Глава 29
Прячась за щитами и выставив копья, девять бойцов и прикрываемый ими курсор подошли к повозкам, до которых еще не добрался огонь. Пока что горели четыре из десяти повозок, и если наемники хотели спасти остальные, им надо было поторапливаться. Вернее, не столько им, сколько Гириусу, на которого они возлагали сейчас все надежды.
Другие наемники и Шемниц остались в седлах и кружили окрест лагеря, следя, чтобы ван Бьер не задал деру. Мечущиеся внутри укрепления лошади продолжали сбивать всех с толку и являлись главной помехой между курсорским блитц-жезлом и его целью. Убивать их было недопустимо, так как им еще предстояло тянуть караван до Фенуи. Уже не весь, ибо полностью сгоревшие повозки было не восстановить, но хотя бы большую его часть.
Войти в лагерь можно было лишь в просвет между повозок, который как раз для этого и оставили. И который все еще перегораживали ящики и мешки с овсом. Ими завалили проход после того, как отправили погоню за сопляком – чтобы не оставлять брешей в обороне даже ненадолго. Поэтому святому сиру и его страже надо было сначала перебраться через барьер, а уже затем искать в дыму кригарийца.
У Гириуса имелся при себе не один блитц-жезл, а целых два – свой и трофейный, отобранный в Годжи у замученного им до смерти курсора Каридиса. Чтобы придать себе уверенности, Гириус взял в каждую руку по жезлу, намереваясь обрушить на врага удвоенную божественную силу. Заклинателю молний страсть как хотелось сообщить об этом ван Бьеру, но полковник, велел ему помалкивать.
– Ни в коем случае! – предостерег его сир Ульбах. – Не вздумайте вспугнуть ублюдка. Чем быстрее он к вам приблизится, тем раньше нарвется на молнию.
Гириусу же отчаянно хотелось, чтобы ублюдок все-таки испугался и сбежал. Но дорвавшийся до власти Шемниц выглядел слишком грозно, и курсор поостерегся ему перечить.
– Сначала выпустим лошадей, – распорядился возглавляющий пехотинцев Морси. – Только так, а не иначе! Однако следите, чтобы с лошадьми не удрал и кригариец, а то он на всякое способен.
Никто не возражал. Не опуская щиты и держа наготове копья и блитц-жезлы, группа перебралась через завал. После чего пятеро бойцов и Гириус остались на прикрытии, а остальные взялись торопливо раскидывать мешки и ящики в стороны.
По идее, кригарийцу следовало атаковать их именно сейчас, но он по-прежнему молчал и чего-то выжидал.
– С дороги! Живо! – крикнул соратникам Морси после того, как преграда была разобрана. И группа, убравшись из прохода, заняла оборону возле ближайшей повозки.
Долго ждать не пришлось. Едва первая из мечущихся лошадей увидела путь на свободу и ринулась туда, как вскоре за ней последовали другие.
Тут-то наконец и выяснилось, чего дожидался враг. Сначала в дыму раздался громогласный и свирепый боевой клич. А затем все увидели всадника, что припал к конской гриве и, выставив копье, тоже скакал к выходу.
– Вот он! Жгите его, святой сир! – заорал Морси Гириусу.
Но тот и без подсказки знал, что делать. Издав пронзительный крик, в котором страха было куда больше, чем ярости, курсор вскинул оба жезла и стеганул атакующего врага молниями. Несколько раз – для верности.
И всадник, и лошадь под ним полыхнули ярким голубым пламенем, а затем обожженная лошадь споткнулась и, сбросив седока, завалилась набок. А он, тоже заполучив страшные ожоги, ударился оземь мгновением позже. После чего его дымящееся тело прокатилось по камням и остановилось всего в трех шагах от наемников.
Вот только победных воплей при этом не послышалось. Узнать обугленное лицо мертвеца было уже нельзя, но всем и так стало ясно, что это не ван Бьер. По сравнению с ним мертвец был слишком худ. А еще у него имелась окладистая борода, которая, не сгорев полностью, тлела теперь, словно опаленная пакля.
– Это не он! – воскликнул Типун. – Кажется, это…
Он не договорил, потому что его прервал новый боевой клич кригарийца. И тотчас все узрели второго всадника с копьем, что тоже несся к выходу, припав к конской гриве.
