Глава VIII
Собор Святого Грегора
Утро нынче тёмное, скорее всего, будет дождь. Небеса окрашены всеми оттенками серого, словно у Бога выкрали синие краски. Что только держит меня в этом сыром, как подвал древнего замка, Гольхе? Истериан и Арика, а также обилие Бликов…
Я это прекрасно помню, но часто задаю себе этот вопрос. Быть может, однажды я найду на него иной ответ и смогу покинуть ненавистную столицу. Но это будет нескоро, если когда-либо будет.
Я устроился в кабинете и взялся читать старую книгу, которую тайно храню на книжных полках, где фолиант теряется среди научных трактатов. Старая книга Иоаннитов, тысячестраничный том о истории Ордена, о его великих магистрах, о знаменательных деяниях и многом другом. Я штудирую раздел, посвящённый реликвиям Ордена – пытаюсь найти хоть какое-нибудь упоминание об артефактах Рокфеллера. Почти все творения иоаннитов единичны, и артефакты, существующие в трёх экземплярах, резко выделяются из общей массы. Но за всю ночь и половину утра я не обнаружил ничего подобного.
На часах уже половина одиннадцатого.
Пожалуй, стоит пока отложить книгу, не оказавшую мне никакой помощи, и отвлечься.
Разлёгшийся на полу Хорис, приподняв голову с лап, глухо, как из бочки, проскулил. Видимо, пытается мне высказать какое-то существенное замечание, но я, к несчастью, понять пса не могу.
За окном начался порывистый ветер. Срывая с усталых за весну и лето деревьев сухие листья, он погнал по дороге прохожего, стараясь сорвать шляпу, словно тот же лист с дерева.
В дверь трижды постучали. Получив приглашение войти, в дверях появилась Арика с набором для уборки.
– С добрым утром, Август, – бодро поприветствовала меня служанка и приступила к смахиванию пыли.
– Не такое уж и доброе.
– Почему тебе так не нравятся облака? – искренне недоумевая, спросила Арика.
Я уже спрятал на полке древний фолиант, о котором ни Арика, ни Истер даже не подозревают, и взял маленькую красную лейку, чтобы полить свой кустарничек.
– Чаще всего из облаков идёт дождь, – ответил я, согнувшись над горшком, – А это мокрота, сырость – что в этом может быть хорошего?
– Свежесть. Гольх плохо убирают, а дождь смывает грязь в море. А весной дождь питает землю, растения. В парке от него зелено и приятно.
Можно поспорить, что для всего этого не нужны те биллионы литров, что обрушиваются на город, отсыревший от вершин крыш и до глубин подвалов, но я в дискуссию ввязываться не стал, предпочитая оставить своё мнение при себе. Жизнь показывает, что донести его до других практически невозможно.
– Истериан уже проснулся? – осведомился я у Арики, памятуя, что вчера он смог-таки довести себя до опьянения. Когда только успел?…
– Давно. Уже уехал.
– Куда?
Арика безмятежно пожала плечиками и прибрала локон за ухо, восстанавливая строгую причёску:
– В библиотеку, как он сказал.
– Зачем?
– Он не упомянул, но был очень возбуждён, – Арика продолжила делать вид, что ничего особенного не произошло. В самом деле, Истериан способен на самые непредсказуемые поступки, по сравнению с которыми посещение библиотеки – до скуки обыденное событие.
Любопытно, что только могло понадобиться долговязому в царстве знаний.
– Я оставила чай в гостиной перед тем, как прийти сюда, – Арика вернулась к венчику, – Если поторопишься, он не успеет остыть.
– Спасибо, Арика, – брякнул я и пошёл в гостиную.
В самом деле, скоро уже и обед, а я даже не завтракал. Привычку увлекаться каким-то делом и забывать обо всём не удаётся искоренить. А я пробовал, честно.
В прихожей я невольно посмотрел в сторону двери и остановился, смущённый незаметным с первого взгляда изменением. Какая-то мелочь явно не на своём месте, но понять, какая именно, я смог только спустя полминуты: сапожки Арики стоят не на своём привычном месте, а неловко свалены в углу и перепачканы грязью. Непохоже на юную аккуратницу.
На столике в гостиной исходит паром чайник в компании трёх чашек, приготовленных на случай возвращения Истера и приезд одной зачастившей сюда гостьи. Рядом лежит сложенная газета. Налив себе чашку, обрадовавшую меня фактурным запахом эдельвейса, я взялся за свежий номер.
На первой полосе вновь пишут о многочисленных убийствах. За ночь было убито три человека в разных частях города. Ссылаясь на заявления сантибов об отрезанных мизинцах, газетчики кричат об очередной волне бесчинств сектантов. Власти говорят, что преступления произошли, несмотря на увеличенное количество патрулей сантибов. Свидетелей, как и ожидалось, ни одного. Рассматривается возможность введения комендантского часа.
Гольх в панике. Пока это чудовище ещё не вцепилось в столицу когтями, клыками и не облепило его склизкими щупальцами, но жители уже чувствуют его хриплое дыхание. Не пройдёт и недели, как каждый горожанин будет ходить только по освещённым улицам и только в светлое время суток, да ещё и не по одиночке.
В церквях сейчас, очевидно, аншлаг. Люди начинают ставить свечи за свою жизнь и за жизни близких.
Но мне вот что неясно: если сектанты настолько сильны и уверены в себе, то к чему носящим маски продолжать заниматься такой ерундой, как беспричинные убийства и отрезания пальцев. Словно они творят преступления спонтанно или имеют проблемы с централизованным руководством. Либо же что-то ещё, что я понять пока не в силах.
Удивительно, что арестовав уже не меньше пары десятков сектантов, сантибы не могут ровным счётом ничего из них вытянуть. Ребята молчат, где нужно, как рыбы без языка. Похоже, очень преданы своему лидеру. Деньгами такого не добьёшься.
Или блюстители закона не тех арестовали. Возможно, на серьёзные операции специально отбирают самых идейно преданных людей, а наёмники выполняют грязную работу.
Следующей статьёй идёт заметка о заявлении министра внутренних дел, достопочтенного Димитра Фурьяже, о неоднократных попытках подкупить его неизвестными. По словам Димитра, где-то полгода назад странные личности предложили ему крупную сумму денег, и вот теперь ситуация повторилась буквально на днях. Своих требований, однако, неизвестные не назвали.
Ещё бы им называть – никакой язык столько не назовёт. Подкупив министра внутренних дел, можно творить в стране много всего такого, что запрещает такая интересная книжка, как Уголовный Кодекс. Он имеет столь сильное влияние на Сантиб и суд, что с его помощью можно безнаказанно провернуть практически любое дело.
Странно, что Димитр Фурьяже стал оглашать инцидент в газетах. Боясь наказания, неизвестные могут в следующий раз прийти к нему с линейным ружьём. Всё в Гольхе возможно.
