Часть IV
ДЖЕНИФЕР

Стоя на стуле, Дженифер заталкивала шляпную картонку на антресоль платяного шкафа и едва успела увернуться, когда сверху свалились два чемодана.

Она простонала:

— С этими шкафами просто невозможно… Анна помогла поднять чемоданы и поставить их опять на антресоль.

— Я бы уступила тебе место в своем, но он битком набит твоими же поношенными вещами.

— Они что, думают, что человек может жить у них в отеле, имея всего два паршивых крохотных шкафчика? Ну почему Адель не нашла себе какого-нибудь крупного английского лорда и не осталась в Лондоне? Боже, как мне не хватает той квартиры.

— Да нет, Джен, эти шкафы достаточно вместительны. Просто никто не рассчитывал, что у одного человека может быть столько одежды.

— А я уже терпеть ее не могу.

— Джен! Не вздумай покупать еще одно платье! У меня уже сейчас самый лучший гардероб в городе, потому что едва ты надеваешь платье, как оно тебе сразу же надоедает. У Лайона глаза на лоб лезут при виде того, как я то и дело меняю туалеты, один шикарнее другого.

— Если Тони подарит мне на Рождество новую норку, ты заберешь мою старую.

— Старую? Она же у тебя только с прошлого года!

— Я ее терпеть не могу: она напоминает мне о принце. И потом, это дикая норка. Она великолепно подойдет к твоим волосам. А я хочу по-настоящему темную.

— Тогда я куплю ее у тебя.

— Не говори глупостей!

— У меня же есть деньги, Джен. Генри выгодно поместил сумму, вырученную за перстень, плюс мои двенадцать тысяч.

— И как же обстоят твои финансовые дела?

— Понимаешь, за перстень мы выручили всего двадцать тысяч. Он стоит дороже, но сейчас, говорят, спрос на рынке упал. И Генри все их вложил в акции компании Эй-Ти-энд-Ти. Пока еще эта сумма не слишком выросла, но дивиденды я получаю уже вполне приличные.

— Все равно, к своему основному капиталу не прикасайся.

— Можно подумать, ты у нас вся из себя такая уж правильная. В этом месяце твои фотографии публиковались в «Вог» и «Харперс», а ты не отложила ни цента. Честное слово, Джен, ты должна бы уже заработать целое состояние после того, как подписала контракт с домом моделей Лонгуорта. А ты все деньги тратишь на наряды. Ладно еще, если бы ты бережно к ним относилась.

— Как же я могу откладывать, когда и одеваюсь, и матери еще посылаю? Как манекенщица я получаю триста — четыреста в неделю, но ведь это не деньги. Нет, главную ставку я делаю на Тони. Анна, мне двадцать шесть, и у меня уже нет ни времени, ни шансов в будущем. Но как я одеваюсь, производит на Тони сильнейшее впечатление, а в газетах меня называют «само очарование». Я расцениваю это как выгодное помещение капитала. Ставлю все деньги на кон и кручу рулетку, чтобы сорвать банк, то есть Тони. Если на мой номер выпадает замужество, я обеспечена на всю жизнь.

— И все равно нет никаких оснований дарить мне норковое манто.

— Меня в нем видят уже целый год. А если я выйду за Тони, у меня их будет дюжина, А тебе ах как долго придется ждать норку, разве что книга Лайона вдруг ни с того ни с сего станет бестселлером.

— Ну… я сейчас мысленно молюсь за него. На прошлой неделе он закончил ее.

— Замечательно! Теперь вы поженитесь! Анна рассмеялась.

— Все не так просто. Сначала ее должны принять в издательство. Он дал почитать рукопись Бэсс Уилсон, она очень авторитетный литературный критик. Если книга ей понравится и она согласится заняться ею, то он почти у цели. В любом издательстве автоматически заинтересуются рукописью, если получат ее с рекомендацией Бэсс Уилсон.

— И когда она сообщит ему результат?

— Он ждет со дня на день. Надеется получить ответ до Рождества. Эй, Нили у нас застряла. — Анна подбежала к проигрывателю и подвинула звукозапись вперед.

— Ты уже заиграла эту пластинку.

— Исполнение великолепное. Я так горжусь Нили. Жду не дождусь, когда на экраны выйдет ее картина. Дженифер со стуком захлопнула дверцу шкафа.

— Не возражаешь, если я выключу ее. Хочу почитать. Анна сама выключила проигрыватель.

— Джен, уже два часа. Нам обеим пора ложиться спать.

— Мой ночник не будет тебя беспокоить?

— Он — нет. Но меня беспокоит, что ты так мало спишь. Иногда я просыпаюсь среди ночи, а твоя кровать пуста.

— Я ухожу покурить в переднюю, чтобы тебя не тревожить.

— В чем дело, Джен? Тони? Дженифер пожала плечами.

— В какой-то степени — да… но я не сплю толком уже больше года. Хотя я действительно из-за Тони волнуюсь. В феврале он едет в Калифорнию записывать на радио новое шоу.

— Может быть, он попросит твоей руки перед отъездом?

— До тех пор пока рядом с ним Мириам — нет. Когда мы с ним вдвоем, я могу заставить его сделать что угодно. Но вдвоем мы остаемся лишь в постели. А спрятавшись под одеялом, как-то очень трудно вести борьбу за справедливое дело мира.

— А что, если вам сбежать?

— Я уже думала об этом — всегда можно съездить в Мэриленд. Но не так-то это просто: в постели он обещает что угодно, но едва вылезет из нее, во всем слушается Мириам. — Дженифер направилась в ванную. — А теперь ложись спать. Что толку томиться обеим? Что-нибудь да придумаю.

— Попытайся уснуть для разнообразия, — предложила ей Анна, взбивая себе подушку.

— Сейчас лягу. Но сначала мне нужно проделать упражнения и намазать свои сокровища.

Закрыв за собой дверь в ванную, Дженифер устало взяла с полочки банку с кокосовым маслом. Освещенная ярким светом плафона, она пристально вгляделась в свое отражение. Под глазами появляются тоненькие морщинки. Через четыре года ей уже стукнет тридцать! «Небесный Хит» будет идти до июня, но она выступает в нем уже год, и ничего ей не светит. Конечно, всегда можно согласиться на контракт с «Твенти». Но, если она подпишет контракт и поедет за Тони за Западное побережье, она никогда не выйдет за него. А если он уедет без нее, будет ли ему не хватать ее до такой степени, что он ее позовет? Ни малейшего шанса! Уж Мириам позаботится, чтобы красивые девицы роем вились вокруг него. Красивые молодые девицы!

