Глава 21
Константин Плющ
«Мы – спина к спине – у мачты…»
– Дед?! Ты?!
Валера, по-прежнему ошалелый, перевел взгляд на Плюща.
– Это мой дед Антон, – пролепетал он, переходя на русский.
– Я так и понял, – улыбнулся Костя.
Седой, крепкий старикан поднялся с пола и обнял внука.
– Вот и ты Терминал миновал, – молвил он с чувством глубокого удовлетворения. – Валета-котлета.
– А чё ты мне раньше ничего не говорил?
– А ты бы поверил? И не обижайся – это я втянул тебя в Интермондиум.
– Ты?
– А то! Спасибо Романусу, помог заказ на Агеева на тебя оформить.
– Так, значит, Валерка не случайно в нашу тройку попал? – с интересом спросил Костя.
– Случайных людей в Интермондиуме не бывает, – значительно произнес дед Антон и пожал руку Плющу. – Здешние меня Андоттом зовут, хоть в Тролльвик я редко заглядываю. Так только, рудою здешней запастись. Хороша тут рудешка, и железо из нее доброе выходит. Правда, на этот раз не вышло у меня ничего – кнорр мой отобрал Гунульф, а его люди порубали гребцов. Одна… к-хм… один юнга, так сказать, и остался, – перейдя на местное наречие, он позвал: – Эльвёр, не бойся, тут все свои.
Под луч света, пробивавшийся из крохотного окошка, робко приблизился долговязый подросток с неровно обскубленными волосами, в мешковатых штанах и куртке не по размеру. Мелкие черты лица и большие глаза делали его очень привлекательным… Его?
– Постойте, – нахмурился Плющ, – Эльвёр – это женское имя!
– Ну наконец-то! – фыркнул дед. – Да, это дочь моего кормщика Освивра. Его убили первым, и я заторопился – сделал ей ножом короткую прическу, переодел, талию обмотал, чтоб не выделялась, бровки сажей замазал, а то уж больно смазливый пацан получался. Выдал за Эльвира.
Эльвёр смущенно улыбнулась.
– У отца много родни в Вегейрфьорде, – заговорила она нежным голосочком, – вот он и подрядился к Андотту. А потом… сэконунг…
Костю резануло жалостью. И еще он подумал, что, если умыть да переодеть Эльвёр, выйдет прелестная девушка, высокая, стройная…
– А чего это нас в капище заперли? – полюбопытствовал Эваранди, лишь бы отвлечься. – Эти викинги что, атеисты?
– Да нет, это древнее капище, посвященное неведомым богам. Им поклонялись те, кто жил тут до норегов.
– А где ты тут живешь? – накинулся на деда внук. – И как вообще?
– Умеешь же ты вопросы ставить, Валета! – хмыкнул старик. – Регистрацией моей интересуешься? В Сокнхейде я – это городишко к югу отсюда, там правит Хьельд конунг. В хускарлы вышел, а нынче я по купеческой части. И бабка твоя там, кстати.
– И она?!
– А чего ты глаза квадратными делаешь? Ленка – баба боевая. Видал бы ты ее в первую чеченскую кампанию, как она бандюганов от станицы отгоняла! Или ты думаешь, я ее просто так Ленкой-пулеметчицей зову?
– Ничё себе…
– А ты думал!
Костя прервал вечер воспоминаний.
– А что здесь сэконунг делает? – спросил он.
Дед Антон хмыкнул, почесал в бородке.
– Пакость очередную готовит, чего ж еще ему делать… В поход выходит, куда не знаю. Скорей всего, в ближних фьордах отметится. А сегодня к нему мужичок один явился, вроде как из хирда Торгрима ярла. Вот только не похож он на викинга – хоть и высокий, но щупловат, по здешним-то меркам. И речь у него другая… Разглядеть его мне сложновато было, окошки-то под самым потолком, но слышно было хорошо. По-моему, Регулятор он, а назвался Шимоном…
– Шимоном?! – воскликнул Плющ. – Так он же из нашей тройки!
– Если это тот самый, – засомневался Валерий.
– Ага, ты еще скажи, что не веришь в совпадения!
– Уже верю, – ухмыльнулся Бородин, косясь на деда.
– Так что с Шимоном? – вернулся Костя к теме разговора.
– Что с Шимоном? – механически повторил Бородин-старший. – Послал Гунульф того Шимона к Торгриму Ворону, ярлу, что по соседству, агитировать, чтобы тот в вассалы к нему угодил. И пообещал, что возведет Шимона в херсиры, если по его выйдет. Не все я расслышал, но понял так, что вечером люди сэконунга два костра запалят над Стьернсванфьордом – это как сигнал тайный, что с утра двинет Гунульф до Торгрима ярла. Потом к Эйвинду заглянет, после чего нагрянет и к Хьельду конунгу всей гоп-компанией.
Валерий глянул настороженно.
– Там же баб Лена, – проговорил он.
