Глава двенадцатая. Конкретное ознакомление

Спуск меня утомил, пусть и гораздо меньше, чем подъем, – удручала больше всего монотонность. Голова закружилась от спуска по часовой стрелке, в узком, неудобном и замкнутом пространстве. Да и высота оказалась недостаточной для моего богатырского роста. Чуть скальп себе не содрал, постоянно цепляясь лбом о шершавый свод. Похоже, так всегда технические ходы строят, надеясь на щуплость трюмных, слесарей, ассенизаторов и работников прочих технических служб.

Спуск явно не предназначался для воинов в полном вооружении. Да и нужны ли вооруженные защитники на самой стене? А если все-таки нужны, то неужели они карабкались по этим проклятым ступенькам в этой перекрученной, бесконечной кишке?

И я уже в который раз пожалел о собственной глупости и непредусмотрительности. Ну что мне стоило обежать хоть всю верхнюю кромку стены? Что мне стоило везде осмотреть? Вдруг через сотню-две метров есть спуск удобнее? А то и вожделенный лифт? И что с того, что упорства мне и сил не занимать? Сразу вспомнилась нехорошая пословица: «Дураков работа любит, и дурак работе рад». Хорошо хоть, сообразил, что она меня не касается, сжал зубы и, задействовав только что упомянутое упорство, продолжил спуск.

Несмотря на головокружение, осознал, что лестница окончилась несколько ниже оставшегося снаружи леса. Я оказался в длинном подвале, из которого вели три выхода. Два – с торцов и один – на стенке, за которой находился город.

Тут уже не поленился, пробежал метров пятьсот вначале по тоннелям, протянувшимся под стеной. Ничего. Голо и сухо. Невзрачно. И бежать неудобно во весь рост, высота метр восемьдесят, при моих ста девяноста сантиметрах просто издевательство какое-то. Потому и не бегал далеко. Да и уверенность появилась откуда-то, что ничего, кроме винтовых, унылых лестниц, и не отыщется. А подземные солидные тоннели для «белых» людей скорей всего проходят глубже и начинаются в самых важных зданиях. В тех же дворцах, к примеру.

Потому и двинулся по внутреннему тоннелю, перпендикулярному к стене. Он резко, под наклоном пошел вверх и через сорок метров вывел меня к глухой с виду двери, сделанной из толстенных брусьев. Да еще и окованных полосками железа. Аккуратно присмотревшись к самой двери и глянув сквозь нее, понял две вещи: с той стороны дверь заперта на три массивных стальных запора, и древесина, хоть и выглядит окаменевшей, на самом деле давно превратилась в труху. Достаточно было пнуть преграду, как она рухнула, осыпаясь грудой пыли и кусками ржавого железа. Несколько полосок осталось висеть на петлях, один засов не упал, но пройти мне это не помешало.

Осматриваясь по сторонам, я вышел в холл городского здания. Вот там уже было на что посмотреть, и я уже частично понимал суть произошедшей здесь когда-то трагедии.

Живших здесь существ поразила некая эпидемия. Или скоротечный мор. Возможно, что именно зеленоватое мерцание стало причиной уничтожения всего живого. Но умирали горожане не сразу, а в течение нескольких часов. Потому что первых умерших их живые соплеменники еще как-то складывали у стен, накрывали саванами, возможно, что и хоронили где-то или кремировали. А вот последние тела самых стойких уже лежали где придется. Кто сбоку от двери, кто возле окна, а парочка – за столом, в последние минуты жизни эти двое еще пытались что-то писать в развернутых толстенных тетрадях.

Чудо, что рухнувшая от моего удара дверь не потревожила иные деревянные предметы мебели в холле. Те же лавки и стол оставались окаменевшими, но готовы были рассыпаться вместе с телами и почти почерневшими тетрадками. Так что я рядом со столом старался шумно не дышать, присматриваясь к еле видимым буквам. При желании можно было разобрать то, что не прикрывалось руками или головой. Буквы оказались для меня филькиной грамотой, но весьма похожей на иероглифы мира Габраччи. Вроде бы тот самый язык, похожий на «иранский», который прекрасно понимают «карапузы». Если они будут здесь, то обязательно прочтут эти строки, и нам станет понятно, что здесь случилось.

Да и сомнений не вызывало: в иных зданиях умирающие тоже умели писать. Так что причину своей гибели описали конкретно, оставляя предупреждения для потомков и гостей этого мира. Судя по всему, озверения, бешенства или страшной паники в своих рядах горожане не допустили. Даже предвидя свою собственную гибель, убирали умерших с улиц, напрочь закрывали наружные двери на засовы и последние крохи сил тратили не на бессмысленные стенания или попытки рвать на себе волосы, а для составления завещаний.

Подобное поведение вызывало законное уважение.

