Глава 32
– Сворргода здесь нет, – откликнулся на призыв кригарийца незнакомый голос. – Ему не повезло. Башка Сворргода слетела с плеч в Кернфорте, когда туда ворвалась балифортская конница. Если хочешь поговорить – говори со мной!
– А ты еще кто такой? – поинтересовался Пивной Бочонок. – С тобой я точно раньше не встречался.
– Я – Хродмарр, вожак Ледяных Акул, – уточнил голос. – А ты, как я понял, та самая тварь, что свернула шею нашему брату Тогарру в «Усталой секире», верно? А также успела сегодня пролить кое-кому из нас кровь, за что тоже вскорости заплатишь.
– Но вы же сами постоянно на это напрашиваетесь, разве нет? – заметил в свое оправдание Баррелий. – Сегодня ваша кровь могла и не пролиться, кабы вы сюда не пожаловали. Но раз пожаловали, не обессудьте… Ну так что скажешь, Хродмарр? Тебе дороги жизни братьев, которых ты послал меня убить, или нет? Всех я тебе, к сожалению, живьем не верну, но пятерых еще могу.
– И ты готов поверить моему обещанию, что после этого мы уйдем и оставим тебя в покое? – удивился вожак.
– Вы уйдете и оставите меня в покое, потому что на самом деле вам не нужна эта резня. Тогда, в «Усталой секире», мы повздорили, ты прав. Только вас там было четверо, а я – один. Поэтому, чтобы не издохнуть, мне пришлось перегнуть палку. А сегодня вас не просто натравили на меня, пообещав за мою голову награду. Сегодня вас обманули: подставили под удар и отправили на верную гибель. Если бы Вирам-из-Канжира сказал вам, на кого вы будете охотиться, вряд ли бранн Ледяных Акул на это согласился бы. Какой-нибудь другой, более матерый и крупный – возможно. Но не ваш. Точно не ваш, я тебе говорю!
– И кто же ты такой, Гном тебя побери?! – спросил Хродмарр.
– Тот, кому после битвы при Агнадарре ваш покойный король Даррбок вручил в награду золотую цепь, снятую с собственной шеи! Тот, чье имя выбито в Этнинаре на триумфальной колонне, установленной в честь взятия Колимара. Тот, кого в Промонтории называют Кошмаром Фенуи, хотя этим своим прозвищем я никогда не гордился.
– Пивной Бочонок?! – В голос Хродмарра появилась неуверенность. – Кригариец?
– К твоим услугам! – ответствовал монах. – Вернее, я окажу тебе лишь одну услугу – пощажу твоих братьев и дам нам обоим шанс прекратить резню. Вирам-из-Канжира использует вас в роли палки, которой тычут в яму с дерьмом, чтобы определить, глубока ли она. Он ищет меня, но в последний раз мы виделись очень давно, и он хочет убедиться, что я – это я. А как быстрее всего понять это? Правильно – заставить меня перебить кучу народа. Вот для чего вы нужны Чернее Ночи. Только затем чтобы остаться в этих краях гниющими трупами и ни для чего больше!.. Ну так что скажешь, Хродмарр? Мы пришли к соглашению или как?
– Возможно… Но у меня будет к тебе встречное предложение, идет?
– Я слушаю.
– Вирам-из-Канжира заплатил нам половину награды, обещанной за твою голову. Выплати нам вторую половину и мы с тобой договоримся.
– Что-то я плохо тебя понимаю, Хродмарр! – Ван Бьер нахмурился. Такой поворот его слегка обескуражил. – А как же пять твоих братьев, которым я пообещал даровать пощаду? Неужели золото для тебя ценнее их жизней?
– Братья уже получили свою долю и знали, на что шли. В том, что они так глупо попались – их вина, а не наша. И если ты их убьешь – ну что ж, они умрут с мыслью о том, что скоро мы за них отомстим. А, отомстив, устроим по ним роскошные поминки! С реками эля и пляшущими на столах, голыми шлюхами!
– Вот как?! – хохотнул Баррелий. – Жаль, эти пятеро так орут, что тебя не слышат, и не могут поблагодарить тебя за братскую поддержку.
