История третья
КОРОЛЕВСКАЯ МИЛОСТЬ
«Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж…»
И. Северянин.
Два капитана-десантника сидели в пустом баре. Бар только что открылся. Кроме меня и Билли Адамса в самом углу бара засел пьянчужка. Получив от наших щедрот полный стакан «вискарика», он трясущимися руками бережно понес его к дальнему столику. Бармен Веня Петров, позевывая, протирал стаканы.
Позавчера вернулись мы из экспедиций. И вчера весь день занимались писаниной. Рапорта, ведомости расхода боеприпасов, представления к наказаниям и поощрениям. И т. д. и т. п. Мне еще повезло. Моя рота вернулась без единой потери. У Адамса из четырех взводов осталось два с половиной. За такое не хвалят. Поэтому Билли был мрачным и невыспавшимся.
— Днем глаза слипались, а ночью лег — все ворочаюсь и ворочаюсь, — жаловался мне Адамс. Я сочувственно поддакивал. Сам-то я прекрасно отоспался на транспорте. Дорога домой была долгой — три недели. А рота Билли назад возвращалась транзитом, с двумя пересадками.
— Послушай, Билли, — попытался отвлечь я друга от невеселых мыслей, — вот, ты — Большой Билл; Донован — Папа; наш «полкан» — Чайник. А у меня среди наших какая кличка?
— Счастливчик, — не задумываясь ответил Билли и пояснил: — ты самый молодой капитан в десанте. Ни одна экспедиция, в которую входил ты, не закончилась провалом. А ведь провалы случаются. Если ты идешь в экспедицию, то потери в ней минимальные. Некоторые уже начинают стараться попасть под твое начало.
— Ну, да, на Ле ри одиннадцать человек из полусотни потеряли, — возразил я.
— Не было бы тебя, вообще бы никто не вернулся, — загорячился Билли. Своего я достиг, Адамс перестал переживать неудачу.
Дверь бара распахнулась. Быстрым шагом вошел рассыльный из штаба. Увидев меня и Адамса, он задумчиво почесал в затылке.
— Чего надо? — хором спросили мы.
— Велели явиться в штаб или Иванову, или Адамсу. Кого первого найду, тому и передать. А вы тут оба сидите.
— Билли, тебе хочется идти в штаб?
— Ни капельки. А тебе?
— Аналогично. Веня, дай-ка монетку. Что выбираешь, Билли, орла или решку?
— Конечно, орла.
— Кто б сомневался, — я положил на ноготь большого пальца поданную Петровым монету. Вертикально запустил ее вверх щелчком. Несколько раз перевернувшись, монета звякнула об стойку бара. Я накрыл ее ладонью, чтобы не укатилась. Убрал ладонь. Вместо герба СОГ — Союза Объединенных (или Объединившихся) Государств, мы увидели номинал — цифру два.
— Решка! — радостно выкрикнул Билли.
— А говоришь, Счастливчик. Брешет народная молва, — вздохнул я и бодренько потопал к выходу из бара, махнув Вене Петрову рукой на прощание. Адамс остался допивать водку.
— Я знаю, Иванов, что вы только что вернулись на базу, — с притворным огорчением сказал начальник штаба полка. — Но у капитана Мертона — прободение язвы желудка, угодил в госпиталь. Лейтенант Листус умудрился ногу сломать на полигоне. Жанвье улетел на похороны матери. Больше офицеров в резерве нет. Вашу роту мы трогать не будем, пусть ребята отдыхают. Возьмете роту Мертона. Офицеры там совсем необстрелянные, так что пришлось вас потревожить. Вот вам отчет о предыдущей экспедиции на планету. Прочитаете, вернетесь ко мне.
Документы из штаба выносить запрещено. Нашел свободный кабинет, уселся за стол, открыл папку с отчетом.
Лететь нам предстояло не на самую поганую планету. Кислородная атмосфера имеется, а это огромный плюс. В предыдущей моей экспедиции пришлось ходить два месяца в скафандре. Шлюзы, компрессия, декомпрессия. И это по несколько раз в день.
Середину планеты занимают гигантские болота, окруженные со всех сторон горами. И больше на планете ничего нет. Болота и горы. Болота питаются от подземных рек. В болотах полным-полно растительности и потихоньку зарождается животный мир. Пока на уровне инфузорий и пиявок всяких.
Разведка Корпорации, наткнувшись на такой лакомый кусочек (ну, не может быть гор без полезных ископаемых!), сразу же помчалась докладывать начальству. Для начала, на планету прибыла небольшая геологоразведочная экспедиция, сопровождаемая отделением десантников под командой сержанта. С помощью роботов начали разведку. Первые же шаги принесли результаты. Полезные ресурсы в горах есть.
На третий день двое геологов и четверо сопровождавших их десантников попали под камнепад. В живых остался только один десантник. Со сломанной ключицей. По его словам, камнепад начался неожиданно. Сразу же огромная масса камней сошла с горы.
На следующий день еще пара геологов и четверо десантников наткнулись на пещеру. После этого связь с ними оборвалась. Прибежавшие к пещере сержант и двое десантников (двое остались в лагере), увидели у входа в пещеру тела геологов и десантников. Все были мертвы. Это попахивало чертовщиной какой-то. Ни следов насилия, ни ушибов на телах погибших. У десантников оружие в исправности, все патроны целы. И только на базе, при вскрытии врач обнаружил, что каждому из них в глаз попал очень мелкий, как обломок острия тонкой иглы, осколок кристалла. При этом осколок проник в мозг и, рикошетя от черепной коробки, превратил весь мозг в сито. Но это выяснилось только на базе. А тогда, оставшиеся в живых десантники перетащили тела в лагерь, погрузили в десантную капсулу и рванули на орбиту. Все четверо геологов экспедиции погибли. Десантников осталось пятеро, из них один — раненый. Единственное решение — вернуться на базу.
На базе, разбирая вещи экспедиции, обнаружили в сумке одного из погибших геологов три кристалла. Два голубых и один розовый. Прозрачные, что называется, чистейшей воды. Один из голубых кристаллов — небольшой, второй — очень крупный. Исследовали на скорую руку. Хотя кристаллы и резали стекло, но алмазами не являлись. Тогда, что это? «Неизвестные науке кристаллы», — ответили в лаборатории Корпорации. Камни были чертовски красивыми. Маленький голубой камень отдали на исследования, а большой голубой и розовый камни решили огранить. А роту десанта с десятком геологов — отправить на планету за кристаллами.
Нет, конечно, Корпорации нужны были и медная, и никелевая руды, найденные геологами в этой злосчастной экспедиции. Но это требует множества людей и различной техники. На большую комплексную экспедицию только начали готовить документацию. Разработка начнется после оформления лицензии и прочих бумаг. Сейчас мы должны будем обследовать район пещеры и найти площадку для посадки больших транспортных кораблей. Главное — найти кристаллы. Потому, как слух о них просочился за стены Корпорации. Один видный ювелир, осмотрев эти камни, сказал: «О-о-о!».
И уже обращались в Корпорацию с предложением выставить камни на аукцион за деньги немалые. Так что пахли кристаллы хорошими барышами. А где большие доходы — Корпорация ничего не пожалеет. В конце отчета стояла дата. Это был вчерашний день. Оперативно действует начальство.
Я вернулся к начштаба, отдал отчет.
— Когда надо вылетать?
— Сегодня. Транспорт заправляется, оборудование и продукты грузят. Собирайте роту, получайте оружие и отправляйтесь.
— Разрешите вопрос?
— Слушаю.
— Противник — кто или что?
— Не знаю. Есть он или нет — тоже не знаю. Может быть, это какой-то несчастный случай. Мне приказали отправить роту — я исполняю. На месте разберетесь. Не первый день в десанте.
Начштаба был зол. Во-первых, Донован умотал с экспедицией, оставив все базовые дела на своего штабиста. Во-вторых, как и все старые служаки, он меня недолюбливал. Он-то капитанские погоны надел в тридцать с лишним. А я — выскочка и любимчик Донована. И рота у меня лучшая в полку потому, что Донован подобрал мне хороших солдат. «Посмотрим, как ты с ротой Мертона управишься. При сержантах, которые вчера из училища», — наверняка, злорадно думал начальник штаба. Козырнув, я повернулся и вышел из кабинета.
Найдя сержантов, командовавших взводами, приказал собрать роту на космодроме при оружии. Заскочил домой, переоделся в полевую форму. Покидал в сумку бритву, пару белья, кое-что из снаряжения. Подумав, бросил туда же учебник по тактике. Академиев-то мы не кончали. Приходилось заниматься самообразованием.
Прошел в оружейку нашей роты. Хотел взять единственный плазмомет, но махнул рукой. Штатное вооружение, так штатное. А без меня мало ли куда вздумают погнать моих ребятишек. Конечно, мне спокойнее было бы со своей ротой. Но ребята, действительно, устали. Проходили два месяца в скафандрах. Все время приходилось палить в летающую и ползающую нечисть. И это при тяготении в полтора g. Пусть отдохнут. На полковом складе полно плазмометов, но не хотелось идти к начштаба с просьбой. Обойдусь автоматом.
Зашел в штаб, забрал карты и документы. Завернул в офицерскую столовую, плотно поел. Нашел сержанта, летавшего в предыдущую экспедицию на эту планету, поговорил с ним. Поднялся на борт транспорта, познакомился с командой, проверил, все ли погрузили.
