Познакомившись со столь грандиозными замыслами, есть смысл вновь обратиться к нарочито запутанному и схематичному описанию событий, приведенному в конце Книги Деяний апостолов. Напомним, там рассказывается, что Павла после его длительной евангелизаторской миссии вновь вызвали в Иерусалим Иаков и его лукавые приспешникииерархи. Предчувствуя опасность, его ближайшие приверженцы постоянно уговаривают апостола не ездить, однако Павел, как человек, никогда не уклонявшийся от прямой конфронтации, остается глух к их мольбам. Прибыв в Иерусалим и встретившись с Иаковом и другими лидерами тамошней общины, он вновь подвергается упрекам за недостаточно строгое соблюдение предписаний Закона. В Деяниях ничего не сказано о том, как отреагировал Павел на подобные обвинения, но, судя по дальнейшим событиям, нетрудно предположить, что он попытался оправдаться, отвергая все возводимые на него обвинения, о чем со всей очевидностью свидетельствуют его послания. Другими словами, он признает серьезность своих проступков, однако со всей прямотой и фанатичной приверженностью своей собственной версии личности и учения Иисуса заявляет, что в данный момент более всего необходим своего рода компромисс. И поэтому, когда ему предложили пройти очищение в течение семи дней, он с готовностью согласился, чтобы тем самым продемонстрировать свою невиновность и всю нелепость выдвигаемых против него обвинений. Эйзенман полагает, что Иаков мог отлично понимать сложившуюся ситуацию и Павел вполне мог рассчитывать на «реабилитацию». Если бы он отказался подвергнуться ритуалу очищения, он открыто продемонстрировал бы свое пренебрежительное отношение к Закону. Согласившись же подвергнуться ритуалу, он в еще большей мере, чем прежде, заслужил бы прозвище «лжеца» из Толкования на Аввакума. Итак, какую бы линию действий ни выбрал Павел, он оказывался в проигрышном положении. А это – именно то, к чему стремился Иаков.

Во всяком случае, даже пройдя демонстративный ритуал очищения, Павел продолжал возбуждать ненависть в тех «ревнителях Закона», которые всего через несколько дней напали на него прямо в Храме. Они кричали:

За этим последовал самый настоящий мятеж:

Была спешно вызвана когорта – а это не менее шестисот легионеров, – и Павел был спасен в самую последнюю минуту (по всей вероятности, чтобы предотвратить дальнейшее развитие бунта). Но с какой стати целая когорта римлян должна была беспокоиться за жизнь какого-то еврейского еретика-раскольника, который сумел вызвать ненависть своих собратьев? Размах волнений со всей очевидностью демонстрирует ту реальную силу, могущество и влияние, которым так называемая «ранняя церковь» пользовалась в то время в Иерусалиме, но – среди евреев! Ясно, что мы имеем дело с движением внутри иудаизма, добивавшимся лояльности со стороны подавляющего большинства населения города.

Освободив Павла из рук разъяренной толпы, римляне арестовали Павла, который, прежде чем отправиться в темницу, испросил позволения произнести оправдательную речь. И римляне по совершенно непонятной причине позволили ему это, хотя его слова послужили лишь дальнейшему разжиганию толпы. И Павла поспешно увели на допрос. Допрос? Но позвольте спросить: о чем же его собирались допрашивать? Зачем и с какой стати пытать и допрашивать человека, который упрекал своих единоверцев за несоблюдение ортодоксальных догм и ритуальных предписаний? Существует только одно убедительное объяснение того, почему римляне проявляли столь странный интерес к Павлу: оно сводится к тому, что Павел был… их агентом, сообщавшим им информацию политического и военного характера.

Единственными серьезными политическими и военными противниками римлян были последователи националистического движения – зилоты народных преданий. И Павел, проповедник-евангелизатор «ранней церкви», также подвергался угрозам со стороны этих «ревнителей Закона», числом около сорока или даже более, которые составили заговор с целью его убийства и поклялись, что не будут ни есть, ни пить до тех пор, пока не добьются своей цели. Будучи спасен своим доселе ни разу не упоминавшимся племянником, Павел под охраной был отправлен из Иерусалима в Кесарию, где заявил о своем праве в качестве римского гражданина требовать суда императора. Оказавшись в Кесарии, он сумел установить близкие и доверительные отношения с римским прокуратором – Антонием Феликсом. Как подчеркивает Эйзенман, он установил доверительные отношения и с зятем прокуратора -Иродом Агриппой II, и сестрой царя, ставшей впоследствии любовницей Тита – римского военачальника, который захватил и разрушил Иерусалим, а спустя некоторое время стал императором Рима.

