III. Свитки Мертвого моря

Между всеми заинтересованными сторонами – за исключением, естественно, представителей международной группы и Библейской школы – существует своего рода негласное общее мнение в том, что история изучения свитков Мертвого моря представляет собой форменный скандал. Вряд ли можно сомневаться в том, что за всеми этими переносами, отсрочками, запретами на доступ к материалам кроется нечто несправедливое, формально вроде бы законное, но не отвечающее моральным или академическим нормам. Эта несправедливость до некоторой степени может проистекать из весьма корыстных мотивов – например, научного соперничества и зависти, а также защиты собственных интересов. От этого часто зависит сохранение или падение научной репутации, а в научных кругах нет ценности более высокой, чем репутация. Поэтому ставки на «своих» людей весьма и весьма высоки.

Впрочем, столь же высоки они и во всякой сфере, где отсутствие надежных свидетельств из первых рук стремятся прикрыть широкомасштабными историческими и археологическими изысканиями. Подобный ажиотаж мог бы возникнуть, например, в том случае, если бы удалось обнаружить обширный корпус документов, прямо относящихся к Британии времен короля Артура. Но разве за этим последовало бы сокрытие материалов, как это произошло со свитками Мертвого моря? И разве за подобным укрывательством прослеживалось бы на заднем плане теневое присутствие церковных структур типа Конгрегации по вопросам вероучения? Разительный контраст этому составляют свитки из Наг-Хаммади. Нет никаких сомнений, что и здесь было предостаточно поводов для вторжения корыстных мотивов. И подобного рода мотивы действительно имели место в той или иной мере. Но в данном случае церковь просто не имела возможности установить свой контроль над текстами, найденными в Наг-Хаммади. И, несмотря на все эти корыстные мотивы, полный корпус материалов, обнаруженных в Наг-Хаммади, был очень быстро опубликован и стал достоянием широкой публики.

Вмешательство самых высших иерархов римско-католической церкви в изучение свитков Мертвого моря неизбежно возбуждает самые мрачные подозрения. В самом деле, можно ли игнорировать реальность причинно-следственной связи между подобным вмешательством и той неразберихой, которая царит в изучении кумранских находок? Позволительно спросить (как, кстати, и поступают многие из чужаков), не замешаны ли и здесь чьи-то корыстные интересы, куда более могущественные, чем репутации отдельных ученых, в частности интересы христианства в целом и интересы христианского вероучения в том виде, в котором они выражены в церкви и ее предании? С момента открытия свитков Мертвого моря воображение многих будоражит один и тот же вопрос, вызывающий смятение, беспокойство и даже раздражение. Не могут ли эти тексты, которые так близки к «первоисточнику» и которые (в отличие от текстов Нового Завета) никогда не были изданы и не пользовались широкой известностью, пролить существенно новый свет на истоки христианства, на так называемую «раннюю» церковь в Иерусалиме и, возможно, на личность Самого Иисуса? Не содержат ли они чего-либо скандального, способного бросить вызов и даже опровергнуть сложившиеся церковные традиции?

Разумеется, официальная трактовка уверяет, что ничего такого они не содержат. Таким образом, нет никаких подтверждений практики систематической или выборочной фальсификации материалов членами международной группы. Что же касается отца де Во, то в этом деле оказались замешанными его глубокие личные убеждения, что и повлияло на его действия. Ключевым фактором в оценке важности свитков послужило определение и наличие – или отсутствие – в них перекличек и связей с христианством. Разумеется, была датировка времени их создания. Относятся ли они к дохристан-ской или послехристианской эпохе? Насколько близко их тексты совпадают с деяниями Иисуса Христа ок. 30 г. н.э.? С описаниями путешествий апостола Павла, совершенными им в 40–65 гг. н.э.? С композицией Евангелий, созданных между 70 и 95 г. н.э.? Впрочем, независимо от того, какова их истинная датировка, они всегда служили и служат источником замешательства для христианства, но степень такого замешательства будет весьма и весьма различной. Если, например, будет доказано, что свитки следует датировать эпохой задолго до возникновения христианства, они будут представлять угрозу как свидетельства, отрицающие единственность и неповторимость Иисуса Христа. В них могут содержаться доказательства того, что некоторые из изречений и воззрений Христа не являются Его собственным изобретением, а вытекают из общего настроения умов той эпохи, являясь заимствованиями из учений и преданий, которые, что называется, «витали в воздухе». Если же свитки датируются временем земной жизни Христа или ближайшим периодом после нее, они могут оказаться еще более скандальными. Они могут быть использованы, чтобы доказать, что фигурирующий в них «Учитель праведности» – это и есть Сам Иисус Христос и что Иисус, таким образом, не воспринимался своими современниками как личность, обладающая Божественным статусом. Более того, свитки включают в себя ряд положений, которые выглядят явно враждебными по отношению к имиджу «раннего христианства». Так, например, в них можно встретить указания на воинствующий мессианистический национализм, ассоциируемый прежде всего с зилотами, тогда как Иисус, по преданию, стоял вне политики, призывая отдавать «кесарево кесарю». Из этого следует, что Иисус и не думал основывать новую религию или совершать действия, противоречащие иудейскому закону.