Вылет был назначен на двадцать три ноль-ноль с тем, чтобы прибыть на место ранним утром. В двадцать два часа рота построилась возле транспорта. Представившись, медленно прошелся вдоль строя. Десантники все, как на подбор, рослые, крепкие парни. Если ты невысок ростом и худощав, тебя могут взять в десант лишь при условии наличия таланта. Или ты — суперснайпер. Или — сапер «от Бога». Или — прирожденный оператор. А уж физические кондиции тебе подтянут до твоего максимума. На учебно-тренировочной базе это умеют делать.
Не было в здоровенных солдатах, стоящих передо мной какого-то внутреннего стержня. Моя рота строилась перед вылетом с осознанием того, что могут и не все вернуться обратно. Ребята шли на войну. И это — их работа. Пусть за всю экспедицию не будет сделано ни единого выстрела. Пусть шумят вокруг райские сады с пушистыми, ласковыми зверюшечками. Но напряженка схлынет только когда трап транспорта лязгнет об поле космодрома на родной базе. Профессионалы они все.
А от этих так и веяло «расслабухой». Словно на пикничок собрались парни. Вот взводный мечтательно улыбается, закатив глаза на верхушку транспорта.
— Сержант, мечтать дома, лежа в ванне будете, — рявкнул я на него. Улыбка из мечтательной стала смущенной. Ладно, пусть считают меня грубым хамом, лишь бы эти пацаны-мечтатели вернулись живыми. А ведь всего на пару лет моложе меня. Плохо стали инструкторы выбивать романтику из юных голов. Да и Мертон подраспустил свою роту. Хотя, когда у человека ноет запущенная язва, тут уж не до службы.
Теперь традиционная речь отца-командира перед вылетом:
— Что нас ждет впереди — не знаю. Этого никто не знает. Настраивайтесь на серьезную работу. Легкой жизни не обещаю. Но! Количество прилетевших на базу должно равняться количеству вылетавших. Нале-во! Бегом марш!
Догадывался, что дай я просто команду на погрузку, пошли бы они к аппарели вразвалочку, нестройной толпой, переговариваясь и покуривая на ходу. Ничего, я научу вас свободу любить!
— Быстрее, быстрее! Не десант, а коровы беременные!
Ботинки дружно загрохотали по рифленому металлу. Вот это ближе к настоящей посадке в транспорт. А выгружаться вы у меня еще быстрее будете.
Первые три дня полета все десантники лежат вповалку на койках. Едят мало и через силу. Так действует мощная комбинированная вакцина, которую каждому вкололи перед вылетом. Она предохраняет от всех известных болезней, начиная с насморка. И мобилизует силы организма на борьбу с неизвестными вирусами, которые могут встретиться на другой планете.
К концу третьего дня, еще ощущая ломоту во всем теле, я занялся делом. Надо было приводить роту в нормальное состояние.
Со своей ротой я такой проблемы не знал. На базе ребята не вылезали из тренажерных залов, тира, бассейна и спортзала. В экспедиции брали с собой эспандеры, гантели, складные мини-тренажеры. Тренажеров на транспорте всего три-пять штук. На них становились в очередь. Но можно обойтись и без тренажеров. В коридорах транспорта часто можно было увидеть десантников, спаррингующих друг с другом. Как положено — в шлемах, в накладках, в перчатках. Кто-то приседал с товарищем, сидящим верхом на плечах Кто-то отжимался от пола. Сто пятьдесят-двести отжиманий считались нормой.
Пришедший в нашу роту оператор Мюррей, прекрасно управлялся со своими профессиональными обязанностями. Но, слабо развитый физически, мог отжаться не больше 10–12 раз.
— Не расстраивайся, — сказали ему, — можешь отжаться сто раз за десять подходов.
И Мюррей исправно, как и все остальные, отжимался. Без принуждения. Во время последней экспедиции все в роте увидели, что Мюррей отжимается сто раз за три подхода. После чего, Лимонадный Джо, сняв с пояса нож десантника, торжественно вручил его оператору. Раскрасневшийся и тяжело дышащий, но счастливо улыбающийся, Мюррей пообещал вскоре отжиматься за два подхода. А впоследствии, за один.
Десантники роты Мертона не обманули моих ожиданий. На четвертый день полета, отойдя от укола, они принялись скучать. Шлялись бесцельно по кораблю, отвлекая команду от работы. Валялись на койках.
Приказав всем построиться в узком коридоре в одну шеренгу, я объявил свою командирскую волю. По составленному мной графику, каждый должен в сутки ровно час прозаниматься на одном из тренажеров, установленных в спортзале транспорта. Сто отжиманий в день — в обязательном порядке. На транспорте есть компьютерный стрелковый тир — стреляйте, хоть до посинения. И не забывать ежедневно чистить и смазывать оружие. Кого увижу болтающимся без дела — пошлю чистить все туалеты на корабле.
Полет до планеты занял две недели. К концу этих двух недель рота имела хорошую физическую форму. И командира-зануду.
Процедура высадки проходила стандартно. Оставив транспорт на орбите, на двух десантных капсулах подлетели к месту, которое мне указал на карте сержант из предыдущей экспедиции. Мест для посадки, и вправду, было немного, кругом скалы, валуны, каменные осыпи. Высадившись и выгрузив все необходимое, мы огляделись
Место для лагеря находилось в котловине, из которой был только один выход. Через глубокое и узкое ущелье. С одной стороны, хорошо — лагерь окружен скалами и охранять надо только ущелье. С другой, мы можем выйти из лагеря тоже только через ущелье. И если его завалит… Впрочем, бывали случаи эвакуации, когда десантная капсула зависала в воздухе и на нее поднимались по веревочной лестнице, бросая внизу тяжелое снаряжение.
Лагерь разбили быстро. Палатки приходилось ставить на вакуумных присосках — вокруг голые камни. Ни окопов, ни колючки. Выложили из камней невысокую стенку напротив входа в ущелье. Вот и все укрытие.
Взяв с собой десяток солдат, я пошел через ущелье. Ширина его была совсем небольшой, с трудом четыре человека в ряд пройдут. Длина ущелья — метров восемьсот. Без изгибов, прямое, как стрела. За ущельем лежало обширное каменное плато. Все усеянное валунами. Но валуны можно убрать. Тогда сюда сядут тяжелые транспортные капсулы. Построить станцию привода для автоматической посадки транспортов, убрать совсем уж неподьемные для нашей экспедиции валуны. И получится неплохой космодром на три-четыре корабля. Задача обустройства посадочной площадки оказалась совсем легкой. Завтра с утра брошу сюда два взвода и «крота». А сам со взводом схожу к пещере с кристаллами.
Мимо нас, ловко лавируя между валунами, пробежал «паучок»-разведчик. Оператор в роте Мертона был старым, опытным профессионалом. С ним мне повезло. С другими — не очень. Дав команду возвращаться в лагерь, я неодобрительно смотрел, как солдаты бредут нестройной гурьбой. Автоматы у кого-то за спину закинуты, у кого-то на шее болтаются. Одна надежда на то, что здесь нет противника. А смерти в предыдущей экспедиции — цепь нелепых случайностей.
Кстати, во время экспедиции в Ледовый пояс в роте Мертона было больше всего убитых и раненых. Тогда, среди общего числа потерь на это особого внимания не обратили. Ну, не повезло роте больше других. Теперь, глядя изнутри, я понимал, что боевая подготовка в роте — ни к черту. Площадку расчистим быстро и, если поход в пещеру не займет много времени, то, примерно через неделю, мы отсюда умотаем. Подтянуть роту мне не удастся из-за нехватки времени. Оставим пока все, как есть.
Вернувшись в лагерь, поставил задачу на завтра всем четверым сержантам. Поглядев на небо, по которому ползли темные тучи, я приказал убрать все снаряжение в палатки и под навесы. Зачехлили пулеметы и станковые гранатометы. Тяжелые капли дождя стукнули по натянутому пластику и брезенту. Вскоре вовсю забарабанил дождь. Я с тревогой подумал, не затопит ли нас в глубокой котловине. Накинув дождевик, вышел из палатки. Струи воды стекали с гор, но, не задерживаясь в котловине, устремлялись в ущелье. Место, где мы расположились, имело уклон в сторону ущелья, так что беспокоиться не стоило. Не утонем. Часовой в дождевике сидел под навесом. Оттуда хорошо просматривался вход в ущелье. Я выгнал его из-под навеса. Объяснил, что надо следить не только за ущельем, но и за верхушками скал, окружающих лагерь. Под навесом их не видно. Мокни, голубь ты мой сизокрылый. А не нравится — иди клерком в офис. Там за шиворот не каплет. Велел командиру караульного взвода сменять часового через каждый час, на время дождя. Зашел под навес кухни-столовой. Пообедал с аппетитом. Прошелся по палаткам, где на резиновых матрасах, под которыми бежали струйки воды, сидели мрачные солдаты. Посоветовал всем, кто не боится промокнуть, сходить на обед. Сел под навес на табуретку, где недавно сидел часовой. Закурил. И с усмешкой смотрел, как, вжав головы в плечи, сбегались в столовую солдаты. Голод — не тетка. Лучше быть мокрым, но сытым. Генератор исправно жужжит. В каждой палатке есть обогреватель. Обсохнут.
Через пять часов сильный дождь прекратился, но мелкие редкие капли еще падали с неба. Сутки на планете были раза в полтора длиннее земных и день шел непривычно долго. Зато за длинную ночь хорошо можно отоспаться.
Утром я открыл глаза еще затемно. Включив свет, почитал книгу. Сходил в полутьме умыться. Прожектор, освещавший вход в ущелье, давал немного света и в лагерь. Моросил мелкий нудный дождь. Размяв мышцы небольшой физзарядкой, я направился к повару. Как и полагается хорошему повару, он встал до рассвета, включил лампочку под кухонным навесом и тихонько побрякивал посудой. Поздоровавшись с ним, я почти мгновенно получил кружку горячего черного кофе и пару бутербродов. Слегка перекусив, выкурил пару сигарет подряд. Предрассветные сумерки сменялись серым ненастным утром. Приготовив все для похода в пещеру, сходил на завтрак. Двумя бутербродами сыт не будешь. Плотно «заправился» кашей, выпил кружку молока. Одел бронежилет, застегнул шлем-сферу, повесил на плечо автомат.
