Глава 21

Из окна мансарды дома, где мы укрылись, открывался неплохой вид на замок Штейрхоффа. И на все то, что творилось вокруг его замка.

Как и ожидалось, доносившийся до нас шум издавала толпа островитян, осаждающая это хранилище несметных капиталов. Именно осаждающая, а не штурмующая, поскольку штурм – или даже штурмы, – потерпели неудачу. Несмотря на то, что уже более полувека – со времен Второй Рунической войны, – никто не пытался разграбить столицу Вейсарии, ее банкиры были готовы к таким потрясениям. И могли противостоять атакам не только полудиких браннеров, но и, пожалуй, армий Эфима и Промонтории. В цитаделях Четырех Семей имелось все, чтобы выдержать долговременную осаду. Также, как, небось, и пути отхода, по которым Семьи могли сбежать из города, если вдруг их припечет чересчур сильно.

Неизвестно, что насчет других банков – по слухам, два из них были уже захвачены, – но банк Штейрхоффов Вирам-из-Канжира с наскоку не взял. Хотя все еще не терял такой надежды. В настоящий момент на подступах к замку царило затишье, но хойделандеры не сидели сложа руки. Разобрав на части несколько окрестных построек, они сооружали из добытых таким способом досок и бревен новые осадные башни. Взамен тех, чьи горелые обломки дымились у замковых стен.

Работа у браннеров кипела вовсю. Несмотря на то, что плотники из них были так себе, конечная цель их усилий – гора вейсарского золота, – продолжала воодушевлять их не только на бой, но и на труд. Созидательный, но отнюдь не мирный.

На что рассчитывали Чернее Ночи и его покровители, натравливая на хозяев Кернфорта головорезов из Хойделанда? Островитяне могли перевернуть вверх дном город, но для штурма столь крутых цитаделей у них была кишка тонковата. Да и нужной техники им недоставало. Неужто они были убеждены, что у них в запасе есть время для долговременной осады? Но на чем основывалась эта уверенность, хотелось бы знать?

– Даже не знаю, хорошо для нас или плохо, что здесь сейчас спокойно, – заметил Баррелий, продолжая украдкой следить за островитянами из окна. – Одно скажу наверняка: до ночи эти твари со своей работой не управятся. А, значит, ближайшей ночью штурма не будет. И это уже хорошо. Как стемнеет, я сделаю вылазку и попробую забросить в замок твое послание Штейрхоффу. Ты уже начал его писать, парень?… Эй, парень, я кого спрашиваю? Оглох, что ли?…

Так как ван Бьер не умел ни читать, ни писать, эта работа целиком ложилась на мои плечи. Загвоздка состояла в том, что у нас не было ни чернил, ни пергамента. Впрочем, последний мне могла заменить береста. Кто-то – видимо, грабители, – растоптали внизу большой туес с мукой, так что бересты у меня было навалом. А вот чернила мне предстояло изготовить самому. Для чего я должен был наскрести в очаге сажи, а потом смешать ее с ламповым маслом. Можно было, конечно, обойтись и водой, но я случайно обнаружил толику масла в черепках разбитого светильника на кухне. А оно, как мне, книгочею, было известно, являлось более удачной основой для чернил, нежели вода.

Был, правда, еще один способ – написать послание сиру Магнусу чьей-нибудь кровью: моей или Баррелия. Но поскольку безболезненная замена чернилам все-таки нашлась, до этой крайности мы доходить уже не стали…

– Эй, парень, я кого спрашиваю? Оглох, что ли?…

Дважды не получив от меня ответа, кригариец обернулся. И сразу понял, почему я молчал. Причиной тому была рука, крепко зажавшая мне рот. И это было не все. Еще одна рука уперла мне в горло лезвие кривого ножа. Уперла не слишком сильно, но оно тоже не прибавило мне разговорчивости. Как раз наоборот – заставило усомниться, а помогут ли мне мычащие звуки, которые я мог сейчас издавать. Я решил, что нет, не помогут. И потому не замычал, а предпочел дождаться, чем все это кончится. Тем паче, что я и так был лишен возможности сопротивляться.

Схватившие меня руки принадлежали смуглой женщине – явно канафирке. Саму ее я не видел. Она подкралась ко мне сзади, когда я смешивал за столиком масло и сажу, и схватила меня. Но я догадался, что это была женщина, разглядев краем глаза державшую кинжал, миниатюрную руку. На это также указывали две маленькие, но мягкие груди, к которым она прижимала меня затылком, и специфический запах, который точно исходил не от мужика.

Ну а когда сия коварная особа подала голос, это полностью подтвердило мои догадки.

