То обстоятельство, что углеродный анализ датировал обломки корабля 1410 г., вдохновило доктора Ферри. Он решил попробовать бурить снова, но используя уже более современное и совершенное оборудование. Его усилия не пропали даром, и на поверхность были извлечены куски дерева уже значительно более крупного размера, а также 80 фунтов спрессованных в комок черных семян. Все это доктор Ферри отослал в Китай в Академию лесного хозяйства для анализа. Через некоторое время из Академии был получен ответ, из которого явствовало, что дерево относится к хвойной породе кетелерия (Keteleria), которая распространена в юго-восточном Китае, но никак не может считаться типичной для Северной Америки. В Средние века китайцы специально выращивали кетелерию в качестве строевого леса, используемого для строительства кораблей. Доктор Ферри также сказал мне, что доктор Чжан Вэньсу (Zhang Wenxu), в прошлом профессор Китайского сельскохозяйственного университета, а ныне ведущий китайский эксперт по древним сортам семян, насчитал в спрессованном песками и временем комке 4 сорта разных семян. Три из них являются семенами растений, получивших распространение как в Китае, так и в Северной Америке, но четвертый сорт характерен только для Китая. Однако наиболее интересными находками доктора Ферри я считаю не обломки дерева и не семена, а извлеченные им со дна песчано-илового конгломерата рисовые зерна и мумифицированный хитиновый панцирь неизвестного жука. Надо сказать, что рис — культура, получившая в наши дни широкое распространение как в Китае, так и в Америке, в XV в. была в Америке совершенно неизвестна. В то время, как я пишу эти строки, эксперты пытаются определить сорт риса, а также семейство, вид и название найденного в скважине жука. Увы, письменный отчет из Китая, где точно указывалось бы, к какому виду растений принадлежат найденные доктором Ферри семена, до сих пор не получен.

Несмотря на это, я не сомневаюсь, что в песчано-иловых Наслоениях на берегу реки Сакраменто скрывается остов подлинной китайской джонки XV в. Это то самое материальное свидетельство пребывания китайцев на территории североамериканского континента, которое я так долго искал. Маловероятно, что экипаж джонки, потерпевшей крушение у песчаных берегов Сакраменто, погиб. Скорее всего, команда сошла на берег и, как мне кажется, первым делом попыталась спасти находившиеся в трюмах корабля запасы риса. Большую часть риса моряки, конечно, собирались употребить в пищу, но уверен, небольшой запас они оставили, чтобы попробовать высеять этот злак в чрезвычайно влажной и подверженной наводнениям долине реки Сакраменто.

Считается, что рис в Западную Африку завезли португальцы, англичане и французы, а в Америку испанцы, но профессор Джудит А. Карней из Калифорнийского университета утверждает, что это положение в корне неверно. Давно уже признаны несомненные заслуги китайцев по выращиванию этой культуры в богатых черноземом калифорнийских почвах. Но самые богатые урожаи они собирали на заболоченных почвах нижнего течения Сакраменто. Как это ни удивительно, но в 1870 г. 75 % калифорнийских фермеров были китайского происхождения. «В сущности, это китайцы научили американских фермеров, как высаживать злак, как обрабатывать под него почву и как собирать урожай». Возникает вопрос, все ли китайцы, проживавшие в то время в Калифорнии, прибыли в Штаты с огромным потоком эмигрантов в XIX в. или среди них были потомки поселенцев, оставленных Чжоу Манем на берегах Сакраменто в 1423 г.? Я нашел разгадку этой тайны в одном удивительно любопытном документе XIX в.

Стивен Пауэрс, назначенный губернатором Калифорнии правительственный инспектор, который годами собирал сведения о языках проживавших в Калифорнии народностей, в 1874 г. опубликовал статью, где утверждал, что обнаружил лингвистические свидетельства существования китайской колонии в районе Русской реки (Russian river) в 70 милях к северо-западу от того места на берегу Сакраменто, где была найдена джонка. Пауэрс также отмечал, что из-за завезенных европейскими переселенцами в XIX в. болезней население этой колонии уменьшилось раз в 10 — подобно тому, как из-за заразных болезней многократно уменьшилась численность населявших эти края индейцев. Он писал: «Перемежающаяся лихорадка, эпидемия которой пришлась на 1833 г., почти полностью уничтожила население некогда весьма многолюдного района долины реки Сакраменто в тех краях, где когда-то кипела жизнь. После того как эпидемия закончилась, редко можно было повстречать человека». Статья Пауэрса была весьма прохладно воспринята правительственными чиновниками, и хотя он всячески пытался отстаивать свою точку зрения, на него основательно надавили, вследствие чего его официальный доклад на эту тему, увидевший свет в 1877 г., представляет собой значительно более приглаженный по сравнению со статьей документ. При всем том доклад Пауэрса тоже показался мне весьма интересным.

Помимо лингвистических свидетельств существования китайской колонии в тех краях, Пауэрс приводит и другие любопытные факты. К примеру, он пишет, что китайские поселенцы на протяжении веков вступали в браки с представителями местных индейских племен. Их потомки обладали куда более светлой кожей, нежели другие индейцы, а некоторые пожилые мужчины, нарушая сложившуюся у индейцев традицию, носили бороды. Женщины же «гордились тем, что их черные волосы точь-в-точь такие же, как у китаянок». Кроме того, эти женщины носили отличные от других индианок наряды: «длинные, до щиколотки, по преимуществу белые платья без рукавов, собиравшиеся у шеи в складки». По характеру они были «дружелюбны, незлобивы и простосердечны». В преддверии смерти «эти люди, подобно китайцам, выражали желание, чтобы их похоронили на земле предков». Кроме Того, обитавшие в районах Сакраменто и Русской реки люди предпочитали, как и китайцы, вести оседлый образ жизни, в отличие от индейцев-охотников, которые постоянно меняли место стоянки. О склонности к оседлому быту говорит и пища этих чрезвычайно любопытных метисов: «По меньшей мере четыре пятых их питания составляли овощи, которые они собирали с возделываемых ими огородов. Они знали свойства трав, кустарниковых растений и деревьев и обладали куда более обширными познаниями в этой области (имеется в виду ботаника), чем девять десятых коренного населения Америки». Культурное наследие их предков проявлялось также в том, что они делали глиняную посуду, которая имела классические формы старинных китайских фарфоровых изделий. И это при всем том, что окружавшие их индейские племена довольствовались при потреблении пищи грубыми плоскими мисками, вырезанными из камня или из дерева. Пращуры населявших долины Сакраменто и Русской реки племен пользовались «длинными ножами из обсидиана и яшмы», которые их потомки, как утверждает Пауэрс, изготовлять уже не умели. Точно так же эти самые пращуры пользовались для курения изящными трубками из серпентина, в то время как их потомки вынуждены были довольствоваться простыми деревянными трубками. Но потомки не забыли «некоторые чисто китайские уловки» — в частности, использовали для приманивания водоплавающей дичи вырезанные из дерена манки и чучела уток. Подобный способ охоты, надо сказать, коренными индейцами никогда не применялся. Подобно китайцам, обитатели влажных долин ели улиток, ящериц и змей, а также складывали во дворе кучи влажного компоста и ила, где разводили съедобных речных моллюсков.

На восточном побережье залива Сан-Франциско, на расстоянии примерно 70 миль от того места, где была найдена джонка, находится деревушка, обнесенная низкой каменной стеной. В 1904 г. доктор Джон Фраер, профессор ориенталистики из университета Беркли в Калифорнии, писал: «Вне всякого сомнения, это работа представителей монголоидной расы. К примеру, у китайцев существует обычай обносить свои поселения каменными стенами. Это относится как к небольшим поселкам, так и к городам». Это высказывание полностью соответствует теории «китайских поселений» Пауэрса, который полагал, что китайцы создали на территории Калифорнии колонии, чье население посредством межнациональных браков со временем смешалось с окружавшими их индейскими племенами, унаследовавшими в значительной степени культуру колонистов.

Итак, можно с большой долей уверенности утверждать, что Чжоу Мань организовал на территории Калифорнии китайские поселения. Интересно, эти ли поселенцы стали первыми выращивать на территории Калифорнии рис? А бело-голубая посуда эпохи Мин? Кто привез ее в Северную Америку — испанские галеоны, как утверждают традиционно мыслящие научные авторитеты, или же джонки из флота Чжоу Маня? Когда я пишу эти строки, исследовательская работа продолжается и окончательный вердикт экспертов еще не вынесен; я тоже не бездельничаю — ведь мне необходимо завершить свои изыскания, связанные с установлением маршрута флота Чжоу Маня.