Я отвлёкся от газеты и занялся чаем, чтобы тут же услышать хлопок двери в прихожей. Вернулся Истериан.
– Слава Богу, Август, ты оторвался от чтения той книжки! – вместо приветствия сказал мне длинноволосый полукровка, вваливаясь в гостиную.
– С чего ты взял, что я читал? – я заметно насторожился.
Истериан плюхнулся в кресло напротив:
– В окно видел.
– Через окно не видно мой рабочий стол.
Истериан, сделав хитрое лицо, которое ни один человек даже близко состроить не сможет, потрогал висок, намекая на Блуждающий Взор:
– Я очень старался, – иронично покрасовался мой друг, – Что читал?
– Географию, – хмуро соврал я.
– Судя по толщине, в книге полно карт, – Истериан сделал вид, что принял мою ложь, но по тону понятно, что он мне не верит.
Тут я заметил в руках у полукровки какую-то книгу, значит, он в самом деле был в библиотеке. Наведываться в хранилище знаний рано утром – это в его репертуаре.
– А что у тебя? – я кивнул на тонкий томик.
Мой товарищ обрадовано продемонстрировал книгу, держа её на вытянутой руке прямо у моего носа. На чёрной обложке красуется раскрытая ладонь и готические алые буквы «Хиромантия». Пособие для гадалок?
– Объяснишь, на кой чёрт тебе сдалась эта макулатура? – потеряв интерес, спросил я.
– Хочу кое-что понять, – полукровка налил себе чашку чаю, – Связанное с сектантами.
– Удиви меня… – я подстегнул товарища поскорее всё разъяснить.
– Хочу понять, почему именно мизинцы. Сектанты не отрезают других пальцев.
– Думаешь, это имеет большое значение?
– Не знаю, но не стоит отрицать.
Что ж, не уверен, что Истер найдёт хоть что-то интересное, но не стоит ему мешать. Возможно, он откопает какую-нибудь маленькую зацепочку, такую же маленькую, как и слух о связи Бликов с исследованиями профессоров университета… Как-нибудь следует рассказать Салли и двинуться в этом направлении, благо других у нас пока просто нет.
Истериан моментально погрузился в свою книжонку, сверяясь с оглавлением. А затем начал с силой листать страницы, чтобы поскорее добраться до нужной главы. На лице – знакомая маска учённого, корпящего над мудрыми письменами.
Я же, совсем позабыв неинтересную газету, посмаковал чай с песочным печеньем, наготовленным Арикой. Выпечка у служанки ничуть не хуже прочих блюд.
– Кажется, я нашёл то, что нужно, – пробубнил скрюченный над книжкой Истериан спустя десять минут вождения пальцем по строчкам.
Я промолчал, что мой друг расценил, как просьбу прочесть вслух:
– В хиромантии каждому элементу ладони даётся своя функция, своё значение. Немаловажным является и значение пальцев на руке. Если смотреть по длине, то сразу бросится в глаза, что средний палец гораздо длиннее, что определяет его главенство, а остальные, меньшие, группируются справа и слева от него. Поэтому нередко руку сравнивают с четырёхчашечными весами, где большой и указательный пальцы представляют чашки с одной стороны, а безымянный и мизинец – с другой.
Истериан украдкой посмотрел на свою ладонь, подвигал пальцами и продолжил:
– Здесь хиромантия соединяется с астрологией, подчиняя пальцы планетам: средний палец подчинён Кроносу (означающему неизменимое предопределение, судьбу), безымянный – Солнцу (роль человека в искусстве), указательный – Зувсу (отношение человека к разного рода почестям), большой – Фрутис (связан с чувствами) и мизинец – Гирмирию (расположение человека к наукам).
Полукровка остановился и задумчиво подпёр голову кулаком. Я не мог дождаться от него ни слова в течение десяти минут, чего не сильно-то и хотел, но молчание затянулось:
– Ты узнал, что хотел? – ровным голосом спросил я.
– Нет, – не стал врать Истериан.
– Это всё, что там сказано?
– Конечно же, нет, – обижено принялся защищать книгу мой друг, – Тут ещё много всего, но дальше идёт, по большей части, про линии на пальцах, сгибы, длины фаланг… Думаю, если всё прочесть, найти что-нибудь занятное можно.
Отрадно, что Истер нашёл, чем заняться, хоть и довольно, на мой взгляд, бесполезным делом. Так он хотя бы будет меньше мешать.
– Не думаю, что сектанты руководствуются учениями гадалок, – вырвалось у меня.
– В то же время неясно, чем они вообще руководствуются, – Истериан расслабился в кресле, – Читал газету?
– Да.
– Порезали ещё троих, что для большой группировки ещё не так много. Вот только чего они этим добиваются? Для чего им нужны мизинцы?
– Для глупых ритуалов, – в моей голове давно поселилось именно такое объяснение происходящим убийствам.
Истериан категорически не согласен, что активно выразил всеми своими движениями головы, рук, плеч и прочего:
– Для ритуалов они могли бы и свои отрезать, я так думаю. Может, бусы или чётки делают?… Ну, на бутафории сдвинулись…
– Иными словами, без особого смысла?
Полукровка сильно задумался над этими словами, после чего выдал лишь:
– Возможно.
Мы прекратили обсуждение садистических проявлений сектантов и занялись добиванием чая и печенья. На улице становится всё пасмурнее, словно в и без того тёмные тучи подлили дёгтя. День обещает нам много воды и холода.
Лучше не думать о злосчастной погоде, что у меня отлично выходит за роялем. На ум ничего не идёт, кроме странноватых композиций с вертлявыми созвучиями и вечно меняющимися тональностями, похожими на хаос, заключённый-таки в кандалы порядка и чёткости. Мелодия не задерживается в ушах, действуя на слух, она продолжает движение в голову, вкручиваясь в самый мозг, чего ни одно другое сочетание звуков сделать не может. По крайней мере, ни одно другое не способно делать это так беспринципно.
Самое сложное произведение мне далось довольно легко, я даже не сфальшивил в том месте, где до этого делал это регулярно. Истериан сидит неподвижно с таким видом, будто готов прыгать и хлопать в ладоши, как маленький мальчик.
Меня остановили. Резко и неожиданно. Мощный стук в дверь сбил меня с ритма, и я вынужден был прерваться. На пороге уже околачивается гость, и я практически уверен, что знаю, кто это пришёл спозаранку.
Спустя всего полминуты я убедился, что был прав. В гости пожаловал детектив Салли Фер. Сегодня она надела клетчатый тёмный пиджачок и юбку-карандаш. По виду девушки можно предположить, что она с самого утра безостановочно бегает по городу.
