ГЛАВА ПЯТАЯ. «РАЗГОНЯЯ ОБЛАКА».
Сайго и государство Мэйдзи

Начиная с вечера 3/1/1868 Сацума, Тёсю и их союзники за три дня ожесточенных боев полностью разгромили военные силы сёгуната. Сайго был счастлив, но в то же время удивлен своей собственной победой. В письме Кацура Хисатакэ от 10/1/1868 Сайго хвастает тем, что его войска обратили в бегство противника, имевшего пятикратный численный перевес. В письме Кавагути Сэппо, написанном в тот же день, он уже заявляет, что соотношение сил составляло десять к одному. Оценки Сайго были субъективными, окрашенными эйфорией и покрытыми туманом войны, но его войска и в самом деле находились в численном меньшинстве. Значительная часть армии Токугава существовала только на бумаге, но на линии Фусими — Тоба силы сёгуната все равно имели по меньшей мере двукратное численное, превосходство над императорской армией.

Силы сёгуната были не только многочисленными. Среди них были одни из лучших воинских подразделений Японии, например, такие, как обученный французами пехотный полк. Кроме того, многие солдаты сражались на стороне сёгуната с большой отвагой. Батальоны из Айдзу продемонстрировали, насколько опасным может быть в современном бою традиционное оружие самураев. По меньшей мере в двух случаях солдаты Айдзу бросались на стрелков из Сацума и Тёсю с мечами и копьями и обращали их в бегство до того, как они успевали перезарядить свои винтовки. Армия сёгуната обладала превосходством в живой силе и вооружении, но ее эффективность была подорвана бездарным командованием и хронической неорганизованностью. У командования сёгунской армии отсутствовала какая-либо последовательная стратегия, и поскольку войска постоянно оказывались не в том месте и не в то время, они не могли извлечь реального преимущества из своего численного превосходства. Армия сёгуната также страдала от низкого боевого духа и неповиновения. Даже одержав победу, ее войска не наступали, предоставляя время императорской армии на перегруппировку сил. Подкрепления не разворачивались там, где им было приказано, оставляя атакующие подразделения с оголенными флангами. По мере того как запах скорого поражения становился все ощутимее, союзники сёгуната начали страховать свои ставки. Инаба Масукуни, дайме Йодо, был номинальным союзником сёгуната, но он отказался предоставить убежище войскам Токугава в своем замке. Финальный удар был нанесен 6/1, когда в ходе решающего сражения артиллерийское подразделение из княжества Суо сменило сторону и начало обстреливать силы Айдзу вместо наступающих войск императорской армии. Побитая снаружи и опустошенная изнутри, армия сёгуната развалилась.

Вечером 6/1/1868 Кэйки узнал об измене Суо и решил, оставив Осака, направиться на восток. Было неясно, то ли он готовится к капитуляции, то ли пытается перегруппировать свои силы в Эдо и перейти к обороне. Заявления и действия Кэйки были крайне противоречивыми, из-за чего его союзники чувствовали себя деморализованными, враги встревоженными, а историки до сих пор испытывают замешательство. Но исход сражений на линии Фусими — Тоба был однозначным: силы сеіуната отдали западную часть страны союзу дайме юго-западных княжеств. Война была еще далеко не окончена, но инициатива находилась на стороне повстанцев, выступающих от имени императорского двора.

Сайго с головой окунулся в наэлектризованную атмосферу сражения. Как верховный командующий, он не должен был появляться на линии фронта, но не мог устоять перед соблазном.