После того как флот Чжоу Маня отошел от берегов залива Сан-Франциско, ветра и течения наверняка повлекли его корабли к Нью-Мексико. На карте Вальдзеемюллера эта часть побережья прорисована довольно точно. Впрочем, ожидать большей точности от картографа, который проводит съемки берега с плывущего параллельно ему корабля, трудно. Далее на карте находим ошибку на широте залива Теуантепек (Galf of Tehuantepec), что в Гватемале. Когда смотришь на карту, складывается такое впечатление, что в этом месте Тихий и Атлантический океаны соединяются, что, конечно же, не соответствует действительности. Понять, почему была сделана ошибка, нетрудно. Китайские корабли, разумеется, попытались войти в залив, но он оказался таким мелким, что продвигаться дальше они не решились. Пришлось вычерчивать очертания залива с безопасного для кораблей расстояния. Но что, спрашивается, видел картограф с корабля, который стоял на якоре при входе в залив? Берега по краям, а в центральной части — водный простор до горизонта. Со стороны могло показаться, что здесь пролив, разделяющий Северную и Южную Америку. Как обычно, китайцы добросовестно нанесли на карту то, что видели их глаза, и поплыли дальше.

Я предполагаю, что флот Чжоу Маня дошел до Панамского перешейка, который столь точно вычерчен на карте Вальдзеемюллера, после чего ветра и течения повлекли его корабли назад через бескрайние просторы Тихого океана к Китаю. Повторяю, при такой конструкции судов, как у китайцев, в этом нет ничего удивительного. Но до Панамы они наверняка прошли через Калифорнийский залив и бросили якорь у берегов Мексики. Где-нибудь в районе Мансанильо (Manzanillo) в нынешней провинции Мексики Колима (Colima). Вулкан Колима, который хорошо виден с моря и достигает высоты в 12 700 футов, вне всякого сомнения, должен был привлечь их внимание.

Я решил попытаться найти обломки какого-нибудь китайского судна между Мансанильо и Акапулько. Прежде всего потому, что эта часть побережья протяженностью 300 миль особенно аккуратно прорисована на карте Вальдзеемюллера. Я начал поиски с просмотра старых записей первых испанских мореходов, которые достигли этой части побережья Мексики в 1520 г. Их звали фра Бернардино де Саагун (Friar Bernardino de Sahagun) и Бернал Диас дель Кастильо (Bernal Dias del Castillo), и они оба в своих дневниках описывали экзотическую цивилизацию народа майя, которая в 1421 г. уже клонилась к упадку, а ко времени прихода испанцев доживала последние годы. Многое из того, о чем писали испанцы — куры, лакированные шкатулки, крашеные ткани, металлические предметы и ювелирные украшения, — несло, казалось, на себе незримый отпечаток присутствия в этих краях китайцев.

Испанские конкистадоры, как то было и в Калифорнии, обратили внимание на местных кур, в один голос утверждая, что они сильно отличаются от европейских. Майя называли кур «кек» и «ки», что почти полностью соответствует оригинальным китайским названиям этих птиц. Подобно китайцам, но в отличие от европейцев, майя использовали кур для жертвоприношения или гадания, но никогда не ели их яиц и мяса. Уже одно это показалось мне настолько важным и многообещающим, что я сразу понял: мое путешествие в эти края не прошло даром.

Поскольку обломки китайских кораблей разыскать мне так и не удалось, я решил заняться исследованием растений, которые были распространены в Нью-Мексико и в западной части Мексики. Я нашел здесь китайскую розу, но это ни о чем не говорило — ее могли завезти и из Калифорнии. Увы, помимо этой розы, характерных для Китая растений мне в этой части Мексики обнаружить не удалось. Но я установил другое: выяснил, что растения, характерные только для Центральной Америки, совершили путешествие через океан и оказались на противоположном конце земли еще до того, как европейцы стали безраздельно хозяйничать на морях и океанах. Сладкий картофель, томаты и папайя были обнаружены на острове Истер (Easter Island), сладкий картофель культивировали также на Гавайях, а маис — в Китае и на Филиппинах. Маис мог быть завезен в Азию как из Северной, так и из Южной Америки, но другие растения — только с этой сравнительно небольшой части континента, из Мексики, Гватемалы и Никарагуа.

Цивилизация майя, с которой соприкоснулись китайцы, была почти столь же древней, как их собственная. Предшественниками майя были ольмеки (Olmecs) — народ самой древней цивилизации Центральной Америки, а возможно, и всего Континента в целом. Их столица Ла-Вента находилась на атлантическом побережье Мексики. В 1200 г. до н. э. ольмеки создали два обширных искусственных плато — одно рядом с Ла-Вента, а другое неподалеку от Сан-Лоренсо. На этих плато они построили священные города, которым почти столько же лет, сколько Древнему Вавилону Эти своеобразные, протянувшиеся на мили гигантские храмы являлись образующими центрами государства ольмеков и включали в свою систему множество деревень и поселков, образуя вместе с ними единое политико-экономическое пространство, занимавшее территорию всей современной южной Мексики.

Ольмеки вели обширную торговлю со своими соседями на юге, импортируя обсидиан, базальт, нефрит и железную руду и экспортируя глиняную посуду, шкуры ягуаров, листья коки и прекрасные резные изваяния. Образцы последних можно и сейчас увидеть в парке Ла-Вента — это уморительные каменные изображения обезьян, сидящих на деревьях, выпрыгивающие из воды дельфины, человеческие фигуры — в частности, патетическое изваяние матери, держащей на руках свое умершее дитя. Скульптуры удивительные, они говорят о высоком уровне развития культуры у ольмеков. Казалось бы, ничто не мешало этому государству развиваться, но в 300 г. до н. э. ольмеки по неизвестной причине навсегда исчезли из этих краев. На их место пришли майя, которые создали обширную империю, охватывавшую всю Центральную Америку. Расцвет эпохи майя к 1421 г. давно уже закончился, и в империи на полуострове Юкатан много лет шла гражданская война. Тем не менее китайцы в лице майя столкнулись с древней и весьма совершенной в своем роде цивилизацией.

Я ехал в автобусе, и на всем пути от атлантического до тихоокеанского побережья Мексики наблюдал свидетельства деятельности цивилизации майя. На атлантическом побережье, к примеру, множество древних, выложенных камнем причалов для лодок, на каждом из которых можно увидеть пеликана, высматривающего в волнах океана рыбу Дальше миля за милей тянутся болота, где полно диких гусей и уток, стаи которых проплывают над головой высоко в небе. В этом краю, где по пути часто попадаются небольшие водоемы, то и дело замечаешь неподвижно стоящих в воде на одной ноге ибисов и аистов. Это, собственно, и есть древний край майя, где система ирригации и подсечного земледелия с тех пор фактически не изменилась. «Милпас», или возделанные участки земли, можно обнаружить даже в зарослях джунглей. Здесь, как и в древние времена, местные жители по-прежнему выжигают участки леса, чтобы потом засеять эту удобренную пеплом и золой землю. В сухой сезон — это примерно месяц до Рождества и месяц после — крестьяне с помощью мачете вырубают деревья и кустарник, а в марте и мае, когда дождей мало, а жара стоит одуряющая, жгут подсушенное солнцем дерево.

Первые серьезные дожди начинают поливать землю в конце мая. При этом в небе часто вспыхивают молнии, которые не сопровождаются раскатами грома. Именно в это время крестьяне выходят на работу в поле. Заостренными кольями они протыкают покрытую мокрой золой землю, вкладывая в образовавшуюся ямку зернышко маиса, боб или семечко тыквы — кому что нравится. Подобные культуры выращиваются в этих краях с незапамятных времен, и их зерна и плоды входят в привычный пищевой рацион местного населения точно так же, как на протяжении тысячелетий они составляли рацион обитавших в Центральной Америке ольмеков, майя, толтеков, инков и ацтеков. По мере того как растения созревают, стебли маиса поднимаются все выше, усы бобовых обвивают воткнутые рядом палочки, а тыквы и кабачки ложатся под собственной тяжестью на землю. В сентябре наступает время сбора урожая. Китайцы, без сомнения, тщательно исследовали поля и посадки растений и убедились, что данная форма земледелия вполне отвечает существующим природным условиям, а урожаи, полученные таким способом, настолько велики, что способны с лихвой обеспечить продовольствием многочисленное местное население. Кстати сказать, в наши дни в сельскохозяйственных районах Мексики проживает куда меньше людей, чем это было в эпоху майя.

Поляны у кромки леса сплошь заставлены ульями. Майя разводили пчел, поскольку мед в первую очередь служил для них источником сахара. Кроме того, они смешивали его с пшеницей, оставляли бродить и приготовляли из полученной смеси крепкий алкогольный напиток. Мед также являлся (и является) для местных крестьян источником получения наличных денег. Продав мед, они покупали необходимые в быту вещи, например обувь и разукрашенные богатым традиционным орнаментом наряды из хлопка для своих жен. До сих пор крестьяне носят одежду, украшенную орнаментом, характерным для той или иной местности. По узору на одежде можно узнать деревню, где они проживают, и даже назвать семейный клан, членами которого они являются. Традиционные жилища крестьян «на» (Na) тоже почти не отличаются от тех, что возводили земледельцы эпохи майя. Как и 500 лет назад, стены этих хижин изготовляются из гибких прутьев, которые соединяются между собой с помощью веревок из волокон агавы, а потом устанавливаются на сложенный из камня овальный фундамент. Крышей этим жилищам служат листья пальмы, которые прикрепляются веревками к сделанному из бамбука каркасу. Интересно, что подобные легкие домики строят в Южной Мексике и Гватемале даже при современных отелях — особенно в курортных зонах. Нынешние потомки майя, как и 500 лет назад, предпочитают спать в гамаках, а поутру приветствуют друг друга традиционной фразой: «Хорошо ли раскачивался?»