Это утверждение можно интерпретировать целым рядом трактовок, одни из которых представляют большую угрозу для репутации христианства, другие – меньшую. В подобной ситуации не удивительно, что отец де Во отдавал предпочтение менее конфликтной трактовке. Таким образом, хотя это никогда не было высказано публично, преобладал принцип прочтения или интерпретации свидетельств в соответствии с некоторыми определяющими принципами. Так, везде, где это было возможно, свитки и их авторов принято было дистанцировать как можно далее от «раннего христианства» в том виде, в котором оно предстает в Новом Завете, а также от главного русла развития иудаизма I в. н.э., от которого, собственно, и произошло «раннее христианство». Именно по приверженности к подобным догматическим установкам оценивалась ортодоксальность трактовок и устанавливался пресловутый консенсус.

Таким образом, заключения, к которым пришла группа отца де Во по результатам своего прочтения свитков, подтверждаются рядом важных постулатов, некоторые из которых можно сформулировать следующим образом:

1. Кумранские тексты следует датировать эпохой задолго до начала христианской эры.

2. Свитки надлежит считать созданием некоей изолированной общины, неортодоксальной «секты», находившейся на периферии иудаизма и оторванной от основных течений общественной, политической и религиозной мысли своей эпохи. В частности, она была чужда того воинствующего революционного и мессианского национализма, примером которого являлись защитники крепости Масада.

3. Кумранская община, по всей видимости, была уничтожена в ходе подавления всеобщего восстания в Иудее в 66–73 гг., а все ее документы были спрятаны в тайниках в окрестных пещерах.

4. Верования членов Кумранской общины представлялись принципиально отличными от христианства, и «Праведный Учитель» в силу того, что он не имел Божественного статуса, не может быть отождествлен с Иисусом.

5. Поскольку Иоанн Креститель был весьма близок к учению Кумранской общины, можно предположить, что он был не «христианином» в подлинном смысле этого слова, а «всего лишь» предтечей.

Однако существует множество точек, в которых кумранские тексты и верования общины, из которой они вышли, пересекаются с раннехристианскими текстами и так называемой «ранней церковью». Число подобных параллелей весьма значительно.

Во-первых, таинство крещения, являющееся одним из важных таинств христианства, было заимствовано из учения Кумранской общины. Согласно одному из текстов свитков Мертвого моря, известному под названием Устав общины, вновь принимаемый адепт «должен очиститься от всех грехов своих в духе святости, воссоединяющем его с истиной… И когда плоть его будет окроплена водой омовения и освящена водой очищения, он будет очищен, смиренно покоряясь своей душой всем заповедям Божиим».

Во-вторых, в книге Деяния святых апостолов говорится, что все члены «ранней церкви» обладали общим имуществом: «Все же верующие были вместе и имели все общее; и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого; и каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян. 2, 44–46). Между тем в первой статье Устава общины, регламентировавшего жизнь Кумранской общины, говорится, что «все… должны приносить в Общину все свои знания, имения и собственность». Согласно другой статье, «они должны вкушать пищу вместе и молиться вместе». Наконец, еще одна статья требует: новый адепт «обязан отдать Общине все свое имущество, все свои знания и умение».

В Деян. 5, 1 –11 приведена история Анании и его жены, которые, продав свое имение, утаили часть вырученных средств, которые они должны были положить к ногам апостолов «ранней церкви» в Иерусалиме. И – пали мертвыми, пораженные карающей божественной силой. В Кумранской общине наказания за подобные проступки были куда менее суровыми; согласно Уставу общины, за это полагалась шестимесячная епитимья.

В-третьих, согласно книге Деяний, руководство «ранней церковью» в Иерусалиме осуществляли двенадцать апостолов. Среди них, по свидетельству послания ап. Павла к галатам, особым авторитетом пользовались Иаков, «брат Господень», Иоанн и Петр. Как сказано в Уставе общины, Кумранской общиной также управлял «совет» из двенадцати человек. В нем особую роль играли трое «жрецов», хотя Устав не уточняет, входили ли эти трое в «совет» или же были независимы от него.

