Глава 18

Я знал, что горных великанов, в отличие от гномьего отродья, не существует. И что все истории о них – детские сказки. Но сейчас, когда мои волосы шевелились от страха, я был готов поверить во все, что угодно. Даже в конец света.

Впрочем, нам с Ойлой стоило бояться не великанов, а другую опасность. Не такую огромную, однако не менее смертоносную.

– Берегись! Камень! – внезапно заорала мне в ухо Ринар, тыча пальцем вверх. Теперь можно было не беспокоиться о том, что нас услышат в лагере. Повсюду стоял такой грохот, что у нас едва получалось докричаться друг до друга.

Если бы не Ойла, я бы точно проморгал катящийся на нас валун. Который мог размазать меня по скале или оставить калекой. Но Ринар вовремя его заметила. И мы с ней, отпрыгнув в стороны, позволили валуну промчаться между нами.

Подскакивая и кроша мелкие камни, глыба устремилась дальше. Вот только радоваться было рано. От ее удара о выступ тот откололся от склона и пополз вниз, порождая новый обвал.

– Прочь отсюда! – вновь закричала Ринар. И, толкнув меня в плечо, указала, куда бежать: – Прыгай на склон, бестолочь!

Что ж, иного выхода не оставалось. И мы с напарницей сиганули прямо на горный склон. А «оживший» выступ пополз вниз, разваливаясь на ходу и превращаясь в обычную груду камней. Которая, останься мы на месте, погребла бы нас под собой еще до того, как мы скатились к подножию горы.

Удержаться на склоне при такой тряске было невозможно. Да мы и не пытались. Вокруг нас продолжали грохотать камни, и дабы они нас не пришибли, мы побежали вниз так быстро, как только сумели. Падать было нельзя – это грозило закончиться для нас сломанными костями или даже шеями. Лишь оставаясь на ногах мы могли уклоняться от камней и осыпей, что шуршали мимо нас по склону то здесь, то там.

Перепуганные, мы так отчаянно удирали прочь, что не придали значения тому, куда бежим. А бежали мы прямиком к лагерю, где, разумеется, уже никто не спал.

Камнепад отряду был не страшен – глыбы не докатывались до стоянки, – но наемники тоже изрядно струхнули. Половина из них бросилась удерживать лошадей, которые, ошалев от грохота, рвались с привязей. Остальные головорезы либо метались по лагерю, не понимая, что происходит, либо топтались на месте. Последние не видели смысла в суете, так как им все равно было некуда деваться отсюда.

У подножия горы тоже было небезопасно, и мы отбежали подальше. Туда, где обвал не мог до нас достать. После чего нам срочно требовалось спрятаться за деревьями, чтобы не попасться на глаза наемникам. О помощи Баррелию речь пока не шла. Сейчас нас волновали собственные жизни, а кригарийцу в его повозке все равно ничего не угрожало.

Землетрясение – а что еще это было? – утихло столь же внезапно, как началось. И когда мы очутились внизу, земля под нами не ходила ходуном, правда, камни со склона все еще сыпались. Но мы уцелели, и в этом нам повезло. А вот во всем остальном – уже нет. И так удачно начатая нами спасательная миссия завершилась, к несчастью, полным провалом.

Нас заметили, когда мы еще были на склоне. И едва мы сбежали вниз, тут же наткнулись на наемников. Многие из них целились в нас из луков – видимо, не разглядели в темноте, кто мы такие, и решили, что с горы спускается серьезный враг. И лишь то, что нас оказалось всего двое, помешало им утыкать меня и Ринар стрелами без суда и следствия.

В общем, сопротивляться было бесполезно. Я сразу это понял и смирился с неизбежным. Ойла – чуть позже, когда зачем-то стала отбрыкиваться и тотчас нарвалась на оплеуху. После которой тоже вмиг присмирела и сложила оружие. А затем нас схватили за шкирки и подволокли к Шемницу, Бурдюку и Гириусу, что топтались у костра в центре лагеря.

– Какая вштреча! – воскликнул Бурдюк, раскинув руки в картинном приветствии. – Вот уж кого не ожидал шнова увидеть, так это нашу беглую мелочь! Кригарийшкий кашевар и жашранка-охотница! Какими шудьбами!