– И снова здравствуй, кригариец! – прошипела она на языке орин, прикрываясь мною, словно живым щитом. – Какая приятная встреча! И какая справедливая! А чтобы она стала еще приятнее и справедливее, сейчас я надену на шею этого ребенка «змеиную уздечку» и стану задавать тебе вопросы. И попробуй соври мне хотя бы раз! Сразу увидишь, как этот маленький алхимик забьется в предсмертной судороге!

Однако ван Бьер отреагировал на вторжение злобной канафирки довольно-таки неожиданно. Я был уверен, что он выхватит меч и начнет выкрикивать ей встречные угрозы, но монах даже не дернулся. Выслушав ее, он лишь презрительно фыркнул и, скрестив руки на груди, спокойно заметил:

– А в прошлую нашу встречу ты показалась мне умнее, чернозадая грымза. И зачем, скажи на милость, ты устроила передо мной это кривляние? Неужто решила, что я поверю твоим угрозам? Или это месть за то, что в Дорхейвене я заехал по башке твоему приятелю, а тебя слегка попугал? Вот печаль-то! Зато сегодня ты застала меня врасплох, поэтому я признаю: ты – молодчина, а я – жалкий неудачник. Ну что, довольна? Теперь мы квиты или как?

– Почему ты уверен, что я не пущу кровь твоему сопливому приятелю? – осведомилась канафирка, не ослабляя хватки. Хорошо, что она не зажала мне нос, а то я уже и впрямь начал бы задыхаться.

– Потому что ты знаешь, кто он такой. И раз тебя принесло следом за нами в Кернфорт, значит, у Вездесущих тоже есть к этому парню интерес. Или, вернее, не к нему, а к его наследству. Хочешь сказать, я неправ?

– А если неправ, что тогда?

– Ну тогда давай, перережь ему глотку. Или задуши его «змеиной уздечкой». Или сверни ему шею. Или затрахай его до смерти – я слышал, вы и на такое способны… Короче говоря, убей его, раз он тебе не нужен. Потому что я плевать хотел на твои требования. И не стану отвечать на твои вопросы, если ты решила задавать их в таком тоне!

Если это был блеф, то довольно отчаянный. Руки у канафирки не дрожали, кригарийца она явно не боялась и, как по мне, могла легко привести свою угрозу в исполнение. Правда, это мое умозаключение основывалось лишь на детских эмоциях, а не на богатом жизненном опыте. Которого, в отличие от меня, у Баррелия было хоть отбавляй. Так что, судя по всему, он знал, что делал. Как знал он и канафирку, хотя в прошлый раз они расстались уж точно не полюбовно.

– Но разве мы с тобой можем разговаривать иначе? – спросила она у монаха. – Без заложников и накинутых на шею удавок?

– А почему бы не попробовать? – предложил он. – Как видишь, у меня получается говорить с тобой, не обнажая меч. Попытайся и ты – вдруг тоже удастся? Ты ведь еще в Дорхейвене сказала, что, разыскивая Чернее Ночи, я играю на стороне Вездесущих, как бы ни противно мне было это слышать. И я счел, что ты мне не лжешь. Поэтому сегодня у тебя гораздо больше шансов разговорить меня по-хорошему, нежели по-плохому. Да я и сам не прочь с тобой поболтать, если на то пошло… Итак, что скажешь?

Канафирка примолкла – очевидно, задумалась. И спустя какое-то время отпустила меня, дав понять легким толчком в спину, что я могу идти к кригарийцу. Сама же она отступила поближе к двери – затем чтобы вмиг задать деру, если их с ван Бьером разговор не заладится.

Я обернулся и только теперь рассмотрел нашу незваную гостью.

На вид ей было примерно столько же лет, сколько моей сестре – то есть двадцать с небольшим. Она была худой, но жилистой и гибкой, с обрезанными на уровне шеи, всколоченными волосами. Как она одевалась в повседневной жизни, неведомо, но здесь она носила грубую мужскую одежду и плащ. Последний выглядел столь замызганным, как будто его нарочно перед тем, как надеть, проволокли по мокрой пахоте. Впрочем, ничего странного в этом не было. Канафирка принадлежала к Плеяде Вездесущих – мастеров пускать пыль в глаза. И если бы она, накрывшись своим плащом, присела в темной подворотне, я мог бы пройти в шаге от нее и не заподозрить, что под этой кучей грязи прячется человек.

В детстве мне абсолютно все канафирки казались некрасивыми, и точно также я подумал об этой уроженке запада. Хотя с точки зрения взрослого человека она была, скорее, симпатичной, чем нет. Правда, чтобы оценить это, ее следовало для начала отмыть от грязи, аккуратно подстричь, причесать и принарядить. Чему она наверняка яростно бы сопротивлялась, ибо вряд ли забота о своей внешности входила в список ее любимых занятий.

– Я ее раньше где-то видел! Вот только не помню, где, – признался я Баррелию после того, как обрел свободу. Монах и Вездесущая в этот момент продолжали настороженно глядеть друг на друга. Ни дать ни взять – два распушивших хвосты кота, что не знали, как им разойтись без драки и в то же время не уронив достоинства.