3/1 он написал Окубо: «Сегодня, получив новость о начавшемся сражении; я не смог усидеть на месте и отправился в Фусими, хотя понимал, что этот опрометчивый поступок может вызвать неудовольствие нашего господина». Тадаёси и в самом деле упрекнул Сайго за его неосторожность, но вечером 5/1 Сайго еще раз украдкой пробрался на фронт, где он сражался рядом со своими родственниками, испытывая гордость за их отвагу. Его двоюродный брат Ояма Ивао, будущий командующий армией и военный министр, получил пулевое ранение в ухо, но продолжил сражаться, не останавливаясь ни на секунду. Младший брат Сайго, Цугумити, получил длинную рану от уха до шеи, но, как с гордостью заявил Сайго, выразил готовность при необходимости вернуться в ряды бойцов. Сайго также был обрадован признаками народной поддержки. Когда войска Сацума прбходили через населенные пункты, простолюдины высыпали на улицы, складывали перед собой ладони, кланялись и распевали: «Спасибо, спасибо, спасибо». Я никогда не осознавал, писал Сайго, как сильно население ненавидит сёгунат. Сайго был достаточно разумным человеком, чтобы понимать, что здесь также действуют факторы, далекие от политики. Простолюдины, заметил он, могли радоваться окончанию боевых действий и сопутствующему падению цены на рис, а не прибытию императорской армии. И все же он был рад видеть, как простолюдины выходят на улицы, встречая его солдат с едой и напитками.

Поражение сёгуната было личным триумфом для Сайго, но в то же время он вызывал у него глубоко противоречивые эмоции. Сайго гордился одержанной им военной победой и мужеством своих людей, но его тревожили чувства сожаления, собственного несовершенства и смертности. Он был глубоко опечален тем, что ему запрещалось принимать личное участие в сражениях, и воспринимал это как признак слабости. В первый день 1868 года Сайго, по традиционному японскому счету, исполнилось сорок, и, судя по всему, это обстоятельство заставило его задуматься о собственном возрасте. Он поделился своими чувствами с Кавагути Сэппо, его товарищем по Окиноэрабусима, который теперь заботился о семье Сайго в Кагосима:

«Я сожалею о том, что присоединился к рядам людей пожилого возраста, и поэтому больше не смогу сражаться, а всегда буду зависеть от других. Я утке решил подать в отставку и удалиться на покой, как только боевые действия закончатся. Говоря по правде, я больше не могу служить, как мужчина, из-за чего чувствую себя робким и неуверенным. Это просто невыносимо».

Сайго метался между бравадой и сентиментальностью. Он посылал своих младших родственников в битву, угрожая отказаться от них, если они будут сражаться недостаточно отважно и вернутся домой без единого ранения. Но он чувствовал себя униженным из-за того, что сам не может ввязаться в драку. Затем он признался Кавагути: «Я рад тому, что они сражались хорошо и были ранены, так что теперь я вряд ли отрекусь от них, а скорее буду ценить как самое драгоценное имущество». Когда сражения затихли, мысли Сайго вернулись к его маленькому сыну, Торатаро, находившемуся в Кагосима. Торатаро заболел, и в необычайно личном для себя отрывке Сайго просит Кавагути не позволять ребенку есть слишком много, пока он полностью не поправится. В момент несравненного военного триумфа Сайго переживал из-за своей физической слабости и терзал себя мыслями о маленьком сыне, оставшемся в сотнях милях от него.

Пройдет более года, прежде чем Сайго полностью осознает, в чем заключаются корни его чувства отчуждения, ну а пока его беспокоило гнетущее ощущение недостатка целеустремленности. После попытки самоубийства в 1862 году Сайго обрел волю к жизни в своем чувстве долга. Небеса не дали ему утонуть в заливе Кагосима, потому что он еще не завершил свои дела на земле. Долг Сайго перед Нариакира, его единственным подлинным господином, очевидно, включал в себя и свержение сёгуната. Но теперь, когда сёгунат был разрушен, Сайго начал задумываться над тем, не завершена ли его миссия. Следует ли ему уйти в отставку, или же основание нового, императорского государства тоже относится к его долгу? Борьба с сёгунатом поглощала всю энергию Сайго, но после того, как армия сёгуна отступила, он получил возможность задуматься над тем, что теперь от него требует лояльность к Нариакира. Это был особенно болезненный вопрос, поскольку идея Нариакира о будущем политическом устройстве Японии, центральную часть в котором занимал совет кобу готтай, ныне была развеяна. Кроме того, что совет даймё не сумел бросить вызов сёгунату, такие консерваторы, как Мацудайра Сунгаку и Ямаути Ёдо, использовали примирительный язык кобу готтай для защиты Кэйки. Сайго начал смуто ощущать, что создание нового императорского государства может потребовать полного отказа от традиционных принципов государственного устройства, таких, как независимость даймё. Другими словами, дух представления Нариакира находился в полном противоречии с элементами его политической программы. Это был конфликт, который Сайго никогда не смог полностью признать, а тем более с ним смириться. Это невысказанное и неразрешенное напряжение переросло в скрытый кризис как самого Сайго, так и всего государства Мэйдзи: одйн из основателей современного японского государства испытывал глубоко противоречивые чувства в отношении собственного создания.

