Глава 24

Выдвигаться решили рано утром. Сейчас все свободные от караула спали как убитые. В первую очередь, спали мои разведчики и я сам. Разбудили нас в пять утра. Светает поздно, успеем по темноте далеко пройти. Можно было бы раньше выйти, но Истомин решил дать нам отдохнуть. И так почти сутки на ногах. С утра, когда вылез из палатки, чуть не окоченел, ночью ударил мороз, не знаю, но думаю градусов двадцать. «Дубак» был серьезный. Быстро собравшись, глотнул чаю, Саня Зимин позаботился – молодчага. Стал собирать парней. Казах оклемался вроде, остальные в порядке. Вышли уже через двадцать минут. Хотел я ехать на «Ганомаге», но майор не дал. Слишком опасно было, пришлось топать.

– Зато не замерзнешь! – сказал с ухмылкой Истомин.

Двигались больше часа. Болота не промерзали, приходилось осторожничать, обходить. Иногда где-то в стороне вспыхивала стрельба, но довольно вялая. Партизаны или окруженцы, их тут вроде много должно быть. Не знаю. Еще через час услышали уже что-то посерьезней, похоже, мы где-то близко к позициям, отчетливо слышится грохот артиллерии.

– Серег, это чего, фронт? – спросил Зимин.

– Наверное, слышишь хреначат как? – показал я рукой в направлении грохота.

– Да уж, вроде даже огонь видно, – добавил Вано.

– А много там фашистов? – задал вопрос дед.

– Не знаю, должно быть много. Мало бы сюда не дошло, – заключаю я.

Дальше двигались молча, тишину нарушал хруст ледяного наста под ногами да редкие матюги, когда кто-нибудь запинался. Странно, но никого еще не встретили, хотя мы уже явно близко. Я чего-то представлял, что будут какие-нибудь штабы, госпитали или еще что, а вокруг – никого.

Вскоре послышался гул моторов, казах поднял в небо взгляд и указал рукой.

– Немчура, наши таким количеством не летают.

Я тоже поднял голову и увидел медленно проплывающую в небе тучу из самолетов. Шли они, делая пологую дугу, куда-то на северо-запад.

– Наверное, Ленинград бомбить, – произнес Зимин.

– Может быть. Смотри как их много, – откуда-то в небо устремились трассы выстрелов, зенитки долбили, но явно не попадая. Да и сложно это.

– Суки, весь город разбомбят, – показал кулак в небо Круглов, – я был в Ленинграде до войны, такой красивый город.

– Это точно, – поддакнул я.

– Тише вы, – рыкнул на нас Мурат. – Влево, метров двести, – он указал направление. Приглядевшись, я увидел вдалеке движение и не одно.

– Похоже, начинаются тылы, – продолжил Мурат.

– Скорее всего, – кивнул я. – Давай, Мурат, проверь, только как всегда – тихо.

– Обижаешь, командир, – шепнул он и пополз вперед.

Мы залегли, осторожно поглядывая вокруг.

– Наши это, – доложил вернувшийся через пять минут, казах.

– Точно? – переспросил я.

– Да! Вряд ли немцы могут ТАК ругаться. Крыли какого-то Евсюка.

– Ну, так только наши могут. Сидите здесь, – приказал я бойцам, – если все нормально, свистну.

Махнув казаху следовать за мной, я преодолел открытый участок и оказался в тени деревьев. Да, ни фига не лето, на нас ватники, но от холода все равно сопли застывают, не долетая до земли.

Передо мной что-то чернело, приглядевшись, понял – воронка. Ни хрена это не тылы, это же линия обороны, была. Вон и остатки полузасыпанных окопов. Двинулся дальше, через несколько метров наткнулся на изувеченный труп. Судя по остаткам формы – наш боец. Рядом лежала винтовка с расщепленным прикладом. Передернуло, бля, под бомбежку попали. Господи, да сколько их тут? Вокруг, то тут, то там, виднелись фрагменты тел. Некоторые были целы, но со множественными осколочными ранениями. Спустившись в траншею, пополз дальше, прислушиваясь. Где-то в стороне рвались снаряды. Слышалась редкая стрельба. Вдруг мне в затылок что-то уперлось, и тут же я услышал голос:

– Товарищ старшина, вот, гада поймал. Мародерит или шпионит тут.

Второй голос раздался где-то в стороне.

– Тащи его сюда, третий уже за утро. Чего они все здесь лазают? – Второй голос был с хрипотцой, явно не молодого бойца.