Ну и отдельного описания следовало удостоить самих жителей. Рост – не выше ста шестидесяти сантиметров. Одежды разнообразные по стилю, с виду тусклые, но, скорей всего, самых разных когда-то расцветок. Оружия не видно. Даже простых ножей в данном холле не заметил. Волосы сохранились почти у всех, хотя тоже, наверное, они рассыплются в пыль от прикосновения: наблюдалась вся цветовая гамма от блондинов до брюнетов. Но почти у всех мертвяков, что мужских, что женских, волосы имелись длинные и сильно вьющиеся.

На этом описания, пригодные для обычных людей, заканчивались. И как начать систематизировать увиденное, я понятия не имел. Хотя одно короткое слово, которое я уже применил в этом мире, так и напрашивалось в виде основной классификации: «пупс». Иначе говоря, все местные жители походили на игрушечных пупсов. Такие же дутые фигурки, пышные ручки и ножки, детские мордашки и довольно большие, словно игрушечные, глаза. И только присмотревшись, удавалось отличить старых особей от молодых по количеству морщинок на лицах, общей дряблости кожи и по явно седым прядям в волосах. Да с цветом кожи не удавалось разобраться. Она у них была серого цвета, цвета праха, но на нескольких настенных фресках кожа местных жителей имела ярко выраженный желтый цвет. Не такой, как у азиатов Земли, а ближе к яркому, к апельсиновому.

Теперь бы только понять, разобраться, что здесь случилось в древности. И не грозит ли то же самое несчастье мне и моим друзьям.

Но в любом случае, чем больше я рассматривал, тем больше, несмотря на свершившуюся здесь трагедию, восхищался величием и разнообразием вселенных: «Мамочки родные! Сколько всего в неизмеримых пространствах!.. Вот даже сподобился побывать в мире Пупсов. Или как его назвать? Наверняка он имел, а то и до сих пор имеет свое имя… Но ладно, пусть пока будет миром Оранжевых Пупсов».

К сожалению, времени себе на восторги, ахи и охи я мог отвести ничтожный минимум. Следовало срочно искать портал, затем выяснять степень опасности для всего живого при нахождении в этом зеленоватом мерцании, а уже потом думать, как провести свою команду в город. Именно в таком порядке, и никак иначе. Хоть и очень хотелось, чтобы с первого часа рядом был Найденов, помогая и в поиске, и в разгадке здешней трагедии.

Вторым планом шел поиск питьевой воды и пищи. У меня с собой имелось несколько полосок вяленого кроличьего мяса, а вот фляга смущала своей полной пустотой. Если я здесь ничего путного не отыщу, то как бы не пришлось возвращаться в лес. Срочно, пока не ослаб. Также на второй план выходил желательный поиск лаборатории или местного научного центра. Но именно на второй.

Так что пришлось начинать, как и полагается при подобной разведке. Вначале обежал здание снизу доверху, сравнительно досконально исследовав помещения. Четырнадцать этажей, здание не жилое, скорей всего, казенное. Потому что кроватей почти не было, а вот столов, шкафов, стульев и явно канцелярской мебели – полным-полно. Кухня – на каждом этаже. Водопровод – в наличии, хоть воды и нет. Большой плюсик: трубы не оловянные, а медные.

Канализация и санузлы – превосходные. Освещение электрическое. Правда, лампы, абажуры и люстры – слишком гротескные, тяжелые и аляповатые, это наталкивало на мысль, что все сопутствующие электроосвещению детали – самые примитивные.

На дом имелось два лифта для пассажиров и один грузовой. Они выглядели как продукт земных инженеров середины двадцатого века. Ковры и ковровые дорожки отсутствовали, паркет – тоже. Только каменное покрытие. Остекление окон – из отличного стекла высшего качества. Ну и последняя деталь: в чиновничьих кабинетах – ни одного трупа.

Следовательно – точно казенное учреждение. Все успели разойтись умирать по домам. Или смогли эвакуироваться из города.

«И вообще, с чего это я решил, что горожане вымерли? – подумал я, выбираясь на улицу. – Вдруг они в подавляющем большинстве сбежали отсюда?»

Ради проверки снес еще несколько входных дверей, качественно когда-то запертых изнутри. Увы, везде одна и та же картина: уложенные под стенками трупы, ну и последние умершие – в самых различных местах и позах. Видимо, до последней минуты соблюдались некие строгие правила или законы военного времени.

Двигался я по спонтанно созданному маршруту: первое здание – башня Пупс – большой дворец (один из шести) – здания, расположенные квадратом, во дворе которых водохранилища. Авось успею все обойти да выяснить, прежде чем начну загибаться от жажды и голода.