И, наконец, четвертое и, пожалуй, самое важное: и Кумранская община, и «ранняя церковь» имели совершенно четкую мессианскую ориентацию, и в них доминировала вера в скорое пришествие «Мессии». В учении обоих общин провозглашалось, что это – яркий харизматический лидер, личные качества которого должны сплотить всех адептов, а учение составляло основу их веры. В «ранней церкви» таким лидером был, конечно, Иисус. В кумранских текстах этот персонаж известен как «Праведный Учитель». Временами, описывая «Праведного Учителя», кумранские тексты, кажется, рисуют портрет Иисуса; действительно, некоторые ученые прямо отождествляют их. Правда, «Праведный Учитель» никогда не изображался Богом, но точно таким же представал сразу же после своей крестной смерти и Иисус.

Наряду с тем, что кумранские тексты и писания «ранней церкви» имеют весьма много общего с точки зрения идей, концепций и установок, они порой поразительно совпадают в образной системе и фразеологии. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5, 5), говорит Иисус в самом, пожалуй, знаменитом стихе Нагорной проповеди. Эта фраза восходит к словам 36 псалма: «А кроткие наследуют землю, и насладятся множеством мира» (Пс. 36, 11). Любопытно, что этот псалом имел особое значение для Кумранской общины. В свитках Мертвого моря имеется такое толкование к его содержанию: «Следует понимать, что это относится к братству нищих…» Формула «братство нищих» – это одно из названий, которое члены Кумранской общины относили к самим себе. Это – не единственная параллель: по словам Иисуса, «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5,3). Между тем Свиток Войны из пещеры 1 гласит: «Сила – удел нищих духом…» Действительно, все Евангелие от Матфея, и в особенности главы 10 и 18, содержат немало метафор и терминологических оборотов, перекликающихся с фразеологией Устава общины. В Евангелии от Матфея, например, сказано, что Иисус особо подчеркивает необходимость стремления к совершенству: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). В Уставе общины говорится о тех, «кто ходит путями совершенства, как заповедано Богом». Как сказано в тексте, «не будет милосердия к тем, кто уклоняется с пути… ни покоя… пока путь их не станет совершенным». В Евангелии от Матфея (Мф. 21, 42) Йисус приводит парафраз слов пророка Исайи (Ис. 28, 16) и 117 псалма (Пс. 117, 22):

Если кумранские свитки и Евангелия перекликаются друг с другом, то еще более ощутимы такие переклички в так называемых Павловых текстах – книге Деяний святых апостолов и посланиях св. апостола Павла. Концепция святости и, в частности, само слово «святой» очень часто встречается в позднем христианстве, но в контексте свитков Мертвого моря оно звучит поистине шокирующе. Так, согласно первым же строкам Устава общины, «Учитель должен поучать святых жить согласно книге Устава общины». Апостол Павел в послании к римлянам использует ту же терминологию, излагая учение «ранней церкви»: «А теперь я иду в Иерусалим, чтобы послужить святым; ибо Македония и Ахайя усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме» (Рим. 15, 25-26).

Действительно, апостол Павел особенно щедр на употребление кумранских образов и выражений. В одном из кумранских текстов, например, говорится, что «все те, кто исполняют закон в доме Иуды… получат от Бога воздаяние за свои страдания и свою веру в Праведного Учителя». Павел, естественно, приписывает подобное воздаяние вере в Иисуса. «Ныне, – говорит он в том же послании к римлянам, – независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия чрез веру в Иисуса Христа…» (Рим. 3, 21–23). В послании к галатам апостол Павел утверждает, что «человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа» (Гал. 2,16). Итак, совершенно очевидно, что Павел знаком с метафорами, приемами образной речи, построением фраз и риторикой, которой пользовались члены Кумранской общины в своих толкованиях текстов Ветхого Завета. Однако, как мы сможем убедиться, он ставил эту свою информированность на службу совершенно иной цели.