На сей раз Гириус обошелся без подсказок. И взялся лупить молниями по цели сей же миг, как ее увидел.
Курсор, выбрасывающий потоки божественной силы сразу из обеих рук… Это было воистину грозное зрелище, и вряд ли наемники видели доселе нечто подобное. И когда прекратились вспышки и треск, второй всадник тоже был изжарен вместе с лошадью, так и не успев доскакать до выхода.
Оставшиеся лошади были напуганы теперь не только огнем, но и молниями. Промчавшись по жертвам Гириуса, они растоптали их копытами и унеслись прочь, на свободу. После чего в лагере стало намного спокойнее, если не считать горящих повозок и бьющихся в агонии, убитых курсором лошадей.
А вот убитые им люди в агонии почему-то не бились. Причем вторая его жертва, как выяснилось, тоже не походила на кригарийца.
– Эй, да это же Кальхадо! – воскликнул Типун, указав копьем на последнего дымящегося покойника. А затем – снова на первого. – А этот не иначе как Сатош! Святой сир, что происходит? Вы обрушили гнев господень на наших братьев! За что?!
– Я… Я не знаю, как такое случилось! Они выскочили на нас из дыма, у них было оружие, мне велели стрелять, и я выстрелил! – залепетал в свое оправдание заклинатель молний. – При чем тут я? Это не моя вина! Я лишь исполнял ваши указания!
– Зато я отлично знаю, что тут произошло! – прогремел из-за дымовой пелены голос ван Бьера. – Громовержец прогневался на проводника своей силы Гириуса и навсегда оставил его!
Копья пехотинцев и блитц-жезлы курсора моментально нацелились туда, откуда доносилась кригарийская речь.
– Жгите его, святой сир! – крикнул Морси. – Теперь это точно кригариец! Кроме него больше некому!
Однако Гириус не стрелял, так и продолжая держать блитц-жезлы в вытянутых руках. Которые теперь подрагивали еще заметнее, чем прежде.
– В чем дело, святой сир? – удивился Морси. Его удерживающие щиты соратники тоже стали взволнованно оборачиваться. – Почему вы медлите? Ну же, давайте, жгите язычника, пока он опять не скрылся!
– Эй вы там, Морси, Типун и остальные, – снова обратился к ним невидимый кригариец. – Послушайте мой совет, возможно, он сохранит вам жизнь! Как я и сказал, ваш Господь отвернулся от курсора Гириуса и проклял его. И если вы не хотите, чтобы божье проклятье обрушилось на вас, гоните прочь этого человека, да поскорее!
– Что за несусветную ересь ты мелешь, ван Бьер?! – взвизгнул Гириус и затрясся еще сильнее. – Кто дал право тебе, язычнику, говорить от имени Громовержца?! Здесь есть лишь один проводник его воли и силы – это я! Я и больше никто! Посему замкни свои уста и не смей богохульствовать в моем присутствии!
– Да ладно! – хохотнул Пивной Бочонок. – А если я не заткнусь, как вы поступите? Неужто изжарите меня молниями?
– Истинно так, бог свидетель! – пообещал курсор. – Или ты не видел, как я это делаю? Ты сомневаешься в моих силах?
– Я не сомневаюсь – я точно знаю, что ваши силы полностью иссякли, – заявил монах. А затем вышел-таки из дыма и, отбросив мокрую тряпицу, через которую он все это время дышал, предстал перед наемниками безо всякого страха.
Каждый из них готовился к этой встрече, но никто даже не дернулся в сторону Баррелия, даром что его меч висел сейчас в ножнах на поясе. Впрочем, последнее не играло никакой роли. Все знали, как стремительно кригарийский «эфимец» переходит из состояние покоя в состояние войны.
– Да, я язычник. Но это вовсе не значит, что ваш Господь не может взять меня под свое покровительство, – продолжал ван Бьер, демонстрируя наемникам свои пустые руки. Так, словно он говорил не со смертельными врагами, а с обычными собеседниками. – Отныне Громовержец защищает меня и он послал мне видение. Не верите? Тогда откуда же я узнал, что бог отнимет у курсора Гириуса силу и не даст ему больше пускать в меня молнии?