Влажные джунгли Центральной Америки всегда могут обеспечить предприимчивого человека разнообразным питанием, рыбой и дичью, главное, чтобы он любил охотиться или рыбачить. Кроме животной пищи, джунгли дают также различные плоды, а одеждой в таком климате может служить одна только набедренная повязка. По большому счету, джунгли предоставляют их обитателю все, что нужно для жизни, — строительные материалы, плоды, лечебные травы, листья коки, зерна дикорастущего кофе, мясо животных и птиц, а также рыбу. Джунгли всегда наполнены звуками. Тишина ночи здесь постоянно нарушается пронзительными криками, свистом, протяжным ревом, скрипом раскачивающихся под ветром деревьев, кваканьем лягушек и неумолчным стрекотом насекомых. В таком вот беспокойном окружении майя строили из камня величественные города. Ничто из того, что я видел на нашей прекрасной планете, включая Мачу-Пикчу или Акрополь, не производило на меня такого сильного впечатления, как город майя Паленке (Palenque) в Чиапасе (Chiapas), который в один прекрасный день предстал перед моим взором на фоне расходившегося молочного утреннего тумана в изумрудном обрамлении тропической растительности. Этот город был возведен в золотую эпоху майя (325–925 н. э.) и на протяжении 1000 лет, надежно скрытый джунглями, пребывал вдали от суетного мира. Построенный на холмах, откуда открывался чудесный вид на равнину, он занимал площадь в 3,5 квадратных мили. На каждом холме возводился целый комплекс зданий — пирамиды, дворцы и храмы. Каждое здание было отлично привязано к местности и стояло так, что его красоту подчеркивали и окружающий рельеф, и буйная тропическая зелень. Посреди города протекала быстрая и хрустально-чистая лесная протока. Вполне возможно, что когда китайцы встретились с местными жителями, их провели к Паленке, чтобы они могли полюбоваться на самый прекрасный город, когда-либо воздвигнутый цивилизацией майя. В то время китайцам могло показаться, что они увидели творение, созданное людьми, во всем равными им по талантам и умению.

Паленке — загадочный город. По неизвестной причине он был оставлен жителями со всеми находившимися в нем богатствами и на долгое время предан забвению. С другой стороны, это настоящий рай для исследователя. Здесь есть все, о чем только может мечтать археолог или историк: легендарная гробница «фараона джунглей», наполненная сокровищами, дворцы царей и жрецов, чьи стены испещрены иероглифами, которые готовы поведать историю этого места, обсерватории, храмы, крытые дворики со сферическими куполами и — что, вероятно, представляет для исследователя самый большой интерес — жилища простых людей. Здесь, как в музее, можно найти многочисленные образцы художественного творчества и ремесленной деятельности местного населения — маски, статуи, ювелирные украшения, разнообразную керамику, глиняную посуду вплоть до самых обыкновенных горшков и мисок, рыболовные крючки и копья с каменными наконечниками, которые брали с собой простые люди, выходя на рыбалку или на охоту.

Над городом и окружающей местностью доминирует огромная белая пирамида царя Пакала (Pakal). Кубинский ученый Альберто Рус Луилльер (Alberto Ruz Lhuillier) несколько лет разыскивал потайную лестницу, которая вела бы к сакральному помещению у основания здания. В 1952 г. он и его сотрудники, сдвинув в сторону большой камень, обнаружили туннель, уходящий в глубину

С замирающим сердцем Альберто Рус Луилльер и его люди сдвинули плиту в сторону и заглянули в находившееся под ней пространство.

Наиболее замечательным предметом из всех экзотических сокровищ, которые были положены в саркофаг царя Пакала, чтобы украшать его быт в загробном мире, по праву считается его посмертная ритуальная маска, изготовленная из жада. В ее пустые глазницы в виде щелочек были вставлены зрачки из радужного обсидиана. Эта маска — величайшее произведение искусства, бесценное творение человеческих рук. Шея, уши, запястья и пальцы мертвого царя были украшены разнообразными ювелирными изделиями, выполненными из жада. Эти украшения по изяществу, красоте и высочайшему качеству работы можно приравнять к аналогичным изделиям наиболее искусных китайских и японских ювелиров. Равным образом величественная, с правильными геометрическими пропорциями пирамида, выстроенная из отполированных каменных плит, скрытая в толще ее стен потайная лестница, Похожая на ледяной грот часовня, да и сама гробница с саркофагом являются результатом деятельности людей, познавших вершины архитектурного искусства, а также инженерного и строительного дела и понимавших, что такое совершенство и красота.

Вволю полюбовавшись на пирамиду Пакала, я, прогуливаясь вдоль реки, заглянул в местный музей, сплошь уставленный стеклянными шкафами с выставленными в них образцами декоративного искусства народа майя. По преимуществу это были резные скульптурные изображения символических растений и животных — ягуаров, змеев с клыками и перепончатыми крыльями и птиц, каждое перышко которых было вырезано столь искусно, что казалось, они сию минуту взмахнут крылом и улетят. Мне не приходилось еще видеть такого обширного собрания столь удивительных по красоте и качеству исполнения вещей. Можно с уверенностью сказать, что китайцы, которые до того целых два года бороздили моря и океаны, впервые встретились с цивилизацией, почти столь же древней и совершенной, как их собственная. Ювелирные изделия из жада, которые выделывались ремесленниками народа майя, ни в чем не уступали изделиям их ремесленников, а фарфор из Чолулы был даже тоньше и прозрачнее китайского фарфора из провинции Цзянси (Лangxi). Наконец-то китайские купцы могли обменять привезенные ими драгоценные шелка и бело-голубую керамику на настоящие предметы искусства.

Я обнаружил достоверные свидетельства китайского влияния на культуру и быт народа майя, когда приехал в Уруапан (Uruapan), расположенный в горах на западе Мексики. Это место находится примерно в двухстах милях от тихоокеанского побережья. Городишко обязан своим названием испанскому монаху Фра Хуану де Сан-Мигелю, прибывшему в эти края в 1553 г. Почтенного священнослужителя настолько поразила здешняя яркая и изобильная растительность, что он назвал местечко Уруапан — то есть «вечная весна». Уруапан и сейчас знаменит своими вкуснейшими авокадо и фруктами, а также лаковыми шкатулками и подносами, которые выделывают здешние ремесленники для продажи туристам.

Процесс нанесения на изделие лака, который в Мексике называют «маке» (maque), а в Китае «чи-чи» (ch’i-ch’i), представляет собой сложное и многотрудное дело, отнимающее немало времени. Так называемое лаковое дерево, которое считается источником природного лака, растет в лесах на территории Китая. Однако все возрастающие потребности в этом сырье заставили китайцев культивировать и выращивать это дерево на специально созданных для этого плантациях. Уже по меньшей мере 3 тысячи лет назад китайцы знали о защитных свойствах «сешими» (seshime) — смолы, которая натекает из разреза в коре лакового дерева. Довольно быстро технология лакирования распространилась по всей Юго-Восточной Азии. К примеру, рабо та японских лакировщиков практически не отличается от ки тайской. Древнейшие образцы китайских лаковых изделий датируются эпохой Династии Шан (Shang; 1523–1028 до н. э.), когда в Срединных царствах стали покрывать лаком бытовые изделия, мебель и предметы искусства. Лак также использовался в качестве влагостойкого защитного покрытия для увековечения и сохранения вырезанных на пластинках бамбука важных записей или изображений. К большому удивлению первых европейцев, достигших Мексики, ремесло лакировщика процветало и было в большом почете у людей, населявших территорию нынешних штатов Чиапас, Герреро и Мичоакап (Chiapas, Guerrero, Michoacan), а также более северного Синалоа (Sinaloa), что на берегу Калифорнийского залива. Центром же лаковых работ был (и до сих пор остается) городок Уруапан на западе страны. Возникает естественный вопрос: каким образом жители тихоокеанского побережья Мексики научились этому сложному искусству? Развивалось ли оно независимо от азиатского влияния или его азы местному населению преподали все-таки китайцы?

Лаку, чтобы он обрел свои декоративные и защитные свойства, требуется для полного высыхания жаркая и влажная атмосфера. Именно жара и влага особым образом влияют на капризную субстанцию лака, заставляя ее сначала густеть, а потом затвердевать, образуя тонкое, но очень прочное покрытие. Лучшими условиями для высыхания и затвердевания лака признаны климатические условия Уруапана, куда с тихоокеанского побережья долетают влажные морские ветры. Прежде чем нанести лак на деревянную поверхность шкатулки или какого-нибудь другого изделия, ее сначала грунтовали смесью рисовой муки со смолой «сешими». В Мексике, где риса не знали, вместо рисовой муки использовался вулканический пепел. Когда грунтовка высыхала, ее тщательно полировали особым составом, после чего на изделие тонкой кисточкой из человеческих волос наносили первый слой лака. Таких лаковых слое и или покрытий могло быть от десяти до сотни. Каждый слои должен был полностью просохнуть, после чего его подвергали полировке, и лишь потом наносили новое покрытие. Полировка тоже была своего рода искусством. Сначала изделие полировали мокрым точильным камнем, а потом полировочной пастой из растертого в порошок оленьего рога, которая наносилась на поверхность изделия мягкой тряпочкой.