– Разумеется, видел, – согласился кригариец. – Позволь представить тебе, парень, ту самую Канафирскую Бестию, портретами которой были увешаны все рынки Дорхейвена. Канафирская Бестия!.. – Он перевел взгляд на гостью, а рукой указал на меня. – Позволь представить тебе Шона Гилберта. Того, кого еще недавно называли Гилбертом-младшим, но волею трагических обстоятельств он избавился от своей фамильной приставки… Хотя о чем я? Ты же и так знаешь, как зовут этого парня и чем он знаменит.

– Канафирская Бестия? – удивленно переспросил я. Ее лицо отличалось от того портрета, который стражники расклеивали по городу, но в общих чертах сходство наблюдалось. – Правда, что ли?

– Правдивее не бывает, – подтвердил ван Бьер. – Честно сказать – та еще стерва. Прямо-таки пробу ставить негде. Но если у тебя хватит ума не класть ей палец в рот и не надеяться, что она прикроет тебе спину, с Канафирской Бестией можно поладить. Как и со всеми Вездесущими, которые не успели тебе задолжать. Потому что едва они становятся твоими должниками, тут же выясняется, что ты становишься их врагом!

– Не называй меня этим именем! – попросила канафирка, пряча кинжал в ножны. – Оно – мертвое. Канафирской Бестии больше не существует. Ты прикончил ее возле того ручья, вместе с бандой Хайнца Кормильца.

– Что ж, покойся она с миром, – покачал головой Баррелий. – Жаль мерзавку, но, клянусь, так вышло нечаянно – вы первые начали. А вообще это имя подходило тебе куда больше, чем то, которое ты получила при рождении… Как там бишь оно?

– В Плеяде меня называют Псиной, – ответила Вездесущая. Без малейшей тени улыбки или смущения.

– Псина?! О-о-о! – Брови монаха поползи вверх. – Беру свои слова назад – ваши магистры тоже знают толк в правильных именах. А что, отличная западная традиция! Назвал свое имя, и всем сразу ясно, как сильно любили тебя в детстве мама с папой.

– Это имя у меня тоже не навсегда, – уточнила Псина. – Когда я искуплю свою вину перед Плеядой, мне вернут мое настоящее имя. А пока мне запрещено не только произносить его вслух, но даже думать о нем.

– Не спрашиваю, в чем ты провинилась перед магистрами, поскольку не мое это дело, – отмахнулся Баррелий. – Спрошу о другом: как ты нас нашла и чего тебе надо от этого парня?

– Да я вас и не искала, – ответила Вездесущая. – Я пряталась здесь, неподалеку, услыхала снаружи шум, выглянула в окно и заметила, как вы перебегаете улицу. Разумеется, я не могла упустить такую удачу и побежала за вами. Хотя ваше появление не слишком меня удивило. Слухи о том, что сына гранд-канцлера увел из дворца его наставник-кригариец, расползлись по Дорхейвену через пару дней после резни. Никто, однако, понятия не имел, в какую сторону вы отправились. Но Илиандр и прочие, кому бегство Шона встало поперек горла, предполагали, что вы объявитесь в Кернфорте. Как видишь, они не ошиблись. А что до меня, то я нахожусь здесь не из-за мальчишки и не из-за его золота. Хотя по той же причине, что и вы: мне нужно попасть в банк Штейрхоффа и забрать из хранилища гранд-канцлера одну-единственную вещь. Не драгоценную, а интересующую Вездесущих исключительно в научных целях.

– Что за вещь? – спросил кригариец.

– Этого я вам до поры до времени не скажу. Если ее вдруг там не отыщется, то вам и незачем о ней знать, поверьте. А если она все-таки в хранилище, то вам от нее не выгадать никакой пользы. Наоборот, владея ею, вы обратите на себя пристальное внимание Вездесущих, а оно вам нужно? Зато, передав ее Плеяде в дар, вы получите нашу искреннюю благодарность и заверение в вечной дружбе – обещаю! И для Шона это будет самая выгодная сделка из всех возможных, что ты, кригариец, тоже не станешь отрицать.

– Очень интересная и своевременная новость! – оживился ван Бьер. – А то я гляжу в окно, раздумываю над тем, что вижу, и кое-что у меня в голове не связывается. Члены Капитула Громовержца и этот Илиандр – они же богатые люди! Наверное, одни из самых богатых в мире. И намного они станут богаче, если приберут к рукам наследство гранд-канцлера? По их меркам – явно ненамного. Карманная мелочь, не более. Однако ради нее курсоры отваживаются учинить хаос аж в сердце Вейсарии! При том, что в банках Кернфорта наверняка хранят свои богатства сами заклинатели молний. Вот и зачем, скажи на милость, им рубить сук, на котором они сидят, из-за сущего пустяка?