Оператор вчера вечером доложил, что в радиусе десяти километров «паучки» не обнаружили ни одной живой души. Но, порядок — есть порядок. Я шел впереди взвода. За мной — пятеро солдат. Шагах в двадцати за ними шли два геолога. Затем, с тем же разрывом в два десятка шагов топали две пятерки десантников. Еще два геолога. Две пятерки десантников, старавшихся соблюдать дистанцию. Замыкал растянувшуюся колонну командир взвода.
По карте от лагеря до пещеры расстояние около пяти километров. По ровной местности — час ходьбы. Но из-за того, что приходилось обходить валуны, а то и небольшие скалы, попадавшиеся на пути, добрались к пещере через два часа. Остановились перед каменным зевом, за которым лежала густая тьма, скрывавшая от глаз все, что таилось впереди.
— Значит, так, — бодро начал я, хотя внутри что-то тревожило. Впрочем, неизвестность всегда тревожит.
— Значит, так, — повторил снова, — вхожу в пещеру с пятью солдатами. Осмотримся, позову по связи. Следом зайдут еще пятеро и два геолога. Остальные ждут у входа. Мы пройдем вперед, разведаем путь. Вернемся минут через тридцать. Если все в порядке, после небольшой передышки, пойдем в пещеру все, кроме сержанта Уэстли и пятерых солдат. Они останутся возле входа.
— Ну, вот, — обиженно протянул Уэстли.
— Что, не дали малышу конфетку? — ехидно спросил его я. И добавил более мягким тоном, — не переживайте, Джон, на вашу жизнь еще хватит моментов, когда придется идти первым.
Включив небольшую лампочку, укрепленную на шлеме-сфере, и мощный фонарь, висевший на груди (руки должны быть свободны), я шагнул вглубь пещеры. Солдаты осторожненько ступали сзади. Возле входа дневной свет освещал ровный каменный пол, но далеко не проникал. Тьма неохотно расступилась перед лучами фонарей. Пройдя полсотни метров, решил оглядеться и повел фонарем вокруг. Мы находились в центре почти идеально круглой пещеры. Подняв фонарь вверх, с трудом увидел каменный свод. Пещера была небольшой, но очень высокой. А впереди чернел проход. Подойдя к нему, увидел, что он не очень велик. Примерно полтора метра шириной и метра два с половиной в высоту.
— Вторая пятерка и геологи, ко мне, — скомандовал в микрофон. За спиной громко застучали ботинки приближающихся солдат.
— Тише топайте, еще обвала нам не хватало, — рыкнул я на них.
Один из геологов уперся лучом фонаря в потолок пещеры. «Гражданских-то более сильными фонарями снабдили», — подумал я ревниво. Внимательно осмотрев свод, геолог успокоил:
— Практически — монолитный свод. Обвал исключен. Наверное, даже взрыв выдержит.
Оба геолога принялись шарить лучами по стенам и полу пещеры.
— Ну, кристаллов здесь никаких нет. Голый камень. Это что, проход дальше? Надо идти туда, — вынесли они свой вердикт. Я хотел отдать команду двигаться вперед. Но что-то удержало от этого шага. Все-таки, интуиция существует. У людей опасных профессий она развивается до сверхестественной. Я посветил фонарем в проход. Длина его составляла метров двадцать. Из-за небольшой ширины прохода не удалось разглядеть, что скрывается за ним. Похоже, следующая пещера. Не меньше, а больше той, в которой мы стояли. Потому что луч фонаря не достиг противоположной стены. А, может быть, проход вел в более широкий коридор. И тут, в свете фонаря, я увидел, как с потолка прохода струйкой ссыпался мелкий песок, образовав на полу небольшой ровный конус. Лазанием по пещерам (то бишь спелеологией) я никогда не занимался. Опыт ползания под землей был чисто теоретический. Только не нравился мне этот песочек. И проход не нравился. Что за ним прячется что-то нехорошее, я не ощущал. Опасность таилась в самом проходе, как если бы он был заминирован.
— Я сейчас пройду через этот проход. С другого конца, если все в порядке, мигну фонарем. Входить будете по одному. Один идет по проходу, остальные ждут пока он дойдет до конца. Только тогда, и не раньше, в проход зайдет следующий. Все поняли?
Движимый чем-то безотчетным, я снял с плеча автомат и протянул его ближайшему солдату. Медленным шагом вошел под низкий свод. За спиной стояла такая напряженная тишина, что было слышно, как сопит один из солдат. Мое состояние тревоги передалось и другим. Нервы натянулись, как струны. Но, не останавливаясь, спокойным бесшумным шагом я дошел до середины тоннеля. До сих пор не знаю, что-то услышал или что-то почувствовал. Это было из области паранормальных явлений. Мозг и тело сработали на автоматизме, за гранью сознания. Бешенным рывком кинулся вперед, Запнулся обо что-то. Выставив скрещенные руки перед собой, сделал кувырок через голову и по инерции пробежал несколько шагов, уже находясь за пределами тоннеля. Это были те микросекунды, которые растягиваются в минуты. Хорошо, пусть лучше смеются над своим командиром, чем…
Никто не смеялся. Потому что позади бухнуло, грохнуло, ухнуло. Пелена тончайшей пыли окутала меня. Пыль полезла в глаза, в ноздри. И стала медленно оседать.
Прохода не было. По его контуру тянулась тонкая паутинообразная трещина. Туда не войдет даже кончик лезвия ножа. Как будто кто-то долго и старательно подгонял каменную пробку и плотно закупорил ею тоннель.
— Второй, я — первый. Отзовись, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес в микрофон. В ответ — тишина.
— Второй, ответь первому, — почти выкрикнул я и эхо гулко отозвалось где-то наверху. Посмотрел на индикатор микрофона. Крошечная лампочка горела ровным зеленым светом. Ну, не могут двадцать метров каменной породы прервать радиосвязь. Даже, если засыпало всю первую пещеру до самого выхода из нее, все равно Уэстли бы откликнулся. Не экранирована же эта пещера! Вот фонарь освещает обычный камень а не алюминиевую фольгу. Еще пару раз попытавшись установить радиосвязь, я вздохнул, присел на корточки и закурил сигарету. Воздух был довольно свежим, после того как пыль осела. Похоже, я нахожусь в громадной пещере. Извечный вопрос от дяди Коли Чернышевского. Ждать пока выручат? Без радиосвязи — дело сомнительное. Не зная завалена первая пещера или нет. И не имея возможности сообщить о том, что жив. Геологоразведочные роботы бурят, самое большее на 15 метров в глубину. Тяжелая техника прибудет не раньше, чем через два-три месяца. Прорвутся сюда, чтобы полюбоваться моим иссохшим скелетом. Если взрывать породу сейчас, то выгребать ее, кроме как вручную, нечем. Да и сможет ли наш сапер точно все рассчитать?
Выбираться самому? Куда? Была бы карта здешних подземелий, был бы и шанс. Но попытаться найти выход придется. Не сидеть же, сложа руки, и оплакивая свою горькую судьбину. Умереть всегда успею. Пока есть силы, будем взбивать сметану в масло (см. притчу о лягушке, упавшей в горшок со сметаной).
На поясе фляга с водой, нож, «Кольт» с запасной обоймой, две ручных гранаты. Аккумуляторов в нагрудном фонаре и в фонаре на шлеме хватит на три месяца. За это время успею сдохнуть или от голода, или от жажды. В набедренных карманах лежит сухой паек — четыре плитки пеммикана — сушеного мяса, перемешанного с изюмом и орехами. Можно растянуть на неделю. Потом, если не научусь глодать булыжники, наступит голодная смерть. Но воды во фляжке на неделю не хватит. От силы дня на три-четыре. Так что в запасе у меня не более четырех дней. Ну, пяти. Что еще имеем? Пачка сигарет с зажигалкой. В карманах бронежилета — два магазина к автомату. Которого сейчас нет. Выкинуть ненужный груз? Тут запротестовало все мое десантное естество. Патроны выбрасывать?! Да, бывают случаи, когда за половину «рожка» полцарства отдашь! А то и целое! Десяток патронов, порой, решает вопрос: жить или не жить? Нет, попру с собой. Погоды такой груз не сделает.
Все. Нечего рассиживаться. Потопали, время не ждет. Главное — правило левой руки. Если хочешь выйти из лабиринта, иди, все время касаясь стены левой рукой. И выйдешь. Я не стал стирать пальцы левой руки о камень стены. Просто шел, освещая пол перед собой и стену слева от себя. Изредка останавливался, светил вправо. Ничего примечательного не видел. Каменный пол, крупные и мелкие камни. Глазу зацепиться не за что. Когда прошел около километра, в душу вполз страх. А что, если эта пещера имела единственный выход — через заваленный тоннель? Тогда — ложись и задирай лапки кверху. И, спасая меня от тихой паники, стена круто повернула влево. Этот выход из пещеры был «шикарным» — метров десять в ширину и немерянной высоты. Может быть, поискать еще выходы? Обругал себя: «Какого черта?! Какая разница, где блуждать? Не нарушай правило.». И спокойно пошел по проходу. Он то сужался, то расширялся, будучи довольно длинным.