Двойственное отношение Сайго к нарождающемуся государству Мэйдзи проявилось в первые месяцы 1868 года, когда он открыто пожаловался на императорскую армию. Новому государству требовалось новое военное Командование для эффективных действий против сёгуната. Хотя императорская армия представляла собой лишь произвольную смесь из армий различных княжеств, 2/1868 правительство создало четыре крупных воинских подразделения: Токайдо, Тосандо, Санъиндо и Хокурикудо, — каждое из которых было названо в честь основных дорог страны. Руководство этими четырьмя дивизиями осуществляло новое верховное командование — Высшее командование восточных экспедиционных войсками (Тосэй дайсётокуфу). Номинальным главнокомандующим был назначен принц Арисугаваномия, и двумя старшими офицерами штаба стали придворные аристократы. Таким образом, была осуществлена связь вооруженных сил из отдельных княжеств с императорским двором, единственным общенациональным институтом во все еще не сформированном национальном государстве. Сайго был одним из двух младших офицеров штаба, самым высокопоставленным самураем в армии. Однако Сайго скоро начал жаловаться на то, что его загрузили престижной, но ненавистной ему канцелярской работой. Штабные совещания вызывали у него невыносимую скуку, и он тосковал по настоящему командованию. 5/3/1868 он отправился с мольбой о помощи к своему товарищу Ёсии Томодзанэ, самураю из Сацума, упрашивая заменить его на штабной работе. В его письме содержалась мрачная шутка: Сайго просил освободить его от высокой должности, чтобы «я мог погибнуть в бою и подождать тебя [Ёсии] в аду».

Несмотря на свои горькие протесты, Сайго остался на службе и наблюдал за наступлением императорской армии на восток. Ее подразделения почти не встретили никакого сопротивления на всем участке продвижения от Осака до Одавара, призамкового города, расположенного примерно в пятидесяти милях к юго-западу от Эдо. После этого армия отступила к Сунну (современный Сидзуока), основала командный центр и начала готовиться к атаке Эдо. 6/3 члены высшего командования восточных экспедиционных войск собрались в Сунпу, чтобы обсудить возможные условия капитуляции. Они решили потребовать казни высокопоставленных должностных лиц режима Токугава, а также сдачи всех. замков, боевых кораблей и военного имущества. Если их требования не будут удовлетворены, то они атакуют Эдо 15/3. Сайго поддержал эти жесткие условия. Ничего, кроме смерти Кэйки, не могло остудить его гнев, а он чувствовал, что некоторые придворные склоняются к прощению. Согласие на мирную отставку Кэйки, писал он Окубо, стало бы типичным проявлением опасной нерешительности двора.