– Я могу!.. Могу!.. – Теперь Гириус буквально задыхался от волнения и страха. – Дайте только время, и я вам покажу! Божья сила, она… все еще во мне! Я чувствую ее! Да! Да! Все еще чувствую!
– Что ж, тогда дерзайте, святой сир! – попросил Баррелий. – Если, конечно, вы и правда все еще святой, а не проклятый Всевышним. Ну же, я жду! Где ваш небесный огонь, которым вы только что изжарили двух мертвецов? Почему вы не сожжете и меня, ведь вот он я, стою перед вами и никуда не убегаю!
Руки Гириуса затряслись так, что в итоге он не удержал и выронил сначала один жезл, а затем второй. А наемники, вконец оторопев, переводили растерянные взоры с курсора на кригарийца и обратно и, кажется, вообще забыли, зачем они сюда явились.
– Убейте его!!! – завопил Гириус, указывая пальцем на ван Бьера. – Именем Громовержца приказываю вам убить язычника! Немедля! Вперед, святые воины! В атаку! С нами бог! Смерть его врагам! Смерть! Смерть!
– Эй, ребята! Если вы себе не враги, лучше отойдите подальше от того, кто проклят Всевышним, – повторно обратился Баррелий к Морси и его братьям. В голосе монаха не было ни злобы, ни страха, а лишь спокойствие и умиротворение.
И наемники дрогнули.
Шаг за шагом, они начали отступать от завывающего в истерике курсора, пока тот не остался в одиночестве. А когда Гириус понял, что его бросили, и попытался вновь найти укрытие за щитами, в грудь ему уперлось сразу несколько копий. Что дало понять курсору: отныне наемники ему не защита и вообще не союзники.
Это стало для Гириуса фатальным ударом, враз растоптавшим в нем и достоинство и гордость. Оставшись перед кригарийцем в одиночку и без оружия, он издал надрывный стон и, обхватив голову руками, упал на колени.
– Пощады! – взмолился курсор, обращаясь к ван Бьеру. – Нижайше прошу у вас пощады, милостивый сир! Я слаб телом и духом и полностью раскаиваюсь в содеянном! Я поднял на вас оружие не по своей воле, клянусь! Шемниц, Аррод, все эти люди… Они совратили меня богатой наживой, помутили мой разум и сбили с истинного пути!.. Пощады, сир кригариец! Только пощады – иного не надо!
– Хоть вы и пытались меня убить, Гириус, но мне нет до вас дела, – ответил на это Баррелий. – Как я однажды вам и сказал: моя ненависть к слугам Громовержца давно умерла, и это сущая правда. Так что можете проваливать на все четыре стороны. Наш с вами разговор окончен.
– Премного благодарен, милостивый сир! Да пребудет на вас благословение господне и ныне, и присно! – воссиял лицом курсор. После чего, не дожидаясь понукания, вскочил с колен, подхватил полы балахона и бросился прочь из лагеря. Да с такой резвостью, которая прежде за ним не замечалась.
Наемники проводили его глазами, а затем вновь уставились на монаха поверх щитов.
– Что это было, кригариец? – отважился наконец обратиться к нему Морси. – Как тебе удалось остановить заклинателя молний? Я… да что там – мы все отродясь не видели ничего подобного!
– Ты разве не слышал, о чем я говорил? – усмехнулся ван Бьер, по-прежнему не вынимая меча. – Господь отвернулся от вас и встал на мою сторону. А то, что вы сейчас наблюдали – настоящее божественное чудо. Я никогда не молился Громовержцу – это так. Однако он решил, что сегодня правда за мной, и взял меня под свое покровительство. Вот почему я спрашиваю у вас: вы хотите продолжать нашу войну, идя поперек божьей воле? Или мы прекратим смертоубийство, и вы покинете Азурит, сохранив самое ценное, что у вас осталось – ваши жизни?
Наемники вновь стали переглядываться – никто не решался первым высказать свое мнение. Но в конце концов Свищ не выдержал и кивнул, дав понять, что с него хватит и он согласен с кригарийцем. После чего тут же закивали и остальные включая Морси.