Надо сказать, процесс изготовления лакового изделия у китайцев и мексиканцев был почти идентичен. Другое дело материалы. Китайцам пришлось приспособить свою технологию к местному климату и материалам, найденным в Мексике. Подготовка поверхности изделия к лакировке у мексиканцев заключалась в заполнении микроскопических трещинок и впадин шпаклевкой, которая называлась «нимакарта» (nimacarta). После высыхания шпаклевка зачищалась, и весь цикл повторялся снова — до тех пор, пока поверхность не становилась гладкой, как стекло. Примерно тоже самое делали и китайцы, но состав материалов, которые они использовали при работе, значительно отличался от мексиканских составов.

«Маке», или мексиканский лак, представляет собой довольно густую жидкость, состоящую из смеси животных и растительных жиров и натуральных очищенных клеев. Главным элементом маке животного или, вернее сказать, «насекомого» происхождения является жир, добываемый из насекомого axe (aje), иначе именуемого коккус лакка (Coccus Lacca), которое местные жители разводили в окрестностях Уруапана. Этих насекомых собирали во время сезона дождей, ополаскивали, а затем живыми бросали в котел с кипящей водой. Через некоторое время тельце насекомого начинало выделять напоминавшее воск вещество, которое расплывалось по поверхности воды. Потом вода охлаждалась, а всплывшее вещество аккуратно собиралось. После этого оно снова нагревалось, чтобы выпарить остававшуюся в нем воду Готовый полуфабрикат имел вид застывшего сливочного масла. Следующим важным ингредиентом лака было «ця» (chia) — растительное масло, призванное растворять и смягчать плотную субстанцию, полученную из насекомого ахе. Это масло давят из семян шалфея, повсеместно встречающегося в Центральной Америке. Ця содержит большой процент глицерина, обладающего способностью быстро поглощать кислород из воздуха, в результате чего ця, высыхая, образует прочную эластичную пленку. Третий важный ингредиент — измельченный в порошок доломит, именуемый в Мексике «тепуцута» (teputzuta), представляет собой минеральный клей, являющийся одновременно наполнителем и основой лака.

Декоративная техника и цвета, используемые в Мексике и Китае, в значительной степени повторяют друг друга. И для той, и для другой традиции характерно использование ярко-красного цвета на глубоком угольно-черном фоне. Базовым цветом в обеих культурах является черный. Черный краситель получали, растирая в порошок сожженные на костре кости животных или кукурузные початки. Как уже было сказано, декоративная техника мексиканского маке примерно такая же, что и у лаковой росписи в Китае или Японии. Хотя мексиканская, разумеется, имеет свои особенности. В частности, контуры орнамента в Мексике наносятся острой иглой от кактуса, которую вставляют в основание пера индейки. Само же перо используется для того, чтобы смахивать с поверхности изделия частички лака, которые образуются в процессе гравировки. Полученные таким образом тончайшие канавки-линии заполняются красками ярких, контрастных цветов. Каждую такую краску наносят по отдельности; краске дают просохнуть, полируют окрашенное место и лишь после этого наносят следующую краску. Конечный продукт — лаковая расписная шкатулка или поднос из Уруапана — настолько похож на аналогичное китайское изделие, что, не будучи экспертом, отличить их друг от друга практически невозможно.

Теоретически, хоть это и маловероятно, можно предположить, что такой сложный и требующий больших временных затрат вид деятельности развивался независимо и практически одновременно в двух разных странах, которые отстояли друг от друга на тысячи миль. Но изготовление лаковых шкатулок и подносов — далеко не единственное, что связывает декоративное искусство западной Мексики и Китая. К примеру оба народа использовали при декоративных работах почти идентичные красители и красящие составы, технология получения которых была у мексиканцев и китайцев практически идентичной. К таким красителям относятся марена (красный), индиго (синий), алый и пурпурный, который добывается из особого сорта морских раковин. Были и другие удивительно яркие красители, процесс изготовления которых чрезвычайно сложен и многотруден. Считаю, что, когда столь сложная технология воспроизводится почти без изменений в двух разных странах, говорить об обыкновенном совпадении просто некорректно.

Марену в Китае получают из корней кустарника, относящегося к семейству рубиацеа (Rubiacea). Корни выкапывают, сушат, измельчают, замачивают на сутки, а затем подвергают полученный состав кратковременному нагреванию при температуре 150 °C. При окраске материи в красящий состав вводят закрепитель, или фиксатор, в виде сульфата алюминия, после чего материю подвергают кипячению. Потом материю промывают в воде, куда добавляют золу от прогоревших древесных углей. В Мексике для получения этого красителя используют корни растений, родственных рубиацеа, — релбуниум или нитидум. Этот субтропический кустарник меньшего, чем рубиацеа, размера, произрастает на юге континента на территории современной Аргентины. В качестве фиксатора при окраске тканей в красящий состав добавляют щавелевую кислоту и танин.

Великолепный ярко-синий краситель индиго известен в Юго-Восточной Азии на протяжении тысячелетий и считается одним из древнейших натуральных красителей в мире. Однако работа с ним сложна и требует много внимания и терпения. Свежесрезанные листья растения индиго необходимо промыть, а затем выдерживать в горячей воде от 9 до 14 часов. В течение этого времени происходит ферментация, сопровождающаяся выделением неприятного запаха. Жидкость, полученная после процеживания, на вид прозрачна, но это не должно вводить в заблуждение: замоченная в ней пряжа или материя приобретают ярко-синий цвет в результате окисления красящего состава атмосферным кислородом. Процесс окрашивания материи красителем индиго в доколумбовой Америке практически идентичен китайскому, хотя местные племена индейцев, в отличие от китайцев, добавляли в красящий состав золу и лимонный сок, чтобы синий цвет стал еще насыщеннее и ярче.

Краска «киноварь», которую получали, обрабатывая особым образом крохотных насекомых, паразитирующих на листьях дуба, широко использовалась в Юго-Восточной Азии с древнейших времен. Соскобленных с листьев насекомых замачивали в уксусе, который придавал им красно-коричневую окраску. Краситель получался после того, как тельца насекомых растирали в порошок и растворяли его в алкоголе, куда в качестве фиксатора и освежителя цвета добавляли алюминий или мочевину. Еще одним алым красителем, получившим в Юго-Восточной Азии широкое распространение, был лак, или лаккаик (lас-caic), который получали при обработке другого вида паразитировавших на деревьях мельчайших насекомых. Ветви деревьев, подвергшихся нашествию этих паразитов, обрубали, высушивали под ярким солнцем, после чего замачивали в горячем концентрированном растворе соды. В результате химической реакции в растворе образовывались ярко-красные комочки. Их собирали, выпаривали остатки воды и использовали по назначению. Китайский историк Ма Хуань и венецианец Никколо да Конти в своих записках упоминали о том, что эти красители свободно продавались на рынке в Каликуте.

В Новом Свете для получения красной краски кошениль использовали красную тлю, паразитирующую на кактусах. На определенной стадии развития это насекомое образует вокруг своего тела крохотный белый кокон. Стоит только его раздавить, как появляется похожая на капельку свежей крови яркая алая субстанция — даже более яркая, чем азиатский лак. Когда испанцы завоевали Центральную Америку, они стали экспортировать «кочинаель» на Ближний Восток и в Азию.

Как и в Китае, ярко-алый цвет, цвет кошенили, считался в Мексике «царским» цветом: алую одежду могли позволить себе носить только особы царской крови. Хотя многие научные авторитеты и полагают, что кошениль достигла Юго-Восточной Азии только после прихода в Мексику испанцев, но на самом деле этот краситель появился в Китае задолго до того, как Колумб отправился в свое плавание.

Так называемый «королевский пурпур» получали, собирая раковины морских улиток. Одежда пурпурного цвета ценилась в средневековой Европе очень высоко, и носить ее могли только очень богатые и знатные люди. В те времена пурпур и высокое происхождение были почти что синонимами. Императоры Византии обивали стены своих покоев пурпурной материей и носили пурпурные одеяния. В Новом Свете центром производства пурпурного красителя был Мичоакан (Michoacan) — провинция на границе с Уруапаном. Впрочем, промысловым сбором раковин занимались на всем Тихоокеанском побережье Центральной Америки вплоть до Эквадора. Еще в 1898 г. метод извлечения пурпурного красителя из раковин и способ окраски ткани рассматривались как доказательство существования в мире трансокеанской торговли еще в доколумбову эпоху. «Обнаружение на территории стран, находящихся на большом удалении друг от друга, тканей, окрашенных пурпурным красителем с применением одинаковых фиксаторов, позволяет говорить об имевших место контактах между этими странами, и, возможно, довольно тесных». Вряд ли сложный процесс окраски пурпурных тканей, образцы которых обнаружены на разных континентах и в разных странах, может служить доказательством того, что эта технология развивалась там параллельно и независимо друг от друга. Скорее «это говорит о том, что у двух цивилизаций имелся некий общий источник, откуда они черпали свои познания».