– Вставай, курва! – меня чувствительно пнули в бок. Ватник толстый, смягчил удар, но я все же сжался. – Вставай, говорю, а то еще добавлю.

– Хотя бы спросил для приличия, кто я такой. А вы сразу пинаться, – недовольно пробормотал я и оглянулся, пытаясь рассмотреть казаха.

– Заткнись, сейчас доведу до старшины, он и спросит. Или шлепнет, как и других, – угрюмо проворчал мой конвоир.

Во дела, как встречаюсь с кем-то на фронте, обязательно бьют. Пока не буду нашим свистеть, а то, правда, шлепнут, не спросят, как зовут. Пройдя метров пятьдесят по траншее, увидел кучку бойцов. Сидели все вместе на дне окопа. Кто-то курил, кто-то дремал. При моем приближении поднялся один красноармеец.

– Наверное это и есть, старшина, – подумал я, глядя на человека лет пятидесяти, в каске и с ППШ в руках.

– Да сколько их еще там ползает? – спросил кто-то.

– Кто такой? – задал вопрос старшина.

– А вы кто, что можете задавать вопросы? – ответил я по-еврейски.

– Ты гля, какой борзый, – опять раздался чей-то голос, но старшина, не оценил шутку.

– Голованов, замолкни! – приказал он и повернулся ко мне. Внимательно оглядел меня и, видимо, что-то почуяв, ответил:

– Старшина Евсюк, – коротко пробормотал он, не вдаваясь в подробности.

– Младший лейтенант государственной безопасности Новиков, кто у вас за командира, старшина?

Все сразу подскочили, старшина выпрямился, а ствол, упиравшийся мне в спину, опустился. Я достал корочки и показал их старшине.

– Извините, товарищ лейтенант, – стал извиняться старшина, застегивая ворот на гимнастерке.

– Отставить, старшина, сядьте все, а то немцы увидят. За бдительность – хвалю, но ты, – я повернулся к бойцу, который меня поймал, – все-таки не пинайся, до выяснения. Вдруг какого генерала затопчешь, – и я усмехнулся.

– Виноват, – тихо сказал парень и уставился в землю.

– Ладно, проехали. Кто, говорю, главный у вас? – повторил я.

– Капитан Лобачев!

– Капитан?

– Да, командир батальона погиб, капитан и принял командование.

– Ясно, отведите меня к нему. Хотя, отставить. Старшина, я возьму у вас этого ретивого служаку? – указал я на своего пленителя. Тот опять стушевался.

– А куда, товарищ лейтенант, можно спросить?

– Тут недалеко, туда, откуда он меня привел. Я не один здесь.

– А сколько вас? – навострил уши старшина.

– Увидите, – коротко бросил я. Пройдя по траншее обратно, пригнулся и, выйдя с позиций батальона, я три раза свистнул. Тотчас откуда-то вылез казах, затем показались остальные.

– Ты чего, рядом прятался? – спросил я у Мурата.

– Да, видел как тебя скрутили, хотел уж выручать идти.

– Хорошо не пошел, тут ребята бдительные и злые, – показал я на совсем смущенного бойца. – Да ладно тебе, успокойся, не было ничего.

Парень шумно выдохнул и улыбнулся. Наверное, подумал, что я его теперь загоняю.

– Мурат, собирай всех, будете ждать меня здесь, с этими веселыми парнями. При опасности уходить в лес. Все понятно?

– Да, командир.

– Вперед. Ну а с тобой, боец, мы пойдем к твоему начальству. Веди.

Парень козырнул, повернулся и пошагал в глубь оборонительных сооружений. Хотя, какие тут сооружения, все раздавлено давно. Бойцы больше в воронках сидят, чем в окопах, только брустверы небольшие накидали.

Капитан встретил меня настороженно, на его лице читалась накопившаяся усталость.

– Здравия желаю, товарищ капитан, младший лейтенант госбезопасности Новиков, – я протянул ему документы.

Тот внимательно их изучил, поднялся, вернул документы и протянул руку.

– Будем знакомы, капитан Лобачев. Каким ветром, лейтенант?

– Исключительно порывистым. Разведка местности. У меня приказ найти дорогу в обход Синявино, дорогу для транспорта.

– А чего там делать, к Ленинграду рветесь? – спросил капитан, прищурив глаза.

– Извините, товарищ капитан, большего сказать не могу, не имею права, – я развел руками.

– Ясно, где же я тебе дорогу найду, лейтенант? Видел ведь, сами как мыши ползаем. У меня бойцов осталось три десятка. С оружием – беда. Патронов почти нет. Со штабом полка нет связи, да и штаба-то, наверное, уже нет. Немец прет и прет, как ужаленный.