– Элин, – усмехнулся дед и вздохнул: – Так именно… Вы… это, не суетитесь особо, поняли? Викинги, они и есть викинги – уделают вас, не запыхавшись!
– Дед Антон, – серьезно сказал Плющ, – обещаю не обижать викингов. Мы, наверное, представимся сыновьями бонда. Скажем, что просились к этому… как его… Торгриму ярлу в дружину, а тот нас пинками… Вот, мол, и решили покровительства сэконунга искать.
– Ничё так, – оценил легенду Бородин-младший. – А потом?
– Суп с котом, – вздохнул Костя.
– Валета, ты меня не знаешь! – строго предупредил дед.
– Первый раз вижу!
Сговорились они очень даже вовремя – залязгал засов, и дверь распахнулась. На пороге нарисовался верзила, похожий на Дольфа Лундгрена, и махнул рукой: на выход!
– На допрос, Роскви, – криво усмехнулся Эваранди.
– Руки за спину или как? – отозвался Бородин.
– Обойдутся…
Костя покинул капище и сощурился, выходя из темноты на свет. По-прежнему стучали топоры и ширкали лопаты – викинги, вооружившись шанцевым инструментом, заканчивали укреплять лагерь.
Перед длинным домом было шумно – охотнички разделывали оленей. Три или четыре окровавленные туши готовились перекочевать в котлы, откуда они отправятся в последний путь по желудочно-кишечным трактам.
Верзила оглянулся и сделал нетерпеливый жест: пошевеливайтесь, мол.
Плющ с Бородиным не стали его нервировать, прибавили прыти.
– Зашли и поклонились, – пробурчал белокурая бестия, отворяя двери.
Костя вошел под тяжкие своды покоев, с любопытством осматриваясь.
В самой середке длинного дома помещался очаг-лонгилле, заботливо огороженный камнем-плитняком, а прямо над ним в крыше светилось зияние дымогона – до труб тут еще не додумались.
Ряд толстых столбов, древнейшая из колоннад, удерживал хитросплетение стропил, на которые наседали слои дерна и торфа. Но с потолка не сыпалось – земляную кровлю укладывали на подстеленную бересту.
Пол вокруг очага повышался, образуя что-то вроде дощатого помоста, а вдоль стен тянулись широкие лавки.
Хочешь – сиди, хочешь – лежи.
Человек пять суровых викингов сидели, широко расставив колени и уперев в них руки, трое молодых воинов стояли, а самое почетное место занимал угрюмый мужчина, уже в годах, с крупными и резкими чертами лица, словно рублеными топором.
Наверное, это и был тот самый сэконунг, ибо все, одетое им и обутое, просто кричало о богатстве: шелковая рубаха, подобие куртки из парчи, скорее всего, перешитой из поповской ризы, сапоги из зеленой кожи, меч, чьи красные сафьяновые ножны были усыпаны каменьями.
Константин замер, поедаемый глазами всей гоп-компании, и с достоинством поклонился. Валерий тоже отвесил поклон.
Гунульф усмехнулся краем губ и резко спросил:
– Как звать?
– Эваранди, – ответил Плющ.
– А я Роскви, – отрекомендовался Бородин.
– Добро пожаловать в Тролльвик! – прогнулся Костя.
Сэконунга удовлетворила любезность, а вот среди викингов, окружавших главаря, числившихся при нем этакими генералами, возник ропот: чего, мол, цацкаться с молодняком?
Пальчики им каменюкой поплющить, а ежели выдюжат и все равно запираться станут, пожечь те пальчики на медленном огне, соблюдая очередность – сперва большой, потом указательный… Мигом запоют, птички!
Гунульф ленивым жестом угомонил особо кровожадных.
– Хёгни говорит, – протянул он, – что ты, Эваранди, обещал выложить мне нечто важное, что подобает знать только конунгам. Хм. Как я понимаю, ты просто спасал свою жизнь и здоровье. И еще Рыжий Змей признался, что ты едва дырку в нем не проделал.
Плющ пожал плечами.
– Он напал, я дал сдачи. Не вышло. Ничего, в следующий раз буду удачливей.
– Ага! – удовлетворенно каркнул Гунульф. – Значит, ты как бы мой враг?
– Я как бы твой друг.
Викинги, сидевшие рядом с сэконунгом, оживились.
– И что я буду иметь от этой как бы дружбы? – ухмыльнулся сэконунг.
– Нашу верную службу, мою и Роскви. Мой меч в твоем распоряжении, сэконунг.
– У тебя есть меч, Эваранди?
– Будет!
Викинги рассмеялись над такой наглостью.
– Что я смешного сказал? – дерзко проговорил Костя. – Разве лучший меч не тот, что взят с бою?
– Тот, – пророкотал один из викингов, особо густо заросший. – Вот только разобраться надо. Ты с кем биться собрался? С нами?