– Ха! А то вы не догадываетесь, Аррод! – усмехнулся сир Ульбах. – Готов поспорить, что эта сопливая парочка собиралась освободить своего хромоногого опекуна. Верно я толкую, детишки? Или отшлепать вас, чтобы вы сказали мне правду?

– Иди на хрен, предатель! – огрызнулась Ринар. И отделалась лишь тычком промеж лопаток. Видимо, наемники обижались лишь тогда, когда оскорбляли их главаря, а ругательства в адрес бывшего легионера их не задевали.

– О-хо-хо, – покачал головой полковник. – Одно горе мне с вами. И зачем вы вернулись? Кто вас об этом просил? Вам повезло удрать, так бежали бы себе дальше без оглядки. Но нет, вы опять ищите приключений на свои тощие задницы. Что ж, поздравляю! Вы их нашли! Вот только, боюсь, они вам не понравятся… А ну-ка просветите меня, святой сир Гириус: бывали ли в истории Капитула случаи, когда убийство ребенка считалось не грехом, а богоугодным делом?

– Вы задали сложный богословский вопрос, сир, – поморщился курсор. – Нельзя умертвить детей, чтобы ваша душа осталась потом абсолютно чистой. Но если вы предадите их скорой и наименее болезненной смерти, Громовержец на Пламенном Суде вам это зачтет. К тому же вы отправите ему не просто души, а две чистые, непорочные души, которым не уготованы Гномьи печи и вечные муки.

– Хм… – Шемниц поморщился. – Как-то меня это слабо утешает. Ну хорошо, а если ребенок погибает от силы Громовержца? Какова тогда его ждет посмертная участь?

– Тут дела обстоят иначе. Души убитых силой Громовержца детей не просто попадают в его чертоги, но и становятся святыми… Постойте-ка! – Глаза Гириуса испуганно расширились. – Не хотите ли вы сказать, что я должен… должен э-э-э…

– Вы знаете, святой сир, что я солдат. И мне претит убивать стариков, женщин и детей, – ответил полковник. – Но раз уж это необходимо, я хочу, чтобы и пацан, и девчонка остались после смерти в выигрыше. Так что да, вы меня правильно поняли. Сейчас вы возьмете блитц-жезл и превратите их обоих в святых. Это наилучший выход и для них, и для нас. Или вы со мной не согласны?

– Но э-э-э… – продолжал мямлить заклинатель молний. – Как бы правильнее сказать… Боюсь, я не готов для такой работы. Одно дело, когда дети погибают от молнии случайно. Но вы предлагаете невозможное! Должен напомнить, что я по-прежнему курсор Громовержца. И это накладывает на меня ряд обязательств перед богом, которые…

– Да полноте, – перебил его сир Ульбах. – Кому еще, как не вам это поручить? Ведь вас бог простит гораздо охотнее, тем более, что это будет первое ваше детоубийство.

У меня комок подкатил к горлу и по телу пробежал озноб, когда я понял, что эти двое вовсе не шутят. Мне бы стоило упасть полковнику в ноги и слезно умолять его о пощаде, но я не мог проронить ни звука. Насколько была испугана Ойла, трудно сказать. Но спесь с нее сошла, а лицо вместо гнева выражало теперь неуверенность и обиду.

Столпившиеся вокруг наемники не вступались за нас, хотя у многих из них наверняка были дети. Взывать к их милосердию тоже являлось бессмысленно. Мы собирались вторгнуться в лагерь с враждебными намерениями и могли даже кого-то убить, а эти люди такое с рук не спускают. Все они терпеливо ожидали, чем закончится разговор Шемница и Гириуса, и не собирались пропускать зрелище, когда последний зажарит нас молнией.

– Эй вы там! Я тоже вас отлично слышу, полковник! – долетел до нас голос Баррелия. – Так вот, должен вас предупредить: убив этих детей, вы допустите серьезную ошибку.

– Почему ты решил, что твое мнение здесь кого-то интересует, кригариец? – отозвался сир Ульбах.

– Потому что вы расчетливый человек, – пояснил ван Бьер, – и не упустите выгоду. Тем более, когда она сама идет к вам в руки.

– И что я выгадаю, оставив в живых этих мерзких крысенышей? – осведомился Шемниц. – Ну кроме твоей благодарности, от которой мне ни жарко, ни холодно.