– Когда прибудет мое начальство, думаю со стволами и патронами, немного поможем, – я не врал, у всех гансов, что мы расхреначили по дороге, мы старательно собирали оружие, не брали только винтовки. Но там и автоматического скопилось навалом. И гранат было много. – Но пройти нам надо.

– Со стороны Ленинграда, под Шлиссельбургом, стоит наша дивизия, там, наверное, бойня. Немцы их окружить пытались, комдив, при последнем сеансе, говорил. Вот по нам и ударили, скинуть хотели и выйти в тыл основным силам. Все бы ничего, только связи нет, – махнул рукой капитан в отчаянии.

– Сейчас мои бойцы подойдут, да, наверное, уже в окопе, у нас радист с собой.

– Выручай, лейтенант! – вдруг вскрикнул Лобачев. – Мы ведь без связи больше суток, нас, наверное, похоронили уже. Вдруг приказ был отойти к дивизии или к наступлению готовиться, а нас просто не могут вызвать.

– Да ладно вам, товарищ капитан, сейчас позову радиста, попробуем связаться.

Выйдя из землянки, я быстренько сбегал к ребятам. Они и вправду уже сидели в окопе, вместе с бойцами капитана. Позвав деда, сказал, чтобы тот прихватил рацию.

Связь удалось наладить довольно быстро. Капитан доложил о ситуации, ему обещали помощь, вот только когда и в каком виде, умолчали. Вот блин, знать бы, что здесь такая жопа, можно было всех встреченных окруженцев сюда вести. Подождав, пока капитан наговорится, взял у него тангенту и спросил о важном для своей группы. Узнал, что соседям обещали серьезное подкрепление, это доказывало то, что говорил майор о контрударе. Также соседи сообщили о наступающей на них большой группе танков, сказали, что пока Лобачеву придется держаться, а мне посоветовали им помочь. Я сослался на задание, меня объявили трусом. Истомин приедет, посмотрим, может, и правда поможем, я ведь не против, но как начальство, не знаю. Потом связался и с Истоминым, сообщил ситуацию. Выслушал приказ сидеть на жопе и никуда не соваться. Обещал выполнить.

Немцы внесли свои коррективы в наши планы. Началось все с бомбежки, стало как-то не хорошо. Лежал на дне окопа, вжимаясь в землю. В землянке побоялся остаться, вдруг завалит, хрен вылезешь, даже если жив будешь. Впрочем, все остальные были такого же мнения. Когда гул самолетов стих, стали подниматься. Оказалось, не всем повезло как мне. Четверых просто не на шли, пятеро солдат были ранены. Мурат стоял рядом и о чем-то думал, оглядывая местность.

– Чего высматриваешь? – задал я вопрос.

– Командир, как думаешь, немцы с танками?

– А хрен его знает, Лобачев вряд ли разведку проводил, у него людей кот наплакал. Все может быть.

– У нас, если что, дымовухи есть, можно будет прикрыться, а то ведь нам нечем танки жечь.

– Дуй к парням, надо раздать, сколько есть. Я всем приказывал взять, если по всей ширине начнем бросать, то хорошо закроемся. А гранаты противотанковые у здешних есть, сам видел, – я и вправду видел, здоровые, что кирпич. Весят, наверное, столько же. – Потом ко мне возвращайся. Не думаю, что тут много пойдет. Позиции-то в стороне.

Когда показался первый строй противника, опять стало страшно. Никак не привыкну, может, для кого-то война – это так, посрать сходить, а нормальному человеку, думаю, страшно. Не боятся только дураки. Мозгов нет, чем боятся-то?

Немцы наступали компактно, два БТРа и человек семьдесят пехоты. Это радовало, может, здесь их немного и удастся отбиться. Шли почти ровным строем, но растянулись по фронту метров на сто пятьдесят. Танков вроде не видно. Наши не стреляли. Капитан отдал приказ кому-то из бойцов, показывая на атакующего противника. Поднялись несколько человек, пригибаясь, рванули вперед. Оказалось, у нас были два миномета. Сейчас их ставили в воронки от бомб и подносили боекомплект. Немцы заметили наше шевеление, и «броники» начали пристреливаться. В ответ захлопали наши минометы, немцам тоже поплохело. Залегли сразу, но пулеметчики продолжали стегать. Минометы примолкли. Воспользовавшись тем, что огонь БТРов был сосредоточен на минометах, я высунул голову из окопа. Оглядевшись, стал судорожно расчехлять СВТэшку. Осмотрел прицел, вроде не свернул его, пока кувыркались. Вогнал магазин, прицелился.