На мой взгляд, контакты между Китаем и Мексикой подтверждаются не только наличием в обеих странах одинаковых растений и пород кур, хорошо поставленного лакировочного дела и сходными технологиями при получении натуральных природных красителей. Есть и другие тому свидетельства, причем, пожалуй, куда более весомые. Возьмем, к примеру, озеро Пацкуаро (Patzcuaro), расположенное неподалеку от Уруапана. Оно находится в окружении гор, богатых медной рудой. До сих пор жители расположенного на берегу этого озера города Сан-Кристобаль продают туристам всевозможные медные поделки, а местные музеи заставлены стеклянными шкафами с образцами прикладного и декоративного искусства людей, населявших эти края в далеком прошлом. В провинции Мичоакан, где находится Сан-Кристобаль, как и в Китае, различная металлосодержащая руда, добытая в шахтах, хранилась на отдельных складах; там велась специальная учетная книга, в которой отмечалось, где добыт тот или иной вид руды и какими качествами она обладает. В книге также указывалось, на какие нужды та или иная руда отпущена — для строительных или религиозных целей (например, для создания священных изваяний).

В так называемом «Флорентийском кодексе» — капитальном труде, законченном Фра Бернардино де Саагуном (Fra Bernardino de Sahagun) в 1569 г., описывается цивилизация Мексики до прихода испанцев. Этот труд снабжен иллюстрациями, демонстрирующими процесс плавки и очищения металлической руды путем вдувания в плавильную печь кислорода. Это, надо сказать, была весьма прогрессивная технология, незнакомая в доколумбову эпоху обитателям Северной Америки. Жители Мичоакана использовали в своей повседневной жизни медь, золото, серебро и металлические сплавы. Особенно они славились своим мастерством по отливке колоколов, на что уходило до 60 % добываемой в провинции руды. Звук колокола, его чистота и глубина определяются качеством и составом металлического сплава, из которого колокол изготовлен. При его отливке должны быть тщательно соблюдены пропорции различных металлов в сплаве. Точно такой же подход существовал в Азии, где колокола являлись (и являются) важнейшим символом буддийского религиозного культа. Туристы, посетившие Таиланд, Бирму, Китай и Индию, никогда не забудут мелодичного перезвона колоколов буддийских храмов. Я и сам наслаждался их звоном, когда посещал буддийские монастыри в Центральном Китае и Тибете.

Изготовленные из металла «ачуэлас» (Hachuelas), священные изображения луны в виде полумесяца, которые кладут в могилу индейца при захоронении, до сих пор находят в древних мексиканских погребениях. Интересно, что металлическое изображение полумесяца часто вкладывали в уста покойного: точно так же в Китае в уста мертвеца вкладывали священные изображения из жада. Кстати сказать, искривленные в виде полумесяца формы символизируют в буддизме ламаистского толка универсализм и вечность. Император Чжу Ди ради утверждения в Китае ламаизма пригласил в страну святого человека из Тибета по имени Кармапа и оказал ему невиданные почести. Церемониальные ножи серповидной формы, которые символизируют отказ от мирской жизни, можно увидеть в буддийских храмах в Тибете и Центральном Китае и в наши дни. В то время как евнухи-капитаны Золотого флота Чжэн Хэ (Zheng Не) были мусульманами, команды их кораблей состояли почти целиком из буддистов, исповедовавших учение Будды о вселенской любви и сочувствии ко всему живому на свете.

Важную роль в религиозных культах Центральной Америки и Китая играли также зеркала. В Китае считалось, что зеркало помогает душе человека перемещаться на другие планеты, где пребывают во славе боги и души его предков. Большинство бронзовых китайских зеркал имело круглую форму, поскольку круг в системе дао являет собой символ универсального пространства, иначе говоря, Вселенной. В Китае и Японии на обратной стороне зеркал обычно помещались изображения цветов и животных, также имевшие сакральное значение.

В Китае стало традицией носить с собой круглое, изукрашенное священными символами зеркальце, поскольку считалось, что оно отпугивает злых духов. В Мичоакане круглые полированные металлические диски, именуемые «роделас» (rodelas), использовали в различных церемониях и ритуалах. Подобно колоколам, их изготовляли в больших количествах из золота, серебра, меди и сплавов, и украшали их обратную сторону всевозможными символическими изображениями.

В результате своих изысканий я пришел к выводу, что китайцы в Уруапане все-таки побывали — и не только побывали, но и провели там несколько месяцев, а возможно, и лет. Они обучили местных жителей тонкому искусству лаковой росписи, внедрили у них куроводство и передали им сложные технологии по окрашиванию тканей и изготовлению натуральных красителей. Но ведь флот адмирала Чжоу Маня почти непрерывно находился в движении. Как в таком случае объяснить долговременное пребывание китайцев на мексиканской территории? Я обдумал этот вопрос и выдвинул гипотезу, что от флота Чжоу Маня во время путешествия отделялись небольшие группы кораблей или даже одиночные корабли, перед командами которых была поставлена задача — создать на тихоокеанском побережье Центральной Америки китайские поселения. Признаюсь, поначалу эта гипотеза казалась мне слишком смелой, но лишь до тех пор, пока я не получил ей подтверждение. В скором времени я узнал о легенде, которая имела хождение у жителей местечка Найарит (Nayarit), что находится на северо-востоке от Гвадалахары (Guadalajara). Согласно этой легенде, задолго до Колумба у мексиканского берега бросил якорь корабль из Азии, а его капитан и команда были сердечно приняты местным вождем, оказавшим чужеземцам всяческие почести. Я сразу же кинулся в местный краеведческий музей и стал изучать его документы и экспонаты. Долгое время ничего стоящего внимания не попадалось, но неожиданно перед моим взором предстало «полотно из Юкутакато» (the linen of Jucutacato) — весьма своеобразная картина, которую обнаружили в XIX в. в деревушке с этим названием.

Юкутакатское полотно представляет собой нечто вроде лоскутного одеяла, состоящего из 35 кусочков полотна (30 из них одного примерно размера), на каждом из которых нанесен рисунок, повествующий о том или ином событии. На первом изображены сходящие с корабля на землю люди. Впереди бежит собака с особым образом загнутым хвостом. Это животное по расцветке, форме хвоста и размерам напомнило мне китайского шарпея, собаку охотничьей породы, которая была выведена в провинции Гуанчжоу и особенно ценилась среди неимущих жителей Кантона за удивительную преданность хозяину и членам его семьи. Один человек из экипажа судна едет верхом на лошади. Надо сказать, обитатели средневековой Мексики лошадей не знали, и вид этого животного настолько поразил их воображение, что местный художник просто не мог не поместить его на этой необычной картине. На носу корабля явно изображен предводитель группы чужестранцев, облаченный в красную тунику (в точно такую же красную тунику, по словам губернатора Грея, был одет человек, нарисованный на стене пещеры аборигенами Австралии). В руке предводитель держит круглое зеркало. Оно, по-видимому, имело для художника чрезвычайно важное символическое значение, поскольку изображение зеркала присутствует на 14 других картинках. На некоторых из них видна обратная сторона зеркала, на которой нанесены «восемь священных разделов». Подобные диски именуются также «колесом учения»; обычно на них запечатлевали важнейшие события в земной жизни Будды. Зеркало в руке человека, облаченного в красное одеяние, может означать, что он является духовным лидером буддистов, который решил сойти с корабля, чтобы встретиться с местным населением.

На большом куске полотна в центре картины помещено изображение сидящего в кресле руководителя группы чужеземных путешественников. Вокруг него толпятся местные жители: они поставили к ногам этого человека подносы, наполненные кусочками каких-то минералов. По моему мнению, они просто-напросто пытаются продать ему куски добываемой в этих краях медной руды. Внизу картины нарисовано дерево с расходящимися от него во все стороны лучами света. Вполне возможно, что это дерево символизирует Древо вселенского знания — именно под таким деревом, согласно легенде, обычно сидел Будда. На нескольких последних кусочках полотна нарисована большая птица с висящим хвостом, который тащится за ней по земле. Эта птица цветом оперения и пропорциями напоминает азиатскую малайскую курицу.

В целом Юкутакатское полотно представляет собой картину, изображающую во всех подробностях высадку китайцев на мексиканскую землю. Кто-то из путешественников решил прокатиться на лошади, но большинство идет пешком, держа в руке дисковые зеркала, чтобы отпугивать злых духов. Местное население приветствует путешественников и предлагает им на продажу или для обмена кусочки искрящегося медного колчедана. Вполне возможно, китайцы в обмен на медную руду научили местных жителей лаковой росписи и прочим тонким технологиям.

Если верить историку Николасу Леону, первому человеку; который исследовал Юкутакатское полотно и сделал с него копию, оно было составлено из кусков грубой ткани, рисунок же был нанесен черными чернилами, а затем раскрашен красками растительного происхождения. По мнению Леона, оригинал был сделан задолго до прибытия в Мексику испанцев. Потом, в XVI в., испанцы внесли в Юкутакатское полотно кое-какие изменения, изобразив на нем характерные для колониальной Мексики каменные постройки и нанеся поясняющие надписи на испанском языке. Все эти исправления и изменения, по утверждению историка, были сделаны другим типом чернил и в значительно более поздний период.