Да, конечно. Тони думает, что ей двадцать. Но стоит ему увидеть девчонку, которой действительно девятнадцать-двадцать лет, и на фоне той ее образ, пожалуй, немного потускнеет. Последнее время Мириам и так пялит на нее глаза, задает коварные вопросы, пытается подловить на датах, связанных с лингвистической школой. Еще слава богу, что Тони не особенно сильно соображает. Ход ее мыслей вдруг прервался. Что верно, то верно — соображает Тони туговато. А может, все дело в том, что Мириам подавила его и у него просто не было возможности проявить себя? Вот в исполнении песен он соображает что надо. Стоит хоть чуть-чуть сыграть не в такт, тут же замечает. Нет, дело просто в том, что Мириам никогда не давала ему возможности пораскинуть мозгами. Мириам! Она нанесла под глаза еще один слой крема. Ей необходимо спать. Она вернулась в спальню. Анна уже засыпала. Дженифер забралась под одеяло и выключила свет.

Прошел час, а она так и не сомкнула глаз. Похоже, ей предстоит очередная бессонная ночь. Быстро встав с кровати, Дженифер прошла в гостиную. Она бы смогла спать, если бы имела крепкие нервы и не теряла самообладания. Взяв свою сумочку, она достала оттуда пузырек и пристально посмотрела на крохотные красные обтекаемые капсулы, напоминающие пульки. Вчера вечером ей дала их Ирма. («Просто прими одну и проспишь несколько часов».)

Секонал. Ирма дала ей четыре штуки. («Для меня они на вес золота. Больше дать не могу».) Ирма была дублершей Нили в шоу. Она уверяла, что эти маленькие красные «куколки» спасли ей жизнь. («Я бы дала тебе еще, Дженифер, но нужен рецепт врача. Я могу купить только десять штук в неделю».)

Может, и ей попробовать одну? Ее пугало, что такая крошечная красная капсулка может принести спасительный сон. Она налила стакан воды и с минуту держала пилюлю в руках, слушая, как сильно колотится сердце. Ведь это наркотик… да нет же, просто смешно! Ирма принимает по одной каждую ночь и прекрасно себя чувствует. Когда та впервые вышла на сцену, она ужасно нервничала, и вот сейчас, когда прошло семь месяцев, она все еще нервничает. («Я чувствую, что, когда пою, меня все сравнивают с Нили. Теперь, когда выходят ее пластинки, каждое слово из ее репертуара постоянно сравнивают».)

Ладно, от одной пилюли ничего не будет. Дженифер проглотила ее, запила, сунула пузырек в сумочку и юркнула в постель.

Сколько понадобится времени? Спать по-прежнему нисколько не хотелось. Ей было слышно даже дыхание Анны, тиканье будильника на столике, звуки автомобилей с улицы — казалось, что все стало восприниматься острее и четче…

И тут она почувствовала Это! О боже! Замечательно! Все тело будто стало невесомым… голова сделалась тяжелой и вместе с тем легкой, как воздух. Она вот-вот уснет… уснет… о миленькая красная «куколка»…

На следующий день Дженифер пошла к врачу Генри. Он принял ее холодно. Состояние у нее прекрасное. Что еще за чушь! Нет, он не станет прописывать ей секонал. «Перестаньте поглощать кофе в безмерных количествах, меньше надо курить, и хорошо будете спать. А если не спите, значит, вашему организму сон не требуется».

— Эти дела так не делают, — объяснила ей Ирма несколько дней спустя. — Нельзя идти к хорошему врачу и с порога спрашивать это лекарство. Лучше всего найти какого-нибудь докторишку из тех, кого этические вопросы не очень волнуют.

— Но где? Ирма, с этими благословенными красными «куколками» я спала четыре ночи подряд, и это было божественно. А без них вот уже две ночи не сплю.

— Поищи кого-нибудь в третьеразрядных гостиничках Вест-Сайда. Увидишь знак, обозначающий медицинскую службу, на грязном оконном стекле, — разъяснила Ирма. — Но не просто входи и проси эти пилюли. Тут нужно уметь сыграть. Зайди и скажи, что ты не здешняя, а из Калифорнии, это всегда действует. Не надевай на прием норку, а то он такой гонорар заломит, что будь здоров. Объясни, что никак не можешь заснуть. Он начнет прослушивать тебя, а ты тверди свое: все, что тебе нужно, это две ночи поспать. Тогда он сдерет с тебя десятку и выпишет рецепт, которого тебе хватит на неделю, зная, что ты опять к нему придешь. И он знает, что за десять долларов выручает тебя на целую неделю. Но поверь мне — дело того стоит. Может получиться, что ты обойдешь несколько врачей, прежде чем нападешь на подходящего — меня двое не приняли, — но ты его все же найдешь. Не ходи в гостиницу Мак-Клея — там сидит мой. Еще заподозрит что-нибудь…

Врача себе Дженифер нашла в Вест-Сайде на Сорок восьмой стрит. Она поняла, что это именно тот, кто ей нужен, когда он с деланным безразличием извлек покрытый пылью стетоскоп и кое-как прослушал ее. Разумеется, он сразу же достал рецептурный бланк.

— Нембутал или секонал? — спросил он.

— Красного цвета, — пробормотала Дженифер.

— Вот вам секонал на неделю. — Он протянул ей рецепт. — Если не поможет, приходите еще.

Анна очень обрадовалась перемене, происшедшей с Дженифер. Она ничего не знала о капсулах, но ей было приятно видеть, как Дженифер спит всю ночь напролет. «Наверное, Тони обронил что-нибудь обнадеживающее», — подумала она.

За несколько дней до Рождества, когда Анна, как обычно в конце недели, укладывала вещи в сумку, чтобы идти на выходные к Лайону, Дженифер объявила о принятом ею крупном решении.