– О, вот и ты родной! – сказал я сам себе, увидев в прицел голову в каске.

Хлопнул выстрел, толкнул в плечо приклад. Я поймал в оптику БТР, головы в каске не видать. Наверное, попал или напугал. Пулемет умолк, а минометы вновь начали обстрел.

Второй БТР, тоже молчал. Наверное, еще кто-то тоже смог попасть. Дальше немцы лезть боялись. Стали отползать. Уже замечено, если не пройти, их никто не гонит без авиационной или артиллерийской поддержки. Я выцеливал тех, кто больше других испугался, вставая во весь рост. После трех или четырех выстрелов рядом захлопали и другие выстрелы. Повертев головой по сторонам, нашел капитана, тот махал руками бойцам.

– Уж, не в атаку ли ты собрался? – прошептал я. Пригнувшись, я направился к нему.

– Товарищ капитан, уводите минометчиков, пусть пока в окопы вернутся, – решился подсказать я.

– Зачем, смотри, как они обосрались. Получили свое! Пусть идут, мы еще угостим. Мины пока есть еще.

– Товарищ капитан, я видал такое, они сейчас из орудий ударят, позиции минометов они срисовали, накроют одним залпом! Тогда вообще без штанов останемся, – продолжал я.

– Думаешь? – он снял каску и почесал затылок пистолетом. – Вяткин, Иванов, давайте сюда, – прокричал он и махнул рукой к себе. Благо, позиции были близко. Ребята не заставили себя уговаривать, быстренько подхватили стволы, ящики с минами и бегом припустили к нам.

Через несколько минут раздался первый залп и, как я и предполагал, пришелся он именно по покинутым позициям минометчиков. Капитан лишь молча посмотрел на меня, кивнул каким-то своим мыслям и надел каску. Но больше не стреляли. Подошел Мурат.

– Радист принял сообщение, группа на подходе. Чего делать будем?

– Мурат, опять все на тебя ложится, надо выйти им навстречу, доложить ситуацию. А там уж, что Истомин скажет. Но я не думаю, что прикажет бросить этих парней, так что все равно будем здесь воевать.

Казах кивнул и умчался. Я попытался прикинуть, где лучше ставить минометы, но Лобачев опередил.

– Бойцы, – крикнул он минометчикам, – давайте на позиции.

– Пусть лучше к нам за спину идут. Там тоже воронок навалом. Только пусть встают по краям, – кинул я свои пять копеек.

Капитан продублировал то, что я предложил. Ну, молодец, соображает. Парни еще пользу принесут.

«Ну, вот и я в окопе», – подумалось вдруг. От грустных мыслей отвлек голос Зимина.

– Сползать что ли, посмотреть, чего они там замышляют?

– Сдурел, что ли? – Я хлопнул по брустверу ладонью, и одновременно с этим прогремел взрыв. Немцы решили еще и артподготовку провести. Все упали на землю. Стреляли довольно редко, экономят, что ли?

– Сейчас закончат, – раздался рядом голос Лобачева, – всегда по пять минут долбят, порядок такой у них, наверное.

Все стихло. Капитан затеял перекличку. В этот раз не отозвались двое.

– Твою мать! С каждым разом все меньше и меньше.

Прибежал старшина Евсюк.

– Товарищ капитан, там снаряд прямо в окоп попал, Ремизова и Пантелеева как корова языком слизнула, даже хоронить нечего! – У старшины тряслись руки от волнения. Да это и понятно, у самого тоже такой трясун был, что хоть вой.

– Зимин, Саня! Занимайте оборону, проверь радиста. Он где-то у блиндажа был. А потом ко мне, я кое-что придумал. И Вано с собой прихвати.

– Сейчас сделаю, – Саня убежал. Я взял свой мешок в руки, надо же и ведь не потерял. Достал из него две новые, дымовые гранаты. Попробуем новинку. Повесим дым и посмотрим, как поведут себя немцы.

– Серег, привет, – Вано брякнул пулеметом, ставя его на бруствер.

– Здорова, коль не шутишь! Так, Вано, у тебя сколько с собой банок? – Я ткнул пальцем в барабан его пулемета.

– Четыре, одна стоит. Пострелять захотел, командир? – Вано улыбнулся.

– Ага, – и добавил, повернувшись к Лобачеву: – Товарищ капитан, дайте мне двух бойцов.

– У меня их чего, полк что ли? – огрызнулся тот в ответ.

– Был бы полк, попросил бы взвод, – ответил так же жестко я.