– А что будет с золотом? – осведомился тот, не услыхав от соратников ни одного возражения. – Не многовато ли его здесь для тебя одного?
– Это золото принадлежит не вам и не мне, а тетрарху Эфима Вальтару Третьему, – уточнил Пивной Бочонок. – Вы украли его, за что и поплатились. Ну а что будет с ним дальше – не ваша забота. Скажу лишь, что вскоре оно отправится в Тандерстад, и мы с Громовержцем за этим проследим, будьте уверены.
– Но послушай, кригариец, – запротестовал Морси. Не дерзко, а, скорее, обиженно. – Ты ведь тоже наемник. И ты должен меня понимать: кроме этого золота у нас с братьями ничего не осталось. Наше дело не выгорело, наш отряд уничтожен, Аррод Бурдюк мертв, и у нас в карманах свищет ветер. Мы, как и ты, тоже сражались за это золото и умирали за него. Поэтому мы вправе получить за наши труды и за риск компенсацию, ты согласен?
– Неважно, согласен ли я. Важно, согласится ли с тобой мой нынешний покровитель, – изрек Ван Бьер. И, задрав голову, посмотрел на небо, намекая, к кому наемникам надо обращаться с таким вопросом.
– И… что Господь на сей счет говорит? – робко осведомился Морси после недолгого замешательства.
– Один момент! – Уставившийся в облака монах поднял вверх указательный палец, призывая к тишине. – Попрошу немного терпения! Всевышний пока думает над вашей просьбой.
Наемники затаили дыхание в ожидании судьбоносного вердикта. Верили они в то, что кригариец общался напрямую с богом или нет, как знать. Но после позорного фиаско Гириуса вряд ли кто-то из них рискнул бы назвать Баррелия лжецом. По крайней мере вслух.
На сей раз Громовержец не замешкался с ответом.
– Благая весть! – всплеснул руками ван Бьер немного погодя. – Господь сегодня милосерден как никогда. Он разрешает вам забрать с собой столько золота, сколько увезет ваша лошадь, и ни слитком больше. И как вам такое? По мне, это даже слишком щедрое предложение, но кто я такой, чтобы оспаривать волю Всевышнего? Раз он так решил, значит, так тому и быть!
– Недурно! Годится! А что, честный расклад! – раздались обрадованные возгласы из-за щитов. – Могло быть и хуже! Хвала Господу – мы прощены!
– Вы меня не дослушали, – повысил голос кригариец. – Есть еще кое-что. Громовержец готов простить вас всех кроме одного – Ульбаха Шемница. Поэтому сначала вам придется выдать мне полковника, а уже потом можете идти и набивать свои сумки золотом.
– И только-то? Да никаких проблем! – ответил Морси, первым опуская копье и щит. – Кто такой Шемниц, чтобы мы за него вступались? Это Аррод вел с ним дела, а мы с полковником никаких договоров не заключали… Раз он тебе нужен, забирай его, кригариец. Сразу, как только мы выйдем наружу.
– Не смею вас больше задерживать, – Ван Бьер с подчеркнутым дружелюбием указал наемникам на выход. – Идите с миром и помните о доброте, что проявил к вам Вседержитель… Ну и о моей доброте тоже, хотя это уже не так важно…
Полковник Шемниц догадался о том, что все опять пошло наперекосяк, когда из затянутого дымом лагеря выбежал Гириус. Один и без оружия. А, выбежав, тут же устремился без оглядки куда-то на север. Да так прытко, что сир Ульбах даже пришпорил коня и проскакал немалое расстояние, пока его догнал.
– Что с вами, святой сир? – прокричал Шемниц, пуская лошадь вскачь рядом с улепетывающим курсором. – Где наемники? Я видел вспышки молний – вы устранили проблему или нет?
– Оставьте меня в покое! – замахав руками, взвизгнул курсор. – Пойдите прочь с глаз моих! Отныне я вас не знаю и знать не хочу! Будьте вы прокляты вместе со своим золотом!
– А ну прекратите истерику! – рявкнул на него полковник, чего раньше в общении с Гириусом себе не позволял. И, обогнав беглеца, преградил ему лошадью дорогу. – Немедленно остановитесь и доложите, что стряслось!