В процитированном выше фрагменте из послания к галатам Павел показывает, что он не придает особого значения закону. Между тем в кумранских текстах закону придается громадное значение. Показательно, что Устав общины начинается словами: «Учитель должен поучать святых жить согласно книге Устава общины, чтобы они могли искать Бога… и совершать то, что благо и праведно пред Ним [по закону], который Он предал в руки Моисея и всех служителей Его – пророков». Далее в Уставе общины сказано, что «всякий, кто нарушит хоть одно слово в Моисеевом законе или хотя бы одну точку, будет изгнан», и что «закон будет оставаться в силе „до тех пор, пока будет сохраняться власть сатаны“». Показательно, что в своей строгой приверженности соблюдению закона Иисус, как это ни странно, гораздо ближе к кумранским текстам, чем к посланиям апостола Павла. В своей знаменитой Нагорной проповеди (Мф. 5, 17–19) Иисус с необычайной ясностью выражает свою позицию, – позицию, от которой Павел впоследствии отошел:

Поскольку приверженность Иисуса соблюдению закона явно превосходит верность ему Кумранской общины, это имеет очень важное значение для определения времени Тайной вечери. На протяжении многих веков толкователи Библии становились в тупик, читая в разных Евангелиях прямо противоположные свидетельства о времени этого события. Так, в Евангелии от Матфея (Мф. 26, 17–19) Тайная вечеря описана как Пасхальная трапеза, после которой Иисус на следующий день был предан распятию. Однако в четвертом Евангелии – Евангелии от Иоанна (Ин. 13, 1 и Ин. 18, 28) говорится, что она состоялась перед Пасхальной трапезой. Некоторые ученые пытаются сгладить это противоречие, утверждая, что Тайная вечеря на самом деле представляла собой Пасхальную трапезу и вся путаница объясняется тем, что ученики Христовы праздновали праздник Пасхи в соответствии с другим календарем. Да, такой календарь действительно существовал: это был солнечный календарь, которым пользовалась Кумранская община, в отличие от лунного календаря, который использовали жрецы Иерусалимского Храма. По этим календарям дата праздника Пасхи приходилась на разные числа, и Иисус, как видно из Евангелия, пользовался тем же календарем, что и члены Кумранской общины.

По всей вероятности, Кумранская община совершала празднование, которое по своим ритуальным характеристикам весьма и весьма напоминало Тайную вечерю в том виде, как она описана в Евангелиях. В Уставе общины говорится, что «когда стол приготовлен… Священник должен первым простереть руку свою, чтобы благословить начатки хлеба и новое вино». Другой кумранский текст, так называемый Мессианский устав, добавляет: «Они должны собраться за общим столом, чтобы есть и пить новое вино… никто не должен простирать руку свою к начаткам хлеба и вина прежде Священника… поэтому и Мессия Израиля прострет руку свою над хлебом».

Подобный текст достаточно убедителен даже для римо-католика. По словам кардинала Жана Даньелу, выступившего с посланием «Nihil obstat», «видимо, Христос совершил Тайную вечерю накануне праздника Пасхи по ессейскому календарю».

Можно лишь гадать, какой была реакция отца де Во и его группы, когда были обнаружены первые поразительные параллели между кумранскими текстами и тем, что принято называть «ранним христианством». Ведь прежде считалось, что учение Иисуса совершенно уникально и что хотя Он и упоминает ветхозаветные источники, однако вводит их в совершенно новый контекст откровения и благовестил, которого мир прежде не знал. И вот теперь среди собрания разрозненных фрагментов древних пергаментов, найденных в Иудейской пустыне, появляются другие отзвуки этого откровения и даже, возможно, драмы, пережитой Иисусом.

Для историка-агностика или любого христианина, свободного от узкодогматических взглядов, подобное открытие явилось бы настоящим потрясением. Его вполне можно сравнить со священным трепетом, который испытает всякий, кто внезапно получает документы, относящиеся к тому самому времени, когда Иисус и его последователи бродили по пескам древней Палестины, странствуя между Галилеей и Иудеей. Можно не сомневаться, что всякий в такой ситуации ощутил бы благоговение от близости к Самому Иисусу. Мельчайшие детали драмы Иисуса и Его эпохи предстали бы совершенно свободными от той печати официоза, которой они были запечатлены на протяжении двадцати веков. Свитки Мертвого моря оказались непохожи на современную книгу, содержащую противоречивые утверждения. Они представляют собой свидетельства из первых рук, подкрепленные бесспорными выводами науки XX в. Но при этом для любого, даже неверующего человека здесь возникает целый ряд вопросов морального плана. Способен ли он, при всем своем скептицизме, одним ударом отвергнуть веру, которую многие миллионы людей считают абсолютной и непререкаемой истиной? Отцу де Во и его коллегам, действовавшим в качестве представителей римско-католической церкви, подобная находка могла показаться чем-то вроде духовного и религиозного динамита, то есть чего-то, что способно полностью опровергнуть вероучение и взгляды христианской церкви.