– Доброе утро, мальчики! – поприветствовала нас Салли и присела на диван.
Я предпочёл остаться на стуле перед роялем.
– Ты, Салли, выглядишь вымотано, – заметил Истериан, – Что с тобой?
– Облетела полгорода! – стараясь выражением глаз выразить всю полноту своей усталости, ответила девушка, – Занималась допросами.
– Что это дало? – включился и я.
Салли сконфужено опрокинулась на спинку дивана, и тут подоспела Арика со стаканом холодной воды для неё. Отпив немного, детектив недовольно ответила:
– Представьте себе – ничего! За утро я успела допросить всех, чьи имена мы получили вчера вечером, но ни один из них не знал об артефакте, некоторым лишь был известен сам факт покупки.
– Либо кто-то из них врёт… – отметил я.
Девушка неопределённо махнула рукой и поджала губы:
– Я привыкла изобличать ложь, Август. Не думаю, что я столкнулась с бесподобным актёром, способным скрыть свои эмоции.
– Поверим тебе на слово, Салли.
– И что это означает? – спросил Истериан.
– А это означает то, что наша теория о замешанности в этом какого-то влиятельного махинатора не подтверждается, но это пока, – задумчиво проговорила Салли, вперив взгляд в потолок, – Мы, как и все, могли упустить ещё одну личность, с которой покойный Борн был знаком.
– Либо об артефакте узнали иным образом… – я только сейчас вспомнил одно обстоятельство.
Истериан и Салли с интересом ждали от меня продолжения.
– Я же уже говорил, что один из аронакесов умеет читать мысли.
– Если так, то это сразу отрезает нам все ниточки, – досадливо заметила Салли, – Так или иначе, но на заказчика напрямую выйти не получается. Думаю, проще будет сделать это через исполнителя.
– Поймаем Хестера?
– Попробуем.
– Но как нам его искать? – растеряно пробормотал Истериан, – Мы не знаем ни где он может находиться, ни его целей, ни мотивов.
– Нужно раздобыть его досье, – размеренно произнесла утренняя гостья, – Из него мы можем вычленить что-то интересное.
Я встал и подошёл к окну, чтобы следить за пустой улицей, и попутно кинул вопрос в воздух:
– А почему мы не сделали этого раньше?
– Оно засекречено, – безапелляционно выдала Салли, взметнув тонкие брови вверх, – И достать его будет непросто.
– Досье у сантибов? – оживился Истер.
– Хуже, – заговорщически понизила голос девушка, – Оно всё ещё в Соборе Святого Грегора.
Тут не просто хуже, тут во много тысяч раз хуже! Я даже скривился, выслушав заявление Салли. Священники – народ особый, а церковь – довольно специфичная структура. Все её дела, в том числе и документация, считаются неприкасаемыми и недоступными никому. Даже правительство не в праве требовать от них выдачи разного рода бумаг, что говорить о частном детективе… Единственный способ добраться до документов церкви – украсть, но… сами понимаете, что такое красть у церкви её собственность. Это значит плюнуть в лицо многим…
Если вспомнить, с Орденом так поступили, не поведя бровью, но это не даёт мне повода сделать ответное. Я категорически против.
– И как их оттуда достать? – я до последнего верил, что у Салли есть альтернативный вариант.
Но нет.
– Украсть, – безразлично ответила Салли, чем вызвала у меня сильную вспышку гнева.
– Я против!
– Иначе никак, Август, и ты это понимаешь, – гнёт своё детектив Фер, – Мне, точнее даже нам всем, нужно, чтобы ты выкрал досье из Собора.
– Я не стану этого делать! – я практически орал.
– Так нужно! Жизни людей и поимка преступников важнее, чем религиозные нормы!
– К тому же ты атеист! – включился поддерживать девушку Истериан.
– Послушайте, я не собираюсь ничего красть из Собора, и ни одно ваше слово не изменит моего решения! – с налитыми кровью глазами закричал я на коллег, – И дальше мы эту тему обсуждать не будем!
Я поспешил покинуть гостиную и вышел в коридор, собираясь закрыться от этих людей в кабинете, но на середине пути изменил своё решение. Накинув пальто и шляпу, я вышел из дома на ненастную улицу, громко хлопнув дверью.
В парке всегда тихо. В обеденное время людей приходит немного и можно смело рассчитывать на покой и уединение.
В маленьком прудике, на гладкой поверхности которого лениво плавают листья-кораблики, нет ни единой птицы. Очевидно, пернатые почувствовали надвигающийся холод и уже приступили к организованной миграции.
Моя лавочка одна на ближайшие сто ярдов. Я забрался в довольно укромный парковый уголок, оборудованный для простых прохожих не так хорошо, как в центре. Надо мной склонился сутулый тощий столб с фонарём, который, судя по разбитому состоянию, уже давно никто не зажигает и даже не подумывает.
Должно же быть хоть что-то святое… Хоть что-то… Один человек многие годы потратил на изобретение газового фонаря, другой потратил немало сил на выковку фонарного столба, мэрия ежегодно отчисляет определённые суммы на зарплату фонарщикам, а фонарщики каждый вечер обходят и зажигают десятки фонарей. И все их труды сводит на нет меткое попадание камнем…
Церковь свята. Я не верю в Бога, но понимаю, что для сотен и даже сотен тысяч людей вера очень важна, она даёт им силы, надежду, уверенность. Для всех них она так же свята, как для нашего Ордена человеческая жизнь, а может, даже больше, не могу знать. Церковь – это что-то неприкасаемое, возвышенное, на стабильность которой, на её устои, на её порядок нельзя посягнуть! И это очевидно неверующему…
Должно же быть что-то святое…
Возможно, за это я и не люблю ни Гольх, ни Альбион. Люди здесь слишком самоуверенны в себе, чтобы, не задумываясь, топтать то, без чего ещё вчера мир невозможно было представить.
А ведь должно же быть что-то святое! Но не деньги же! Бог, стоит поверить, будет у каждого, а ялеры не притянет ни одна вера! Бога нельзя растратить, потерять или пропить. Почему-то, это понимает неверующий…
И ещё сектанты. Верить в кровь и насилие, молиться на отрубленном мизинце и отдавать душу на растерзание душе демона… Ещё никогда я не видел такого гротескного облика религии. Проклятые еретики носят широкополые шляпы, думая, что это чёрные нимбы.
Но даже ради возможности остановить их я не готов сам плюнуть на церковь.
Минуты тянутся одна за другой, словно вагоны перегруженного состава в гору. Не по себе, хочется пойти и проломить кому-нибудь голову.
Спустя какое-то время меня одёрнул негромкий приятный голос:
– Август.
Детектив Салли Фер выследил меня и здесь. Странно, желания как следует наорать и проучить девчонку нет. Я уже устал на неё злиться. Теперь это лишь слабый бессильный гнев:
– Чего вам? – гневно выплюнул я.