Однако Гириус и не подумал ему подчиняться. Обежав всадника, он продолжил сверкать пятками столь резво, будто кто-то колол его в задницу копьем.
– Да чтоб вас! – Сир Ульбах сплюнул. И в сердцах обложил курсора такой грязной бранью, за которую тот мог бы наложить на него епитимью, а то и вовсе предать анафеме.
Вот только Гириус и ухом не повел. Не оглядываясь, он бежал неизвестно куда, и остановить его можно было разве что силой. Но на это Шемниц уже не отважился. Выругавшись еще раз, он развернул коня и поскакал обратно, решив, что разберется во всем сам, без напрочь рехнувшегося заклинателя молний.
Соваться в лагерь полковнику, однако, не потребовалось. Едва он снова взялся объезжать повозки, стараясь высмотреть в дыму хоть что-то, как девять пехотинцев сами вышли наружу. Не выбежали подобно курсору, а вышли без суеты и спешки, не потеряв ни одного человека. Судя по их спокойствию, либо они все-таки убили кригарийца, либо тот опять от них улизнул, хотя последнее было маловероятным.
– Полковник! – Морси замахал сиру Ульбаху копьем сразу, как только увидел его, скачущего вдалеке. – Скорее сюда, полковник!
– А вот и свежие вести! Очень надеюсь, что они будут добрыми, – пробормотал себе под нос Шемниц и поспешил на зов.
– Ну и чем порадуете, ребята? – в нетерпении поинтересовался он, осадив коня перед пехотинцами. – Вы прикончили гада или нет?
– Конечно, сир. Куда бы он от нас делся! – улыбнулся ему Морси. – Дело сделано. На этом все, конец.
И подал знак кому-то, кто находился у полковника за спиной.
А в следующий миг по затылку Шемницу шарахнуло нечто твердое, похожее на древко копья, и он, потеряв сознание, вывалился из седла…
Первым, кого он увидел, когда очнулся, был человек, которого сир Ульбах хотел видеть сегодня меньше всего на свете. Вернее, хотел бы видеть, но только чтобы этот человек был гарантированно мертв.
Увы, но он был жив и явно не собирался умирать в ближайшее время.
Кригариец сидел на мешке с овсом возле лежащего на земле полковника и неспешно правил оселком эфимский меч. Причем меч этот принадлежал ему, Шемницу! А ведь он дорожил своим оружием так сильно, что никому не позволял прикасаться к нему, всегда натачивая и смазывая его только собственноручно.
Естественно, полковника это возмутило! Правда, ненадолго. Потому что когда к нему вернулась память, у него сразу нашелся другой, более веский повод для злости. А именно – впервые в жизни его посмели связать по рукам и ногам! Это было новое ощущение для бывшего командира Шестой когорты легиона «Вентум», и оно ему не понравилось. Да так сильно, что он опять не удержался от грязной брани.
Впрочем, кригариец остался равнодушен при виде того, как Шемниц взялся дергаться и кататься по земле, намереваясь разорвать свои путы. Покосившись на него, ван Бьер как ни в чем не бывало продолжил водить оселком по клинку. Так, словно его это не касалось, хотя кто же еще, если не он, скрутил веревками полковничьи запястья и лодыжки.
– Ну что, сукин сын, ты доволен? – поинтересовался у него сир Ульбах после того, как выдохся и бросил тщетные попытки освободиться. – Ты доволен, я спрашиваю?
– Нет, – мотнул головой Пивной Бочонок. – Я был бы доволен, если бы убил вас еще тогда, у Дырявой скалы. Или если бы вы послушались меня в ту ночь, когда обвал перекрыл вам кратчайшую дорогу на Феную. А сейчас мне отвратно наблюдать вас в столь жалком виде. По мне, уж лучше бы вы пали в битве, как истинный герой, чем докатились до такого непотребства.
Тяжко дышащий пленник посмотрел в другую сторону и увидел неподалеку наемников – тех, которых считал соратниками. Все они по-прежнему были живы и невредимы. Казалось, будто наемники вообще не замечают ни его, ни Баррелия. Также, как Баррелий не обращал на них внимания, хотя совсем недавно он сражался с ними не на жизнь, а на смерть.