— Значит, вот так! — произнесла она. — Сегодня вечером я либо заставлю Тони ехать со мной в Элктон, либо расстаюсь с ним навсегда. Вчера вечером я все рассчитала. Если не сработает, у меня в запасе останется полтора месяца. Полтора месяца, пока он еще будет в Нью-Йорке, и я смогу появляться в разных местах, разодетая в пух и прах, с кем-нибудь другим, чтобы свести его с ума. Свести настолько, что он женится на мне.

— Где же сегодня вечером Мириам?

— Там, где и всегда. С нами! В «Ла Бомбре» премьера нового шоу. Я сказала Тони, что заеду из театра домой переодеться и чтобы он тоже заехал за мной сюда. Мы будем с ним одни, и я застигну его врасплох. И если я разыграю все, как по нотам…

Дженифер была в одном халате, когда за нею заехал Тони.

— Эй… поторапливайся и одевайся. Шоу продлится до половины первого.

Она подошла к нему.

— Сначала обними меня, — нежно попросила она. Разомкнув объятия, он перевел дух.

— Крошка, дай мне отдышаться. Господи! Когда я рядом с тобой, мне нужно делать кровопускание. — Его руки гладили ее грудь. Дрожащие пальцы никак не могли расстегнуть пуговицы ее шелкового халата. — Черт… ну почему у тебя все халаты на пуговицах? — Стянув наконец халат. Тони обнажил ее по пояс. Он отступил от нее на шаг, дыхание у него участилось.

— Джен, ни у кого больше нет таких титек! Она улыбнулась.

— Они твои. Тони.

Он уткнулся в них лицом, опустился на колени.

— О боже! Не могу в это поверить. Каждый раз, когда касаюсь их, не могу в это поверить. — Словно изголодавшись, он с жадностью впился в ее грудь. — Она мягко отстранила его голову. — Не хочу даже шевелиться, — пробормотал он.

— Тони, давай поженимся.

— Конечно, детка, конечно… — Он лихорадочно расстегивал остальные пуговицы халата, пока тот не упал на пол. Она отступила назад. На коленях он двинулся следом за нею. Она оступила еще.

— Тони, все это, — она огладила свое тело, — не твое, а мое!

Он приблизился к ней. Дженифер опять отступила. Она погладила свои бедра, коснувшись себя пальцами между ног.

— И это тоже мое, — мягко сказала она. — Но мы хотим тебя, Тони, — вдруг севшим голосом прошептала она. — Сними с себя все.

Он рванул на себе рубашку. Посыпались пуговицы, застучали по полу. Он стоял перед нею совершенно обнаженный.

— У тебя красивое тело, — медленно улыбнулась она. Затем опять отступила. — Но у меня красивее. — Рассчитанным нарочито затянутым жестом она погладила обе свои груди, словно ей доставляло удовольствие касаться их. Тони замер, глядя на нее и прерывисто дыша. Он бросился к ней, но она увильнула.

— Смотреть можешь, — нежно пропела она. — А прикасаться-нет. До тех пор, пока оно не станет твоим…

— Но оно — мое… ты — моя! — Он почти рычал.

— Только временно, — она сладко улыбнулась. — И я запираю все назад до тех пор, пока ты действительно не захочешь. — Она опять погладила свои груди. — Захочешь насовсем.

Весь дрожа от нетерпения, он двинулся за нею.

— Я хочу. Ну, иди же ко мне… сейчас!

— Сейчас — нет. Только когда женишься на мне.

— Ну конечно, — прохрипел он. — Я женюсь на тебе. — Он по-прежнему двигался за нею, но она уходила от него, не переставая улыбаться и оглаживать свое тело. Ее руки то поигрывали грудями, то опускались на бедра, касаясь тела везде. Она не сводила с него глаз.

— Когда ты женишься на мне. Тони?

— Поговорим об этом позже… сразу после… — Он следовал за нею, загипнотизированный этой новой игрой. Дженифер подпустила его к себе… он схватил ее груди… начал с жадностью сосать их… его руки скользнули ей между ног. Она резко отстранилась.

— Джен, — судорожно выдохнул он. — Прекрати. Что ты хочешь сделать… убить меня?

— Женись на мне, или ты касался меня сейчас последний раз — последний!

— Женюсь, женюсь…

— Прямо сейчас. Сегодня же.

— Но как мы сможем пожениться сегодня? Нам ведь нужно сдать кровь на анализ… получить разрешение. Начнем всю эту кутерьму завтра же с утра. Обещаю.

— Нет. К тому времени Мириам успеет отговорить тебя.

Упомянув Мириам, она сделала неверный ход: это моментально вернуло Тони к реальности, и его страсть начала затухать. Быстрыми шагами она двинулась к нему через всю комнату, раскачиваясь всем телом, лаская свои груди.

— Нам будет не хватать тебя, Тони, — прошептала она.

Он быстро пересек комнату и сгреб ее в объятия.

— Женись на нас сегодня, Тони. Мы очень хотим принадлежать тебе… — Она прижалась к нему всем телом и стала тереться о него.

— Но как я сумею? — прохныкал он.

— Бери свою машину. Можно поехать в Элктон, штат Мэриленд.

Он уставился на нее.

— Ты хочешь сказать, нас там поженят… вот так возьмут и поженят?

— «Вот так возьмут и поженят»! — Она щелкнула пальцами.

— Но Мириам…

— Я сообщу Мириам, — сказала она. — Мы позвоним ей сразу же после бракосочетания. Я сама скажу ей, пускай орет на меня. Ты будешь в моих руках. Я вся целиком буду принадлежать тебе… навсегда. — Она опять потерлась о него. — Потрогай же меня здесь. Тони, — все это будет принадлежать тебе. Ты сможешь делать со мной все, что пожелаешь, Тони. Все… даже то, чего я тебе никогда не позволяла. — Она отстранилась и стояла, ритмично покачивая бедрами. — И буду делать все, о чем ты меня просил… после того как мы поженимся.

— Сейчас, — взмолился он. — Пожалуйста, сейчас… а потом поедем в Элктон.

— Нет. После Элктона.

— Я не выдержу, не смогу столько ждать! Она подошла ближе.

— Прекрасно сможешь. Потому что сегодня же, после того как мы поженимся, — пальцами она ласкала его тело, покусывая его за ухо, — мы классно потрахаемся.