– Мы же условились говорить на ты, – мягко, чтобы ненароком не вывести меня из шаткого равновесия, напомнила Салли.
– Сейчас я, чёрт возьми, не хочу обращаться к вам на ты!
– Воля твоя, Август…
– И вы ко мне не смейте! – предупредил я девушку.
– Хорошо, Август, воля ваша! – легко согласилась Салли, – Пройдёмся?
– Куда вам не терпится пройтись?
– До Собора Святого Грегора, – после прямого, как лом, ответа мне странным образом не захотелось злиться.
– Всё ещё думаете меня убедить?
– Глупо было бы так просто отступать.
Девушка обезоруживающе улыбнулась, став на время простой мисс Фер, а не частным детективом Фер. Итог всего этого балагана только один. Я не собираюсь помогать ей ни при каких условиях, и мне неприятно сейчас находиться рядом с ней.
При всех этих составляющих чёрт всё же дёрнул меня согласиться.
В пяти сотнях ярдов от центра города к югу располагается самый крупный собор на Альбионе – Собор Святого Грегора. Построен он ещё в те времена, когда данное место было окраиной будущей столицы. Изначально это было маленькое святилище в мелком селе. И уже когда Гольх разросся, на месте давно снесённого святилища воздвигли громадный Собор и нарекли по имени первого прелата Альбиона.
Собор представляет собой гигантский белый храм с куполом, увенчанным надстройкой и двумя башнями-звонницами. Расположенный на холме Тьегдал, Собор Святого Грегора виден во многих точках Гольха. Белая громадина купола поддерживается по периметру тридцатью двумя колоннами.
В колокольнях Собора устоновлено семнадцать колоколов, из которых тринадцать – в северо-западной башне и четыре (включая знаменитые бронзовые исполины Большой Роу и Большой Ненг) – в юго-западной башне.
В соборе для посетителей всегда открыты серебряная и каменная галереи, а также центральный немой зал. Последний назван так из-за свойств стен не пропускать звук с улиц, а также частично поглощать звуки, идущие к алтарю, и наоборот усиливать те, что идут от него. Таким образом, священника, читающего молитву, прекрасно слышно, в то время как шепотки и разговоры прихожан глохнут.
Также Собор является усыпальницей для более чем двухсот самых известных граждан Альбиона. Последний раз здесь хоронили около пятидесяти лет назад, но с тех пор мест в Соборе совсем не осталось, и традицию, видимо, упразднили.
Неторопливым шагом мы добрались до Собора. Сейчас как раз должна проходить дневная месса. Вместе с нами в гигантский храм спешит не так много верующих, поскольку большинство уже пришли и собрались в немом зале. Шагая по небольшой площади перед Собором, мы то и дело обгоняем одиноких людей, приодетых по случаю посещения литургии.
На ступеньках Салли кивком обратила моё внимание на статую ангела, раскинувшего мраморные крылья над входом:
– Красивый ангел! – засияла девушка, – Мне нравится!
– Раньше вы здесь не были? – я ссутулился и спрятал руки в карманах, стараясь не смотреть в сторону Салли.
– Нет.
– Я тоже.
– Слышала, здесь очень красиво! – мечтательным голосом прозвенела, как маленький колокольчик, девушка.
Она ошибается: не существует таких слов, способных кратко и лаконично передать гениальность работы скульпторов, отделочников и, разумеется, архитектора. По крайней мере, так мне рассказывал Франц.
– Вам понравится, – глухо заверил я детектива.
Мы поднялись по ступенькам на порог колоссальных по размерам и красоте двустворчатых дверей. Сразу за порогом начинается развилка: два арочных проёма уходят вправо и влево и ещё одна двустворчатая дверь гораздо более скромных размеров ведёт прямо. За неё шмыгнул спешащий прихожанин, и через узкую щель приоткрытых створок в коридор полились звуки органа и церковного хора, вытягивающего гремящие звуки, больше всего похожие на звучание пароходного гудка, научившегося вдруг красоте и благозвучию.
– Пойдём сядем? – предложила Салли.
– Странно, что вы предлагаете, – с сарказмом ответил я.
Девушка не поленилась сделать вид, что не понимает, о чём я:
– А что вас смущает?
– Я-то думал, вы, мисс Фер, предложите прогуляться мимо спусков в подвалы.
Салли, усмехнувшись, махнула рукой, мол, не настолько она прямолинейна, чтобы так грубо действовать. Подключение более тонких методов, вроде убеждения, психологии обречены на провал, но я не собираюсь повторять этого: пусть помучается, если ей так хочется.
– Здесь спокойно, – отвлеклась Салли, – Даже и в голову не придёт, что за стенами слоняются безбожники.
– А руководит ими тот, кто когда-то служил в этом Соборе, – пришлось поддакнуть мне.
В немом зале, стены и сводчатый потолок которого сплошь покрыты цветной мозаикой, лавочки, ровными рядами стоящими перед алтарём, наполовину заполнены людьми. Прихожане, разные, как цвета радуги, собрались сегодня и собираются раз от раза ради одного – стать ближе к Богу. О чём просят всевышнего эти люди можно только догадываться. Здоровья ли ближним, удачи в торговле, большой любви, шанса исправить ошибки? У каждого найдётся свой вопрос Господу.
Из громадного органа, раскинувшего в разные стороны трубы, словно мифический кракен щупальца, течёт по залу берущая за живое музыка, рождаемая ловкими пальцами музыканта. Большой хор священников басами выводит слова песнопения на вестре.
Мы с Салли сели в предпоследнем ряду, полностью пустом, и включились в слушание хора. Нам удалось сохранить молчание до самого конца песни, но мне-то было легко: я совершенно не хочу разговаривать.
Но, как только хор священников ушёл, и их место занял читатель молитв, Салли решила покончить с молчанием:
– А вы верите в Бога, Август?
– Нет, – сухо ответил я.
Девушка, немного удивлённая, вскинула брови и пару раз стукнула ноготками по деревянному подлокотнику.
– Почему, если не секрет?
– В основном от того, что это мне кажется малодушием, – ничуть не исправив грубого голоса, продолжил я, – Надеяться на, вероятно, вымышленную силу, на мой взгляд, неверно.
– Справедливое замечание, – одобрила Салли, поправив небрежным движением руки прядь волос, – А хотите узнать, почему я не верю?
– Нет.
Но, естественно, этот ответ девушку не остановил:
– Моя сестра умерла десять лет назад, хотя мы каждый день ставили свечку за её жизнь. Если Бог не помог в такой ситуации, когда надежда была только на него, то он не стоит веры.
– Сочувствую, – растеряно ляпнул я.
– Ничего, это было давно, так что сейчас мне легко об этом рассказывать.