Это – далеко не единственный подозрительный эпизод, просматривающийся на втором плане биографии Павла. С самого начала его богатство, права римского гражданина и почти фамильярное знакомство с оккупационными властями резко выделяли его из числа его собственных приверженцев и всех прочих членов «ранней церкви». Несомненно, Павел имел связи с влиятельными людьми из тогдашней правящей элиты. Каким же образом совсем молодой еще человек сумел сделаться доверенным лицом первосвященника? Более того, в своем послании к римлянам (Рим. 16, 11) он упоминает «Иродиона, сродника моего» – имя, вне всякого сомнения, связанное с правящей династией и крайне маловероятное для проповедника Евангелия. Кроме того, в качестве одного из знакомых Павла в Антиохии упоминается «Мануил, совоспитанник Ирода-четвертовластника»(Деян. 13, 1)-В данном случае мы опять-таки имеем свидетельство контактов Павла с аристократией самого высокого уровня.

Итак, пусть даже на уровне предположений, вполне возможно, что Павел был кем-то вроде римского агента, имевшего особый статус. Эйзенман пришел к подобному заключению на основе изучения свитков, а затем нашел аргументы в пользу этой версии и в текстах Нового Завета. И действительно, если сопоставить и проанализировать материалы текстов кумранских свитков со свидетельствами Книги Деяний и порой глухими намеками, сохранившимися в посланиях самого апостола Павла, такой вывод приобретает вполне конкретные очертания. Однако существует и другая, не менее неожиданная и удивительная возможность. Запутанные и загадочные волнения в Иерусалиме, вмешательство – в самый последний момент – римских легионеров, отправка Павла под массированной охраной из города, его, мягко говоря, привилегированные условия проживания в Кесарии, его таинственное и странное исчезновение со страниц истории – все эти события, словно эхо, откликнулись в наши дни. В этой связи можно вспомнить программу защиты свидетелей, принятую в Соединенных Штатах. Можно назвать и так называемый «феномен сверхактивных осведомителей» в Северной Ирландии. В обоих случаях властям удалось поймать и «обратить в свою веру» члена какой-либо нелегальной структуры, занимающейся организованной преступностью или вооруженным терроризмом. Он согласился давать показания в обмен на личную неприкосновенность, защиту, перемещение в другой регион и, естественно, за хорошие деньги. Он, как и Павел, мог вызвать к себе мстительную ненависть своих недавних товарищей. Как и Павлу, ему может быть предоставлена, казалось бы, непропорционально большая военная и полицейская охрана. Сотрудничая с высокопоставленными властями, он может получить новое «удостоверение личности» и вместе со своей семьей может быть отправлен куда-нибудь в дальние края, находящиеся – по крайней мере теоретически – вне досягаемости мстительных товарищей, преданных им. И в удобный момент, во время очередного возмущения, он, как и Павел, может просто исчезнуть.

Получается, что Павел принадлежал к обширной компании «секретных агентов», действовавших на страницах истории? К числу самых знаменитых в истории осведомителей и «суперагентов»? Исследование Роберта Эйзенмана выдвинуло целый ряд вопросов. Но как бы там ни было, появление Павла на сцене истории дало импульс целому ряду событий, которые приобрели впоследствии необратимый характер. То, что возникло в качестве локализованного движения в рамках существующего иудаизма, влияние которого практически не выходило за границы Святой земли, вскоре трансформировалось в нечто доселе невиданное ни по масштабам, ни по значению. Движение это переросло «раннюю церковь», и Кумранская община была разграблена и насильственным путем обращена в нечто такое, что уже не могло вмещать идеи своих собственных основателей. Так сложилось основное ядро, еретическое по своей сути, из которого на протяжении двух последующих столетий возникла совершенно новая религия. То, что в русле иудаизма почиталось откровенной ересью, стало самым ортодоксальным ядром в христианстве. Поистине, в истории можно встретить очень немного событий, возымевших столь далекоидущие последствия.