– Бери, кого тебе надо-то? – Он махнул рукой за спину.

– Вон того, с ППД можно? – я указал на парня. – И одного с винтовкой, кого, сами покажите.

Капитан крикнул бойцам, я удивился, опять фамилию Иванов услышал.

– Сколько же у вас Ивановых-то? – не удержался от вопроса я.

– Да как грязи! В роте, когда только сформировали, восемь человек было и все не родственники.

– Ну, так куда же без Ивановых-то? – спросил подошедший боец.

– Точно, на них вся надежда, еще бы Петровых да Смирновых сюда.

– Есть Петров, а Смирнов вчера погиб.

– Ясно, спасибо. Мы на вылазку, смотрите в оба.

Я быстренько объяснил Вано, куда пойдем. Опять прибежал Зимин, я предложил ему участвовать, только с другой стороны.

А идея была проста. Кидаем пару-тройку дымовых и выходим. Зимин со вторым пулеметом идет на левый фланг, а мы – на правый. Сказал ему, чтобы тоже взял кого-нибудь. Я захотел немного выдвинуться вперед и залечь. Во время атаки противника ударим с флангов из двух пулеметов.

– Ну вы и придурки! – покачал головой капитан Лобачев. – Где вас таких берут?

– Из тех ворот, что и весь народ! – заключил я. – Давайте готовиться, сейчас полезут.

Зимин первый опробовал новинку. Как он кидал, я не видел, только расходящийся в стороны дым дал понять, что и нам пора. Увидел еще дымок и бросил свою в ту сторону, куда собирался пойти. Вылез из окопа, Вано и пара местных бросились за мной. Пробежав в сторону метров на пятьдесят, я кинул вторую. Пока дым поднимался, лежали тихо. Немцы сначала открыли огонь. Но стреляли в расположение наших траншей, поэтому нам пока ничего не угрожало. Пробежав незамеченными еще метров семьдесят, залегли в большой воронке. Наверное, четверть тонны сюда попало. Я высунул голову, огля делся.

– Вано, парня с ППД тебе оставляю, Иванов, – повернулся я к бойцу с винтовкой, – бери мой МР-40 – и за мной.

– Ты далеко собрался, командир? – Вано вопросительно смотрел на меня.

– Рядом сяду, в соседней яме. Объясни бойцу, чтобы головой вертел и прикрывал.

Я выскочил из воронки и бросился рывком в соседнюю. Иванов, с моим ПП, следовал шаг в шаг. Улеглись, я достал четыре магазина к СВТ, положил так, чтобы брать было легче. Иванов разместился рядом. Я передал ему запасные магазины к ПП, он кивнул.

– Полезут, товарищ лейтенант? – тихо спросил он.

Ответить я не успел. Не полезли. Когда услышал вой летящей мины, даже не успел подумать, меня за шиворот утянул Иванов. Нырнули на дно воронки. Начались разрывы.

– Плохо дело, – прокричал мой напарник, – пока прячемся, они ближе подползут.

– Ну, их с нашей стороны тоже сюрпризы ждут, – ответил я. Но он меня явно не услышал. Где-то рядом рвануло. Сверху полетели комья земли, кто-то на позициях кричал так, что заглушал близкие разрывы. Увидели нас или просто по фронту закидывают?

Бля, вот что такое минометный обстрел. Сейчас главное вовремя вылезти, а то немцы, может, уже подходят. Обстрел внезапно прекратился, я попытался вылезти, черт, завалило немного. Скидывая с себя добрый десяток килограммов земли, я поднялся, оглядел оптику и тут же приник к прицелу. До наступающих, пригибающихся к земле солдат противника, была сотня метров. БТРы на этот раз, держались позади. Но вот что было хреново и даже очень, по каждому из флангов двигалось по паре танков. Легкие, Т-2, но нам и этих за глаза хватит. Солдаты противника, прячась за танки, уверенно шли вперед.

Наши минометчики, попытались изобразить обстрел. Но после того, как эти долбаные танкетки выпустили по снаряду, огонь минометов прекратился. Не знаю, накрыли или просто парни затаились. Хотелось бы, чтобы просто спрятались. Хватит с нас смертей уже.

Внезапно танки, идущие с моей стороны, стали поворачивать башни вправо, то есть от меня. Через секунду стало ясно, Зимин открыл огонь, отсекая пехоту. Танкисты без пехтуры, тоже на рожон не лезут.

– Иванов, как звать-то? – спросил я у бойца.

– Костя я, а что? – парень смотрел в сторону танков. До них оставалась сотня метров.