Мы дослушали ещё и молитву до конца, вслед за которой началась проповедь. Пухловатый священник окинул взглядом прихожан и начал читать по памяти:
– В мире жестокости, войн и насилия мы должны искать в себе и своей вере силы, которые помогут нам избегать сих неправедных проступков. В мире, где грехи преследуют нас на каждом шагу, важно иметь силы держаться подальше от искушения. Важно жить, но жить при этом праведно. Жить с пользой для бессмертной души, а не для смертного тела – вот цель праведного человека…
– Считаете, что прожили грешную жизнь? – оторвала меня от священника Салли.
Ответить на её вопрос однозначно крайне сложно. По-хорошему ответ должен занять не меньше пары часов, а то и больше, потому что уж слишком неоднозначны были мои поступки и ещё более неоднозначным было моё отношение к ним.
– Я слишком много прожил, чтобы не совершить много грехов, – уклончиво ответил я.
– А вы совершили много грехов? – Салли решительно не желала униматься.
– Больше, чем вы можете подумать.
– И вы жалеете, что прожили свою жизнь именно так? – полушёпотом проронила девушка, почувствовав, что вступила на зыбкую почву.
Я много раз задавал себе тот же самый вопрос, и достойный ответ на него у меня давно готов. Вот только озвучить его я решился не сразу, помучив собеседницу тишиной:
– Да, жалею…
Салли словно бы сжалась, чувствуя полную неуверенность в себе. Она сама загнала себя в ловушку, подняв щекотливую тему. Однако бесы в её головке не давали ей просто прекратить разговор:
– А ваша работа… – нерешительно замялась Салли, – Это сродни искуплению?
– Нет, просто способ выжить, – я отвернулся в сторону и натолкнулся взглядом на маленького ангелочка, вырезанного на подлокотнике на правой стороне лавки.
– Выжить? Звучит так, словно вас в Гольхе травить пытаются…
– Поверьте, некоторые пытаются, – я только сейчас вспомнил, что в Соборе, вообще-то, полагается снимать шляпу.
Салли эта фраза показалась достаточно забавной, что девушка отметила улыбкой. Вернувшись на привычные рельсы уверенного и непоколебимого человека, она спросила давно ожидаемый вопрос:
– Почему вы не хотите помочь расследованию?
– Дело в том, что задуманное вами – нарушение закона. Закона, основанного не на власти, а на морали. Мои убеждения не позволяют мне так цинично обходиться с одной из главных ценностей человечества.
– Странно, – недоверчиво сузила карие глаза Салли, – Вас напротив считают неисправимым циником!
– Когда дело идёт о ценностях, придуманных людьми без особой нужды в них, я не считаю себя обязанным ставить их в значимость. Но религия – это другое, это что-то древнее, устоявшееся, ставшее неотъемлемым. Уж её-то имеет смысл уважать.
– Даже если ты атеист? – я безболезненно принял возвращение к обращению на ты.
– Даже если…
Салли с донельзя серьёзным видом уставилась на меня:
– Считаешь, что за одним воровством последует что-то серьёзное?
– Наш Орден тоже был непоколебим и неприкасаем, и его падение началось также с мелочей. Традицию щёлкать по носу мощной силе быстро подхватывают, так что не стоит даже пробовать давать плохой пример.
– Но цель оправдывает средства! – неожиданно напористо взялась мисс Фер.
– Сегодня ты воруешь досье из хранилища Собора, а завтра какие-то умники сволокут ангела, что над дверьми, а через год Собор сожгут, а через два на месте всех храмов будут строить особняки и рестораны, а бывшие священники пополнят ряды почтальонов, дворников и сторожей. Такие средства оправдывают десять строчек текста?
Салли недоверчиво и обижено замкнулась в себе, скрестив руки на груди.
– Ты сгущаешь краски, Август.
– Пренебрежение к иоаннитам родилось с изобретением парового молота. Сравнивайте сами, но прошло всего двести лет, и иоаннит остался всего один! – потеряв всякую попытку достучаться до Салли, грубо отрезал я.
Священник за алтарём продолжал длинную эмоциональную проповедь. Слова, в целом, донельзя банальные, но очень духоподъёмные, какими их делал обладающий ораторским искусством святой отец.
В один момент он замолчал, и следом раздался мощный звучный колокольный перезвон: звонари отмечают ровно три часа.
– Нельзя же так пренебрегать важнейшей зацепкой! – продолжила добиваться моего понимания Салли, стоило затихнуть бронзовым гигантам.
– У тебя их есть ещё и не одна, – я продолжил оборону (что мне ещё стоило делать?).
– Это не так.
– Профессионал не может найти концы ниточек, за которые можно размотать клубок? – чудным образом балансируя между криком и шёпотом, сказал я, – Сложно поверить.
– Это дело непростое, – искала себе оправдания кудрявая девушка, – Раскрыть его будет очень сложно! Но для скорейшего приближения к результату следует…
– Я не собираюсь! – перебил я Салли.
– Хорошо, – безразлично ляпнула девушка, – А вот, кстати, и Истериан!
Истериан? Я и думать забыл о полукровке! И теперь, когда я обернулся, то увидел осторожно протискивающегося между рядами друга. Как я и опасался, в руках у долговязого какие-то бумаги…
Детектив не смог уговорить меня, но мне и в голову не приходило, что вместо меня с этим может справиться и кто-то другой. Попавший в полное распоряжение красивой и хитрой девушки Истериан всё сделал сам, а всё, что сейчас проворачивала Салли – лишь отвлекающий манёвр.
– Досье здесь! – довольный собой Истериан присел рядом и протянул мимо меня бумаги нашему детективу.
– Отлично, Истер, молодец! – радовалась вместе с полукровкой девушка, – Видишь, Август, ничего в этом жуткого нет.
Тонкое досье на Хестера Гроула вертится в руках Салли, которая принялась мять раздобытую бумажку. Так погано, хочется злиться и крушить! И хочется поскорее убраться подальше! В последнем себе отказывать не стану…
– Я ухожу! – зло бросил я Салли и предателю Истеру и вскочил со места.
Священник продолжает читать длинную проповедь:
– И защита у нас будем от стальных мечей! И от алого огня будет! И от бездушных демонов и их когтей и зубов будет…
Вот тут я уже просто прокричал на весь зал, забыв про приличия:
– Святой отец, вы ошибаетесь! У демонов есть душа!
Проводить меня до выхода возмущёнными шепотками и грозными взглядами считали себя обязанными все прихожане. Шляпу я демонстративно нацепил ещё не дойдя до дверей. Прихожане уже завтра забудут. Чего они только не видали, в самом деле…
Арика сидит рядом. Пару минут назад она всеми силами пыталась привести меня в нормальное состояние, но её отчаянные попытки практически не принесли результатов. Единственное, чего она смогла добиться, это того, что я прекратил выплёскивать лютую злость наружу и стал тихо сидел, отведя глаза. Словно в бутылку, я затолкал клокочущий гнев внутрь себя и заткнул воображаемой пробкой.