Возникает резонный вопрос: а были ли китайцы в Юкутакато? Эта деревушка находится в десяти милях от Уруапана и стоит на берегу реки Купатицио (Cupatitzio River), в том ее течении, где навигация затруднительна. Впрочем, через 40 миль дальше к югу река Купатицио впадает в большое озеро, которое связано с Тихим океаном посредством реки Бальсас (Balsas River). Точно так же, как это было на Сакраменто, китайская джонка могла войти в устье реки Бальсас и подняться по ней до Юкутакато (река Купатицио, похоже, тоже была тогда судоходной). Там китайцы, вероятно, занялись добычей медной руды, а взамен передали местному населению кое-какие товары китайского производства и обучили жителей всевозможным новым технологиям.

Если китайцы и впрямь обучали людей народа майя тонким технологиям и вели с ними торговлю, то свидетельства этому обязательно должны были дойти до нашего времени. Профессор Нидхэм, один из крупнейших экспертов по истории Китая времен династии Мин, посетил Мексику в 1947 г. и описал свои впечатления в путевых заметках: «Когда я находился в этой стране, на меня произвело глубокое впечатление то значительное сходство, которое существует между средневековой цивилизацией Центральной Америки и цивилизациями Востока и Юго-Восточной Азии». Отметив это как общее положение, профессор далее перечислил около 30 замеченных им параллельных черт в этих культурах. В частности, в дополнение к достижениям в области металлургии, о которой мы говорили выше, он упомянул о барабанах народа майя, напоминающих старинные китайские барабаны, о вазах на треножниках, о сходных играх, приспособлениях для счета, священных изделиях из жада, о музыкальных инструментах (музыкальные инструменты, сходные с имевшимися у майя, обнаружены также в Лаосе и Бирме). Профессор также упомянул и о носилках на длинных шестах, в которых переносили вельмож, и о подголовных валиках, которые служили и майя и китайцам в качестве подушек. Полностью разделяя выводы уважаемого профессора, я могу продолжить этот список чуть ли не до бесконечности. Более того, я считаю, что человеку, который оказался бы в те времена на тихоокеанском побережье Мексики и других стран Центральной Америки вплоть до Перу, могло показаться, что он высадился на побережье Поднебесной — до того все вокруг было похоже на Китай эпохи династии Мин: и сходная местная кухня из разнообразных морепродуктов, и царящая на берегу суматоха, и влажная, жаркая атмосфера. Даже петушиное «ку-ка-реку» поутру со своеобразным переливом — и то напоминало о далеком Китае!

Помимо теоретических выкладок, есть и материальные свидетельства присутствия китайцев на тихоокеанском побережье Центральной Америки, и притом достаточно весомые в прямом смысле этого слова. Чего стоят, хотя бы, китайские бронзовые изваяния, найденные в Перу, и скульптурные изображения бога солнца у майя, которые практически идентичны китайским изображениям верховного небесного божества из пантеона дао. Далее, в музее города Теотиуакан (Teotihuacan) выставлены китайские медальоны, а в музее Чиапа де Корсо (Chiapa de Corzo), что в нынешнем штате Чиапас, — китайские украшения из жада. Дон Рамон Мена, в прошлом директор Национального музея истории Мексики, пишет о китайских медальонах так: «Сделаны они были много веков назад… и завезли их в Америку китайцы, посетившие наш континент в незапамятные времена». В знаменитых пещерах Куэва-Пинтада (Cueva Pintada), находящихся на Мексиканском полуострове в Калифорнийском заливе, найдены рисунки с изображением пронзенных стрелами людей, а также нечто вроде схематической карты звездного неба, на которой изображена сверхновая звезда из Крабовидной туманности, открытая китайцами еще в 1054 г. (См. «Великий замысел императора», с. 27). Среди всякого хлама на полу пещеры были найдены обугленные куски дерева, датируемые углеродным анализом периодом между 1352 и 1512 гг.

Дальнейшие свидетельства пребывания китайцев на землях народа майя я обнаружил в Гватемале. Известные биологи Карл Юхансон и М. Фогг описали практикуемые местным населением священные ритуалы и сеансы магии, при которых используются черные куры породы меланотик. Ученые в один голос утверждали, что китайцы не только завезли в Центральную Америку кур, но и посвятили немало времени тому, чтобы научить людей народа майя разведению этих птиц и использованию их при исполнении всевозможных ритуалов и магических обрядов.

Неопровержимые, на мой взгляд, доказательства того, что китайцы создали в Америке поселения, можно найти даже в диком горном крае, лежащем к западу от Венесуэльского залива. Кстати сказать, эта горная страна отлично прорисована на карте Вальдзеемюллера. Я видел эти горы издалека и со стороны моря — их покрытые снегом вершины в свете лучей заходящего солнца отливали розовым. Это, скажу я вам, было незабываемое зрелище. Но я отвлекся. Суть же дела заключается в том, что у живущих в этом горном крае первобытных людей в крови обнаружены следы генов средневековых китайских мореплавателей.

В 1962 г. доктор Тулио Аренде и доктор МЛ. Галланго из Венесуэльского института научных исследований в Каракасе опубликовали доклад о результатах своих исследований, озаглавленный «Миграции взвешенных частиц в определенных видах белковых макромолекул под воздействием электрического поля» (Migration of suspended particles in particular protein macro-molecules under the influence of an electric field).

Указанные выше исследования проводились среди различных языковых и этнических групп взрослого населения американского континента. В частности, ученые идентифицировали протеины, ответственные за перемещение в крови железа (proteins transporting iron in blood) у представителей племен ирапа, параухано и макойта (Irapa, Paraujano, Macoita), обитающих у подножия гор Сьерра-де-Периха (Sierra de Perija — 9—11°северной широты, 72°40′ — 73°30′ западной долготы). Все эти первобытные индейские племена находились тогда на грани вымирания. Интересно, что у 58 % принадлежащих к этим племенам людей ученые обнаружили «медленно движущийся трансферрин» (slow-moving transferrin), который до сих пор был обнаружен только у китайцев, искони обитавших в провинции Квантунг (Kwantung) в Юго-Восточном Китае. Как сказано в докладе венесуэльских ученых, это открытие является «еще одним свидетельством в пользу того, что между южноамериканскими индейцами и китайцами существует этническая и расовая близость». Заметим, что в экипажах флотов адмиралов Чжоу Маня и Хон Бао было много выходцев из провинции Квантун, что неудивительно: там расположены такие важные порты, как Коулун, Гонконг и Макао (Kowloon, Hong Kong, Macao), которые до сих пор считаются крупнейшими в Китае. Ну а в крупном портовом городе всегда полно моряков, желающих наняться на отправляющееся в плавание судно. Похоже, что матросы из провинции Квантун, служившие во флоте Чжоу Маня, неоднократно вступали в близкие отношения с венесуэльскими женщинами.

Существуют также лингвистические свидетельства того, что китайцы посетили Южную Америку. К примеру, парусный корабль в Колумбии называют «чамбан» (chamban), а в Китае — «сампан» (sampan). Равным образом, плот, именуемый в Южной Америке «бальса» (balsa), в Китае называется «палсо» (palso). а одноместная лодка, которая в Бразилии называется «жангада» (jangada), на тамильском языке зовется «зиангада» (ziangada).

К этому хочется добавить, что вплоть до конца XIX в. жители одной горной деревушки в Перу говорили по-китайски. Короче говоря, существуют буквально горы таких доказательств: обломки кораблей, специфический состав крови, архитектурные памятники, картины и настенная роспись, культурные традиции, лингвистические особенности. Отмечается также схожесть одежды, технологий, предметов искусства, красителей, наличие растений и животных одного и того же вида, что прямо указывает на китайское влияние на культуру и жизнь людей, обитавших на тихоокеанском побережье и даже в более удаленных от него землях в Центральной и Южной Америке в XV в. Это влияние было настолько сильным, очевидным и всеохватным, что иной раз так и хочется назвать американский континент «Китайской Америкой».

Могу привести еще одно доказательство своего тезиса, что китайцы побывали в Мексике. Когда я командовал субмариной ВМС Ее Величества «Рокуэл», я провел свой корабль через Южно-Китайское море и воды вокруг Филиппинских островов к заливу Субик-Бэй (Subic Вау). В тех краях существует множество легенд о лежащих на морском дне китайских джонках, набитых сокровищами. Я прощупал дно залива имевшимся на борту моей субмарины сонаром, но ничего достойного внимания не обнаружил. Уже много позже я узнал, что 9 июня 1993 г. в Коралловом заливе на юго-западе Панданана (Pandanan), небольшого острова на Филиппинах (он, кстати, нанесен на карту Ротца), ловцом жемчуга был найден остов старинной китайской джонки. На протяжении столетий над потерпевшим крушение кораблем основательно потрудились всевозможные обитатели морского дна. Тем не менее большая часть корпуса, изготовленная из прочнейшего тика, уцелела. Весной 1995 г. ныряльщики под руководством доктора Эусебио Дизона из секции подводной археологии при Национальном музее Филиппин исследовали остов судна и подняли на поверхность около 5 тысяч всевозможных предметов, извлеченных из его трюма. Находки явились наглядной иллюстрацией торгового обмена, существовавшего между Китаем, Юго-Восточной Азией и Америкой.