Он провел языком по пересохшим губам.

— Ладно, ты победила. Только, ради бога, поедем туда прямо сейчас.

Она обвила его руками.

— Ты не пожалеешь об этом… я доведу тебя до безумия.

В дверь резко постучали. Дженифер вырвалась из его объятий.

— Я никого не жду. Тони, говорил ты кому-нибудь, что будешь здесь?

Он затряс головой. Она надела халат. Перед ней стоял посыльный отеля с телеграммой в руке.

— Это Анне. Ей надо позвонить Лайону. Вдруг дело важное.

Дженифер села на кровать и набрала номер. Тони последовал за ней в спальню. О черт, как глупо все обернулось! Дженифер встала, запахивая халат. Где же Анна? Почему они не отвечают?

— Алло, — ответил голос Лайона. Да, Анна у него. Тони возился с ее халатом. Она оттолкнула его:

— Алло, Анна? Тебе сейчас пришла телеграмма. Конечно, одну минуту. — Она разорвала конверт. Тони мягко, но настойчиво толкнул ее на кровать. Держа в руках телеграмму и трубку, Дженифер молча пыталась отпихнуть его. Она зажала трубку рукой.

— Нет, Тони! Не сейчас. Нет! — Он уже забрался на нее. Она посмотрела на провод. Тони нашел ртом ее грудь. О боже…

— Анна… да, я здесь… Анна… Господи! Твоя мать умерла! — Она ощутила, как Тони грубо входит в нее и, словно насильник, яростно овладевает ею. Стиснув зубы, она старалась говорить ровным голосом.

— Да, Анна. Больше в телеграмме ничего. Приношу тебе свои соболезнования. — Она положила трубку. Он уже обессиленно привалился к ней, тяжело дыша от полученного наконец удовлетворения.

— Тони, это нечестно. Ты воспользовался моей временной слабостью.

Он лениво улыбнулся.

— Детка, эти слабости у тебя от рождения — целых две. — Он чмокнул ее в левую грудь.

— Давай лучше быстрее одеваться. Сюда едет Анна. Он надел рубашку.

— Черт, до чего же мне захотелось тебя, а? На этой рубашке не осталось ни одной пуговицы. Сбегаю быстро к себе в отель за новой.

— Упакуй вещи, Тони.

— Для чего?

— Мы же едем в Мэриленд, забыл?

— Не сейчас, детка. Если мы пошевелимся, то еще успеем застать шоу в «Ла Бомбре». Ну-ка одевайся, я заскочу за тобой минут через двадцать.

— Тони, если мы не поедем туда сегодня, я больше не буду с тобой встречаться.

Подойдя к ней, он игриво потрепал ее за подбородок.

— Будешь, детка. Я — самый великий. Кто может сравниться со мной? — он направился к двери. — Надень что-нибудь потрясное — там будут газетчики.

Она посмотрела, как за ним закрывается дверь. Проклятье! Проклятье! Как все пошло. Будь проклята мать Анны! Будь прокляты все матери на свете! Даже с того света они протягивают свои руки и все портят. Она вдруг вспомнила, что на этой неделе не отправила своей матери чек. А ведь близится Рождество. Мать подыскала себе каракулевую шубу, которую непременно хочет купить. Хочет успеть поносить хотя бы единственную натуральную шубу, пока еще жива. Она бросилась к столу, выписала чек на пятьсот долларов, вложила его в конверт и приписала: «Счастливого Рождества. Поздравляю с каракулевой шубой. Джанет». Что ж, по крайней мере, хоть у матери Рождество будет счастливым. Проклятье, когда же оно будет у нее самой?

Она начала быстро одеваться. Ей не хотелось, чтобы Тони застал ее здесь. Ей все-таки придется принудить его. Времени остается так мало.

Она поедет в Лоренсвилл с Анной! Ну конечно! Обязательно — ведь Анна ее подруга. Она позвонила Генри Бэллами. Его сонный голос сразу же оживился, когда она сообщила о случившемся. Конечно, она должна ехать с Анной. Пусть не беспокоится, с Гилом Кейсом он все уладит. Пусть возьмет машину напрокат, расходы за его счет. Легче ехать в Лоренсвилл на машине, чем связываться с пересадками на поездах. Бедная Анна: и тетка и мать в один год.

Когда Анна и Лайон приехали, все уже было готово и обговорено. Дженифер даже упаковала сумку Анны.

— Я положила два черных платья и серый костюм.

— Можно уехать первым утренним поездом, — сказала Анна.

— Нет. Сейчас только половина первого, а я все равно по ночам не сплю. Я поведу, а ты поспишь прямо в машине. К утру будем на месте. Я уже заказала машину, она подъедет с минуты на минуту.

— Я приеду на похороны, — сказал Лайон. Анна повернулась к нему.

— Нет, Лайон. Ты не знал мою мать. Все будет нормально. Займись лучше своей книгой.

— Позвони мне сразу же, как приедете. Дженифер стремглав увлекла Анну вниз по лестнице. Сверкающая черная машина уже ждала их у входа. Представитель фирмы передал Дженифер ключи от зажигания вместе с документами на прокат машины, и пять минут спустя они уже были в пути. Лайон смотрел, как красные огни исчезали в потоке других машин. Все произошло так быстро. Он был поражен, как молниеносно Дженифер все устроила. Он ошибался в ней: не такая уж она и пустышка, в конце концов. Лайон сошел вниз и едва не столкнулся с Тони Поларом — тот садился в такси с самодовольным выражением на лице.

Похороны были в понедельник. Как только они приехали в Лоренсвилл, всем стала заниматься Анна и хладнокровно проделала все, что необходимо в такой ситуации. Выяснилось, что произошел бессмысленный несчастный случай по вине самой матери. У нее уже давно начала ооразовываться катаракта. Машину всегда водила тетя Эми, но после ее смерти мать настояла на том, чтобы водить самой. Была ночь, шел дождь, она ехала домой после затянувшейся игры в бридж и не заметила грузовика с прицепом. Удар пришелся прямо в голову, смерть наступила мгновенно.