Некоторые люди с непомерным чувством эгоизма переступают через интересы других и заставляют их терпеть сию несправедливость. Салли и Истериан пошли против моего желания, против моих убеждений и считают это правильным… Мне ли не возмущаться, что они неправы?
В гостиной, в комнате, где ещё полнедели назад я мог чувствовать себя уютно и спокойно, сейчас ровно четыре человека, двух из которых я на данный момент просто не желаю видеть. Весь мой маленький закрытый мир в последние дни рушится, его раздирают, как панцирь на живой черепахе, отрывая вместе с кусками плоти. Мне и моим близким угрожают сектанты, сэр Рокфеллер задел меня за живое, желчно посмеявшись над моим прошлым, а в мой неприкасаемый дом проникла, пожалуй, самая раздражающая девушка на земле.
Я быстро обсох: стоило только покинуть Собор, как начался злополучный дождь, под которым я основательно промок. Жар от растопленного камина преотлично исправил последствия этого казуса.
Мисс Фер, наглая безбожница, зачитывает вслух выкраденное моим недалёким товарищем досье:
– Хестер Гроул, родился 15 мая, год рождения не указан. Уроженец Гольха. Отец – Смит Гроул, сапожник, мать – Эмерейн Гроул, гувернантка. Сестёр и братьев не имеет. Закончил школу Едшгеера, затем университет Благородного Диттора по специальности теология. В учёбе проявлял старание и усидчивость, отличался в истории и праве. Состоял в университетском хоре и в кружке мировых религий…
– И ещё в сатанинской секте, – пошутил Истер.
– Не перебивай. После университета долго работал в Большой Библиотеке, пока не ушёл в священнослужители. Его сразу взяли в Собор Святого Грегора в церковный хор. Хестер отличался неспокойным характером, возбудимостью и своеволием, за что регулярно получал выговоры. Много спорил с братьями о значении и роли различных религий, в том числе и языческих. В спорах всегда принимал позицию последних. Со временем увлечённость запрещёнными в цивилизованных странах видами поклонения дала печальный результат – Хестер сошёл с ума, начал бредить, говорил о закате рода людского, о новой религии, посланцем которой он готов выступить. Основной, ключевой фигурой в еретической вере Гроула является Кровавый Бутон. Как предрекал одержимый, далее цитата: «Когда раскроется Кровавый Бутон, испарения и яды с его лепестков разлетятся над миром, неся смерть неверным, а из завязи его выйдут слуги нового демиурга, править которому тысячи лет! И каждый день будет разрастаться цветок по миру, вплетая корни свои в нулевой меридиан!» Вскоре сумасшедший был изгнан из церкви.
– И арестован за попытку грабежа, – поставил точку в повествовании Истериан, – Следовало отвести его на виселицу.
Салли бегло пролистала оставшиеся листы, на которых, судя по всему, не было ничего интересного и отложила досье в сторону:
– Кто же мог знать, что Падший Падре не простой душевнобольной, а мощный лидер безбожников?
– Интересно, что детали его помешательства не были оглашены, – не осталась в стороне даже наша служанка, – Все слышали про Гроула, но про Кровавый Бутон…
– К чему церкви оглашать бред сумасшедшего? – грубее, чем мог бы, задал я риторический вопрос.
Салли же, вопреки форме вопроса, нашла-таки на него ответ:
– Он мог взять уже существующее поверье или легенду, а не выдумать её сам…
– И если мы отыщем подробные упоминания о ней… – протяжно продолжил ход мысли детектива долговязый.
– То поймём, что намерен совершить для создания новой религии, мессией которого, очевидно, и собирается стать! – закончила Салли.
Ей богу, как два ребёнка, которые придумали, чем таким весёлым им заняться в маленькой песочнице. Но для начала они выкрали отцовский револьвер, и неизвестно теперь, к каким последствиям это приведёт.
– Следует проверить источники, посвящённые язычеству и сектам, – вслух рассудила Салли, – Всем нам следует заняться этим. Также подключим к штудированию древних текстов сантибов, если я не ошибаюсь, делом занят инспектор Майер…
– Очкарику не повезло отлавливать пациентов психушки, – глухо включился в обсуждения ещё и ваш покорный слуга.
Меня с непониманием атаковали три пары глаз.
– Думаешь, все сектанты такие же психи, как и их лидер? – пожевал губу Истер.
– Только псих пойдёт за человеком, верящим в Кровавый Бутон и приказывающим отрезать мизинцы.
– Хестер может быть очень убедительным оратором… – неловко пожал плечами полукровка.
– В любом случае, наше дело найти Гроула и посадить его… – пролепетала Салли.
Но я не дал ей закончить:
– И доказать, что я в преступлениях невиновен! – это обстоятельство сидит в голове самой крупной занозой.
– И это тоже, – понимающе моргнула девушка-детектив, – От него мы попробуем выйти на всех демонов в их группировке и на артефакты. А без них секта развалится.
Хотелось бы верить.
– Ну вот, пожалуй, и всё на сегодня, – Салли встала из-за столика, прихватив досье Падшего Падре, – Ищем упоминания о Кровавом Бутоне, находим зацепки, улики и думаем, думаем, думаем! Не забудьте: все догадки сверяем! Август, я настаиваю, чтобы ты проводил меня до двери.
Девушка хочет мне что-то сказать наедине, не иначе. Вопрос в том, хочу ли я что-либо слышать. Как оказалось, хочу, потому что покорно направился следом.
Мне пришлось немного поторчать на месте, наблюдая, как Салли надевает верхнюю одежду. Когда детектив была собрана, она решительно шагнула в мою сторону:
– Прости, Август, что пришлось так, – в её голосе звенело настоящее сожаление.
Простить? За такое? Забыть, закрыть глаза я бы ещё мог, но простить…
– Лучше бы вам этого не делать никогда, – хмуро отозвался я, – Хорошо ещё, что никто не узнал.
– Значит, ничего страшного не произошло? – с надеждой произнесла Салли.
– Произошло! Вы совершили глупый проступок.
– Но, Август…
– Просто не напоминайте мне о нём! – я чуть прикрикнул на девушку, сжимающуюся под моим напором, – И не дай Бог, чтобы это досье окажется бесполезным!
– Не окажется, – девушка коснулась моей руки, чтобы утихомирить – До завтра, Август!
– Осторожнее на улицах, – мрачно процедил я вслед затворяемой двери.