– Возможно, куда больше, чем вы намерены получить за мою голову. Все зависит от того, ищет или нет Капитул сына покойного гранд-канцлера Дорхейвена, убитого прошлым летом. Не знаю, как вы, но святой сир Гириус, я уверен, понимает, о чем я говорю.

– Лишь в общих чертах, – ответил курсор после того, как на него обратились взоры Шемница и наемников. – Полгода назад Капитул Дорхейвена в самом деле разыскивал сына тамошнего градоправителя и объявлял за него награду. Но потом началась война, меня и многих моих братьев отправили в легионы, и я не знаю, чем закончилась та история.

– А она еще не закончилась, – уточнил ван Бьер. – Мальчишка, который болтался со мной все это время, и которого вы опрометчиво собираетесь сжечь, и есть беглый отпрыск гранд-канцлера Гилберта. Я тайком вывел его той ночью из дворца. И пообещал приглядывать за ним, пока мы не отыщем другую его родню. И раз уж он сглупил и позволил вам себя поймать, знайте, что для вас он не менее ценен, чем я.

– Так, ладно. – Сир Ульбах озадаченно почесал в затылке. – Аррод, велите вашим людям привести сюда кригарийца. Надо разобраться, правду он толкует или нет.

Пока Энца и Кирса возились с пленником, я стал центром общего внимания. Не болтайся моя жизнь на волоске, я счел бы забавным, что в кои-то веки вызвал к себе чей-то интерес. Наемники, что прежде не знали моего имени и награждали меня подзатыльниками, таращились на меня так, как смотрят на старый кувшин, в котором вдруг обнаружились золотые монеты. Даже Ярбор не сводил с меня своего тяжелого взора, хотя раньше я был для него пустым местом. Да и Ойла, несмотря на испуг, посматривала в мою сторону так, словно мы с нею были незнакомы.

– Твой друг поведал очень любопытную историю, – наконец-то заговорил со мной Шемниц. – Но даже если он сказал правду и ты действительно сын гранд-канцлера, я все равно не виду причин сохранять тебе жизнь. Ты был нужен Капитулу Дорхейвена. А в чем твоя ценность для курсоров Промонтории?

– В том, что она не воюет с Дорхейвеном, – ответил вместо меня Баррелий, приближаясь к нам под звон своих кандальных цепей. – Нынче этим городом заправляет не Торговый совет, а тамошний Капитул, и курсоры Фенуи могут преподнести ему ценный подарок. В обмен на снижение пошлин, к примеру. Или на другое послабление, которое они не выпросили бы у Торгового совета. Поверьте, Шемниц: если в Фенуе вы намерены дружить не только с купцами, но и с заклинателями молний, Шон станет вашим ценным вложением в эту дружбу.

– Твое желание сохранить ему жизнь мне понятно, – кивнул полковник. – Но как мы узнаем, что этот парень и вправду отпрыск самого гранд-канцлера?

– Да жапросто! – подал голос Бурдюк. – Два года нажад я работал на одну шишку иж Торгового шовета. И Шон наверняка должен ее жнать. А ну-ка шкажи, пацан, кто живет на юге Дорхейвена в шамом богатом дворце?

– Самый богатый дворец там занимает посольство Канафира, – уточнил я. – А на кого вы работали, я не знаю. В южной части города жили три члена Торгового совета.

– Я работал на шамого толштого иж них, – ответил Аррод. – Напомни, как бишь его жвали.

– Самого толстого? – Я задумался. Я знал всего двух худых членов Торгового совета, и оба они проживали в других местах. – Наверное, это сир Хрис Коллтроп, хозяин золотоносных приисков в Гиремейских горах. Он был настолько толст, что у него во дворце имелись особые слуги, помогавшие ему взбираться по лестницам. И вряд ли вам понравилось на него работать, ведь в Дорхейвене он был самым известным скрягой.

– Хо-хо-хо! – рассмеялся Бурдюк. – Что верно, то верно! Этот мешок ш дерьмом так и не выплатил мне целиком обещанную награду, жакопай его Гном!

– И не выплатит, – огорчил я его. – После гибели моего отца Капитул обвинил сира Коллтропа и еще четверых членов совета в заговоре. И через неделю казнил их, хотя вряд ли они были в чем-то виновны.