Вот и следующая пещера, небольшая и невысокая. Снова каменный коридор. Снова пещера. Камни, камни, камни. Галерея пещер была бесконечной. Я все шел и шел вперед вдоль левой стены. Через три часа ходьбы устроил первый привал. Сделал маленький глоток воды из фляжки. Выкурил сигарету. Пеммикан не тронул. Похвалил себя за то, что перед выходом из лагеря, не страдая снобизмом, набил желудок солдатской кашей. Есть пока не хотелось.
Заканчивался второй трехчасовой переход. Идти до привала оставалось пять минут. Фонарь, скользивший лучом по стене, описал дугу, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. При этом ни на секунду не оторвался от стены. Прохода не было. Тупик. Я не завыл, не выругался, не рвал на себе волосы. Повернув в обратную сторону, зашагал, по-прежнему не отходя от левой стены. Через пять минут сел и, сделав глоток воды, закурил. Не надо отчаиваться. Может, это и не последний тупик на пути. Может, весь мой путь — тупиковый. Тщательно погасив окурок, хотя гореть тут было нечему, двинулся дальше. Через два часа ходьбы стена пошла влево, под углом градусов в семьдесят пять. Значит, я пошел в сторону от прежнего пути.
Сделав шесть трехчасовых переходов, стал устраиваться на ночлег. Съел четверть плитки концентрата, запил парой глотков воды. Лег на голые камни, подложив руку под голову. Заснул моментально, спал крепко, без снов. Через восемь часов запищал будильник в наручных часах. Я встал, потянулся, размял затекшие во сне мышцы, позавтракал четвертью плитки и двумя глотками воды. Выкурил сигарету. Оставалось три дня.
Второй день ходьбы никаких результатов не дал. Все те же каменные стены, пол и потолок. Плитка пеммикана, пять сигарет, четверть фляжки воды. Надежда таяла, но была жива.
День третий. Зарядка, «завтрак», сигарета, ходьба. Ноги побаливали, тело слегка ныло, требуя полноценного отдыха. Без бронежилета, без берцев, без пояса с кобурой. Голод и жажда начинали напоминать о себе. Но на такие мелочи внимание можно не обращать. Трехчасовой переход, передышка, еще переход. Все, как вчера. Единственное отличие — стали попадаться кристаллы. Те самые, из-за которых я и блуждал по пещерам третьи сутки. И голубые встречались, и розовые. Правда, довольно редко. И небольших размеров. Кроме голубых и розовых, видел камни и других цветов. Фиолетовые, синие, малиновые, красные. Они располагались то кучками, то поодиночке. Почему-то я их аккуратно обходил. Не то, чтобы боялся попортить об них обувь; не то, чтобы берег их для Корпорации. Не хотелось красоту топтать. Мне метром больше пройти, метром меньше — без разницы.
Когда я отдыхал после четвертого перехода, в гробовой тишине, царившей в этих бесконечных пещерах, послышался слабый звук. Будь я проклят, но это журчит вода! Пошел на звук и минут через пять увидел струйку воды, стекающую по стене. Затем вода струилась по желобку, вымытому в камне за неведомое количество лет. И исчезала в трещине на полу. Меня не потревожили мысли: а пригодна ли вода для питья; нет ли в ней каких-либо вредных примесей, микробов? С наслаждением выпив всю оставшуюся во фляжке воду, я подставил горлышко под струю. Вода ледяная. Рука с трудом удержала фляжку, обжигающую холодом. Ну, теперь-то еще дня четыре побарахтаемся. А то и больше.
Но принцип «аверса-реверса» остался. У каждой монеты кроме «орла», есть и «решка». Отошел я на полтораста шагов от живительного источника, впервые за два дня не испытывая жажды. И тут погас фонарь, висевший у меня на груди. Полчаса я бился с ним, используя весь арсенал своих небогатых электротехнических познаний. Аккумуляторы местами менял, контакты отгибал, лампочку выкручивал-вкручивал. Все без толку. Можно фонарь выбрасывать. Но я забросил ремешок фонаря на плечо. Пусть на базе разберутся, почему фонарь вышел из строя. Чтобы в дальнейшем такого не повторялось. «Ха-ха, — сказал сам себе, — а попадешь ли ты на базу?».
Тоненький луч из фонарика на шлеме освещал дорогу. Но, чтобы держаться левой стены, приходилось все время крутить головой. В одной из пещер, где весь пол усеян торчащими, как зубы дракона, острыми камнями, я споткнулся. «Только бы колени не разбить», — подумал, падая. Колени остались целы. А вот шлемом ощутимо приложился об каменный выступ. Шлем рассчитан и на более сильные удары. Но раздался хруст раздавленного стекла и очутился я в сплошном мраке.
Полная «веселуха», господа! Дожидаться пока глаза привыкнут к темноте, не имело смысла. Это происходит там, где есть хоть совсем слабые и отдаленные источники света. А в чернильной темноте все равно ничего не углядишь. Скорость моего передвижения упала в несколько раз. Приходилось ощупывать ногой перед собой пол и только после этого делать шаг. При каждом шаге надо коснуться рукой стены. Такой черепаший темп движения выматывал больше, чем быстрая ходьба. С облегчением я устроился на ночлег.
«Утром», после сна, не встать. Будильник на часах пронзительно верещал. А мне не хотелось открывать глаза. Кроме гнетущей тишины, вокруг будет сплошная темнота. Да. У меня уравновешенная психика. Но я не робот-андроид. Эмоции имеют место быть. Другое дело, что я умею их подавлять. А сейчас они рвутся наружу. Нас готовят в десанте ко многому, но к такому… «Хватит канючить и жалеть себя! На счет „три“ — поднимаешься».
В обед съел последние полплитки пеммикана. Растягивать по крошке не стал. Не наш это метод. Выкурил предпоследнюю сигарету. И зашагал вперед, не ощупывая дорогу ногой. Уже все равно. Чему быть — того не миновать. Если внезапно полечу в пропасть — значит, судьба такая. Третьего не дано. Или найду выход, или сдохну в этих пещерах.
Ну, что я говорил?! «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!». Иду себе бодрым шагом и не падаю. А вот и огонек впереди. Стоп!!! Огонек!!! Это не «глюк». Я хожу по пещерам всего четвертые сутки. Если бы пятнадцатые-двадцатые, может быть, что-то и примерещилось. Это не плод буйной фантазии.
Я быстро зашагал, почти побежал. И секунд через двадцать оказался возле огонька. Кристалл излучал слабый, тусклый желтоватый свет. Он почти ничего не освещал вокруг. Но в кромешном мраке, царившем вокруг, не заметить его было нельзя. А впереди замаячил такой же желтоватый огонек. Подойдя к нему, я увидел и третий. Не оставалось сомнений — эти огоньки отмечали путь. Куда? Да, какая разница! Все равно иду в неизвестность, так хоть по указателям. Куда-то да выведут.
Миновав десятка полтора таких «маячков», вошел в гигантскую пещеру. Оглянувшись назад, увидел, что огоньки позади меня погасли. Зато в пещере загорелись десятки таких же крошечных светильников, давая мягкий, приглушенный свет. Освещали они не всю пещеру, а лишь определенную часть ее. Туда я и направился. На ходу потихоньку расстегнул кобуру и снял с предохранителя пистолет.
Почувствовал, как будто микроскопические теплые лапки пробежали под шлемом по коже головы, как бы слегка взъерошив волосы. «Не надо беспокоиться, мы вас не тронем, если вы нас не тронете». Голос явно женский, мягкий и тихий. Кто же это? Голос шел не извне, слова раздавались в мозгу, но создавалось полное впечатление того, что я его слышу.
Приблизившись к месту, тускло освещенному двойным кольцом «светлячков» я увидел огромное скопище кристаллов. Голубые, розовые, очень крупные и чуть поменьше. В самом центре находился гладкий, отшлифованный до зеркального блеска усеченный каменный конус. Идеально правильной формы. Высотой сантиметров двадцать пять-тридцать. На его вершине переливался гранями, отражая свет, идущий от светильников, большой розовый кристалл. Не менее чем в три раза превосходящий по размерам самый крупный из кристаллов, окружавших конус. Не знаю уж, сколько в нем было карат, я не ювелир. Но размером, примерно, с баскетбольный мяч.
— С вами говорит правительница гор. Мне подвластны все горы на этой планете, — произнес все тот же женский голос.
Я понял, что он исходит от самого большого кристалла, того, который на конусе.
— Я весь внимание, ваше величество, — сказал я, как можно почтительнее, негромким голосом.
— Да, пожалуй, у вас меня назвали бы королевой. Постараюсь говорить только по существу. Мои советники, можно это назвать королевским советом, решили оставить вас в живых. Хотя, не скрою, кое-кто выступал за то, чтобы лишить вас жизни. Дело даже не в том, что не захотели оставлять в пещере гниющую органическую массу. Мы внимательно следили за вашим поведением. Вы не оставляли после себя мусора. Не повредили ничего и никого вокруг.
И это была правда. Я даже окурки от сигарет аккуратно прятал в карман. Надеясь свернуть из них одну самокрутку напоследок.
— Внимательно выслушав всех членов совета, я приняла решение, — продолжала королева. — Оно основывается на самом главном — лично мне вы очень даже симпатичны. Это не логично. У правителя не должно быть симпатий и антипатий. Но я — женская особь, а женщинам свойственны маленькие слабости. Поэтому сейчас вы пойдете по дороге, обозначенной светильниками и выйдете из пещер. Вас проведут к ближайшему выходу. Вы должны одно передать своему правителю: на нашей планете не будет других хозяев, кроме нас. Если вы вздумаете еще раз высадиться на этой планете, все ваши люди погибнут. Это не пустая угроза. Мы можем управлять своей планетой, как нам заблагорассудится. Вы все поняли?