– С кем сэконунг прикажет, – раздельно проговорил Плющ, глядя в глаза Гунульфу С Красным Щитом и отвечая ему, а не какому-то там приближенному к особе государя. – Мы оба из семьи бонда, хотели к Торгриму ярлу в хирд пристроиться, да только он нас прогнал. А тут нашлись добрые люди, подсказали, что видели в Тролльвике корабли Гунульфа С Красным Щитом. Мы сразу сюда. Если не веришь, можешь Хёгни спросить – он нас прямо на дороге застал.
– Ну не знаю, не знаю… – Глумливая улыбочка зазмеилась по губам сэконунга. – Нужны ли мне бойцы, которых так легко было словить.
Валерий вздернул подбородок.
– Мы молоды, сэконунг, – сказал он не без вызова, – а их с Хёгни было трое, бывалых и опытных. Только где же дренгу набираться опыта, как не в битве? Если ты решишь, что мы достойны грести на твоем корабле, то мы готовы.
Гунульф с минуту смотрел на него с блуждающей усмешечкой. Простодушная лесть Роскви была ему приятна, а по нагловатой уверенности он узнавал в молодом воине самого себя.
– Хунди, – обратился он к белокурому, – проводи этих на корабль.
– Куда посадить?
– В трюм!
Эваранди похолодел. Не помогло их красноречие, не уболтали они сэконунга! В трюме только трэлям и место, рабам на продажу.
И стоило тогда столько учиться обращению с мечом, чтобы дни и ночи проводить в душном трюме, а потом быть выставленным на невольничьем рынке? Не бывать тому!
Костя переглянулся с Валерой – тому, видать, в голову пришли те же мысли – и они стали действовать.
Бородин крутанулся, подсекая Хунди ногой.
Дренг есть дренг, хоть и неопытный, но викинг – он не упал, удержавшись в приседе, однако Валерию это было лишь в помощь. Открытая шея Хунди просто просила удара, и она его получила – Валерин локоть вырубил дренга, и тот упал ничком.
Широкое лицо белокурого еще не приложилось к земляному полу, а Бородин уже выхватил скрамасакс, висевший у Хунди на поясе.
– Держи! – крикнул он, перебрасывая клинок Косте.
Плющ поймал сакс за рукоятку.
Двое викингов, сидевших рядом с сэконунгом, тут же вскочили, хватаясь за мечи, но Гунульф осадил их и сделал знак ближнему из дренгов.
Молодой воин имел на вооружении саблю, вернее, кривой меч, вроде арабского скимитара. Надо полагать, никто из старших товарищей не покусился на гнутую железяку, добытую дренгом в походе.
Костя испытывал в эти мгновения отчаяние и ярость. Накидываясь на викингов, они обрекали себя на смерть. Но и сдаваться, соглашаясь на неволю…
Ну уж нет!
Два клинка сцепились с шипеньем и лязгом. Плющ бился не за очки, а за саму жизнь.
Его противник был силен и упирал именно на силу, маша скимитаром, будто колуном, со всей дури.
Один раз Костя пригнулся, и кривой меч втесался в резной столб над его головой. Чтобы вырвать клинок, увязший в дереве, дренгу хватило полсекунды, но за это время Плющ распорол ему бок, а правую руку рассек до кости.
– Роскви!
Валерка подхватил роняемый скимитар и встал спиною к столбу. Два уцелевших дренга навалились на друзей – тот, что пристал к Косте, орудовал секирой, другой был вооружен копьем.
– Хватит! – рявкнул сэконунг, покидая кресло. – Хёгни!
Рыжий Змей, привлеченный шумом борьбы, уже торчал у входа.
– Этих с утра, – Гунульф показал на Эваранди и Роскви, – на «Черного лебедя»! Посадишь за весла, в середку. Старого колдуна запрешь в трюме. Только осторожно с ним, а то мало ли…
…Валерке не спалось.
Бурные события дня минувшего все еще не унимались в нем, висели в душе, как муть в воде.
А у Костяна нервы покрепче – вон, сопит себе в две дырки. Эльвёр свернулась клубочком. Дед похрапывает. Один он мается…
Времени до отплытия осталось всего ничего, Хёгни сказал, что отбудут они ночью – это чтобы в Стьернсванфьорд на рассвете нагрянуть.
Бородин вздохнул.
Интересно он ощущал себя. Страхов полно, беспокойства всякого, опасностей вокруг – вагон и маленькая тележка, но не было угнетенности, отчаяния с унынием. Более того, под холодным покровом тревог и переживаний теплилось маленькое невинное удовольствие.
Он жил по-настоящему, без оглядки, и было ему хорошо.
А вчера-то они как дали?! Вдвоем против целой орды душегубцев!
Еще бы чуть-чуть, и было б им…
Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!
Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.
…Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.
– Гляди! – шепнул Валерий.
– Ух ты…
– Типа, по-арабски?
– Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.
– Скорее уж, шайтан! – хмыкнул Валера.
– Угу…
– Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?
– А тролль его знает!
– Шайтан!
– Тс-с! Разбудишь…
– Да все уже.
Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.
Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным – Уссурийск, работа, офис…
Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.
Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.
Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.
Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…
Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
И Роскви уснул.
