта, хотя этнически и был евреем, — но, что поразительно, в реальности был довольно неприятным человеком.

Главным в миссии Иисуса были чудеса — мгновенное исцеление, хождение по водам и воскрешение из мертвых, — что служило подкреплением проповеди его учения и обожествления, привлекая массы. (Знаменательно, что всякие действия с трупами явно не еврейский обычай, поскольку все, связанное с могилой, считалось у них нечистым и проклятым. С другой стороны, египтяне известны своими торжественными ритуалами в отношении мертвых.) Возможно, после предварительного зажигательного танца черной Марии Магдалины в цепях, как это было с ее этнической сестрой Еленой, группа Иисуса входила в деревню и на короткое время устраивала грандиозное шоу, торжественно изгоняя демонов и возвращая хромым способность ходить. Каждое из этих чудес — и загадочное поведение Иисуса, например письмена на песке — идет от тех же традиций чудес египетских волшебников, которыми они завлекали массы за границей, а иногда и пересекая ее.

Мортон Смит в своей книге «Иисус Волшебник» (1978) указывает, что даже семья Иисуса скептически относилась к его способности творить чудеса — вплоть до того, что они пытались ограничить его дееспособность на основании того, что он безумец. Концепция эта, заключающаяся в том, что Благословенная Богородица пытается ограничить деяния сына своего Иисуса, Богом избранного Мессии, на том основании, что он представляет собой угрозу для себя и других, выглядит чрезвычайно необычной! Неудивительно, что Иисус отплатил семье тем же, сказав, например, когда она со своими детьми хотела видеть его: «Он сказал им в ответ: Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его». Выглядит это странно, учитывая то обстоятельство, что он считается примером сыновней любви, ни одного доказательства которой нет. Он также требует от учеников прямого неуважения к родителям в отличие от закона Моисея: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником».

Интересно, что он призывает нас ненавидеть наши жизни — печальная гностическая ошибка, — что выглядит явной неблагодарностью по отношению к Богу-творцу и противоречит его собственному указанию «возлюби ближнего своего, как самого себя». Такая любовь ничего не стоит.

Все равно Иисус считается защитником бедных и угнетенных, обещая, что «нищие духом» будут благословенны… поскольку их есть «Царствие Небесное», что весьма радостно для миллионов, которые никогда не получат защиты от несправедливости, но знают о вознаграждении в неопределенном будущем. Отбросив непочтительность, остановимся на неизбежной мысли, что, если бы Царствие Небесное пришло завтра, «нищие духом», конечно, были бы последними, кто будет жаловаться, если обещанное вознаграждение не материализуется.

Эта странная, сбивающая с толку личность, которая иногда изображается как скучная добродетель, «нежный Иисус, смиренный и мягкий», столь любимый сентиментальными викторианцами, выступает также непоколебимым защитником детей, прямо заявляя: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море». На первый взгляд заявление выглядит обоснованным, заботливым и сострадательным, поскольку он обещает ужасное наказание тем, кто причиняет боль невинным детям, возможно — прочтем между строк — совратителям детей? Конечно, будь то окончательное заявление, оно было бы похвальным и утешающим, но есть одна зацепка: отметьте фразу «малых сих, верующих в Меня»: другими словами, он защищает детей только своего культа, не распространяя защиту на любого другого ребенка. Аналогично Марк рассказывает, как Иисус взял маленького ребенка в руки и сказал: «Кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня…», подразумевая, что приветствовать дитя по каким-либо другим причинам есть деяние не такое уже похвальное.

Как только сняты шоры христианской пропаганды, то на удивление легко можно заметить, что Иисус представляет собой типичного лидера культа, отвечающего многим требованиям, сформулированным современными христианскими борцами с культами. Общепризнанные характеристики, по которым можно опознать опасных лидеров культов, включают характерные черты, связанные с доминирующей или харизматической личностью вождя, требующего порвать всякие отношения с семьей, отдать в общую казну имущество и деньги. Вождь может также провозгласить себя Богом или сыном Бога, уверяя, что если падет жертвой, то вернется во славе и подготовит своих последователей к такой же судьбе, обещая блаженное воссоединение в будущей жизни. У наших борцов с культами, кажется, совсем отсутствует чувство иронии.