– Виновен Коллтроп или нет, туда ему и дорога, – махнул рукой главарь. И повернувшись к Шемницу, подытожил: – Мальчишка говорит правду и про канафиршкое пошольштво, и про жадную тварь иж Торгового шовета… Не жнаю, как вы, а я бы поверил кригарийцу.

– Ну хорошо, убедили. Посадим сопляка на цепь и тоже отвезем в Феную, – сдался полковник. – А как быть с девчонкой? За нее нам заплатит разве что какой-нибудь бордель да и только. Вы согласны возиться с нею, Аррод, ради жалкой кучки монет, которую за нее выручите?

– Ш любой другой – вожможно. Но только не ш этой, – покачал головой Бурдюк. – Эта не в меру держкая – от таких одни беды. Нам нужны беды? Тем более нынче? Нет, Шемниц. Делайте то, что шочтете нужным. Девчонка ваша, а я умываю руки.

– Что ж, вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – развел руками сир Ульбах. – Поздравляю, святой сир Гириус: ваша задача наполовину упростилась. Теперь вам надо превратить в святую лишь одну невинную душу, а не две. Надеюсь, с такой-то работой вы управитесь без возражений.

– Одумайтесь, полковник! – В усталом севшем голосе кригарийца вдруг послышались знакомые мне стальные нотки. – Не делайте этого. Я уважал вас как командира. И продолжаю уважать как врага, у которого хватило ума меня переиграть. Но если вы убьете Ойлу Ринар, отныне на мое уважение можете не рассчитывать.

– Вот как?! – удивился Шемниц. Наемники, услыхав это заявление, тоже взялись недоуменно переглядываться. – И что изменится после того, как ты перестанешь меня уважать? Объявишь голодовку? Или начнешь плеваться в мою сторону, когда я буду проходить мимо тебя?

Аррод, Ярбор и некоторые их товарищи оценили шутку легионера кривыми ухмылками. Но лица Гириуса и прочих наемников остались серьезными.

– Пощадите Ойлу, и я клянусь, что не убью вас, полковник, если мне представится такая возможность, – ответил ван Бьер. – Но если Ойла умрет, никто и ничто вас не спасет: ни люди Бурдюка, ни блитц-жезл курсора Гириуса, ни ваше золото. Никто и ничто! Хорошенько обдумайте мои слова прежде чем допустите самую большую ошибку в своей жизни.

– Я не ослышался? Это и правда угроза? – Правая рука Шемница легла на рукоять меча. – Мне угрожает закованный в кандалы пленник, на которого нацелены четыре десятка клинков? Вообще-то, мне доводилось сталкиваться с самоуверенными типами вроде тебя. Но такую несусветную наглость я слышу впервые!

– Нет, сир, вы меня неверно поняли. Это не угроза – это мольба, – возразил Баррелий. – Я умоляю вас прислушаться к моим словам и сделать мне одолжение. Освободите Ринар и пусть она катится на все четыре стороны. Даю слово, больше она вас не побеспокоит!

– Мольба?! Вы его слышали?! – воскликнул сир Ульбах. – Это так кригарийцы представляют себе мольбу о пощаде? Любопытно, что это: все та же наглость или потрясающая наивность?… Нет, ван Бьер, ты неправ. Вставай на колени и умоляй меня как положено, и тогда я, возможно, пойду тебе навстречу. А то, что ты сказал, угроза чистой воды. Не веришь – спроси у любого, кто здесь находится.

– Я умоляю вас об этом, сир! – выкрикнул я. Плюхаться на землю мне не пришлось, поскольку я и так стоял коленопреклоненным. – Отпустите Ойлу, сир! Она никого не собиралась убивать, честное слово! Мы с ней хотели лишь пробраться в лагерь и проверить, как дела у кригарийца! Мы знали, что вы хорошо его охраняете, и нам его не освободить. Нам хотелось лишь подать Баррелию знак, что с нами тоже все в порядке! Умоляю, сир Ульбах, не причиняйте Ойле вреда! Я сделаю для вас все что угодно, только позвольте ей уйти! Все, что угодно, сир! Для вас! Ради нее!

Я выразительно посмотрел на Ойлу: дескать, а ты-то чего молчишь? Давай, тоже спасай свою шкуру и умоляй Шемница о прощении, не одному же мне это делать.