Однако Кэйки ловко устранил себя со сцены. 11/2 он добровольно сел под домашний арест и назначил Кацу Кайсю командующим вооруженными силами Токугава. Кацу был неожиданным, но хорошо продуманным выбором. В 1864 году Кацу подорвал авторитет сёгуната, выступив против атаки на Тёсю, но его оппозиция была принципиальной: сёгунат руководствовался стремлением к личной мести, а не общенациональными интересами. Те же самые стандарты теперь побудили Кацу встать на защиту сёгуната. Бессмысленная война против сёгуната, считал он, была такой же плохой и бесполезной, как и война против Тёсю. Кацу был высокомерным и эгоистичным, но у него существовали свои принципы. 6/3 Кацу связался с Сайго в Сунпу через посредника, Ямаока Тэссю. Кацу был не настолько прост, чтобы напрямую взывать к «милосердию» или «мягкости». В конце концов, Сайго ненавидел Кэйки отчасти и за его циничный подход к «мягкости» в отношении Тёсю. Вместо этого Кацу воззвал к представлению Сайго о лояльности. Лояльность к императору, напомнил он Сайго, является всеобщей, и она не может быть основой для мелкой вражды. Япония стоит перед лицом как внутренних, так и внешних угроз: «Текущая ситуация в нашей стране отличается от прошлого в том, что хотя и раньше бывало так, что брат подкапывался под брата, они в то же время знали, когда прекратить подобное бесчестье». Далее Кацу обратился к чувству чести Сайго: «Истощать свои силы, подавляя мелких вассалов, — это не достойный путь (мити), а всего лишь решение принять бессмысленную, злую смерть под градом пуль».

Как и в 1864 году, Сайго убедили аргументы Кацу, и он согласился встретиться с ним, чтобы обсудить более мягкие условия капитуляции. 13/3 и 14/3 они встретились в Эдо, и Кацу снова заговорил об общих интересах противоборствующих сторон. Кэйки, утверждал он, является послушным слугой императора; именно поэтому он отступил из Кинаи и ушел с поста сёгуна. Кэйки заявил о своей готовности отдать значительную часть своих владений, а также город Эдо, и он не заинтересован в продолжении боевых действий. «Мой господин не из тех, кто, горюя о судьбе собственного дома, отправляется на войну и убивает своих соотечественников (коку-мин)>>. Кацу зловеще предупреждал, что гражданская война приведет к общественным беспорядкам, с широкомасштабными волнениями среди самураев и простолюдинов. Неужели Сайго из мелкой мстительности откажет Кэйки в разумной части его наследственных владений, рискуя внутренним хаосом? И, напротив, если Сайго согласится на более мягкие условия, то тогда «не будет бесчестья под небесами и авторитет двора повысится. Убедившись в благодатной справедливости императорского правления, вся страна немедленно откликнется на это. А когда об этом услышат чужеземцы, их вера в нашу страну восстановится, и гармоничные связи будут укреплены». Аргументы Кацу совпали со стремлением Сайго к великой цели и его давно сложившимися представлениями о чести. Они также разбудили в нем мысли о трансцендентных актах добродетели. Справедливое обращение с Токугава, утверждал Кацу, распространит добродетель по всей стране. Для Сайго это был веский аргумент. Он пообещал отложить запланированную атаку и представить аргументы Кацу высшему командованию. Сайго настоял на том, что он не имеет права говорить за все правительство без предварительной консультации, но Кацу не сомневался в том, что голос Сайго будет иметь решающее значение. Сайго изложил условия Кацу принцу Арисугаваномия, а затем отправился в Киото, чтобы получить одобрение императорского правительства.

После нескольких недель переговоров 4/4 окончательные условия капитуляции были объявлены в замке Эдо официальным посольством императора, куда входили двое высокопоставленных придворных, представители высшего военного командования (включая и Сайго) и еще около шестидесяти сопровождающих лиц. Кэйки избежал смерти, и ему было позволено удалиться в княжество Мито, несмотря на то что он «обманывал Императорский двор» и совершал преступления, караемые смертной казнью. Позднее он получил полное прощение и тихо умер В 1913 году, пережив почти всех своих врагов. Защитникам Кэйки, несмотря на их «тяжкие преступления», было даровано императорское помилование и позволено удалиться из общественной жизни. Замок Эдо был сдан правителю Овари из побочной ветви дома Токугава. Токугава вменялось в обязанность сдать все военное имущество, но императорское правительство при этом обещало позднее вернуть его «соответствующую часть». Эти условия стали переговорным триумфом для Кацу и явным отступлением от изначального требования Сайго, который настаивал на том, чтобы Кэйки совершил ритуальное самоубийство. Враждебное отношение Сайго к Токугава было развеяно аргументами Кацу, и, кроме того, он был тронут «величайшей покорностью» чиновников Токугава. В письме Окубо, написанном на следующий день, Сайго даже нашел несколько добрых слов для Окубо Итио, чиновника Токугава, который помогал вести переговоры об условиях капитуляции. В то же время Сайго был поражен своей новой властью, и ему казалось забавным, что он может, имея при себе меч, свободно разгуливать по внутренним покоям замка Эдо.