– Тебе гранаты специальные давали?

– Да, вот, – он протянул мне дымовуху. Я взял ее и вытащил друг за дружкой две противотанковые.

– А такие есть?

– Конечно, тоже две штуки.

– Ну, тогда вдвоем и пойдем.

– Куда? – не понял Костя.

– Куда царь пешком ходил. Давай за мной и гранаты держи наготове.

Я двинул ползком к яме Вано. Тот высунулся навстречу, предупрежденный вторым номером.

– Серег, писец похоже, – он развел руками.

– Погоди плакать, рано еще, – огрызнулся я и сполз к нему в воронку.

– Когда это я плакал, что я, баба, что ли? – обиженно проговорил тот.

– Да хорош уже, у тебя дым остался?

– Одна, – он покопался в мешке и извлек гранату.

– Слушай сюда. Надо бросить ее танку под зад.

– Так не доброшу же, далеко, – растерялся он.

– В этом и загвоздка. Нужно добросить, иначе здесь нас и похоронят.

– Товарищ командир, разрешите? – вдруг подал голос его второй номер.

– Излагай, – я посмотрел на него.

– Я доползу. Давайте гранату.

– Парень, это очень опасно, – я не знал как поступить, парень сам вызывается на смерть. Я ведь ему не командир. Да, правду писали у нас о подвиге народа. Без такого народного героизма хрен бы мы войну выиграли.

– Я аккуратно, ползком-то получится.

– Давай. Смотри сюда, – я показал ему на застывший, видимо для выстрела, танк. – Все как обычно, кинешь и гляди. Когда начнет подниматься дым, подожди чуток, а вот как сильно задымит, вставай и бегом назад. Понял?

– Конечно, понял, я автомат оставлю, мешать будет, разрешите выполнять?

– Давай, боец. А автомат твой я возьму, он мне пригодится. Вернешься – возьмешь мой ствол, беречь будешь, лучше, чем себя. Вперед, паря, сделай дело. – Терпеть не могу всего этого пафоса, но чего-то само вылетело. Видно, оттого, что не знал, что лучше сказать в таком случае.

Парнишка быстро перемахнул через край воронки и энергично вертя задом, пополз в сторону танков.

– Вано, смотри в оба, если увидишь пехтуру, когда мы там ползать будем, гаси. Но лучше бы тебе оставаться незамеченным.

– Понял, командир. Ты чего, танк решил взорвать?

– А хрен ли тут еще делать-то? Получится, так и не один. Оба надо тормозить, к чертям собачьим.

Я, не отрываясь, смотрел на парня с дымовой гранатой. Ему оставалось проползти еще метров двадцать, затем можно будет кидать.

– Костя, готов? – я не поворачиваясь, спросил у Иванова.

– Всегда.

– Тогда вперед, проползем немного, чтобы бежать меньше.

Мы осторожно выползли из укрытия. Танки закрывали обзор в нашу сторону для своей пехоты. Заметить нас могли разве только с «Ганомага», но он далеко. И пулеметчик там стрельбой увлечен. Взмахнул рукой, бросая дымовую гранату, наш доброволец. Через пару секунд от земли начал подниматься густой белый дым. Мы побежали почти одновременно: мы вперед, а доброволец назад.

– Я к дальнему! – крикнул я на ходу Косте. Тот что-то прокричал в ответ.

Между танками было метров семь-восемь. Когда я выбегу из-за первого, то меня встретит пехота, только бы автомат не подвел. Ближний танк находился левее, я забрал чуть в сторону, а то еще заденет взрывом, когда Иванов в него гранату бросит. Точнее две. Я огибал его по дуге и выскочил из дыма как черт из табакерки. А там! М-мать! Четверка гансов, трое повернули головы. Да, челюсти не упали, они на хрен отвалились разом. Я, дав длиннющую, патронов на двадцать разом, очередь, срезал двоих. Но рухнули все. Двое, упав, повернули свои карабины на меня. Но я уже был возле них. Просто перечеркнул их парой очередей. Но один, сука, все же выстрелил. По рукам, как молотком, ударило. Я даже замер от удивления. Такого чуда я никак не ждал. Немецкая пуля попала в автомат и ушла в сторону. Но от удара мне отшибло руки. Быстро упав на землю, я обернулся. Раздался взрыв, за ним сразу второй. Идущий первым Т-2 чадно задымил. Иванов со своим закончил, пора бы уже и мне. Раздалась очередь из автомата, Костян добивает вылезающих танкистов. Вторая двойка, резко встав, стала поворачивать башню.