Вход в башню перекрывался не в пример солиднее. Стальная дверь – почти без следов коррозии. Мои залихватские удары ногами оказались ей как слону дробина, а магические силы тратить не хотелось. Зато сообразил подняться по декоративно выложенному углу к окнам третьего этажа. Удар кулаком превратил в труху деревянные рамы, а выпавшее стекло, с противным скрежетом разбившееся о камни улицы, нарушило покой умершего города.

Точнее говоря, мне показалось, что нарушило, поскольку совокупностью чувств я уловил некое шевеление чего-то огромного-преогромного. Словно вся местность ментально содрогнулась, начала первый вздох и тут же вновь затаилась.

«Показалось! – решил я после паузы, ловко забираясь в окно. – Но в любом случае надо стараться не шуметь. Как-то не с руки нарушать покой неупокоенных жителей. Мало ли как к этому действу отнесется Священный Курган данной грозди? Ведь по какой причине он нас сюда забросил – неизвестно. Вряд ли для проживания в здешнем раю и создания новой цивилизации. А вот для погибели… Хм! Вдруг он уже счел меня умершим? А я шум поднимаю в контрольной точке…»

В башне пришлось выложиться и набегаться капитально. Не верилось, но здесь оказались расположены жилые помещения. Каждый из сорока этажей являлся отдельной квартирой, по роскоши соперничающей с пентхаусами. Вот здесь уже я насмотрелся на произведения искусств. Картины, сделанные в камне из глазури, статуи и статуэтки, кубки и чаши из хрусталя, фарфоровые изделия и тысячи разнообразнейших кувшинов. Полуистлевшие ковры. Некие сохранившиеся чудом кусочки картин, гобеленов и скатертей, усыпанных вышитыми цветами. Некие драгоценности, хотя и в малом количестве и весьма скромные.

Коллекции монет. Именно коллекции, а не монеты, существующие в обороте в качестве денег. Потому что все они хранились в больших альбомах или в стеклянных шкафах. В тех же шкафах просматривались некие написанные затейливой вязью книги, похоже, уже во времена своих последних владельцев древние до безобразия.

Из продуктов не удалось отыскать ни единого стоящего сухаря. Много трухи было и всего разного, в разной посуде, в разной упаковке. Даже некое подобие зерна отыскалось или крупы. Но здравый рассудок подсказывал, что есть это категорически нельзя, все здесь разрушено временем.

Электричество в здание подавалось по кабелям, и две комнаты на первом этаже были отданы под щитовую. Громадные рубильники указывали количеством клемм на трехфазный ток. Громоздились массивы внушительных трансформаторов, понижающих ток для бытового освещения. Скорей всего, высокое напряжение использовалось только для электромоторов, расположенных над лифтовыми шахтами.

То есть в итоге – пещера Али-Бабы.

Много всего ценного. Очень много. Сфотографировав все это, можно было в иных мирах нажить невероятное состояние, продавая фотографии. Тогда как меня больше всего обрадовало наличие тросов в лифтовых шахтах. Покрытые окаменевшей смазкой, они оказались нетронуты ржавчиной совершенно. Гибкие, эластичные и сравнительно тонкие, они четырежды покрывали всю высоту шахт в обоих лифтах.

Побывав наверху, в моторном отсеке под самой крышей, я понял, что открутить концы с барабанов – дело простой мускульной силы. Ключи в полном комплекте находились там же. Существующей длины тросов мне хватит не только для скоростного и безопасного спуска в лес, но и при наличии определенной технической штучки для обратного восхождения на стену.

Но это запасной вариант. Мне все-таки очень хотелось отыскать незакупоренный подземный ход, ведущий из города в лес. По логике их должно быть несколько. Разве что увиденные трупы и все запертые напрочь двери наталкивали на вывод: Пупсы могли успеть закупорить наглухо все лазейки из города.

По крайней мере, в подвалах исследованной мною башни ничего намекающего на замурованную дверь в иные подземелья не удалось отыскать. И я помчался в сторону ближайшего дворца. Уж если в нем ничего не отыщется, то нечего и по остальным подвалам пыль протирать.

Здание оказалось вблизи особенно красивым, величественным, неприступным. Меня шокировал факт, что дворец явно штурмовали. Причем последние обитатели города не то защищали твердыню, не то атаковали ее. Потому что тела лежали как на улице, не просматривающейся со стены, так и в нескольких холлах, придавленные обломками ворот, которые высадил немалый взрыв.

Подчиняясь всплывшим аналогиям, я дал этому дворцу условное название «Форт-1».

Вся мебель первого и второго этажей – уничтожена. Как и почти все произведения искусств. Но вот с третьего этажа начались нетронутые богатства, значительно лучше сохранившиеся, чем в башне. А умерших здесь не было.

На третьем этаже я задумался: что исследовать в первую очередь? Потом принял решение и поспешил в подвалы. Ибо что меня ждет на остальных двадцати этажах, легко догадаться. А вот подземелья – это не только шанс прорваться в лес, но и возможные лаборатории, склады, технические мастерские, производители электроэнергии и многое-многое другое. Так я полагал.