Теологи давно спорят по извечному вопросу: было ли у Иисуса намерение стать Богом или же он стал им в результате последующей пропагандистской кампании, организованной Павлом? Судя по Новому Завету, сомнений нет, Иисус никогда не преуменьшал своего статуса: в тексте нет ничего, что характеризовало бы его как скромного или смиренного человека. Как мы видели, даже дети имели право на его защиту только в случае веры в его божественность, а следующие строки только усиливают это впечатление: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, то спасется», «… отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных», «Ибо как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет», «Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его». Иисус учил своих последователей тому, как вести себя в этом мире, но никогда не упускал возможности подчеркнуть свой божественный статус. Конечно, такие слова вправе произносить только уста подлинного Бога, но если он был просто отпрыском-безотцовщиной Марии-прелюбодейки и бывшего египетского свинопаса, то слова выглядят уже слишком громкими.

В словах Иисуса есть и политическая составляющая — ассоциация с зелотами и сикариями, или террористами, и заявление «Не мир принес я вам, но меч». Он — или семейство из Вифании — готовились к тому, чтобы были выполнены определенные пророчества Ветхого Завета: он пришел из Египта, въехал в Иерусалим на осле и так далее, хотя в качестве давно ожидаемого еврейского мессии он потерпел полное поражение, поскольку смерть на кресте никогда не была предусмотрена пророчествами для такой роли. Мессия должен был быть главным религиозным и военным вождем, который поднимется и уничтожит римских оккупантов, возглавив огромную победоносную армию. А в данном случае мы имеем дело с претендентом, который якшается с грешниками и путешествует с женщинами (по меньшей мере, одна из которых черная язычница), являясь центром скандала везде, где бы ни появился.

Можно возразить, что гордые и предубежденные евреи никогда не пошли бы массами за египтянином, даже принадлежащим к их собственной религии. Сама практика иудаизма направлена на поддержание ужаса перед рабством египетским и чувством великой радости Исхода, освободившего их. Даже слова и жесты ежегодной Пасхи полны воспоминаний о том отдаленном дне, когда Яхве наслал на их хозяев чуму и ужас, когда Моисей вел их к свободе через пустыню. Вместе с тем, весьма любопытен тот факт, что египтянин возглавлял восстание в Палестине в I веке. В «Иудейской войне» Иосиф Флавий рассказывает о личности, известной как Египтянин, который собрал большую армию евреев, чтобы свергнуть класть римлян. Называя этого таинственного человека «фальшивым пророком», историк пишет:

Хотя возникает искушение примерить на эту личность образ Иисуса, даты этого не позволяют: Египтянин повел свою армию против ненавистных римлян приблизительно через двадцать лет после того, как Иисус умер. Но, тем не менее, здесь есть интригующая связь с христианством, поскольку в тот момент, когда римляне спасли Павла от разъяренной толпы, капитан стражи спросил его: «Не ты ли тот Египтянин, что взбунтовался когда-то и увел около 4000 террористов в пустыню?» (Отметим, что армия Египтянина несколько сократилась сравнительно с дутыми цифрами Иосифа Флавия.) Павел нервно ответил: «Я еврей из Тарса…» Но «террористами» были сикарии, группа, в которую входил Иуда, а с ним Иисус был очень близок. В Новом Завете нет ни одного слова, указывающего на то, что он уговаривал сикариев или зелотов среди своих последователей отказаться от своих насильственных планов или просто не одобрял их дело.

Более или менее близкие к тем временам описания Иисуса уменьшают его не только по значимости, но и по физической величине. Для нас он всегда остается фигурой грандиозной как метафорически, так и буквально — благородная, рослая фигура молодого Леонардо да Винчи, — поэтому поражает совершенно иное его описание. Крупный античный критик христианства неоплатоник Цельс писал ок. 180 года об Иисусе: «говорят… маленький, уродливый и ничем не выделяющийся», хотя ясно, что он должен был быть наделен характерными чертами лидера культа с огромной харизмой и доминирующей личностью. Некоторые авторы изображают как обжору и пьяницу — хотя, может быть, это просто результат сравнения его с аскетом Иоанном Крестителем.