— Да, ваше величество. Я обязательно в точности передам ваши слова моему начальству.
— Что ж, ступайте. Я знаю, что вы, белковые организмы, слабы и недолговечны. Вам надо успеть выйти из пещер, пока вы еще сохраняете силы.
Я отвесил королеве низкий поклон.
— Благодарю вас, ваше величество. Прощайте. Желаю вам всего наилучшего. Простите, ваше величество, я простой солдат и придворному этикету не обучен.
— Я чувствую, что вы честны и открыты. В вас нет зла, — голос королевы стал ласковым. — На прощание мне хотелось бы чем-нибудь вас наградить. Щедро, по-королевски. Пройдите туда, куда укажут светильники и возьмите столько, сколько сможете унести. Потом возвращайтесь сюда, я хочу узнать, останетесь ли вы довольны моим подарком.
Цепочка огоньков повела меня в другую пещеру. До сих пор мне встречался только ровный каменный пол. А здесь, в пещере, в огромном углублении были насыпаны кристаллы.
— Это место захоронения моих подданных. Тех, кто не благородной чистоты. У нас нет такого отношения к умершим, как у вас. Так что не стесняйтесь, берите, сколько угодно. Вы даже поможете нам, освободив место для других.
Я взял в руку пригоршню камней. Даже при тусклом свете было видно, что это не прозрачные голубые и розовые кристаллы. У камней была густая темная окраска. Я набил полностью все карманы. С десяток кристаллов влезло в кобуру. Вынув из разгрузки автоматные магазины, засунул их за ремень. А освободившиеся карманы нагрузил битком кристаллами. Наконец, снял с себя шлем и доверху насыпал туда камней. Все. Выше головы не прыгнешь. Сколько могу унести — взял.
Вернулся в «тронный зал». Набитые карманы мешали при ходьбе. Со вздохом, я сказал королеве:
— Мне не хочется, чтобы вы считали меня жадным, ваше величество. Для себя я бы взял десять-двадцать камней. Но… — запнулся, не зная, как объяснить попонятнее.
— Не надо подыскивать слова. Я все понимаю. Эти камни вы взяли для других людей.
Подойдите поближе.
Перед каменным «троном» была узенькая дорожка, свободная от кристаллов. Только-только ногу поставить. Я подошел почти вплотную к королеве.
— Видите темные камни, которые лежат возле меня. Возьмите один из них. Это лично вам на память о нашей встрече. Согрейте камень своим теплом и он исполнит ваше пожелание, касающееся камней, гор, скал. Будьте с ним осторожны. Сначала научитесь им правильно управлять. Все. Вы можете идти, Мы не увидимся более. Прощайте.
Я положил гладкий овальный камень в шлем, поверх кристаллов. Больше некуда.
— Прощайте, ваше величество. Дай вам Бог, всего, чего пожелаете.
Кланяться я не стал — тогда из нагрудных карманов посыпались бы камни. Козырнул королеве. Пошел на свет маячков, уже протянувших редкую цепочку к выходу из пещеры. И не стал оглядываться. Уходя — уходи. Но долго еще вспоминал потом тихий голос королевы, от которого веяло какой-то печалью.
Миновав пещеру, соседствующую с «королевской», я услыхал еле слышный шепот. За дни пребывания в полной тишине, слух мой обострился. В другое время я, быть может, этого шепота и не услышал.
— Простите, что отвлекаю вас. Не могли бы вы остановиться на несколько мгновений?
В недоумении я встал на месте.
— Я знаю, что наша королева отнеслась к вам очень благосклонно. Счастливец, вы видели королеву! — Шепот стал громче. Слова теперь хорошо были слышны. — Мне известно, что королева сделала вам подарок. У меня нет таких возможностей, как у нашей повелительницы. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы приняли мой скромный дар. Я укажу вам дорогу.
В стороне от светильников-указателей вспыхнул маленький огонек. Мне удалось разглядеть небольшой голубой кристалл. От него крошечные огонечки вытянулись в короткую линию. Сделав три десятка шагов, у последнего огонька я увидел кучку кристаллов.
— Я еще очень молод. Не скоро окажусь при королевском дворе. И богатства, и знания мои пока ничтожны. Но не откажитесь принять мой дар.
Не хотелось обижать малыша, но куда же я запихаю его камни? Места для них нет, разве что, во рту. И тут меня осенило. Открыв фляжку с водой, я залпом допил воду и набил флягу камнями по самую крышку. Мне не было видно, что это за камни, уж слишком скудным было освещение. Пролезли в горлыщко фляжки и ладно.
— Я знаю, что королевский подарок предназначен не только вам. Но поклянитесь мне, что мои камни достанутся вам одному. Такова моя воля, — в голосе слышалось и почтение, и горделивость.
— Клянусь, — торжественно и серьезно сказал я.
— Я вам верю. Прощайте, вам надо спешить.
И я вернулся к светильникам, ведущим к выходу. Идти было неудобно. Камни мешали при ходьбе. Выход оказался не близко. Когда я посмотрел на подсвеченный циферблат часов, оказалось, что иду без перерыва пять часов. Теперь я понимал, почему меня поторапливали идти. И боялся остановиться для передышки — вдруг указатели пути погаснут. Через восемь часов они и погасли. Взгляд мой был прикован к светильникам, горевшим на полу. И когда они перестали светить, я поднял глаза.
Впереди различим был сумеречный свет. И в лицо мне пахнуло свежим воздухом. Подойдя к самому выходу из пещеры, увидел, что «на улице» идет дождь. Садиться не рискнул. Опасался, что не смогу встать. Стоя, выкурил последнюю сигарету. Шагнул под холодные капли дождя. Никогда в жизни так не радовался, оказавшись под дождем. Оглянулся назад. Входа в пещеру не было. Ровная стена камня. Ну, что ж, так и должно быть.
День, похоже, близился к концу. Так и не перевел я часы на местное время. Подумал, что до лагеря, возможно, идти не один десяток километров. Сколько я протопал за четверо суток? Рацией не пользовался, значит, батарея не села. Сейчас свяжусь со своими, оператор меня запеленгует и скажет, куда идти. Но связываться не пришлось. Метрах в трехстах справа увидел навес, под которым стояли буровые роботы. Возле них суетились геологи, а десантники спрятались под навесом от дождя. При виде меня, возгласы раздались в широком диапазоне. От удивленных до восторженных. От громкого вопля: «Командир!», до тихого: «Ну, ни хрена себе».
Оказалось, что все уже подготовили к взрыву в пещере. Геологи смущенно объясняли, что порода в пещере — сверхкрепкая. Извели почти весь запас буровых коронок, а углубиться смогли только на шесть метров. При том, что работали круглосуточно, установив в пещере прожектор.
Уэстли, который в мое отсутствие принял командование ротой, радовался больше всех.
Он взволнованным голосом доложил, чем они занимались эти дни. А потом протянул мне небольшую плоскую фляжку.
— Виски?
— Обижаете, командир. Чистый медицинский. Эй, дайте воды капитану!
— Не надо. Лучше сигарету.
Я сделал из фляжки немаленький глоток. Огненный шарик прокатился по горлу. Затянулся предложенной сигаретой. Уэстли восхищенно смотрел на меня.
— Я бы так не смог.
— Проведешь четверо суток в каменных стенах — сможешь. А, черт, у вас-то здесь только два дня прошло. Я по земным часам сутки отмерял.
Из пещеры извлекли взрывчатку. Убрали навес. Двинулись в лагерь. Кристаллы, которые я вынес из пещеры, пересыпали в ящик геологов. Теперь, при свете, я получше их разглядел. Все они были огранены. Все почти одинакового размера — с грецкий орех. Только фиолетовые и синие камни немного крупнее, чем малиновые и красные. Всего набралось примерно с полтысячи штук. Что ж, чем их меньше — тем они уникальнее. Камень, который я взял возле королевского трона, походил на обычный голыш — темный, ничем не примечательный камень. Я спрятал его себе в карман.
Скорость передвижения буровых роботов небольшая и шли мы медленно. Дождь успел прекратиться. Вот, наконец, и вход в ущелье, ведущее к лагерю. Я с удовлетворением отметил, что площадка перед ущельем от валунов очищена. Хотя, в свете заявления королевы кристаллов, она вряд ли понадобится. Оставив позади роботов, сопровождаемых геологами и десантниками под командой сержанта, я быстро пошел в лагерь. Со мной шли два десантника. Они несли ящик с кристаллами. Мне не терпелось рухнуть на койку.
Упрятав кристаллы под надежный замок на складе, я кинулся на кухню. Пока пил мелкими глотками свежевыжатый яблочный сок, повар сварил мне жиденькую овсянку. После четырех «разгрузочных» дней, я не рискнул набивать желудок пищей.
Перекусив, направился к своей палатке. Сейчас разденусь и буду спать до завтрашнего утра. А утром начнем собираться в дорогу домой. Отдав Уэстли необходимые распоряжения, я уже предвкушал крепкий сон. Ноги гудели. Отдых мне необходим. Или плюнуть на все, объявить срочные сборы и отсыпаться на транспорте? Нет, день заканчивается, а погрузка в капсулы займет немало времени. Одних роботов буровых грузить…
«Стой, кто идет!?» Громкий оклик часового ухо выделило из привычного лагерного шума. А ведь я только что присел на кровать, чтобы расстегнуть застежки на ботинках. Чертыхнувшись, выскочил из палатки. К часовому уже бежал сержант Мартинс. В нескольких метрах от часового маячили три темные фигуры. Слава богу, вроде бы, человеческие. Неожиданная инспекция из Корпорации? Конкуренты из Синдиката? Так с ними есть соглашение. Они никогда не полезут в наши «владения» без спроса.