– На хаосе всегда можно хорошо нажиться, если устроитель этого хаоса – ты сам, – рассудила Псина. – Нажиться и заодно разорить конкурентов. Главное, перед этим обезопасить свои капиталы, потом прикарманить себе чужие и все – ты единственный победитель! Вот и весь секрет.

– А, может, дело вовсе не в золоте, а в той вещи, о которой ты заикнулась? – предположил Баррелий. – Может быть, не только ты, но и Илиандр охотитесь за ней? Ты утверждаешь, что это не драгоценность и что для нас она бесполезна. Я готово поверить, что это правда. Но то, что бесполезно для нас, может оказаться бесценным для заклинателей молний и для Вездесущих. И тогда возникает вопрос, зачем Шону отдавать эту вещь тебе, если он может откупиться ею от своего главного врага – Капитула Громовержца?

– Ею Шон от курсоров точно не откупится. Им она нужна еще меньше, чем ему, – усмехнулась Вездесущая. – Повторяю: лишь отдав ее Плеяде, он останется в выигрыше. В очень солидном выигрыше, ведь мы – единственные, кто сможет защитить Шона от Капитула. Не ты, кригариец. И ни один из королей востока. Только мы – единственная сила в Оринлэнде, над которой Капитул не имеет власти.

– А почему я должен отдать вам эту вещь, а не продать? – возмутился я. – У Вездесущих что, нет денег, раз они ходят по миру и выпрашивают бесплатные подарки даже у сирот?

Ван Бьер и Псина повернули головы и посмотрели на меня, как на жужжащего под ухом, докучливого комара.

– А паренек, гляжу, не только алхимик, но и завзятый торгаш. И это в его-то годы! Ишь, как ловко козырную «сиротскую» карту выбросил, на жалость мне хотел надавить, – усмехнулась канафирка. – Впрочем, неудивительно, учитывая, чей он сын. Чую, быть ему в будущем великим купцом. Или трупом со вскрытой глоткой, если он не переживет весь этот бедлам… Да, чуть не забыла: ты ведь задал мне вопрос, Шон! Вот только пусть на него твой наставник отвечает, раз уж он взялся учить тебя жизни.

– Я ему не наставник, а всего лишь попутчик, – уточнил Баррелий. Однако не послал Вездесущую к гномьей матери, а уважил ее просьбу и растолковал мне, в чем я неправ: – Видишь ли, парень, эта красотка с собачьим именем не хочет выкупать у тебя ту хреновину по одной причине: если ты сам не отдашь ей то, что нужно, она у тебя это украдет. Или не она, а ее приятели – неважно. И они это сделают, не сомневайся. Вездесущие, бывало, воровали короны с голов королей прямо средь бела дня и при всем честном народе. А тут всего-навсего надо обокрасть малолетнего сироту! Которому если что и перепадет от его наследства, так ему это даже хранить негде.

– Но… Но это же… Но так же… – замямлил я.

– …Несправедливо, да? – подсказал Пивной Бочонок. – О, еще бы! Если Вездесущим что-то понадобилось, можешь забыть о справедливости. Короче говоря, хочешь, отдай им ту вещицу, хочешь, не отдавай – выбор за тобой. Но раз они положили на нее глаз, они ее в любом случае получат.

– Так ведь нечего пока отдавать, – пробурчал я, потупив голову. Едва мне начинало казаться, что мое мнение имеет какой-то вес, как мне тут же давали понять, что я по-прежнему – никто, и звать меня Никак.

– А вот это ты, парень, верно подметил! Леди Псина может болтать все, что угодно. Но пока мы сидим здесь, а Штейрхофф – за стенами своего замка, вся ее болтовня – пустой звук! – вновь перешел на мою сторону монах. – Впрочем, раз она притащилась сюда раньше нас, значит, у нее в голове наверняка уже созрел план, как добраться до твоего наследства.

– Само собой разумеется! – не стала отрицать «леди». – И этот план у меня не только созрел, но и начал исполняться. И если вы прогуляетесь со мной до соседнего квартала – туда, откуда я вас заметила, – то сами убедитесь, что я нахожусь гораздо ближе к Штейрхоффу, чем вы думаете.

– Тогда зачем я вообще тебе нужен, если ты и без меня можешь заграбастать мое наследство? – огрызнулся я.

– Глупый малыш! – снисходительно улыбнулась мне Псина, разве что по голове при этом не погладила. – Без тебя мне придется быть плохой девочкой и грабить Штейрхоффа, что ему вряд ли понравится. А с тобой я могу получить то, что мне надо, не ссорясь с банкиром и его стражей… Хотя нет, об этом поздно волноваться. Кое с кем я уже поссорилась, и теперь мне хочешь не хочешь придется просить у сира Магнуса прощения…