Похороны были торжественными и пышными. Лайон и Генри прислали огромные корзины живых цветов. От мисс Стейнберг и девушек тоже пришел венок. В тот же вечер Анна была вынуждена устраивать нечто вроде официального приема. Казалось, все население городка явилось выразить свое соболезнование и поглазеть на Дженифер.

Во вторник утром Дженифер заговорила о возвращении в Нью-Йорк. Они сидели в залитой солнцем столовой. Лоренсвилл очень понравился Дженифер. Ее забавляло, что весь городок с восхищением таращит на нее глаза. Но самое большое впечатление на нее произвел дом, оставшийся теперь Анне.

— Мне нужно возвращаться, чтобы участвовать в представлении. Но ты-то, я думаю, останешься здесь хоть ненадолго.

— Это еще для чего? — удивилась Анна.

— Ну-у, этот дом. Ты же не можешь вот так взять и уехать из него.

— Я уже говорила со своим адвокатом. Сказала, чтобы дал объявление о продаже. С мебелью и со всем прочим.

— Но это же замечательный дом, Анна. Может, оставишь его себе… сдашь внаем.

— Я ненавижу его и ненавижу этот город; хочу оборвать все, что меня связывает с ним. Если я оставлю себе этот дом, то у меня всегда отыщется причина приехать сюда. Если же продам, то буду знать, что мне не придется возвращаться сюда никогда, никогда.

— У тебя было настолько ужасное детство?

— Не ужасное. Просто не было никакого.

— Я так понимаю, что ты не любила свою мать.

— Да, не любила, но и не испытывала к ней неприязни. Она никогда не давала мне оснований ни для того, ни для другого. Это не ее вина. Это — Лоренсвилл. Ах, Дженифер, я бы лучше всю жизнь прожила в той ужасной комнатке, что я снимала на Пятьдесят второй стрит, чем осталась здесь. Лоренсвилл душит меня. Я физически чувствую это — нависает, гнетет и давит к земле. — Ее передернуло. — Вообрази, за всю свою жизнь здесь я была знакома, по меньшей мере, с тридцатью девочками, и ни одна из них не стала моей близкой подругой. В Нью-Йорке я чуть больше года, а у меня есть уже и ты, и Нили, и Лайон.

— Положим, только Лайон и я. От нашей кинозвезды вот уже несколько месяцев ни слуху ни духу.

— Ее картина выходит на экраны в марте. Только представь: премьера ее первой картины в мюзик-холле.

— Да, наверное, она сыграла хорошо. Я читала, что сейчас она снимается уже во втором фильме. Интересно, когда у них пойдут дети? А Мэл — как ты думаешь, он здорово поправился?

Обе девушки рассмеялись, и Дженифер налила еще кофе.

— Ну ладно, днем мне нужно ехать, тогда приеду еще затемно. И успею на завтрашнее дневное представление. — Она наморщила лоб. — Боже, Тони, наверное, думает, что меня похитили. Я же не успела оставить для него записку в отеле. Вот уж Мириам, должно быть, торжествует.

Всю утомительную дорогу до Нью-Йорка она размышляла о Тони. Даже если все получится — если они поженятся, — с ними всегда будет Мириам. Это крупный недостаток Тони. «Она воспитала меня, посвятила мне всю свою жизнь! — с криком бросал он в лицо Дженифер, когда та начинала возмущаться постоянным вмешательством Мириам в их отношения. — Из всех женщин она — единственная, кто стоит за меня на все сто процентов!»

Но Мириам не может ложиться с ним в постель. Дженифер решительно нахмурилась. Она хочет не только его денег и прочного положения. Она хочет быть еще и хорошей женой. Хочет ребенка. От этой сделки Тони приобретет больше, чем даст ей сам. Она не станет изменять ему. Для чего? Все мужчины похожи друг на друга. Тони вполне удовлетворяет ее, как и большинство других мужчин. Мария научила ее обращаться со своим телом, и она теперь знает, как возбуждаться самой. Это легко…

Ее почтовый ящик в отеле был забит письмами и телефонограммами. Несколько было от дома моделей Лон-гуорта — о боже, она же забыла сообщить им, — но все остальные были от Тони. Телефонистка коммутатора сказала ей, что мистер Полар звонил только что, уже десятый раз сегодня. Дженифер довольно усмехнулась. Было уже два часа ночи. Она прошла к себе в люкс и разделась. Однако секонал пока не принимала. Забравшись под одеяло, она стала ждать.

Спустя двадцать минут зазвонил телефон. Когда она ответила, в голосе Тони послышалось явственное облегчение. Но он тут же прорычал:

— Где ты была, черт тебя возьми?

— Далеко.

— Хватит шутить! — Затем совершенно другим тоном, внезапно проникнувшись искренним чувством, он спросил: — Послушай, детка, я чуть с ума не сошел. Где ты была?

Ее ответ не удовлетворил его, пожалуй, он не поверил.

— С каких это пор ты мчишься из города, чтобы присутствовать на похоронах?

— Анна моя лучшая подруга.

— Хорошо, но ведь тебя не было черт знает сколько времени. Что там стряслось? Кто-то из могильщиков оказался неотразим?

— Все как один, — сладким голосом ответила она. — Говоря откровенно, в жизни не видела сразу столько красивых мужчин в одном городе. — На самом деле она даже не разговаривала ни с одним мужчиной моложе пятидесяти.

— Джен, — мягко попросил он. — Могу я сейчас приехать?

— Тони, уже три часа.

— Я мог бы быть у тебя через пять минут. Она притворилась, что зевает.

— Прости, но я приняла снотворное.

— Тогда завтра? Днем? В три у меня запись, но в четыре я буду свободен.

— У меня дневное представление. Завтра же среда, забыл?

— Хорошо, приеду к тебе сразу же после выступления.

— Нет. Ты же знаешь, я не снимаю грим между дневным и вечерним представлениями. И от моей прически ничего не останется.

Он простонал:

— Ну хорошо, хорошо! Я заеду за тобой и поужинаем вместе.

— Там видно будет… — Она положила трубку. После дневного представления Дженифер не поехала домой. Все время до вечернего представления она заставила себя просидеть в кино. Перед самым представлением она велела швейцару сказать Тони, если тот заедет за ней, что она уже ушла. Она сидела в гримерной до тех пор, пока швейцар не пришел опирать помещения. «Да, мистер Полар действительно приезжал, и я передал ему именно то, что вы просили». Дженифер дала ему пять долларов и ушла домой.