– Кем бы ты ни был и что бы ни говорил, но мы пришли сюда за наградой, – продолжал вожак, пропустив слова ван Бьера мимо ушей. – Очень достойной наградой, смею заметить. А раз ты взялся с нами торговаться, значит, деваться тебе некуда, и скоро ты окажешься у нас в руках. Никакой ты на самом деле не кригариец. Настоящий кригариец не стал бы унижаться и выторговывать для себя мир, а вышел бы с нами на бой! И либо перебил нас всех, либо принял достойную смерть от наших мечей! Вот так должен поступать воин! А ты… Ты – обычный трус, которого загнали в угол, и который чует свой конец! Так что можешь взять свое предложение и подтереться им, потому что такова его истинная цена и ни цаном больше!
– Ты сделал неправильный выбор, Хродмарр! – ответил на это ван Бьер. – Хотя я знал, что такой жадный до денег мерзавец, как ты, не прислушается к голосу разума. Это прискорбно. Потому что я уже слышу, как каркает воронье, которое скоро будет пировать на ваших трупах.
– «Каркает воронье»! Ха! – передразнил монаха браннер. – Да ты прямо поэт, мать твою! И почему ты так уверен, что воронье будет клевать наши трупы, а не твое безголовое тело?
– Ты меня не понял, – возразил Баррелий. – Когда я сказал про воронье, это была вовсе не поэзия. Я имел в виду ворон, что галдят над обводным каналом, слышишь? А раз они раскаркались, значит, их кто-то вспугнул. Кто бы это мог быть, дай-ка угадаю! Уж не твои ли оставшиеся братья решили подкрасться сюда по каналу, пока ты мне зубы заговариваешь? Если так, прими мои соболезнования, Хродмарр, потому что живыми ты их больше не увидишь.
Оборвав на этом беседу, ван Бьер выскочил из дома и помчался к обводному каналу. Туда, где сейчас действительно кружили и галдели на всю округу стаи ворон.
Обводной канал был прорыт по берегу рядом с мельницей. Он предназначался для того, чтобы во время паводка пускать по нему талые воды в обход плотины, и глубина его была невелика. Если браннеры и впрямь решили незаметно подобраться по нему к мельнице, им это не составит труда. Вот почему, готовясь к приему гостей, Баррелий уделил каналу самое пристальное внимание.
Для начала он опустил заслонки плотины. И снова открыл их после того, как поднявшаяся вода потекла из пруда по этой траншее, заполнив ее доверху. Когда водосброс заработал и уровень воды опять упал, она ушла из канала, но не вся. Ее осталось там примерно по щиколотку. И высыхать ей предстояло не один день, что кригарийца вполне устроило.
Впрочем, на этом он не успокоился.
Притащив туда останки дохлой коровы, он сбросил их в канал и устроил там пир для всех вороних стай в округе. И вот сегодня эти стаи, дружно взмыв в небо и загалдев, дали понять монаху, что их кто-то вспугнул. Даже если это была всего лишь бродячая собака, ван Бьер не мог проигнорировать тревожный сигнал. И тут же отправился выяснять, в чем там дело.
Птицы всполошились не напрасно.
Полтора десятка хойделандеров двигались по каналу друг за другом осторожно, след в след. Наученные горьким опытом, они не забывали о том, что здесь им тоже могут вонзиться в ногу ядовитые шипы или что-нибудь похуже. Только на сей раз они заблуждались. Не считая коровьих останков, дно обводного канала было чистым. А угроза, которой боялись браннеры, подстерегала их там, откуда они ее точно не ждали…
Книга Силы!
Пока ван Бьер пьянствовал, я листал ее на досуге. И в конце концов нашел то, что он искал всю дорогу от Дорхейвена до Кернфорта. Когда же он протрезвел, я показал ему заинтересовавшие меня страницы, пусть он и не умел читать. Но тут знание грамоты не потребовалось. Также, как знание тайнописи, которой были зашифрованы содержащиеся в книге сведения. Нам хватило и картинок, чтобы приподнять завесу над одним из величайших секретов Капитула. Приподнять лишь самую малость, разумеется. Но когда мы опробовали новые знания на практике, нас ожидал потрясающий успех!
– Потайная кнопка! – воскликнул кригариец, внимательно изучив чертеж блитц-жезла. – Ну конечно! Никакая не магия, а обычная техника! Жмешь на кнопку – вылетает молния! Отпускаешь кнопку – и жезл опять становится простой деревянной палкой с железным сердечником!