Возможно, от девушки в ней гораздо больше, чем от детектива. С первого взгляда показалось совсем иначе. Но судить людей по первому впечатлению, всё равно, что пытаться вбить гвоздь с одного удара. Нет, я-то так могу, впрочем, как и узнать о человеке всё, стоит мне только посмотреть на него.
Но я очень боюсь это делать.
Очередная ночь в пустой комнате. Пыль продолжает сновать от угла к углу, толстые пылинки плавают в воздухе, словно стаи журавлей в небе, и смотрят вниз, где пол усыпан их собратьями, не способными или не желающими пуститься в полёт. Зеркало тускло, неохотно, по-старчески отражает моё светящееся белыми линиями тело. Я сижу, поджав под себя ноги, и вспоминаю…
Хранилище Ордена Иоаннитов в Брюгенграу, графстве Валарии . Наша группа уже пятая посещающая это здание за сегодня, остальные уже ушли на запад. Нас всего четверо, так что много мы унести не сможем. Самым первым решительно ведёт нас в самые недра склада настоятель Франц, за ним, словно два телохранителя, неотступно следуют Лоренталь и Нестор – два беспринципных бойца, настоящие воины с бычьими телосложениями, последним замыкаю процессию я.
– Столько всего пропадёт, – лысый Лоренталь с сожалением окинул взглядом стеллажи и ниши, заставленные артефактами.
– Мы же ведь можем всё это спрятать, разве нет? – рыжий Нестор ещё больше навис над спешащим Францем.
– Нет времени, – ответил полноватый наставник, – Скоро здесь будут войска канцлера. Они всю дорогу наступали нам на пятки.
На всём Континенте творится одно и то же: правительства всех стран объявили наши богатства государственными ценностями, поскольку, якобы, в давние времена они были заработаны путём обмана и вымогательства. Всюду проводят конфискации, несогласных расстреливают. Как бы ни были мы сильны, но против сотен ружей нам не выстоять. Единственная возможность – бежать на запад, где находятся наши тайные резиденции.
Наша группа вышла на хранилище артефактов и настоятель Франц повёл нас в отсек самых уникальных и сильных творений, которые забирают первым делом – на рядовые побрякушки просто нет времени.
В полутёмном коридоре Франц ориентирется весьма хорошо, подсвечивая себе дорогу мерцающими линиями на руке, обнажённой до локтя. Каменная лестница неожиданно появилась слева и нырнула глубоко под землю – именно туда нам и надо.
Прошло не больше минуты, как мы ступили на отчаянно гремящие под подошвами ступени, и вот наша группа собралась у каменной двери, закрывающей вход в главный отсек хранилища. Франц, не мешкая, провёл безымянным пальцем по потайным линиям на каменной глыбе, активируя магический замок. Когда всё было кончено, дверь завибрировала и раскололась на миллиарды мельчайших осколков, повисших в воздухе на месте монолитной преграды.
Франц, Лоренталь и Нестор двинулись сквозь облако осколков, отодвигая их с пути, словно тюль. Камушки плавно, будто в невесомости отплыли в сторону. Полагаясь на магическую дверь, можно было бы и не выносить артефакты, но солдаты способны провернуть с каменной глыбой то же самое, но не магией, а силой пороха.
– Берём, что сможем, – отдал распоряжение Франц, – Потом уходим. У нас не больше минуты.
Сам полноватый, невысокого роста наставник с мощной шеей, пронзительным взглядом дьявольских янтарных глаз, гладким лбом, короткими светлыми волосами и страшным магическим ожогом в половину правой щеки пулей метнулся к каменным постаментам. Нестор и Лоренталь не отставали.
Я выбрал направление справа от входа, где большинство постаментов уже пусты – поработали предыдущие группы. Всего каменных прямоугольных блоков с описательными табличками около сотни.
– Много не набирайте – не сможете потом со всем этим быстро передвигаться, – не прекращая оббегать постаменты, крикнул нам Франц.
– Думаете, придётся убегать? – промычал усатый Нестор.
– Придётся. А затем ещё придётся пройти через четыре границы.
Все заняты делом, а я даже не приступил. Здоровяк Лоренталь примеряется к массивной секире, не отражающей свет, и размахивает в воздухе грозным оружием.
Я натолкнулся на сразу два идущих подряд то ли ножа, то ли кинжала. Первый, судя по надписи, называется Серой Лисицей, изготовленной магистром Рамандаулем. Дочитывать описывающий нож текст нет времени, поэтому я просто взял Лисицу с постамента и просунул голову в петлю, позволяющую носить оружие на шее.
Второй экземпляр оказался поинтереснее: из почти футовых чёрных с позолотой кинжальных ножен неожиданно выглядывает витая гарда. В недоумении я уронил взгляд на табличку с описанием и обнаружил, что созданные настоятелем Тесвокой артефакты называются Ниак и Мада – сабля и ножны. Проверяя, что же за неказистая сабля может поместиться в столь крошечном футляре, я взял артефакт в руки и потянул за рукоятку. Из ножен выползает и выползает клинок, который в итоге оказался в несколько раз длиннее, чем бездонное хранилище. Следует взять с собой.
Ещё на одном блоке лежит обычный на вид Ключ. Знакомая розоватая палочка, тёплая. Но эта лежит здесь, в комнате для хранения особо ценных артефактов. Я интуитивно взял Ключ себе, не понимая, чем же он может существенно отличаться от прочих, и тут Франц принял решение уходить:
– Всё, время вышло. На выход, на выход.
Двое громил пронеслись мимо настоятеля, а я чуть запоздал, замыкая группу. Стоило мне проскочить за стену плавающих в воздухе осколков, как Франц дал команду, и те собрались в знакомую каменную дверь.
– Думаю, солдаты уже здесь, – досадливо проронил Франц, когда мы с ним во весь опор догоняли на лестнице вырвавшихся вперёд Лоренталя и Нестора.
– Мы сможем уйти? – я только чудом не споткнулся.
– Через чёрный ход – да, они не должны про него знать. Если они не окружат склад, то дорога будет свободной.
Над нами потерял равновесие Лоренталь, но его товарищ Нестор моментально подхватил того за локоть и помог подняться. Заминка позволила нам поравняться с иоаннитами-воинами, и мы двинулись дальше плотной группой.
Наверху заслышались неясные звуки, и Нестор сбавил шаг, затормозив нас. Рыжий боец обернулся и дал знак соблюдать тишину.
На лестнице темно, и нас никто не увидит, если не принесёт с собой фонари. Вечно горящие факелы на стенах – ничто иное, как ловушки, сжигающие всех, кто дотронется. Но солдаты либо не торопятся, либо их там вовсе нет.
Так или иначе, мы не услышали ничего, кроме тишины.
– Поднимаемся, – шепнул Франц, – Оружие наготове.