Подойдя вплотную к часовому, можно было хорошо разглядеть незваных гостей. Камуфляж, бронежилеты, автоматические винтовки. Никаких эмблем и знаков различия. У двоих на головах обычные пехотные каски. У третьего, похоже, главного, голова повязана платком.
— Позови командира, — в голосе «платка» звучал металл. Привык командовать.
— Здесь командир, — откликнулся я, не представляясь. Пока не пойму, с кем имею дело, это ни к чему.
— Я — Морни. Черный Морни. Это о чем-то говорит?
Из оперативной информации я знал, что Черный Морни — искатель приключений, бывший военный. Стал космическим рейнджером, а затем сколотил банду. Если совсем попросту — пират, грабитель. Но показывать свою осведомленность мне не хотелось. Тем более, что следовало сразу поставить хама на место. Уж очень наглым и вызывающим был его тон.
— Не доводилось слышать. А почему черный? На негра, вроде бы, не похож?
От моих равнодушно-спокойных слов Морни аж затрясло. Перекосило. Но, дело, есть дело. Ему пришлось сдержаться, хотя и далось это нелегко.
— Вы надолго здесь? — спросил он, стараясь быть вежливым.
— Нет, завтра улетим. Оставляем планету в вашем полном распоряжении.
— Ага, ага… Значит, то, за чем вы прилетали, уже при вас?
— Все наше при нас. Чего и вам желаем.
— Ну, чтобы наше было при нас, вам необходимо поделиться.
— Не понял. Чем поделиться?
Терпения Морни хватило ненадолго.
— Слушай сюда, детка. Тут со мной три сотни бывалых ребят при оружии. Но даже не это главное. Позади вас, на горе, стоит моя минометная батарея. И мы можем засыпать эту ямку минами очень быстро. Мало кто уцелеет. Однако, превращать десант Корпорации в своего врага мне бы не хотелось. Мы вполне можем разойтись по мирному. Вы, всего лишь, отдадите нам половину добытых кристаллов. Ваше начальство ведь не знает их точное количество? Вот и отсыпьте нам. А мы вас отпустим живыми и здоровехонькими. Еще и ручкой помашем на прощание.
— А если не поделимся? В бою один десантник пятерых стоит. Вам двухсот человек не хватает для равновесия сил.
— Ты забыл про минометы. А ущелье простреливается насквозь. До нас, в лучшем случае, доберется человек тридцать. И то, если вам сказочно повезет. Так что у меня десятикратное превосходство. Скорее всего, все вы останетесь в этом ущелье. А нам достанутся все камушки.
— Но, что вам мешает самим набрать кристаллов?
— Э-э-э! Самый умный, да? Их ведь еще найти надо. На это может не один день уйти. А, может, вы все камни загребли и больше не осталось. Нет уж, лучше вываливайте все камушки, поровну поделим и разбежимся. Сроку вам на размышление — два часа. После чего открываю огонь из минометов.
— Два часа мало. Мне надо связаться со штабом Корпорации. Пока там главного найдут, пока решение примут. Давай уж до утра отложим. Ночью нам все равно не улететь. Утром придете и заберете свою долю. Не знаю, дадут ли добро на половину камней, но вам и четверти хватит до конца жизни.
— Ты так не шути, парень. Я сказал — половину. Сначала убедимся, что ты все камни выложил, потом будем делить. Конечно, если вы нагребли столько, что нам нашу долю не унести будет, то возьмем поменьше, — захохотал Морни. Его подчиненные подобострастно хихикнули.
— Ладно, — вздохнул Морни, — что-то я сегодня добрый. Дам вам время до утра. Сколько у вас палаток на складе?
— Две запасных десятиместки, — ответил я, еще не понимая, куда он гнет.
— И пятнадцать палаток установлено. Значит, вы сюда должны сейчас принести семнадцать вакуумных насосов. Со шлангами.
Этот черт разгадал одну из моих задумок. Котловину окружали гладкие стены. Но, при помощи вакуумных присосок для палаток, ничего не стоило подняться по любой каменной стене. Они вполне выдержат вес человека. Затем сбросить вниз веревки, по которым рота поднимется на скалы. Не прост был Морни, ох, не прост!
Мы покорно поставили возле их ног все вакуумные насосы. Морни отдал приказ сопровождавшим его бандитам. Те быстро отнесли насосы к входу в ущелье.
— Генри и Хинкс останутся на часах у входа в ваш лагерь. Сверху за вами следят с батареи. Так что никакой лишней суеты в лагере. Вы под контролем. И любое наше сомнение в вашем поведении, вызовет минометный огонь. Мы и ночного боя не боимся. В ущелье только слепой промахнется. А уж три сотни стволов…
Я кивнул. Мы были прижаты к стенке. Спасти нас могла только черезвычайная осторожность. И хитрость. Война — путь обмана, говорили древние. Не дал бы я, на месте Морни, отсрочку до утра.
Морни ушел. До заката оставалась пара часов. Подойдя к оператору, я увидел, что он обматывает металлические лапки «паучков» обрывками своих футболок. Ну, этого учить не надо. Он и без меня свое дело знает.
— Келли, можете настроить связь так, чтобы за пределами лагеря нас не могли подслушать?
— Увы, командир. Радиоволны все равно разбегутся. Постройте роту на вечернюю поверку и объясните все голосом, отключив микрофон. Так надежнее будет. Как стемнеет, я запущу паучков к ним в лагерь. Глянем, что у них и как. Надеюсь, они не очень оснащены техникой подслушки и наблюдения.
Я выстроил роту. Все были без шлемов, согласно приказу. До часовых Морни мог донестись звук моего голоса, но слова они не разберут. Сначала, громко, чтобы бандиты слышали, произвели перекличку. Потом, понизив голос, я быстро, но негромко сказал:
— Кто не расслышит — спроси соседа. По одному, с интервалом минут в пять, пройдите на склад и возьмите по десятку ручных гранат. Всем сидеть по палаткам. Ждите приказа. Разойдись, — последнее слово добавил громко, — всем ужинать.
Ребята не подвели. Пока одни ужинали, другие потихоньку запасались гранатами. Потом поменялись ролями.
Ночь упала на лагерь. Прожектор не включали. Вместо одного часового, напротив ущелья стояли трое. Врач сидел в палатке, где кроме него жил оператор и сержант Уэстли. Узнав, что мне надо, врач без лишних вопросов достал двадцать шприцев и наполнил их. Аккуратно сложив шприцы в карман бронежилета, я вышел на свежий воздух. Прошел в свою палатку и пару часов читал учебник по тактике. Потом отложил книгу. Пора.
Дождя не было. Но обе луны плотно затянуты тучами. Темень стояла беспросветная. Блуждания по пещерам обострили мое ночное зрение. Смутно, но я различал наших часовых, притаившихся за стенкой, сложенной из камней. И края котловины. Если батарея расположена точно напротив входа в ущелье, то надо взять левее. Четыре миномета — это двенадцать человек, по трое в расчете. Плюс командир и еще пара человек. Шприцев должно хватить.
Так. Опустив руку в карман, я обхватил ладонью гладкий камень. Стал согревать его своим теплом. Посчитав, что трех минут достаточно, отдал мысленный приказ.
Чудес не бывает. Ну, значит это не чудо, а неизвестное науке явление. На верх котловины вела удобная, не очень крутая каменная лестница. Тихо-тихо я поднялся по ней. Снял с плеч тяжелую веревочную лестницу, свернутую в рулон. Неслышно ступая, дошел до часового. Он сидел, опершись о винтовку и дремал. Шприц вошел ему в шею. Тело мгновенно обмякло. Аккуратно я уложил рядом с ним винтовку, чтобы не брякнула.
Нельзя расслабляться на посту, «приятель». Это чревато.
Снял рацию у часового с пояса. Остальные минометчики спали, застегнувшись в спальниках. Шестнадцать шприцев опустели быстро. Надежно закрепив веревочную лестницу, я спустился вниз. Нагрел в руке камень и уничтожил каменные ступеньки. Там снова была высокая, гладкая стена.
«Повелитель камней» работал на пять с плюсом. Можно было, воспользовавшись им, уничтожить всю шайку Морни в один момент. Но, ведь вернувшись на базу, придется писать рапорт. Свидетелей — сто человек. И отберут у меня замечательный камешек за здорово живешь. Станет имуществом Корпорации. Но королева-то вручила его мне. Так что, придется играть спектакль до конца. Как я поднимался из котловины не видел никто.
Из палаток, по одному, бесшумно, потянулись к лестнице солдаты. Труднее всего было заставить подняться по веревочной лестнице штатских, геологов. Их почти втаскивали наверх. Но все удалось провести тихо и скрытно. Часовые Морни, возле ущелья, ничего не заметили.
Длинная ночь сыграла нам на руку. К утру все было готово. В лагере ни одной живой души. До рассвета оставалось немного времени, когда на рации, которую я забрал у часового минометной батареи, замигал зеленый огонек. Это была стандартная армейская рация. Я включил ее на общую волну. И услышал голос Морни:
— Шмуль и Жева, отходите в лагерь. Сейчас минометчики откроют огонь. Как бы вас не зацепило.
Затем Морни вызвал батарею.
— Это ты, Шип?
— Нет, это Джон, — тихо ответил я. Голос искажается микрофоном рации до полной неузнаваемости. А Джоны почти всегда и везде есть.
— Буди командира. Срочно.
Взяв рацию командира минометчиков (покойных), я включил ее и, накинув на микрофон носовой платок, сонным голосом недовольно пробормотал:
— На связи.
— Подъем, Кемп. Открывай огонь из всех стволов по лагерю десанта.