Но Ойла безмолвствовала. И смотрела на меня так, словно осуждала. Из глаз у нее катились слезы, но она упорно не желала просить врага о милосердии.

Я не понимал, почему Ринар отказывается бороться за свою жизнь. Совершенно не понимал. Неужто она предчувствовала, что обречена, и смирилась с этим? Но ведь это же было глупо! Скорее всего, Шемниц вовсе не так жесток и просто хочет унизить и напугать ее перед тем, как помилует.

– Ты слышал? – поинтересовался у монаха полковник, указав на меня. – Вот это похоже на настоящую мольбу. Не иначе, Шону дочка Ринара гораздо дороже, чем тебе, а?… Кстати, вот и дозорные прискакали! Что-то быстро они обернулись!

Наемники расступились, пропуская Гиша и Пека к главарю.

– Плохие новости! – доложил Пек, осадив коня. – Та скала, за которую зашло солнце, когда мы разбивали лагерь… Она обрушилась на дорогу и полностью ее завалила.

– А жавал можно ражобрать? – осведомился Аррод.

– Нет, – ответил Гиш. – Мы пускали в небо огненные стрелы, чтобы определить, как много там камней. Их много. Вы видели ту скалу на закате и можете себе это представить. Теперь половина ее лежит поперек дороги, а другая упала в пропасть.

– То есть все вконец плохо? – помрачнел Шемниц.

– Истинно так: хуже не придумаешь, – подтвердил Пек. – Отныне эта дорога для нас закрыта.

Наемников охватило возбуждение. Кто-то взялся браниться, кто-то спорить, а кто-то сел на землю, обхватив голову руками – настолько огорчило его это известие.

– Шпокойно, ребята! Шпокойно! Помолчите, дайте мне шкажать! – призвал к тишине главарь. – Вы что, жабыли – у наш же ешть обходной путь!

– Но этот путь ведет через Азурит! – вскричал кто-то из наемников, и в голосе его звучал нешуточный страх. – Мертвый город! Обитель самого Гнома!

– Верно, – не стал отрицать Бурдюк. – И что теперь? Эй, а ну-ка поднимите руки, кто был шо мной в Ажурите четыре года нажад! Когда мы вели там охоту на беглых рабов иж каменоломней Арнетти!

Гиш, Пек, Ярбор, Энца, Кирса, Ширва и еще с полдюжины человек подняли над головами руки.

– И школько человек мы потеряли на той охоте? – вновь поинтересовался Аррод.

– Пятерых за неделю работы, – отозвалась Кривоносая.

– А школьких иж них убили не рабы, а гномье отродье?

– Ни одного, – признала Ширва.

– Вы это шлышали? – Бурдюк обвел победным взором приунывший отряд. – Ни одного! А почему?

– Потому что в Азурите давным-давно нет никакого отродья, – пробасил Трескучий. – Когда-то было, а нынче повывелось. Нечего ему делать посреди тамошних развалин. Рабы раньше всех это поняли и теперь бегут туда со всей Промонтории. Потому что знают: там им ничего не грозит и там их будут искать в последнюю очередь.

– Выше головы, ребята! – вновь подбодрил главарь соратников. – Еще не вше потеряно! Этот город нам жнаком. Мы пройдем его жа один день, обещаю.

– Вы в этом точно уверены, Аррод? – переспросил у него сир Ульбах. – Я имею в виду, еще один проводник вам не нужен?

– Абшолютно уверен, – заверил его Бурдюк. – Гиш и Пек жнают Ажурит как швои пять пальцев. И я тоже.

– Тогда это все упрощает, – кивнул Шемниц. – А я уже заволновался, что вы тоже станете уговаривать меня пощадить девчонку. Но поскольку у нас хватает проводников, значит, с лишним пора распрощаться.

– Но позвольте! Я думал, что мы с вами… – запротестовал Гириус, однако легионер не дал ему договорить.

– Расслабьтесь, святой сир, – криво усмехнулся он. – Кригариец угрожал не вам, а мне. Стало быть, мне и отвечать на его угрозы.

И полковник, выхватив меч, шагнул Ойле за спину. А потом оттянул ей голову за волосы назад и одним резким движением перерезал ей горло…