Кнопку, про которую он говорил, и правда было нелегко отыскать. Она скрывалась под аккуратной сдвижной крышечкой, а та в свою очередь являлась частью украшающего блитц-жезл орнамента. Если бы не чертеж, раскрывающий этот секрет, мы никогда не обнаружили бы сей крохотный механизм.
– Только не пойму, как эти молнии туда заряжать. – Я почесал макушку. – Они же такие большие и горячие, а палка такая маленькая. Раньше я думал, что курсоры вытягивают их блитц-жезлом из воздуха… в смысле молнии посылает им с небес Громовержец. Но если это не так, тогда как же?
– А ты не забыл, что Псина говорила про огонь? – напомнил Баррелий. – Она, конечно, та еще лживая сука, но здесь, похоже, сказала правду. Молнии берутся в жезле оттуда же, откуда берется огонь в огниве. Он не появится до тех пор, пока ты не совершишь над огнивом определенное действие. Также, видимо, с жезлом. Пока кнопка что-то не сделает с ним, молния не появится… Вот, посмотри на эту картинку. Кажется, на ней нарисовано, что находится у жезла внутри. Видишь: он не пустой. В него засунуто много всякой дряни, которая тоже, небось, трется между собой подобно кремню и кресалу и высекает молнии… Верно я толкую, как считаешь?
Я лишь пожал плечами. Звучало вроде бы логично. Да только кто еще кроме курсоров даст нам на этот вопрос единственно правильный ответ?
– Айда проверим! – предложил ван Бьер, так и не дождавшись от меня ни да ни нет.
– Ух ты! Вот здорово! – обрадовался я. И поспешил за кригарийцем, сгорая от любопытства и одновременно обмирая от страха, ведь то, что он хотел сделать, являлось чистой воды святотатством.
Долго искать цель не пришлось. Ею стала тощая бесхозная корова, что бродила по окрестностям с той поры, как Фирбур покинул обоз с беженцами. Видимо, от того обоза она и отстала, раз ее никто не искал. Мне было жаль несчастную одинокую скотинку, но кригариец не питал к ней ни капли сострадания. И, нацелив на нее блитц-жезл, поджарил ее молнией не хуже, чем с этим справился бы курсор.
– Ух ты! Давай еще! – предложил я, зачарованно глядя на дымящуюся коровью тушу, в боку которой зиял гигантский ожог. – Стрельни вон по тому сухому дереву – пусть загорится!
– Ну все-все, угомонись. Довольно баловства, – остудил мой исследовательский пыл кригариец. – Теперь ясно, что из блитц-жезла может стрелять кто угодно, а не только курсоры. Однако надолго ли хватит в нем молниевого огнива? Это ведь тебе не искорки высекать. Чтобы «высечь» такую молнию, нужно, поди, стереть немало вещества, которым наполнен жезл. А он, как видишь, не слишком-то вместительный.
Монах как в воду глядел. Не считая молнии, что убила корову, блитц-жезл смог выстрелить еще трижды. После чего запасы божественной силы в нем иссякли, и он превратился в обычную дубинку. Впрочем, этих трех выстрелов ван Бьеру хватило, чтобы осуществить свой коварный замысел. Тот самый, что зрел у него в уме, когда он наполнял водой обводной канал.
Пока Баррелий вел переговоры с Хродмарром, туман рассеялся настолько, что уже позволял наблюдать окрестности. Однако заметить крадущихся по каналу браннеров нельзя было даже с мукомольной башни. И если бы не поджаренная корова, что сослужила нам еще одну службу, приманив в траншею ворон, кригариец мог бы, извиняюсь за каламбур, проворонить врага.
Но он его не проворонил. И объявился на берегу канала тогда, когда островитяне были уже рядом.
Вражеские лучники и арбалетчики пребывали настороже. И, заметив наверху движение, послали туда несколько стрел. Но попасть в Баррелия, стреляя со дна канала, было сложно. Тем более, что он не подставился под выстрелы, а, плюхнувшись на землю, достиг траншейного берега ползком. Поэтому часть выпущенных в него стрел пронеслась у него над головой, а остальные воткнулись в склон.