— Но… Они спят еще.
— Делай, что тебе говорят. Я решил взять все камни. Следов не оставим. А, если взять половину, Корпорация нам все равно не простит. Так что молоти по ним, что есть сил.
Рядом со мной было только пятеро десантников. Остальные рассредоточились вдоль всего ущелья, по обе его стороны. Нам пришлось споро открывать ящики с минами. Минометы были готовы к стрельбе, наведены на лагерь. Врач, оператор, геологи, повар кинулись помогать. И вот первая мина нырнула в ствол миномета. Хлопок. Внизу, в котловине — разрыв.
— Палите, почем зря! Быстрее, — крикнул я и соседние минометы захлопали один за другим. Восьмидесятидвухмиллиметровые мины градом посыпались в котловину, разнося там все вдребезги. Ох, и достанется же мне за порчу казенного имущества! Ожесточенная пальба длилась минут тридцать. Запас мин подходил к концу.
— Кемп, Кемп, — орал в рацию Морни, — что там у тебя?
— Похоже, всех накрыли. Никакого движения. Все к чертовой матери раздолбали, — гордо доложил я.
— Прекращай огонь. Мы входим в ущелье.
Наш оператор уткнулся в свой компьютер.
— Все идут в ущелье. Кроме Морни и еще троих. Первые — на середине ущелья. Последние — входят. Вошли все. Можно.
— Рота, внимание! Гранаты! — Я кричал в микрофон во всю силу своих легких.
Восемьдесят десантников кидали гранаты в ущелье непрерывно. Никуда не целясь. Дернул кольцо и кидай вниз. В ущелье спрятаться негде. За полминуты на триста человек обрушилось восемьсот гранат. Разрывы, свист и визг осколков слились в дикую какафонию. Вероятность выжить в этом аду, равнялась нулю. Никто и не выжил.
Уэстли с десятком десантников спустились со скал по веревкам. И, как только в ущелье стали рваться гранаты, пятеро десантников ворвались на корабль Морни. Транспорт стоял в дальнем конце площадки, расчищенной нами и был пуст. Пилот, механик и штурман стояли возле Морни. Он побоялся послать в атаку столь ценные кадры. Уэстли с пятерыми десантниками взял в плен всех четверых. Морни попытался схватиться за автомат, но, получив пулю в правое предплечье, попытку оставил. Перевязали его и вместе с экипажем затолкали в транспорт.
Десантники спускались с гор счастливые и гордые. Победили втрое превосходящего по числу противника и никто даже не ранен. А внизу их ждала нелегкая работа. Принялись грузить в корабль трупы из ущелья. Один взвод сворачивал наш лагерь. Обе десантные капсулы опустились на площадку возле транспорта Морни. Только к вечеру, с трудом, управились. Котловина и ущелье были чисты. Даже осколки мин и гранат, в основном, пособирали. Уставшие десантники отдыхали возле капсул. Ко мне подошел сержант Уэстли.
— Погрузка имущества закончена, сэр. Что будем делать с Морни?
— Пусть улетают.
— Вот так просто возьмем и отпустим? Он же снова сколотит банду и опять возьмется за старое.
— Будем надеяться, что не возьмется.
Уэстли что-то недовольно буркнул и пошел к кораблю бандитов, снимать с постов часовых. Едва они присоединились к остальным десантникам, как транспорт Морни поднялся в воздух и стал быстро уменьшаться в размерах. Пока совсем не растворился в небе, непривычно чистом для этой планеты.
— Келли, — позвал я оператора. Уэстли стоял рядом со мной. Подошедшему оператору был отдан приказ:
— Как только они уйдут за вторую лунную орбиту — взрывайте.
Уэстли ошарашено глянул на меня.
— Так корабль Морни минирован?
— А ты думал, что я оставлю эту мразь в живых? Закон обойдется с ним слишком милостиво. И заложить десяток мин проще, чем везти его на базу. А так, и на планете никакого мусора не оставили, и разобрались с бандитом по-своему. Я покурю. Командуйте посадкой, Джон.
Все десантники сидели в капсулах. Уэстли отрапортовал:
— С посадкой ОК, сэр.
Я показал ему обе растопыренные пятерни:
— Сколько раз сможете отжаться на пальцах?
Не понимающий, чего от него хотят, Уэстли ответил:
— Ну-у-у… Раз пятьдесят-то вполне.
— Надо сто. Начинай.
— Зачем?
— Так, Джон, кто из нас сержант, а кто — капитан?
Уэстли бодро отжался сорок раз. До пятидесяти дойти ему уже было труднее. Когда он отжался шестьдесят раз, я приказал:
— Подогни мизинцы, отжимайся на четырех пальцах.
Пыхтя, сержант сделал восемьдесят отжиманий. Осталось двадцать самых тяжелых. И тут я велел:
— Подогни безымянные пальцы. Отжимайся на трех.
Теперь каждое отжимание давалось с большим трудом. Я слышал, как скрипят зубы Уэстли.
— Давай, давай. Еще четыре раза надо.
Закончив упражнение, Уэстли остался лежать. Потом встал на четвереньки, медленно поднялся на ноги. Он тяжело дышал, пальцы дрожали.
— Я объясню тебе, Джон, зачем ты это делал. Но не сейчас, а через два-три месяца. И я ж не зверь какой-нибудь, на двух пальцах тебя отжиматься не заставил.
— Два месяца — это долго.
— Привыкай терпеть, Джон. Это маленьким детям вынь да положи немедленно. Отдышался? Тогда пойдем в капсулу.
Транспорт покинул орбиту планеты, у которой даже имени нет. Планета № 14247 — вот как она зовется. Я не вспоминал с тоской и грустью ни королеву кристаллов, ни ее маленького подданного. Другая форма жизни, чуждая нам. Королева старалась говорить в рамках моих, человеческих понятий. А как там у них на самом деле…
Уэстли все еще по-детски обижался на меня за сотню отжиманий перед вылетом. Но я передал ему командование ротой на время полета.
Войдя в свою каюту, плюхнулся в кресло. Ну и умаялся же! Стал расстегивать ремень. На нем кобура с пистолетом, нож в ножнах и фляжка. Только тут я и вспомнил о ее содержимом. Отвинтил крышку, вытряхнул камни. Они были зеленого цвета различных оттенков. Большинство — темно-зеленого. «Похоже на изумруды», — подумал я. Размеры тоже были различными. И величиной с крупную горошину, и такие, что с трудом проходили в горлышко фляги. Равнодушно посмотрев на них, я ссыпал их обратно во флягу. Другого места не придумывал. Спать, спать, спать…
Из беспробудного сна меня вырвал сигнал тревоги, разносившийся по транспорту. Моя каюта находилась рядом с постом управления, поэтому ровно через одну минуту я стоял возле капитана транспорта. Транспорт замедлял ход.
— Неизвестный фрегат. Приказывают остановиться, — капитан из породы людей, из которых лишнего слова не выдавишь.
— Почему неизвестный? — спросил я, еще не совсем придя в себя после сна.
— Обычно, в таких случаях говорят, к примеру: «Патрульный фрегат „Изумруд“, второй космофлот, капитан такой-то». А этот… «Транспорт „Бесстрашный“, приказываю остановиться. В противном случае, через минуту выпускаю ракеты», — голос из динамиков внешней связи доносился четко.
— У фрегата такого типа, помимо орудий, шесть ракетных установок. Две малых, две средних, две больших. Средние ракеты превратят нас в груду металлолома, крупные — разнесут на куски, — капитан перевел рукоятки двигателей на «Стоп», затем дал задний ход, чтобы погасить инерцию корабля. Транспорт замер на месте. На транспорте была парочка орудий небольшого калибра, как и на всех «Бесах» (малые транспорта «Бессмертный», «Беспокойный», «Бестрепетный» и т. д.), но против такого противника, как фрегат, они были бессильны. В лучшем случае, сделают несколько несерьезных дырок в борту.
— Двигатели не глушить, — распорядился по внутрикорабельной связи капитан.
— Сколько времени до точки джампа? — спросил я его.
— Полчаса. У них скорость в два раза больше нашей. Да и от ракет не убежишь. Подходят. Сейчас узнаем, чего хотят.
На оптическом экране увеличивался в размерах приближающийся фрегат. Вот он повернулся бортом и стали видны цифры на борту. 38. Но перед тройкой была недавно и небрежно закрашена какая-то цифра. Еще блестела свежая краска.
— Интересно, откуда они знают, что мы — «Бесстрашный»? У нас на борту только наш регистрационный номер, — недоумевал капитан.
— «„Бесстрашный“, выбросьте за борт контейнер с кристаллами. После того, как мы его подберем и убедимся в содержимом, можете следовать своим курсом», — скомандовали с фрегата.
Невозмутимый капитан нашего транспорта аж присвистнул от удивления:
— Утечка! Причем где-то в самых верхах. Координаты точек наших джампов знают только в штабе флота Корпорации. А уж про кристаллы… Вот контрразведке-то работенка, если живыми останемся.
— А нельзя радио на базу дать?
— Нет. Нас глушат. На фрегате для этого есть специальная установка.
— Черт! Надо срочно что-то решать.
— Что тут решать? Или отдаем кристаллы, или их заберут с искореженного транспорта. Но не факт, что нас отпустят, получив кристаллы.
Я схватил микрофон корабельной связи:
— Келли, с сапёром, бегом в рубку управления.
Бросил один микрофон, схватил другой — внешней связи.
— Фрегат, говорит командир экспедиции капитан десанта Корпорации Иванов. Надо состыковать корабли. Прибуду с кристаллами лично. Необходимо получить расписку об их изъятии.