– Не, не сейчас, – пробормотал я. Рванув, что есть силы вперед, я вскочил на броню. И постучал в люк.

Чего я решил это сделать, не знаю. Но люк, как в сказке, приоткрылся. Дальше все произошло на автопилоте. Из люка высунулась рука с пистолетом. Я долбанул гранатой по этой клешне и, выдернув кольцо, протолкнул ее внутрь башни. Там кто-то заорал, но я уже летел прочь. Когда рвануло, я отбежал всего шагов на пять-шесть. Волной меня подхватило, и следующий пяток метров я пролетел как Икар. Хлопнувшись со всей дури на землю, я боялся пошевелить руками. Болело все тело. Как будто этот танк по мне только что проехал. Но, сообразив, что лежу на открытом месте, судорожно нащупал в кармане дымовую. Бросил ее. Вовремя. Пули, выпущенные, видимо, пулеметчиком с БТРа, впились в землю, на том самом месте, где только что была моя голова. Кидая гранату, я повернулся на бок, только это и спасло. Дым уже хорошо поднялся, я встал во весь рост и, закусив от боли губу, бросился бежать к воронке. Но не добежал. Пулеметчик, не видя меня из-за дыма, стрелял просто в моем направлении, и падла, ведь попал все же. В плечо ударило, меня аж перевернуло. Рухнул. Темно в глазах. Во рту вкус крови, наверное, губу прокусил. Правую руку – не чувствую вообще. Навалилась какая-то тишина, а потом стало легко.

Дикая боль пронзила голову. Рука! Черт, что с рукой? Открыв глаза, уставился в темноту. Где я. Почему голова раскалывается.

– Он очнулся, товарищ майор. – Голос знакомый, это обо мне говорят?

– Вижу, спасибо, сержант, выйди, пожалуйста.

Передо мной возник расплывающийся силуэт. Истомин. Писец, он же меня сейчас сам добьет. Так значит, я живой все же. Но как? Я вроде не успел добежать. Блин, как же больно-то.

– Молчи! – произнес майор, видя, что я пытаюсь рот открыть. – Нельзя тебе говорить. Ну и дел ты тут натворил. У тебя серьезное ранение ключицы, плюс сильная контузия от взрыва. Благодари Иванова! Он тебя на себе вытащил. Хотя и ему прилетело. Как он тебя донес? Уму непостижимо. У него нога навылет, а упал только когда притащил.

Вот блин. Парню памятник при жизни ставить надо. Я все же открыл рот.

– А немцы прорвались? – еле смог выдавить я. Язык не ворочался.

– Молчи, говорю. Глотни, – Истомин подставил мне горлышко фляги. Я глотнул, о, жить сразу захотелось. – Не прошли, один танк Зимин сам подорвал, а второй мы из зенитки продырявили, он к нам бортом повернут был. Когда встал, его Зимин и добил. Молодцы. Только если сегодня опять полезут, то нам будет худо. Боеприпасов мало, мы трофейное все раздали. Инженеров я в лесу с охраной оставил. Там болото, они, в принципе, в безопасности.

– Хорошо, как же устоять-то два дня, это очень долго?

– Связались со штабом фронта. Наступление перенесли с двенадцатого на одиннадцатое. На завтра то есть. Хорошо, что связались. Части раньше подошли. Немцы железку перерезали, но дивизия проскочила чуть раньше. Силы есть. Говорят, что самое время бить именно сейчас, пока и к немцам подкрепление не прибыло.

Я закрыл и снова открыл глаза, облизал пересохшие губы. Во рту как песку насыпали.

– Время уже четыре часа, может, сегодня и обойдется. Темнеет рано. Завтра, при наступлении, нам сделают коридор. Во время авианалета мы должны будем проскочить. Эх, ты мне здоровый нужен был. На, глотни еще, – майор снова подставил мне фляжку. – Везение у тебя кончилось, что ли. Такой путь без царапины, а тут…

Майор махнул рукой. Приложился к фляге, явно не с водой. Саня Зимин молоток, оба танка сжечь смог. А я вот на одном сломался.

– Парней наградить надо, – прошептал я, – особенно здешних. Иванова – обязательно.

– Да уж. Не бойся, всем достанется. Вы такого шороху здесь навели, фашисты, наверное, охренели, когда у них разом четыре танка пехота недобитая смогла остановить. Они ведь сразу откатились. Без танков не полезли. Только минами покидались немного. Капитан еще двоих потерял. У него людей больше нет, осталось несколько человек да пяток раненых.

– Да, нормальный мужик, этот Лобачев. Наладил управление своим отрядом. Долго ведь держался.