И насколько же я был ошарашен, когда с пятой ступеньки, ведущей в подвалы, все оказалось залито странной прозрачной массой. Словно расплавленным прозрачным стеклом. Причем настолько прозрачное, что, не будь сверху слоя пыли, я бы продолжил спуск, ничего не подозревая, и банально грохнулся бы, споткнувшись. А так я замер, убрал «пошкой» пыль и расширившимися глазами стал присматриваться. За поворотом лестницы отчетливо просматривалась верхняя половина тела очередного пупса. По его застывшей мимике можно было догадаться, что он пытался взбежать наверх, но страшная смерть его догнала и намертво заключила в прозрачный саркофаг. Причем кожа на лице и руках нисколечко не пострадала, так и оставаясь ярко-апельсинового цвета.

«Янтарь! И пупс – как муха в янтаре! – пришло мне в голову сравнение. – Только как такое возможно? Ведь горожанин замер в бегущей позе. Лицо его устремлено к спасительному свету, пусть и обезображено ужасом. И смерть наступила мгновенно, консервируя все ткани лучше, чем в банке со спиртом. Хм! Чудеса!.. Или я чего-то не понимаю?..»

Я и пощупал прозрачную субстанцию, и «оком волхва» просмотрел, и даже попытался расколоть кончиком лезвия, а потом и рукояткой кинжала. Субстанция начала крошиться, вязко покрываясь трещинками в этаком полукруглом объеме возле места удара. То есть по структуре – некое вязкое стекло. Тяжелое по массе, однозначно. И вот как оно, спрашивается, могло «заморозить» в себе бегущего человека? Не иначе как вначале был простой воздух, потом его нечто «проявило», и банальный воздух стал банальной помесью стекла с «янтарем». Или прозрачной слюдой?

Кусочек этой слюдяной массы, затекшей тонким слоем на верхнюю ступеньку, мне удалось отколоть, чуть ли не на зуб попробовать и на всякий случай припрятать в один из карманов. Будет время на досуге – прощупаю образец всем, что у меня имеется в арсенале тринитарных всплесков. А у меня там о-го-го сколько всего! Сам порой вспомнить не могу весь список.

И опять в путь. Во время бега старался где только можно высмотреть малейшие признаки порталов, в первую очередь свечение. Но пока ничего так и не обнаружил.

А вот к квадратному зданию, названному мною «водонапорка» и хранящему в себе, видимо, запасы городской воды, я изначально приближался с ожиданием какой-то гнусности. Ну вот никак мне не верилось, что я с ходу, запросто отыщу воду, да еще и пригодную для питья. Может, я и сглазил, но предчувствия меня не обманули.

Это первое здание, где все двери или ворота оказались нараспашку и где не громоздились трупы горожан. Вообще ни одного мертвеца не удалось узреть. Словно как раз отсюда исходило главное зло, и все, кто находились рядом, поспешно удалились отсюда. Пустые, звенящие коридоры мне подсказали еще одну деталь: в здании не было пыли. Как не было и деревянной мебели, и разной бытовой мелочи. Только крупные каменные статуи оставались на своих местах. Хотя некоторые из них лежали, явно сброшенные с постаментов.

Осознав это, я ощутил неприятные мурашки по спине, и моя паранойя заголосила как подстреленная: «Дергаем отсюда! За нами явно кто-то сейчас наблюдает!»

Хорошо, что в нашей компании руководит холодный расчет, который провел меня по угловой лестнице здания, минуя первые этажи, и заявил: «Ну хоть через окно надо взглянуть на внутренний бассейн. Тем более что идти осталось всего ничего… Даром, что ли, сюда так спешили?..»

Нужный ряд окон четвертого этажа в самом деле оказался довольно близок. Как раз мой путь вывел во внутреннюю анфиладу, в которой и освещение стало голубоватых тонов. Это так отсвечивал на стены свет с заполненного водой двора. И свет этот… мерцал! Почему, спрашивается, если тут ни ветра нет, ни единой живой души и ничего под ногами не содрогается? Неужели мне сейчас выпадет счастье лицезреть купающихся в водоеме прекрасных нимф?

В существование здесь чего-то прекрасного не верилось совершенно. Поэтому к окну я приблизился, прижимаясь спиной к стенке. Затаил дыхание и только потом, по сантиметру перемещая голову, попытался рассмотреть синеву бассейна.

Поверхность странного водоема и в самом деле рябила, вздрагивая зыбью. И легко просматривалась на громадную глубину. Но сколько я туда ни вглядывался, ничего плавающего, ворочающегося или стремительно мелькающего не заметил.

Зато я вспомнил мир Дикий и тамошние водоемы. И мне стало по-настоящему страшно.