Сдача замка Эдо завершила первую фазу того, что японские историки называют «войной Босин»: бо (земля) и син (дракон) были китайскими зодиакальными знаками для 1868 года. Формальная церемония капитуляции прошла гладко, и 11 /4 княжество Овари, выступая в роли представителя императорского правительства, вступило во владение замком Эдо. Однако простые вассалы Токугава, в отличие от своих лидеров, не торопились складывать оружие, и последующие стадии капитуляции были связаны со значительными осложнениями. Княжество Кумамото, действуя как представитель императора, должно было взять под арест более 2000 солдат Токугава и все их оружие. Но на деле княжество получило 722 винтовки японского производства и горстку людей. Лучшее оружие и войска исчезли. К середине 4/1868 непокорные солдаты Токугава сформировали в Канто партизанские отряды, которые начали нападать на императорскую армию. Кацу делал все возможное, чтобы добиться соблюдения условий, капитуляции, но он не мог успокоить недовольство, широко распространившееся среди союзников Токугава. В Эдо, как и на всем северо-востоке, шли разговоры о необходимости продолжить войну против «вероломных предателей».

Сайго лично столкнулся с признаками этого надвигающегося кризиса в Эдо. Город патрулировали члены «Сёгатай», или «Лиги демонстрации справедливости» — вновь сформированной бригады из бывших солдат сёгуната. Эти войска помогали поддерживать мир и порядок в период капитуляции замка Эдо, но теперь они испытывали раздражение при мысли о сдаче столицы сёгуната силам Сацума. Из своей базы, расположенной в храме Канэйдзи на горе Уэно, они дразнили императорские войска, а к началу апреля 1868 года начали атаковать императорские патрули. Кацу пытался их удержать, но безуспешно. Хотя эти факты вызывали у Сайго серьезное беспокойство, он не хотел усиливать конфронтацию. При таком большом количестве императорских войск на северо-востоке страны в Эдо силы императора находились в численном меньшинстве. На совещании командования 1/5 Сайго выступил против атаки до прибытия подкрепления, но командующий силами Тёсю, Омура Масудзиро, не согласился с ним. Императорское правительство собиралось сделать Эдо своей новой столицей, и поэтому силы сёгуната необходимо уничтожить. Сайго все еще испытывал сомнения, но когда «Сёгатай» возобновили свои атаки на силы Сацума, он сдался. Финальный штурм был назначен на 15/5. На заре этого дня императорские войска атаковали «Сёгатай». Силы Сацума бросились на штурм главных ворот Канэйдзи и встретили ожесточенное сопротивление. Части из Тёсю с большим запозданием атаковали тыльную часть территории храма, но уже после того, как силы Сацума понесли тяжелые потери. Однако, несмотря на плохую координацию и численное превосходство противника, к вечеру «Сёгатай» были разбиты. Столица сёгуната теперь стала императорской столицей. Через два месяца город был переименован в Токио, что означает «Восточная столица».