Нестор извлёк из хитрых ножен на бедре обломок клинка и активировал его, достроив при помощи магии до полноценного двуручного меча, Лоренталь остался с секирой, Франц натянул на руку игольчатую перчатку, а я решил опробовать новообретённый Ниак. Мягко скользнув из ножен, он идеально лёг в ладонь, вес его смехотворен, а баланс, по ощущениям, идеальным. Артефакт не зря лежал в комнате особо ценных реликвий.
Мы понимаемся по ступеням, стараясь не шуметь, чего никак не удаётся – камень под ногами так и грохочет. На самом верху лестницы Лоренталь сигналит остановиться и выглядывает из-за угла.
Пули свинцовыми осами зажужжали в коридоре, врезаясь в стены и выдалбливая в них крупные дупла. От смертоносного шквала иоаннит смог уйти не пострадав, но от его отчаянной ругани заметно пострадали наши уши.
Однозарядные винтовки отгремели, что означает: пора действовать.
– Вперёд! Пошли! – прокричал Франц, и мы рванули на расправу с нападающими.
Первым оказался Нестор, что и решило его судьбу – три пули, выпущенные специально не стрелявшими со всеми залпом солдатами, ударили здоровяку в плечо, живот и середину груди. Слишком много, чтобы выжил даже иоаннит. Призрачный клинок растаял в воздухе, погибший грохнулся на спину.
Вторым был Лоренталь. Разъярённый, словно разбуженный посреди зимы медведь, он рванул к отчаянно перезаряжающим винтовки солдатам, большинство из которых решило бросить огнестрельное оружие и взяться за палаши. Но поздно…
Первого противника здоровяк разрубил страшной секирой по диагонали от плеча до пояса. С чудовищной раной солдат застыл на месте, словно замороженный, и не думая падать. Лоренталь парировал выпад другого противника и молниеносным ударом снёс голову третьему, который также застыл статуей.
Франц выбежал из-за спины и выкинул вперёд одетую в перчатку кисть – из пальцев наставника стали стремительно расти сворачивающиеся в спирали когти чудовищной длины. С расстояния пяти ярдов Франц пробил завитыми когтями грудину замешкавшегося солдата и втянул когти обратно.
Я схлестнулся с худолицым противником. Наше оружие высекает искры, звенит и поёт, но победить неплохо фехтующего солдата быстро мне не удаётся. Когда он решился на силовой удар, я просто поставил тонковатую саблю на пути тяжелого палаша, который от удара разрезало наполовину об лезвие моего нового оружия. Я рванул на себе, вырвав повреждённых клинок из рук противника и превратил того в мясную нарезку.
Лоренталь наотмашь рубит врагов, которые застывают на месте без движения, Они лишаются точек опоры, их запрокидывает на спину, они истекают кровью, как статуи на фонтанах, но не падают.
На меня выскочил ещё один солдат, мы сцепились клинками, но я ловко выкинул к его лицу руку и светанул магическими линиями. Опрокинуть ослеплённого порезами на икрах и добить уколом сверху оказалось несложно. Следующий враг попытался держать меня на расстоянии, тыкая в лицо штыком на винтовке. Я прыгнул в сторону стены, оттолкнулся ногой и взмыл над противником, приземляясь ему за спину. В полёте я секанул лезвием ему по лопаткам. На глаза попался артефакт, извергающий острые кристаллики. Я схватил обсидиановую трубку и активировал её, выстрелив маленькой кристальной иглой в затылок противнику. Игла тут же разрослась до размеров кухонного ножа, расширяя рану – солдат умер в жутких болях. Ещё одной иглой я угодил в висок офицеру, но на большее трубка оказалась не способна.
Франц сделал прыжок вперёд, раскрыв пальцы веером. Широко расходящиеся кривые когти пронзили шеи сразу двум, а взмах свободным когтем на большом пальце рассёк им лица. За спиной настоятеля Лоренталь впечатал в стену последнего уцелевшего ударом секирой плашмя, добавил тычком лбом в лицо и довершил всё рубящим ударом в плечо. Последний солдат застыл мёртвой статуей. Громила взревел от переполнявшего его гнева:
– Твари! Ничтожества! Они убили Нестора! – мощный пинок ногой отправил мёртвое тело солдата в полёт вдаль по коридору, – За что? Уроды!
Франц уже повис на здоровяке, пытаясь удержать того и утащить в сторону.
– Лоренталь! Надо уходить!
– Отомстим им! – запротестовал воин, покачивая секирой, – Хватит от них убегать!
– Нам с ними не справиться, не сейчас! – Франц изо всех сил потянул здоровяка за собой.
– А позже? – с надеждой спросил сбитый с толку Лоренталь.
– Да, Франц, мы же не можем так просто им всего этого позволять! – во мне клокочет не меньший гнев, чем в громиле, потерявшем лучшего друга. Только настоятель остался спокоен и собран.
– Магистр решит, что делать, когда мы доберёмся до Восьмой Резиденции, – Франц легко заразил нас своим спокойствием, – Будьте уверены, наш ответ не забудет ни одно государство Континента! А сейчас нужно уйти! Мне тоже очень жаль бедного Нестора, но придётся его бросить.
О том, чтобы нести с собой тело товарища не может быть и речи, но Лоренталь не сходит с места, уставившись на труп. Лишь совместными усилиями и уговорами нам удалось сдвинуть громилу и повлечь его к тайному выходу.
Лабиринты коридоров привели нас к неприметному тупику с изображением орла во всю стену. Франц быстро и легко изобразил секретную фигуру на камне и часть стены отъехала в сторону, открыв зёв низкого прохода. Чтобы протиснуться в него, Лоренталю пришлось идти, согнувшись пополам. Через пару шагов каменная дверь встала на место, набросив на нас непроглядную тьму. Пришлось привычно заставить светиться магические линии на руках, чтобы разогнать мрак.
Всего через пятьдесят ярдов над головой показался тот же орёл, что и в хранилище, но заметно меньшего размера. Франц активировал магический замок и на нём, после чего открылся выход на поверхность. Лоренталь просто разогнулся, чтобы его лысая голова показалась на поверхности, и просигналил: «никого». Оперативно выбравшись наверх, мы осмотрелись и полностью убедились, что ни одного солдата здесь нет. Оставляя позади склад, мы рванули прочь.
За нашими спинами люди разграбляют наше хранилище. Словно шакалы пришли разорять территорию львов, отбирать их пищу, грызть их котят, раздирать их самих. Они чувствуют, что сильнее, что способны безнаказанно вводить свои правила, не вспоминая про законы людские, держа в уме лишь законы природы. И нет тех, кто остановил бы их, кроме нас самих.
Люди покусились на Орден. Уже скоро они пожалеют об этом, но сегодня инстинкт саранчи гонит их грабить и присваивать. На душе больно от несправедливости, но в сто крат больнее от беспомощности.