Завидев противника, хойделандеры разразились воинственными криками. Но в атаку не бросились, а быстро перестроились и укрылись за щитами, решив, что на них тоже посыплются стрелы.
Они рассуждали правильно. К несчастью для них, щиты от выстрелов ван Бьера не спасали. Браннеры могли бы спастись, выскочив из воды. Но им было невдомек, какое оружие принес с собой враг, и никому из них эта мысль не пришла в голову.
И никакие другие мысли тоже не пришли. Потому что когда в воду на дне канала ударила молния, все они умерли. И отнюдь не безболезненно, хотя достаточно быстро.
Во всем плохом всегда есть что-то хорошее. Вот и Баррелий, натерпевшись мучений в пыточных Капитула, вынес оттуда не только злобу на слуг Громовержца, но и кое-какой ценный опыт. Например, он узнал, что вода является отличным проводником божественной силы. Это ее свойство курсоры часто использовали при пытках, ужесточая тем самым страдание своих жертв. Благодаря своим истязателям кригариец накрепко усвоил правило: дерешься с курсорами – стой на сухой земле. А иначе они могут поразить тебя молнией не напрямую, а через разлитую под ногами воду.
Не исключено, что Ледяные Акулы – или кто-то из них, – тоже были знакомы с данным правилом. По крайней мере, всем им в детстве наверняка запрещали купаться в грозу. Но они понятия не имели, что в руках их противника окажется блитц-жезл. Отчего их боевые крики тут же перешли в крики боли, и все они сгорели заживо, стоило лишь в канал ударить молниям.
Ван Бьер мог бы ограничиться всего одной молнией, но ему была нужна уверенность, что он довел дело до конца. Поэтому он выстрелил еще дважды. А больше у него не получилось. Четвертое нажатие на кнопку не дало результата. И последующие нажатия – тоже. Из чего следовал вывод, что, убив корову, монах беспокоился не зря. Не успел он глазом моргнуть, как блитц-жезл свое отработал, и сила Громовержца в нем иссякла.
Как бы то ни было, свою задачу он выполнил. Этих врагов Баррелий тоже мог списывать со счетов. И теперь их обугленные тела плавали в воде, источая горелый смрад. Который, смешавшись со смрадом исклеванной воронами, гниющей коровьей туши, воспарил над каналом и шибанул монаху в ноздри. Но тот даже не поморщился, ибо не унюхал ничего для себя необычного. А то, что унюхал, являло собой привычный ему запах войны – пусть маленькой, зато самой что ни на есть настоящей…
Хродмарр тоже услыхал хор предсмертных воплей своего бранна. И сей же миг бросился ему на выручку со своим подручным, что сопровождал вожака и не лез в драку вместе с другими собратьями.
Услыхав за спиной ругань и проклятья, Баррелий обернулся. И увидел бегущих к нему во весь опор, двух островитян. А раз помимо них никто больше не спешил сюда, потрясая оружием, следовало понимать, что эти двое, да еще пятеро ошпаренных пленников в доме, были последними Ледяными Акулами, угрожающими монаху и мне.
Отшвырнув разряженный блитц-жезл, ван Бьер извлек из ножен «эфимца». И неторопливой, но уверенной походкой двинулся навстречу вожаку бранна и его соратнику.
– Зря ты мне не поверил, Хродмарр! – прокричал Баррелий в ответ на проклятья хойделандеров. – Ты уже допустил одну ошибку и сейчас допускаешь еще одну – бежишь не в ту сторону! Одумайся, Хродмарр! Лучше развернись и беги обратно! Клянусь, что не стану тебя преследовать или стрелять тебе в спину! Слово кригарийца!
Однако браннеры это не вразумило. Они таращились на ван Бьера безумными глазами и, роняя изо ртов пену, продолжали орать и мчаться вперед. Их переполнял гнев, который требовал срочного выброса. И вряд ли постыдное бегство могло помочь им выпустить пар.
Подручный Хродмарра мчался впереди с копьем наперевес – видимо, прикрывал собою вожака. Не сбавляя шаг, он хотел с наскока проткнуть монаха копьем, но гнев оказался ему плохим советчиком. Кряжистая фигура Баррелия только на первый взгляд выглядела неповоротливой – удобной целью для копейных атак. В действительности же он лишь притворялся медлительным. Чем доселе обманул не одного врага, и этот браннер тоже попался на его уловку.