Когда она вошла в свой номер, телефон заливался длинными трелями. Она не стала снимать трубку. Аппарат трезвонил каждые двадцать минут. Всякий раз она связывалась с коммутатором — звонил мистер Полар. В пять часов утра она сняла наконец трубку.

Тони был в ярости.

— Ты где была?

— Ходила в кино между представлениями. — Она нарочно говорила так, чтобы это звучало неправдоподобно.

— Ну конечно! А вечером? Что-то ты быстро оттуда слиняла.

— Я была в театре. Швейцар, должно быть, ошибся.

— И разумеется, провела весь вечер дома?

— Э-э…

— Так вот, к твоему сведению — я звонил каждые двадцать минут, начиная с половины двенадцатого. Ты пришла только сейчас! — Голос у него был торжествующий.

— Я, должно быть, спала и не слышала звонков.

— Ну, еще бы! Вероятно, с одним из бостонских хлыщей, с которым на похоронах познакомилась.

Дженифер повесила трубку первой и откинулась на подушку, удовлетворенно улыбаясь своей очаровательнейшей улыбкой. Срабатывало! Она прошла в ванную и взяла с полочки пузырек, до краев наполненный красными капсулами. Вот уж повезло, так повезло! В Лоренсвилле она с невинным выражением на лице поведала старенькому доктору Роджеру о своих трудностях со сном. Он был ослеплен ее лучезарной улыбкой и отнесся к ней с пониманием и сочувствием. От похорон у многих появляется бессонница. На другой день он сам явился с пузырьком, набитым двадцатью пятью капсулами секонала!

Опять настойчиво зазвонил телефон. Тони теперь не отстанет. Она позвонила на коммутатор отеля и велела ни с кем больше не соединять, сказав, что сегодня ночью она не отвечает ни на какие звонки. Для большего спокойствия она заперла дверь на задвижку. Затем открыла пузырек с пилюлями. Достала две. Одна помогала — но две! Это было самое восхитительное ощущение на свете. Она мягко опустила голову на подушку. Томное оцепенение начало распространяться по всему ее телу. О боже! И как только она жила без этих великолепных красных «куколок»!

Еще два дня играла она с Тони в кошки-мышки. Каждую ночь она с обожанием смотрела на пузырек с секоналом. Без этих «куколок» у нее не получилось бы ничего. Она бы целыми ночами не спала, курила, металась… и самообладание покинуло бы ее.

В пятницу вечером, когда она приехала в театр, у входа ее поджидал Тони. Он грубо схватил ее за руку.

— О'кей. Твоя взяла, — рявкнул он. — Я на машине. Мы едем в Элктон сегодня же… сейчас.

— Но у меня выступление, а завтра еще дневное представление.

— Я сейчас пойду и скажу режиссеру, что ты заболела.

— Но они же прочитают о нас в газетах, если мы сбежим туда. С меня взыщут неустойку, возможно, даже через профсоюз «Эквити».

— Ну и что? Ты будешь миссис Тони Полар. Ты ведь не собираешься продолжать выступать в этом шоу, а?

(Ну конечно нет! Что она, с ума сошла? И потом, Генри все уладит. Вот именно!)

Она схватила его за руку.

— Иди и скажи, что я больна, Тони. По правде говоря, я и впрямь начинаю ощущать какую-то слабость…

Дженифер была счастлива. Тони — ошеломлен. Они поженились! Сообщение попало в газеты Элктона. Улыбаясь, они позировали перед местными фоторепортерами и делали заявления для АП и ЮП. Наконец они уехали оттуда и остановились в небольшой гостинице на окраине Нью-Йорка.

Сейчас, когда Тони сидел на кровати, глядя, как Дженифер распаковывает вещи, ошеломление, вызванное общим возбуждением, начало проходить. Он вдруг испугался.

— Мириам убьет меня, — медленно проговорил он. Подойдя к нему, Дженифер обвила его руками.

— Ты не ребенок, Тони. Ты — мой муж.

— Ты должна заступиться за меня, когда мы будем ей говорить, — бормотал он.

— Я твоя жена, милый, я всегда буду за тебя заступаться.

— Но она просто сойдет с ума от ярости, Джен. — У него в глазах появились слезы. Он вдруг зарылся головой в подушку и разрыдался. — Боюсь… как же я боюсь…

На мгновение Дженифер застыла на месте. Волна отвращения захлестнула ее, вызвав даже приступ тошноты. Она ощутила в себе безумный импульс повернуться и бежать отсюда… но куда? И к чему именно? Никто не поймет. Подумают, у нее что-то не в порядке с мозгами. Ей нужно постараться, чтобы все выглядело пристойно. Тони — звезда, а у талантливых людей часто бывает идиосинкразия. Может, в этом-то все и дело: просто он повышенно эмоционален по сравнению с другими мужчинами.

Сев на кровать, она взяла его голову в ладони.

— Все будет в порядке, Тони, — успокаивающе сказала она.

— Но Мириам сойдет с ума. Станет кричать. — Он посмотрел на нее. В глазах у него стояли слезы. — Это ты виновата. Ты заставила меня сделать это.

— Я же сказала, что заступлюсь за тебя перед Мириам.

— Честно? Правда, заступишься?

— Да, — она погладила его по голове. — Тебе просто нужно помнить, что я — твоя жена.

Тони протянул руку и коснулся ее груди. Медленно вытерев слезы, он заулыбался и посмотрел на нее с хитроватым выражением на лице.

— И теперь я могу делать с тобой все, что захочу? Она выдавила из себя слабую улыбку.

— Да, Тони…

Он грубо сорвал с нее халат.

— Перевернись на живот, — прорычал он. Джен заскрежетала зубами от боли, когда, с трудом прорвавшись, он проник в нее. Почувствовала, как его ногти впиваются ей в тело, царапая кожу. «Улыбайся, Джен, — сказала она себе. — Ты добилась своего: ты — миссис Тони Полар…»

Держа в руках скомканную телеграмму, Мириам невидящим взором смотрела перед собой. Элктон! Что ж, значит, так! А она-то лезла из кожи — платила две сотни в неделю этому Орнсби! Она со злостью сорвала трубку и жирным пальцем стала набирать номер.