Не была ли эта враждебность по отношению к Иисусу проявлением общего восприятия I века социальных изгоев, которыми становились незаконнорожденные дети? Многие чужаки во многие века — от Леонардо да Винчи до Лоуренса Аравийского — бились против предубеждений такого рода и преуспели, сделав неоценимый вклад в современную им и в будущую культуру. Был ли исторический Иисус еще одной жертвой этого невежественного отношения к детям, чье происхождение было столь неопределенным? Возможно, что обычно происходило по-иному: в те времена и в той культуре если незаконнорожденный вел жизнь честную и уважаемую, то вопрос о его статусе по рождению не поднимался. Если же он преступал еврейский закон, становился отступником, вел себя неуважительно по отношению к своей культуре, то о его статусе незаконнорожденного объявлялось публично, и человек становился изгоем. Таким образом, не факт отсутствия законного отца возбуждал общую злобу, но его безнравственность.

Возможно, Цельс знал о реальном Иисусе не больше, чем мы, но все же имеет смысл процитировать его и его современников, чтобы сбалансировать традиционный образ совершенного богочеловека. Ориген, подвергая критике Цельса, признает, что «Иисус вырос в простой и бедной обстановке, не пользовался никакими удобствами воспитания, не получил никакого образования ни в ораторском искусстве, ни в науках, могущих даровать ему способность убедительно беседовать с народом, быть его руководителем и привлекать к себе большие толпы слушателей». Правда, справедливости ради надо сказать, что даже Ориген задается вопросом: «Каким же образом этот Иисус, который вырос при таких условиях — и как это единогласно утверждают даже его враги, — от других не научился ничему возвышенному, как Он мог возвестить учение о Суде Божием, о наказании за зло, о награде за добро, — такое учение, которое своей возвышенностью действует не только на простецов и неучей, но даже на довольно значительное количество людей разумных, могущих проникать своим взором в глубину вещей, по-видимому самых простых, но в то же время содержащих в себе нечто сокровенное?.. И этот наш Иисус попытался перевернуть весь мир и стать выше не только афинянина Фемистокла, но и Пифагора, и Платона или каких-либо иных мудрецов, царей и полководцев Вселенной». Тертуллиан (около 200 года) подытоживает еврейские данные о жизни Иисуса и его миссии следующими словами: «Сын плотника или проститутки, профанирующий Субботу, самаритянин, человек, одержимый демоном… купленный (первосвященником) у Иуды… побитый палками и руками, оплеванный публично, испивший желчь и уксус… человек, тело которого ученики выкрали из гробницы, чтобы они могли сказать всем о его воскрешении, или же его выкинул оттуда садовник, чтобы толпа зевак не повредила салат».

Раздражение Тертуллиана против Цельса обозначено очень ясно, он явно не был другом неоплатонической секты. Тертуллиан пересказывает Цельса, который заявлял, что Деву Марию муж прогнал как прелюбодейку еще до рождения Иисуса, сына Пантеры. Достигнув совершеннолетия в Галилее, Иисус в качестве наемного работника отправился в Египет, где изучал магию, затем вернулся в Палестину, где «провозгласил себя богом».

Это интересно, поскольку знаменитая притча Иисуса о блудном сыне, возможно, отражает собственный горький опыт, и местом действия избрана страна, где бывает засуха и где нет запрета на свиней (по всей вероятности, чувствительность молодого человека не препятствовала его работе с «нечистыми» животными) — страна эта, скорее всего, Египет.

На основе всех этих свидетельств и комментариев можно сформулировать уместный вопрос: был ли Иисус богом, сумасшедшим или дьявольским интриганом? Предполагая, что он не мог быть богом — или, если он им был, то, учитывая его отношение к семье, детям и террористам, по современным понятиям был богом весьма непривлекательным. Он предстает как вождь сектантского культа, человек с непонятной миссией и склонностью к мании величия. Но если он был обычным человеком и не особо привлекательным, то почему еретики так трогательно любили супруга Магдалины? И почему Иоанн Креститель отрекся от своего знаменитого категорического утверждения, что Иисус был тем, ремешки на сандалиях которого он недостоин развязать?