– Тебя надо срочно в госпиталь, операцию делать. А то руку потеряешь.

– Не, не надо руку терять. Она мне еще пригодится, – чуть не закричал я, сил не было уже. Закрыл глаза.

– Отдыхай, давай. Может, пронесет, не сунутся сегодня, а завтра мы прорвемся. Шлиссельбург проскочим – дальше, до самого Ленинграда, немцев быть не должно. Быстро долетим.

Я закрыл глаза. Вот, блин, неужели добегался? Судя по тому, что руку не чувствую, – да.

Ночь длилась, казалось, целую вечность. Казах дважды менял мне повязку. Рассмотреть не удалось. Рука не поднималась, а голову так не изогнуть было. Но Мурат успокоил, сказал, что, скорее всего, кость не задета. Когда он первый раз промывал рану, я потерял сознание. Боль была адская, меня держали все. Истомин с Зиминым за руки, а дед навалился на ноги. Я, конечно, все равно крутился как уж, но держали крепко. Когда очнулся, плечо горело, видно, спирту не пожалели. Майор еще ухмыльнулся, вспомнив, как просил меня приглядеть за бойцами, чтобы спирт не выпили. Вот и пригодился. К утру поднялась температура. Трясло как тузика. Зато вроде стало полегче. По крайней мере была боль, а то в начале вообще думал, что руку мне оторвало. Ранение было слепым, видимо, ватник, немного погасил скорость пули, так как она была в руке. Мурат вытащил ее, пообещал приделать веревочку.

– На шею повесишь, она почти не деформировалась, только поправлю чуток и будет отлично, – сказал он серьезно.

Часов в семь утра на связь вышел штаб дивизии, приказали собираться. На семь тридцать ожидался налет бомбардировщиков. А где-то с девяти утра на расстояние орудийного выстрела подойдет корабль из Ладожской флотилии. Он поможет проскочить окрестности Шлиссельбурга да заодно отвлечет гарнизон крепости.

Истомин приказал всем собираться, а Зимина с Вано и Кругловым отправил за учеными. Те сидели в лесу, километрах в десяти. Мы же будем ждать их здесь.

Меня хотели грузить в немецкий БТР, но я попробовал встать, и с помощью Мурата мне удалось дойти самому. Но в БТРе все равно уложили, на пол накидали елового лапника, кинули каких-то тряпок. Ничего, даже мягко и тепло получилось.

Уезжали, когда в небе уже слышался гул летящих бомберов. Попрощались с капитаном Лобачевым, тот пожелал скорее выздоравливать. Похвалил за храбрость. Я даже покраснел и спросил про Иванова.

Ответил майор:

– Да вон твой спаситель, в машине лежит. Куда ему воевать, нога прострелена. Везем с собой, прорвемся в город – в госпиталь сдадим. Заштопают, подлечат и опять на фронт. Когда ходить сможет, конечно.

Я улыбнулся. Хорошо, что парня майор с нами взял. А то сгинул бы здесь, кому он раненый нужен.

Когда наши самолеты стали бомбить немецкие позиции, мы уже отъехали с передовой. Я смотрел в небо, с удовольствием наблюдая за большим количеством бомбардировщиков, идущих в сторону фрицев. Первый раз столько сразу наших самолетов видел. Впечатляет. Хотя у немцев с авиацией пока все в порядке, и когда они поднимут истребители, летунам придется туго.

С инженерами встретились через час. Алексей Иванович Судаев даже подошел, когда Истомин ему рассказал, что я ранен. Поболтали. Дорога была долгой. Войска, прошедшие здесь, прилично размесили ее. Особенно в районе деревни Липка. Несмотря на мороз, грязи было по колено, а то и выше. Пробирались с трудом. Дважды вытаскивали застревавшие машины БТРом. Но ничего. Справились.

Коридор, который нам обещали, был больше похож на тропку. Зимин и Мурат постоянно были в передовом дозоре. Пару раз приходилось сворачивать, пытаясь обогнуть места, где слышна была канонада. Двигались почти по Ладоге, местами даже на берег выезжали. Но Шлиссельбург обходили гораздо южнее, приближаясь к фронту на очень близкое расстояние. Противник был увлечен обороной от наступающих частей Красной Армии, и Шлиссельбург мы прошли спокойно.

Мост у Черной речки, как ни странно, был цел. По нему и переправились. Только пришлось пропустить пехотный полк. Когда проезжали Разметелево, майор порадовал:

– Почти приехали. Осталось немного. Еще раз через Неву переправимся и – дома! В Ленинграде.