Морси и остальные были заняты делом – грузили на лошадей мешки и сумки. По всем признакам, довольно тяжелые. И полковник без труда догадался, что в них упаковано.
– Вот как, значит! Решил откупиться от наемников моим золотом! – взъярился он. – Но это я нашел его, я возглавил поход за ним и что теперь я вижу? Какие-то ублюдки делят добычу, что по праву принадлежит мне! А я не получаю с этого ни кифера!
– Сочувствую, – ответил ван Бьер. – Наверное, вам и впрямь ужасно больно на это смотреть. А ведь вы могли бы сами оказаться среди этих парней и тоже увезли бы свою долю золота в Феную. Конечно, не такую огромную, как хотели, но все равно немалую.
– Да брось! – фыркнул сир Ульбах. – Ты прикончил бы меня так или иначе. Все вы, наемники, одинаковы: плюете на клятвы и договоры сразу, как только вам становится невыгодно их соблюдать!
– Ошибаетесь, – возразил Баррелий. – Я давал вам клятву кригарийца, что не трону вас, если вы пощадите Ойлу Ринар. Но вы убили ее прямо на глазах моего друга, который вдобавок был к ней неравнодушен. Ясно, зачем вы так поступили – хотели доказать Арроду и его людям, что не боитесь меня. И я отлично вас понимаю. Также как вы понимаете меня: Ойла мертва, а ваш меч теперь у меня в руках. Поэтому конец у этой истории возможен только один. Такой, о котором я вас в ту ночь и предупреждал.
– Кто-кто? Ойла Ринар? – Шемниц недоуменно наморщил лоб. – То есть ты утверждаешь, что намерен прирезать меня не из-за горы золота, а из-за какой-то сопливой замарашки? Той, что даже не являлась тебе родней? Да ты сбрендил или глумишься надо мной, кригарийский выродок?
– Ни то и ни другое. Все верно: Ойла не была мне родней – она была всего лишь простым ребенком. И она не заслужила той позорной смерти, которой вы ее предали, – ответил монах. После чего отложил оселок, встал и, покрутив полковничий меч в руке, заметил: – Идеальное оружие. Сразу видно: выкованное на заказ настоящим мастером. Судя по клейму – Жорденом Микорским из Тандерстада. Пожалуй, это лучший «эфимец», который попадал мне в руки за всю мою жизнь. И очень жаль, что я не смогу оставить его себе. Потому что это оскорбит моего друга Шона, ведь на вашем клинке – кровь дорогого ему человека… Когда вы умрете, полковник, я сломаю ваш меч и выброшу его обломки в реку. Вместе с вашим телом. Вас ждет та же участь, которая постигла Ойлу Ринар, и смерть вы примете от того же оружия. По-моему, это будет честно.
– Да неужели? – Лицо сира Ульбаха перекосила гримаса презрения. – А, может, поступим еще честнее: ты вернешь мне меч, и мы сразимся в поединке? Ты же сам сказал, что лучше бы я пал в сражении, а не издох посреди всего этого бардака. Так вот и дай мне шанс, раз уж моя судьба полностью в твоих руках!
– Поздновато вы заговорили о чести и достоинстве, полковник, – ответил на это кригариец. – Вы лишились того и другого, осквернив себя и свой меч детской кровью. Когда я просил вас об одолжении, вы сочли мою просьбу недостаточно уважительной. Так с какой стати мне делать одолжение вам? Не вижу на это ни одной причины.
– Небось, хочешь, чтобы я умолял тебя, стоя на коленях? – затрясся от бессильной ярости Шемниц. – Хочешь заставить меня унижаться, да? А не слишком ли ты высокого о себе мнения, грязный наймит?
– Зачем мне вас унижать? Что я от этого выиграю? – удивился Баррелий, пробуя ногтем режущую кромку «эфимца». – Все, чего я хочу – чтобы вы вспомнили перед смертью лицо той девчонки, которую казнили, желая унизить меня. А раз вы его вспомнили, нам с вами не о чем больше разговаривать. Прощайте, полковник! Хотя, если курсорские байки о загробном мире не лгут, то мы с вами еще встретимся. А вот с Ойлой Ринар – вряд ли, ведь благодаря вам она стала святой и ей в нашей компании убийц и грешников нет места…