Деревянные части корпуса корабля углеродный анализ датировал 1410 г. И именно тем же годом датировались обломки джонки, найденной на берегу реки Сакраменто в Калифорнии. Интересно, что оба корабля имеют одинаковую длину и ширину, приблизительно 97 на 26 футов, и оба они были загружены изделиями из железа. Тот груз, что был обнаружен в трюме корабля, найденного у Панданана, ныряльщики сфотографировали; наличие же металлических изделий, находившихся в трюме джонки из Сакраменто, подтверждает показания магнитометра. Оба корабля наряду с самыми обыкновенными товарами везли в своих трюмах и весьма экзотические изделия. Так, в трюме корабля из Панданана было обнаружено более миллиона стеклянных шариков, размеры которых указывают на то, что их использовали в целях наибольшего сексуального удовлетворения женщин. (См. «Флот плывет», с. 81). Об этих шариках упоминают и китайский историк Ма Хуань, и венецианец Никколо да Конти. Кстати сказать, подобные шарики в большом ходу у населения современных Филиппин и используются в тех же целях, что и 600 лет назад. В трюме джонки из Сакраменто находились, как мы знаем, миллионы крохотных черных семян, некоторые из которых идентифицированы как семена особого сорта опийного мака, произрастающего только в Юго-Восточном Китае. Если дальнейшие анализы подтвердят полученные китайскими исследователями предварительные результаты, то можно будет с полным основанием утверждать, что китайцы в XV в. торговали также и наркотиками. В трюме пандананской джонки обнаружена метатес — ручная мельница для растирания зерен маиса в муку. Эта метатес — уникальное в своем роде приспособление — изготовлялась в те времена только в Южной Америке. Кроме того, на пандананской джонке найдены осколки тончайшей фарфоровой посуды, которая, судя по всему, была изготовлена в местности Чолула в Мексике, славящейся своим фарфором. Эта джонка до того, как затонула, была задействована в тортовых операциях в Юго-Восточной Азии. Это явствует из того, что в ее трюме были обнаружены изделия из фарфора и фаянса из восьми различных стран, включая отличную керамику из Вьетнама и бело-голубой китайский фарфор из области Цзиндэчжэнь (Лngdezhen), где находились лучшие в Китае муфельные печи для обжига фарфора. Помимо дорогой красивой посуды, в трюме находились самые обыкновенные глиняные горшки для готовки пищи, а также выдолбленные из камня емкости для хранения риса, бобов и всевозможных семян. Там же хранились три бронзовых гонга из Донгсона (Dongson, Вьетнам) и некий механизм из бронзы, напоминающий противовес, возможно, использовавшийся при работе китайских водяных часов.

Назначение как минимум тысячи из более чем 4700 предметов, поднятых ныряльщиками на поверхность, предстоит еще уточнить, что, собственно говоря, и делается в настоящее время. Когда работа будет завершена, то появится возможность восстановить маршрут, по которому двигалась джонка. Но и сейчас уже можно с большой долей уверенности утверждать, что корабль возвращался из Центральной Америки, подгоняемый Северным экваториальным течением (точно таким же путем двигался и флот Чжоу Маня), и затонул у берегов Панданана, быть может, из-за внезапно налетевшего шквала. Если это так, то представляется возможным определить примерное время катастрофы. Скорее всего, она произошла в начале сентября

1423 г., когда после окончания сезона юго-западных муссонов внезапные шквалы в этих краях налетают особенно часто.

Вне всякого сомнения, отыскивать свидетельства китайских географических открытий — занятие чрезвычайно увлекательное. Но оно имеет и свою оборотную сторону. Через какое-то время полученная в результате моих изысканий информация стала для меня тяжким, давящим грузом. И вот почему.

Если все, что я узнал, — правда, и китайцы на самом деле торговали с Америкой, основали задолго до европейцев на территории американского континента поселения, обошли вокруг Африки и в своих странствиях достигли Австралии, — то, выходит, историю Средневековья и географических открытий в том виде, в каком мы ее знаем, следует основательно подправить или даже переписать заново. Подобное утверждение, однако, может показаться другим людям чрезмерно амбициозным, особенно если оно исходит от отставного капитана военно-морского флота, не имеющего специального образования и являющегося в глазах ученых-историков самым обыкновенным дилетантом. Хотя я и нисколько не сомневался в достоверности собранных мной сведений, возможность отрицательного отзыва о моей работе со стороны научных кругов в буквальном смысле лишила меня сна. И тогда я решил попытаться найти подтверждение своим выводам в трудах, признанных самими учеными. Не скрою, многие ученые — и ориентологи и медиевисты — до сих пор мне помогали. Но одно дело помогать, а совсем другое — выслушивать от историка-дилетанта требования радикально пересмотреть суть вопроса, изучению которого ты посвятил всю свою жизнь. Уверен, что нет такого ученого, которому бы это понравилось. Так что мне в моих изысканиях следовало проявлять максимум такта.

Хотя в Китае все официальные записи о странствиях Золотой армады адмирала Чжэн Хэ были преданы огню и забвению, я не мог отделаться от ощущения, что некоторые документы, подобные лоции «У Пэй Чи» и дневникам историка Ма Хуаня, должны были сохраниться до наших дней. Как ни дотошны были мандарины эпохи династии Мин, но и они не могли отыскать и уничтожить все существовавшие тогда записи, письма или дневники, рассказывавшие о странствиях китайских Золотых флотов. Вне всякого сомнения, где-то хранились и хранятся избегшие внимания мандаринов книги, частные мемуары, дневники или путевые записки, которые лишь ждут своего часа, чтобы предстать перед взглядом исследователя.

Я решил начать свои поиски с Нанкина, где находится музей адмирала Чжэн Хэ. Музей расположен в центре города во дворце, выстроенном в стиле раннего периода правления династии Мин. Раньше дворец со всех сторон окружал парк, где рос бамбук и отливали изумрудом зеленые лужайки, с яркими вкраплениями красивейших цветов. Нынче от этого парка уцелело немногое: над главным входом красуется вывеска: «Исторические реликвии и материалы экспозиции, посвященной путешествиям Чжэн Хэ». Что сказать о самой экспозиции? Пожалуй, самым ценным и интересным ее экспонатом является выставленное в одном из залов гигантское перо кормового руля высотой 36 футов. По всем стандартам кораблестроения, судно, обладающее рулем таких размеров, должно иметь в длину никак не менее 400 футов. Помимо гигантского руля, я обнаружил в экспозиции музея еще несколько заинтересовавших меня экспонатов. Прежде всего, это памятный колокол, отлитый в честь возвращения адмирала из похода. Он напоминает корабельный колокол, найденный на пляже в Руапуке. Кроме того, в музее выставлены непривычной формы корабельные якоря в виде когтистой лапы. Подобные же якоря были найдены на побережье Австралии.

Впрочем, как бы ни были интересны эти экспонаты, никакой новой информации я, конечно же, не получил. Вернувшись в Англию, я обратился по электронной почте во все калифорнийские университеты на кафедры и факультеты востоковедения, где работали известные ученые, занимавшиеся изучением китайского Средневековья; я отправил письма в Кембридж и Оксфорд, а также разослал аналогичные послания во все крупные библиотеки Англии, Америки и Австралии. Во всех своих посланиях я задавал ученым и библиографам один и тот же вопрос: не имеется ли в их собраниях редких книг, каких-либо манускриптов, дневников или записок, имеющих непосредственное отношение к ранней эпохе правления династии Мин.

Поначалу я получал на свой запрос лишь отрицательные ответы, но потом удача мне улыбнулась. Профессор Чарлз Айлмер, главный хранитель собрания редких восточных книг Кембриджского университета, сообщил мне, что в его коллекции есть уникальная книга — «И Ю Ту Ци» (I Yu Thu Chih) — «Иллюстрированный справочник по странным и загадочным землям и странам». Эта книга представляла собой подробный рассказ обо всех заморских странах и населявших их людях, о которых китайцам было известно к 1430 г. Обложка книги и титульный лист были утрачены, поэтому установить с точностью имя автора не представлялось возможным. Однако профессор Айлмер сообщил мне, что, по его мнению, книга была написана принцем Нин Синь Ваном (Ning Xsien Wang) из императорского рода Мин (иначе принца называли Чу Чуаи, Chu Chuan) и вышла в свет в 1430 г. или годом позже.

Книга «И Ю Ту Ци» является частью великолепного собрания, подаренного Кембриджскому университету в конце XIX в. профессором Уэйдом (Wade), который провел большую часть своей жизни в Китае, а после возвращения в Англию стал первым преподавателем китайского языка в Кембридже. Печатный справочник «И Ю Ту Ци» дошел до наших дней в единственном экземпляре, который, как уже было отмечено, ныне хранится в библиотеке Кембриджского университета. Интересно, что эта книга никогда не переводилась на другие языки. Что же касается копирования, то единственную фотокопию с нее сделали по просьбе китайского посольства в Лондоне. Сразу хочу заметить, что у профессора Айлмера и других ученых-синологов нет никаких сомнений в подлинности этого уникального издания.