— Извините, что потревожила ваш сон, мистер Орнсби, — проревела она. — Только получается, что вы спите в мое время и за мой счет!

Сон мгновенно слетел с детектива.

— Я шел за ним до самых дверей театра. В восемь часов он ждал ее. Она пришла в восемь ноль одну, они стояли и разговаривали. Оставалось почти полчаса, и я знал, что ей нужно войти в театр, поэтому отошел перекурить. Я знал, что у меня в запасе три часа: ведь у нее же выступление. К одиннадцати я опять подошел туда. Он не появлялся. Когда он подвозит ее, то подъезжает к одиннадцати пятнадцати, самое позднее. Я ждал до одиннадцати тридцати, потом перенес наблюдение в его отель. Я ушел оттуда несколько часов назад. Он там так и не появился. Поэтому я думаю, что у нее, возможно, сегодня встреча с кем-то другим, и он тоже попал в лапы какой-то другой цыпочке. Она вот уже несколько дней, как водит его за нос: после каждого представления уезжает домой одна.

— Так вот, сегодня она вообще не выступала ни в каком представлении, — отчеканила Мириам. — Они сбежали. На том конце провода замолчали.

— Я платила вам целых две сотни в неделю только за то, чтобы вы предотвратили это. Какой же вы тогда детектив?

— Один из самых лучших, — резко ответил он. — Но эта парочка — те еще фрукты. Я всю задницу себе отморозил, стоя у его отеля каждую ночь, пока они там забавлялись в теплой мягкой постели. Но, черт возьми, леди, я ведь вам не ФБР. Я должен пойти поесть, а иногда и отлить. Думал, что единственное время, когда опасности уж наверняка не существует, это когда она на сцене. Кто же мог подумать, что она смоется с представления?

Мириам с грохотом швырнула трубку. Он прав: Дженифер оказалась чересчур хитрой. Она вздрогнула. Всегда быть такой осторожной, и на тебе — все впустую. До сих пор удавалось дурачить и публику и всех остальных. Они воспринимали детские ответы и реплики Тони как часть его имиджа. Некоторые даже считали это умной позой. Лишь одна Мириам знала правду и скрывала ее от всех, даже от самого Тони. Оставаясь наедине с женщиной, он функционировал как мужчина — физиологически. У него были способности к пению. На сцене он все делал правильно — механически. Однако в своем умственном и эмоциональном развитии Тони остановился на уровне десятилетнего ребенка.

И что же теперь? Пока она присутствовала на каждом интервью, она могла прикрывать его. Но сейчас появилась Дженифер. О чем она уже догадалась? Вообще говоря, ничего против этой девушки она не имеет. Вероятно, та действительно по-настоящему привязана к Тони. Почему бы и нет? Он красив, талантлив, неплохой жеребец. А может, Дженифер и не заметила ничего? В конце концов вдвоем они никогда не оставались — только в постели. Мириам позаботилась о том, чтобы всегда быть с ними, да еще чтобы их сопровождали не менее одного-двух авторов песен. Так она приучила Тони. «Звезда всегда должна иметь вокруг себя окружение», — постоянно твердила она ему, и он согласился с тем, что ходить повсюду в сопровождении кого-либо — обычная для него процедура. Благодаря этому приему ни у кого не было возможности поговорить с ним сколько-нибудь длительное время.

До появления Дженифер все было просто. Мириам понимала, что ему требуется удовлетворять свои физические потребности, и поощряла это, организуя все так, чтобы его связи носили временный характер. Какая-нибудь танцовщица ночного клуба, в котором они выступали, счастливая уже от того, что была близка с ним, купалась в лучах его славы, вполне довольная тем, что при расставании Тони дарил ей духи и обещал вечно помнить ее. Так все и шло, пока ему не встретилась Дженифер. Мириам предприняла все для того, чтобы поломать их связь. Всякий раз, как только он уезжал за пределы Нью-Йорка, она подсовывала ему красивейших девиц на свете. Да, он брал их, но всегда возвращался к Дженифер. Мириам надеялась, что уж после гастролей по Калифорнии с ней будет покончено. Оставалось каких-то две недели — и вот, это все-таки произошло!

Мириам вздохнула. Большинство людей считает, что она таскается за Тони, чтобы купаться в лучах его славы. Хороша слава! Да она бы все на свете отдала, чтобы пожить своей личной жизнью. Но она не может покинуть Тони. Вот так она и живет, сорокачетырехлетняя старая дева, ведущая Тони за руку к ослепительной славе. Ну почему все должно было сложиться именно так? «Грехи отца», — подумала она, горько скривив губы. Что ж, они-то, конечно, отразились на Тони, только он не знал об этом. Основную тяжесть несет она. Да и если уж говорить откровенно, грехи-то были не отца, а их сволочной шлюхи-матери! Сколько тайн она скрыла от Тони и от всех прочих! Сочинила трогательную историю о красавце-отце, погибшем в железнодорожной катастрофе до рождения Тони. И об очаровательной хрупкой матери, настолько ослабленной таким потрясением, что, родив младенца Тони, она тихо улыбнулась и отошла в объятия ангелов, оставив его на попечение четырнадцатилетней Мириам. Пресса поверила. И Тони поверил. Он так и не узнал, что его настоящий отец, так же как и настоящий отец Мириам, не известны даже их матери.

Они были зачаты от разных отцов — случайных партнеров, из тех, что каждую ночь проходили через постель их матери. И уж тот, от кого родился Тони, должно быть, был красавцем! Но и после этого ее мать встречалась со множеством разных мужчин. Официантка-певичка с Кони-Айленда не особенно интересовалась социальным положением своей клиентуры. Мать клялась Мириам, что ее отцом был приличный человек из Питтсбурга. Может быть. Но отец Тони — кем бы он ни был, подонок, — наверняка был хорош собой. От обоих родителей Тони взял самое лучшее. От матери ему достались бездонные карие глаза с невероятно длинными ресницами. Нос был короткий и прямой, рот — чувственный. И роста он был высокого. Мириам же, напротив, унаследовала чью-то другую внешность. Она криво усмехнулась. Тот мужчина из Питтсбурга, может, и был приличным человеком, но явно не Робертом Тэйлором. И вообще, если она когда-нибудь натолкнется в Питтсбурге на маленького приземистого голубоглазого толстяка с носом-картошкой, она непременно воскликнет:

«Папочка!».