За миг до того, как копье должно было вонзиться в монаха, он отшагнул в сторону, и оно ударило в пустоту. А ван Бьер, ухватив меч двумя руками, с хрустом вогнал его по рукоять в грудь нападавшего. Который сам нанизался на клинок и сам соскочил с него, когда Баррелий позволил жертве проскочить мимо и упасть позади себя.
Быстрая и досадная гибель соратника, коего ван Бьер сразил буквально походя, привела Хродмарра в еще большую ярость. Что на фоне хладнокровия кригарийца выглядело чуть ли не столкновением огня и льда в человеческих обличьях. Если бы я не знал, кто противостоит островитянину, не усомнился бы, что победа достанется ему – более горячему и неистовому. Казалось, запусти сейчас вожака браннеров в гущу врагов, и он проложил бы в ней своей секирой целые просеки. Да что там люди – даже громорбы, и те, небось, дрогнули бы под таким натиском.
Впрочем, Баррелий не раз демонстрировал мне, что скрывается за его невозмутимостью и скупыми движениями. И что бывает с теми, кто пытается сломить его подобным нахрапом.
Когда Хродмарр приблизился, кригариец попятился и дал ему нанести серию мощных ударов. Все они пронеслись мимо, но на очень опасном от ван Бьера расстоянии. Со стороны казалось, будто он дрогнул и начал отступать. Но на самом деле он лишь играл с противником, вселив в его разгоряченную голову уверенность, что еще чуть-чуть, и он достанет секирой до своей цели.
Искушение размахнуться и ударить посильнее было столь велико, что Хродмарр ему поддался. Сделал выпад, в который он вложил все силы, вожак рубанул секирой сверху вниз. И легко рассек бы монаха от плеча до пояса, если бы опять не промахнулся. Дразнящий его Баррелий четко контролировал разделяющее их расстояние. И вновь отступил ровно настолько, чтобы создать у врага иллюзию, что следующий его удар станет удачным.
Пронесшаяся в пяди от ван Бьера секира воткнулась в землю, да так в ней и осталась. А он только и ждал, когда удары вожака выбьются из ритма и между ними возникнет задержка. Едва это случилось, и кригариец ринулся в контратаку. Наступив на древко секиры, он выбил ее из рук врага, чего тот совсем не ожидал. Однако не растерялся и сей же миг выхватил из ножен вспомогательное оружие – тесак.
Надо думать, с ним хойделандер тоже умел обращаться. Но мы этого уже не увидели. Обрушившийся на него «эфимец» отрубил ему руку с тесаком, который он выставил вверх, защищая голову. А вслед за рукой была разрублена и голова Хродмарра, развалившаяся надвое и расплескавшая вокруг свое содержимое.
Практически обезглавленное тело островитянина сначала плюхнулось на колени, а потом завалилось на бок. Только стоящий перед ним с окровавленным мечом кригариец на Хродмарра уже не смотрел. А смотрел он на дорогу, что спускалась с ближайшего горного склона.
Вернее, не на саму дорогу, а на человека, который шел по ней к мельнице и явно стремился, чтобы его заметили издали.
Он своего добился. Баррелий и я не сводили глаз с приближающегося к нам, нового гостя. И хоть монах видел его в последний раз пятнадцать лет назад, он еще издали узнал этого чернокожего громилу. И я – тоже, ведь в мире существовал лишь один канафирец, носящий доспехи из крыльев птериона и вооруженный посохом с окованными металлом концами.
Прав был тот, кто наградил Вирама-из-Канжира прозвищем Чернее Ночи. Над Ольфами занимался рассвет, но, казалось, что вместе с канафирским демоном сюда возвращалась ночь. И несла она с собой не покой, тишину и прохладу, а все те ужасы, которые Вирам сеял по миру, оставляя после себя лишь страдания и кровь.
Только что на моих глазах Лед одолел Огонь, в чем виделась своя гармония и справедливость. Но что произойдет, когда Лед столкнется с Мраком? Ведь оба они были не врагами, а почти что братьями, так как Мрак всегда благоволил Льду и выступал на его стороне в битве с Огнем.
Одно было известно наверняка: ни братьями, ни друзьями эти двое себя уже не считали…