Я помчался в Кембриджский университет, чтобы собственными глазами взглянуть на это сокровище. Хотя книга находится в чрезвычайно ветхом состоянии и читателям не выдается, профессор Айлмер был столь любезен, что сделал для меня ее фотокопию. Микрофильм, который он передал мне, отличного качества: все 98 страниц этой книги запечатлены на пленке с удивительной четкостью и со всеми свойственными оригиналу особенностями. В книге около 8000 средневековых китайских иероглифов и 132 иллюстрации, выполненные разными художниками. Некоторые из иллюстраций просто великолепны и воспроизводят предмет во всех деталях. Книга содержит описания растений, животных и различных человеческих рас и этнических групп почти на всех континентах планеты. Это издание отлично характеризует собранные средневековыми китайцами к 1430 г. знания об окружающем их мире, его растительности и населяющих его существах, о чем, собственно, и говорит название книги. Поскольку автор писал только о том, что казалось ему любопытным, странным и занимательным, сведений о жизни средневекового Китая в книге практически нет. Зато она содержит статьи о мировых религиях, которые сопровождаются красочными иллюстрациями. Так, в книге есть изображения мусульман в долгополых одеяниях, которые молятся Аллаху в Мекке. На другой иллюстрации можно увидеть трех главных богов индуистского пантеона — Брахму верховное существо и создателя мира с четырьмя руками, Вишну — хранителя и покровителя Вселенной, и Шиву — разрушителя мира. Кроме того, на рисунках можно увидеть Ганеша — бога в обличье слона и Ханумана — бога обезьян в окружении уморительных пляшущих мартышек. Будда изображен сидящим под Древом познания. Он строг, собран и возносит молитвы, повернув лик к священной горе. На другой картинке художник запечатлел сикхов в характерных высоких тюрбанах и вьетнамцев в традиционных соломенных шляпах в виде конуса и развевающихся по ветру легких одеждах. Все эти рисунки, бесспорно, достойны всяческих похвал, но, на мой взгляд, лучшие иллюстрации в книге посвящены животным. Очень хороша, к примеру, зебра — с характерными полосками и круглым, как бочка, животом. Здесь есть также прекрасные, сделанные тушью изображения африканских слонов и львов, индийских павлинов и тигров, оленей из Юго-Восточной Азии. Олени мчатся по бескрайнему степному простору, их преследуют охотники, вооруженные луками — коротким и круто изогнутым монгольским и длинным и почти прямым азиатским. Потом следуют иллюстрации, изображающие животных с американского континента: лам, броненосцев, пригнувших длинное рыло к земле в поисках муравьев и термитов, ягуаров с круглыми усатыми мордами и худыми, словно втянутыми, животами. Есть и изображения людей, например человека, жующего листья коки, и голых обитателей Патагонии. Самая интересная, на мой взгляд, иллюстрация изображает милодона с головой, похожей на собачью. Подпись под иллюстрацией гласит: «Означенный не то зверь, не то человек найден к западу от Китая во время путешествия, длившегося 2 года и 9 месяцев».

Более всего меня в этой книге поразили две вещи. Во-первых, то значительное внимание, которое уделялось народам севера. На иллюстрациях во всех подробностях изображены эскимосы в меховых шапках с гарпунами в руках и, что особенно меня удивило, чрезвычайно колоритный танцующий казак (Cossak dancer). В начале XV в. главным государственным образованием России было Московское княжество, которое, впрочем, в те времена никаких завоевательных походов на территории Азии еще не предпринимало. Китайцы могли видеть эскимосов на Алеутских островах, но я никак не мог понять, где они могли увидеть казаков. Во всяком случае, в императорских архивах нет никаких записей, где бы упоминалось о путешествиях китайцев в Московию. Несмотря на это, у меня возникло предположение, что китайские корабли все-таки заходили в порты на территории Московского государства. Но предположение — это еще не факт. Изображение казака таким образом автоматически превращалось в очередную загадку, которую мне еще только предстояло разрешить.

Во-вторых, меня чрезвычайно удивило то обстоятельство, что Австралии в этой книге было уделено ничтожно мало внимания. Оставалось только предположить, что Австралия в 1430 г. отнюдь не была для китайцев «землей странной и загадочной». Начиная с VI в. нашей эры в сторону австралийского континента постоянно ходили флотилии китайских джонок с большими экипажами. В одном китайском источнике северное побережье этого континента называют «большой южной землей Чуй Сяо (Chui Hiao)». В том же источнике далее говорится, что эта земля лежит к югу от Китая и отстоит от него на расстояние 30 тысяч ли, то есть 12 тысяч морских миль. Отмечается также, что страна Чуй Сяо находится в Южном полушарии, вследствие чего времена года там совсем другие, нежели в странах, находящихся в Северном полушарии. Эту землю, если верить автору китайского источника, населяла раса маленьких (около метра ростом) чернокожих людей. По мнению австралийского антрополога Нормана Б. Тиндейла, это было племя австралийских аборигенов, обитавшее когда-то в горах в районе Кэрнса (Cairns), что находится в северном штате Квинсленд.

Лекция, которую я прочитал в Королевском географическом обществе в марте 2002 г., транслировалась по радио также и на Австралию. После этого телекомпания «9-й канал» пригласила меня на передачу, где я должен был вести полемику с несколькими ведущими австралийскими учеными. Мое утверждение, что Золотой флот Чжэн Хэ достиг берегов Австралии раньше европейцев, не вызвало у них не малейшего удивления. Более того, мне тут же назвали несколько книг, где высказывалась та же самая мысль. Но если мое утверждение не вызвало возражений у австралийцев, подумал я, то что, интересно знать, скажут по этому поводу китайские ученые? Доктор Ван Тао из Института востоковедения при Лондонском университете как-то раз любезно предложил представить меня вдове профессора Вэя (Wei) из Нанкина. Как выяснилось, профессор Вэй посвятил всю свою жизнь изучению путешествий Чжэн Хэ. В особенности же его интересовали походы китайских Золотых флотов в сторону американского континента. Профессор Вэй собрал много ценного материала, готовился опубликовать книгу «Открытие китайцами Америки», но из-за постигшей его безвременной кончины, сделать этого, к сожалению, не успел. Несмотря на это, труды профессора хорошо известны в китайских академических кругах. К сожалению, на английский язык они до сих пор не переведены — возможно, по той причине, что в Китае их так и не удосужились издать. Что же касается вашего покорного слуги, то спешу сообщить, что среди китайских ученых мои откровения ни особого удивления, ни возражений также не вызвали.

После того, как мои труды были одобрены в Австралии и Китае, я — в который уже раз — задался вопросом: почему европейские и американские ученые продолжают утверждать, что Америку открыл Колумб, а Австралию — капитан Джеймс Кук? Неужели они до сих пор находятся в полном неведении относительно странствий по миру Золотых флотов Чжэн Хэ? Я решил прояснить эту проблему и, к большому своему удивлению, обнаружил, что на свете существует как минимум тысяча книг, где говорится о путешествиях китайцев в Америку в доколумбову эпоху. Одна только библиография на эту тему составляет два довольно увесистых тома. Профессор Джордж Ф. Картер, ведущий американский эксперт по разведению кур и автор нескольких занимательных книг о странствиях Золотых флотов по миру, сказал мне так: «Ученые-синологи и искусствоведы-ориентологи давно уже знают об огромном влиянии, которое оказала китайская культура на древние американские цивилизации.

Но вот наши американисты, похоже, даже не подозревают о существовании китайской литературы, где говорится о том, что китайцы не только открыли Америку, но и создали на ее территории свои поселения». Высказывание профессора Картера можно счесть просто верхом тактичности. Другой бы на его месте заявил, что ученые-американисты просто не желают замечать очевидного. А какой-нибудь еще более желчный субъект к этому обязательно бы присовокупил, что жить, придерживаясь традиционных истин, куда спокойнее, нежели их опровергать, особенно если на этих истинах была сделана далеко не единственная академическая карьера. Я, впрочем, не сомневаюсь, что ученые, не зашоренные традиционным подходом к проблеме и с более широким кругозором, еще способны изменить свой взгляд на интересующий нас вопрос.

Смелое утверждение, что китайцы между 1421 и 1423 гг. фактически открыли весь мир, представляет собой радикальный отход от общепринятой теории о том, кто и когда открыл Новый Свет и нанес на карту новые земли и континенты. Но я уже не сомневался, что у меня хватит доказательств, подтверждающих этот мой тезис. Кроме того, курс астронавигации, который я прослушал, учась в военно-морском училище, давал мне возможность найти в пользу выдвинутого мною тезиса такие доказательства, каких ни один ученый, если он, конечно, не астроном, не сумел бы отыскать. Я вдруг почувствовал, что теперь даже самая тяжелая академическая артиллерия не в состоянии расстрелять мою теорию. Вдохновленный всеми этими не лишенными приятности мыслями, я решил переключить свое внимание на адмирала Чжоу Вэня и восстановить маршрут, по которому двигался его флот.