Фамилию Полар она выбрала, поддавшись чувству. Самым добрым и постоянным любовником из всех, что когда-либо имела ее мать, был человек по фамилии Поларски. Он искренне любил низенькую толстую девчушку и никогда не забывал прихватить для нее подарок или ласково потрепать ее за подбородок. Она все время помнила о нем. Несколько лет спустя в знак молчаливой признательности она взяла его фамилию для себя и для Тони, лишь немного укоротив ее.

Скрыть от Тони и от прессы его настоящее происхождение особого труда не составило. Их мать постоянно меняла места жительства. В каждом городе есть женщины, подобные Бэлле — девице не первой свежести, играющей на расстроенном рояле и поющей гортанным голосом в коктейль-баре. Бэлла начинала петь у Тони Пэстора, но то был единственный звездный период ее карьеры. После этого она опустилась и стала выступать на подмостках пивных и коктейль-баров в разных городах, переходя от одного мужчины к другому.

Мириам появилась на свет в Филадельфии, в родильном доме для малоимущих, содержавшемся на пожертвования. Бэлла сдала ее в приют, где та и воспитывалась до восьмилетнего возраста. Затем Бэлла нашла более или менее постоянную работу на Кони-Айленде и забрала девочку. Несколько лет Мириам росла в роскошной атмосфере двухкомнатной квартиры и искренней привязанности к себе мистера Поларски, но, когда тот ушел своей дорогой, последовала новая череда мужчин. Бэлла старела. Они обе опешили, когда Бэлла обнаружила, что опять забеременела. Боже! Вот уже несколько месяцев, как все у нее относительно нормализовалось — этого только ей и не хватало, ребенка, который изменит всю ее жизнь.

Она еще работала шесть месяцев, но потом уже не смогла скрывать своего положения, и ее уволили. Вместе с Мириам она переехала в дешевую комнату. Той уже исполнилось четырнадцать лет, она бросила школу и встала за прилавок. Ни друзей, ни соседей у них не было. И вот как-то поздней ночью мать увезли в дребезжащей машине «скорой помощи», а рядом с нею ехала трясущаяся от страха Мириам. Бэлла умерла через пять минут после того, как истошно орущий Тони появился на свет.

Мириам взяла ребенка домой. Безразличного заведующего отделением оказалось совсем нетрудно убедить в том, что дома их ждет не дождется бабушка. И вот она, совершенно одинокая четырнадцатилетняя девочка, стала растить Тони. Сейчас, когда она оглядывалась назад, все это представлялось ей невозможным кошмаром: ужасные первые недели, когда она училась правильно готовить молочные смеси, стирала пеленки, пыталась как можно дольше растянуть накопленные на пару с Бэллой две сотни долларов, выкраивая центы на молоко и питаясь одним консервированным супом.

Тони исполнился месяц, когда у него появились первые судороги. И опять была дребезжащая «скорая», опять больница. Сделали анализы, солидные доктора уточняли диагноз Тони и изучали его состояние. В больнице его продержали год. От волнения Мириам вся извелась, но зато она нашла место с полным рабочим днем и отложила немного денег. Потом ей вернули Тони. На вид он был здоровеньким. Затем — опять судороги и опять больница. Так продолжалось, пока ему не исполнилось пять лет. Судороги прекратились. Он пошел в детский сад, с трудом окончил младшую группу. Но из средней его отчислили. Предложили специальную школу, но она оставила его дома. Ее Тони ни за что не будет учиться с этими придурками. Запасясь терпением, она стала учить его всему тому, что он был способен усвоить.

Да, начало было совершенно неописуемым. Но в пятнадцать лет можно биться за жизнь против любых обстоятельств. В двадцать один год можно покорить весь мир. И вот сейчас обстоятельства опять повернулись против нее, а Мириам устала.

Несколько раз ее подмывало пойти к Дженифер и поведать ей всю правду о Тони, пусть она поймет, что самая мысль о таком замужестве абсурдна. Но риск был слишком велик. А что если эта девица плюнет на них обоих и разнесет их историю по всем городу? Это будет крахом сценической карьеры Тони, крахом самого Тони.

Ей нельзя сдаваться сейчас: слишком долго сражалась она за него. Боже, подумать только, ведь она сражалась даже с армией Соединенных Штатов. Получив повестку с призывного пункта, Тони пришел в неописуемый восторг — для него это была игра в солдатики. Его жизнь на сцене только-только начиналась, и он так и не узнал ни о ее тайных поездках в Вашингтон, ни о бесконечной бюрократической волоките, ни о бесчувственности твердолобых военных. У нее уже опускались руки, как вдруг ей попался майор Бэкман. У него был брат, такой же, как Тони. Он прочитал медицинские свидетельства Тони из больницы Кони-Айленда, хранившиеся в потрепанном конверте из оберточной бумаги, и показал Тони главному армейскому невропатологу. В результате Мириам получила еще целую груду справок и свидетельств, которые вложила все в тот же конверт из оберточной бумаги, и Тони получил освобождение от призыва без лишнего шума, но окончательно и бесповоротно. Для прессы майор Бэкман сделал заявление, что Тони Полар освобожден от прохождения военной службы из-за повреждения барабанной перепонки.

Нет, ей нельзя сейчас сдаваться. Она победила всех — армию, прессу, весь этот чертов мир вокруг нее, и вот теперь позволить какой-то фигуристой блондиночке разрушить все! Она не отойдет от них ни на шаг.

Через несколько недель они едут на Западное побережье, и она станет жить вместе с ними. Кто знает — может, что-то и получится.

Она надела платье на свое бесформенное тело и стала методично приводить мысли в порядок. Нужно сделать заявление для прессы ведущим обозревателям — кому же сообщить первому? Нет. Никаких любимчиков. Телеграфные агентства, должно быть, уже передали обо всем прямо из Элктона. Когда они вернутся, она созовет пресс-конференцию, организует интервью с Дженифер и Тони…