Сайго имел все основания быть недовольным кампанией в Уэно. Омура, офицер из Тёсю и по сути всего лишь военный советник, взял на себя командование и разработал стратегию атаки. Его план привел к тяжелым потерям у Сацума, частично вызванным тем, что подкрепления из Тёсю не сумели оказать поддержку силам Сацума в критический момент. Сайго, командовавший своими войсками на месте, видел это с близкого расстояния, в то время как Омура наблюдал за ходом сражения с командной башни, расположенной в нескольких милях от храма Канэйдзи. Но Сайго был слишком наэлектризован энергией битвы, чтобы жаловаться: «Благодаря нашей тщательной подготовке мы быстро покончили с врагом, и это доставило мне величайшее удовольствие». Вместо того чтобы отчитать Омура за то, что он захватил командование, Сайго, судя по всему, был рад возможности затеряться в тумане войны. Несмотря на общую депрессию, Сайго нашел свое мужество в гуще сражения и возобновил былую славу. Придворный аристократ Сандзё Санэтоми в письме Ивакура Томоми написал по этому поводу следующее-. «Что касается ройск Сайго, то яростный бой у Черных ворот (Куромон) был исключительным по своему накалу, и своей отвагой они заслужили всеобщее восхищение». Это Синпэй вторил ему-.. «Я восхищен отвагой Сайго и мастерством военного стратега, которое проявил Омура».

Обеспечив безопасность в Эдо, Сайго переключил свое внимание на разрастающийся конфликт на северо-востоке. Императорское правительство ожидало встретить ожесточенное сопротивление со стороны княжеств Айдзу и Сонай, которые были одними из самых рьяных защитников сёгуната. Однако северо-восток не только оказал сопротивление, но и проявил мощную региональную солидарность. 4д/1864 старейшины из двух крупных северо-восточных княжеств, Сэндай и Ёнэдзава, ходатайствовали о подаче петиции, призывающей к прощению Айдзу и Сонай. Петиция получила поддержку в соседних княжествах, и совместное прошение быстро стало основой для более широкого регионального союза. К 5/1868 императорское правительство уже имело дело с конфедерацией из семнадцати северо-восточных княжеств, которые поклялись совместными усилиями добиться справедливого обращения с Айдзу. Союз северо-восточных княжеств не стремился к военному конфликту с императорским правительством. Напротив, многие члены союза надеялись на то, что они смогут избежать войны, если договорятся о более мягких условиях капитуляции для Айдзу и Сонай. Но тем не менее императорское правитель- ство было испугано этой внезапной угрозой своей верховной власти: конфедерация оспаривала власть нового правительства над северо-восточной частью страны. Словами штабного офицера императорской армии, «вульгарные княжества», входившие в союз, «не воспринимали серьезно императорский двор», и поэтому императорскому правительству не оставалось ничего иного, кроме как «считать своим врагом весь северо-восток».

Сайго вернулся в Кагосима, чтобы собрать дополнительные войска для кампании против северо-восточного союза. Однако вскоре после своего возвращения, 14/6, он почувствовал себя нездоровым и отправился на горячие источники, чтобы подлечиться. Наконец, 6/8 Сайго покинул Кагосима с тремя полками и через четыре дня прибыл с ними в северо-восточный порт Касивадзаки. Участию Сайго в северо-восточной кампании предшествовала личная трагедия. Его брат Китидзиро был тяжело ранен в бою 2/8 и умер 14/8, всего лишь через четыре дня после прибытия Сайго. Сайго считал смерть в бою самой почетной для самурая, но при этом чувствовал, что он, как старший брат, должен был умереть первым. Из-за своей болезни Сайго пропустил значительную часть войны, и ко времени его появления на поле боя ситуация уже начала складываться в пользу императорского правительства. Сайго командовал своими войсками при осаде замка Сонай и зарекомендовал себя способным командиром, но он уже был охвачен глубокой ностальгией. В одном из немногих сохранившихся писем периода северо-восточной кампании он наставляет своего офицера перед битвой следующими словами: «Если ты не проявишь праведного гнева древних времен, то уже никому не сможешь показать свое лицо». Главным достижением Сайго на северо-востоке стало милосердие, проявленное им к побежденному врагу. Поскольку в 1867 году самураи из Сонай подожгли резиденцию Сацума в Эдо, теперь они приготовились к суровому возмездию. Однако Сайго приказал соблюдать порядок при оккупации и отвел свои войска, как только капитуляция призамкового города Сонай была завершена. Этот неожиданный жест доброй воли принес ему громкую славу на северо-востоке. Теперь даже враги прославляли его как символ всех самурайских добродетелей.