Пока на фрегате размышляли над моими словами, я отдавал распоряжения Келли, саперу, капитану, штурману. Штурман кинулся делать документ, капитан полез за корабельной печатью, Келли и сапер со всех ног бросились исполнять мои указания.
— «Бесстрашный», повторяю, контейнер с кристаллами отправьте за борт. Через полминуты открываю огонь.
— Сейчас выброшу кристаллы россыпью в космос и собирайте их, пока патрульный крейсер не подойдет. Мне нужна расписка, мать вашу!..
Наступило молчание. Похоже, совещались, как быть. И вот динамики ожили:
— Хорошо, — ответили с фрегата, — производим стыковку.
Корабли начали медленно сближаться и вскоре десятиметровый металлический рукав соединил две шлюзовые камеры. К этому времени у нас всё было готово. Келли принес к шлюзовой камере транспорта позаимствованный у механика «Бесстрашного» обьемистый пластмассовый чемодан из-под инструмента. Прикрепил к воротнику моего мундира микрофон. Я снял с ремня нож и кобуру с пистолетом. Взял в руку довольно тяжелый чемодан. Ещё раз обговорил с капитаном транспорта все детали и кодовые слова. И нажал кнопку открытия шлюза. Не бесстрашно, отнюдь.
После процедуры декомпрессии, не спеша зашагал к «гостеприимно» распахнутой двери фрегата. Дверь шлюза медленно закрылась за мной. Всё. Обратного хода нет. Вперед, десантура! Бог не выдаст, свинья не съест. По пять раз не умирают.
Сразу за внутренней дверью шлюзовой камеры меня ждали два человека с автоматами в руках. С самого беглого взгляда на них стало ясно — история с Морни повторяется в космическом варианте. Значит, пока мои действия верны.
Пока один головорез держал автомат наизготовку, второй быстро и умело обыскал меня.
— Ничего нет, Смоки. А ну-ка, открой чемодан.
— Не могу. Видишь, он опломбирован. Открою только вашему командиру, — твердо и решительно заявил я.
— Ладно, Берни, у тебя же портативный искатель, проверь им, — велел Смоки.
— Нет, ничего не показывает, ни оружия, ни взрывчатки. Ничего металлического. Наверное, и впрямь там одни кристаллы. Но я-то думал, что их побольше будет.
Келли свое дело знал четко. Экранировка чемодана сбоя не дала. Теперь зайдем с козырного туза.
— Ведите к командиру, — приказал я пиратам.
Они привычно повиновались приказу. Тюрьма учит порядку не хуже армии. По узкому коридору меня провели в центральный пост. В креслах сидели три человека. Все трое повернулись к входной двери. На одном из них была форма лейтенанта космофлота. Огромный крючковатый нос, вытянутые в ниточку тонкие губы и пронизывающий насквозь взгляд. Только, что на лбу не написано, что из троих он — главный. Твердым шагом подойдя вплотную к главарю, я поставил чемодан на стол, сбоку от него. Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами.
— Ну, и?.. — Не выдержал первым предводитель пиратов.
Я достал из нагрудного кармана лист бумаги и протянул ему.
— Так, так, посмотрим, что здесь, — и зачитал: — «Опись кристаллов находящихся на борту транспорта флота Корпорации „Бесстрашный“. Малиновых кристаллов — 180 штук; красных — 96 штук; фиолетовых — 215 штук; синих — 192 штуки. Подписи: капитан Иванов, капитан транспорта Слейтон». А почему кристаллов так мало?
— Всё, что было, — я спокойно пожал плечами в ответ, — пишите расписку. Без нее с меня три шкуры снимут. Сами служили, порядки знаете.
— Да, ради Бога, — усмехнулся главарь, — диктуйте, что писать, — и положил перед собой чистый лист бумаги.
— Я, капитан фрегата… Как ваш фрегат называется?
— «Корсар», — он и не скрывал иронии.
— Я, капитан фрегата «Корсар» имярек, получил от капитана десантной бригады Иванова, принадлежащие Корпорации на правах собственности…
— На правах собственности… — Повторял он мою диктовку, водя ручкой по бумаге.
— Двенадцать килограмм…
— Ого, тяжеленькие. Крупные, что ли? Так, двенадцать килограмм…
— Пластита. Число и подпись.
— Плас-ти-та… Стоп! Какого пластита?
— ВОМ-176. Один килограмм соответствует ста семидесяти шести килограммам тротила. Так что в этом чемоданчике две тонны взрывчатки в тротиловом эквиваленте, — я достал из кармана черную коробочку с красной кнопкой, — а вот и кнопочка. Нажимать?
— Эй, эй, погоди! На испуг берешь?
Я сорвал с чемодана пломбу и распахнул его. Внутри плотно уложены пакеты с синими крупными буквами «ВОМ-176. Взрывчатка особой мощности».
— Даже если меня застрелите, — дула двух автоматов и трех пистолетов были направлены на меня, — в этот микрофончик услышат выстрелы и пошлют радиосигнал. И кнопочка не понадобится.
— Но ты же взорвешься вместе с нами!
— Ничего не попишешь, таковы издержки моей профессии. Как и вашей. Не бойтесь, ребята, пшикнет и все мы разом превратимся в ливер. Легко и непринужденно.
— У вас все там, в Корпорации, такие идиоты?!
— Нет, только одна бригада десанта. Всего-то две тысячи человек.
Капитан «Корсара» бросил пистолет на стол.
— Придется принять ваши условия игры. Итак?..
— Жить, значит, хочется? Неглупый выбор. Разрядите орудия и ракетные установки. Снаряды — в погреба, ракеты — в хранилище.
Через четыре минуты на мониторах засветились надписи, подтверждающие, что мой приказ исполнен. На зарядку орудий уйдет секунд тридцать, а установок — не менее минуты. Этого времени нам должно хватить
— Теперь медленно, не расстыковываясь, двигаемся рядом с транспортом. Капитан Слейтон, можно давать ход, — сказал я в микрофон.
По-прежнему соединённые переходным рукавом, транспорт и фрегат поползли к точке джампа. Время тянулось невыносимо долго. Наконец, корабли остановились.
— До точки пятнадцать секунд хода, — прозвучал голос капитана «Бесстрашного» в наушнике, закрепленном за моим ухом. Я захлопнул чемодан с взрывчаткой, щелкнул замками.
— Не провожайте, господа, дорогу обратно найду сам. Приятно было пообщаться. Всем стоять на месте! — рявкнул я, увидев, что Берни чуть пошевелился. — Учтите, что даже взорвавшись не в центропосту, две тонны вынесут вашему фрегатишке весь борт. А уж, если боезапас сдетонирует, то никому мало не покажется.
По пустынному коридору я дошел до шлюзовой камеры фрегата. Нажал кнопку открытия двери и вошел в шлюз. Глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду. Внутренняя дверь шлюза закрылась и тут же поползла в сторону внешняя дверь. Она не прошла даже трети пути, когда я протиснулся в образовавшуюся щель и, крикнув: «Шлюз!», рванулся к раскрытой двери «Бесстрашного». От скорости моего рывка зависела моя жизнь, потому что дверь шлюза транспорта стала закрываться. А за спиной закрывалась дверь фрегата. «Рыбкой» прыгнув в сужающийся проем двери, на лету я молился, чтобы толстенная плита не раздавила мои ноги. Послышался глухой щелчок запертой двери и транспорт дал ход. Позже мне рассказали, что фрегат, тронувшись с места, мгновенно повернул, отрывая от себя стыковочный рукав перехода. Надеялись, что я еще нахожусь в рукаве и…
Внутренняя дверь впустила меня в теплое нутро транспорта. Только я вошел в коридор, как «Бесстрашный» совершил прыжок. Но за мгновение до джампа, Келли послал радиосигнал. Детонатор в чемодане, который я «позабыл» в шлюзовой камере фрегата, сработал. А боезапас сдетонировал. Но взрывная волна не успела дойти до транспорта. «Бесстрашный» пришел в точку джампа и исчез из этого уголка Вселенной.
На космодроме нас встречали, помимо командования, представители Корпорации. Они сразу же потребовали вынести из транспорта кристаллы. Пересчитали их, дали мне подписать десяток бумажек и увезли камни в бронированном автомобиле под охраной автоматчиков.
Только после этого, я построил роту и доложил Доновану о прибытии. Он уже знал вкратце об итогах экспедиции. При подходе транспорта к базе, я с ним разговаривал по связи. Количество привезенных камней мало интересовало нашего Папу. А вот то, что рота вернулась без единой потери, уничтожив две банды — это победа. И он приветливо поздравил нас с возвращением.
Еще с борта транспорта я доложил, что отправлять следующую экспедицию на планету нельзя. Теперь от меня требовали подробного обоснования моих слов. Кто же просто так откажется от «сладкого пирога»? Обычно, при возвращении на базу, рапорт и отчет писали на следующий день. День прилета считался днем отдыха. Но меня заставили написать отчет немедленно. Потому что подготовка к комплексной экспедиции шла полным ходом. И уже готов к вылету транспорт с тяжелой техникой для обустройства космодрома на планете № 14247.
Пришлось мне срочно садиться за стол и стучать по клавишам компьютера. Когда я завершил писанину, уже наступил вечер. Кое о чем в отчете я умолчал — о подаренном мне «Повелителе камней», о камнях из фляжки. Если что, некоторые нестыковки можно объяснить усталостью после перелета и срочностью написания.
Отдав бумаги Доновану, я вышел из штаба. Возле дверей сидел на корточках Джон Уэстли.
— Ребята ждут в «Виктории», командир. Сегодня наш день.
— Дай хоть умыться и переодеться, Джонни. Приду через час.
А на следующий вечер я сидел в баре с Донованом и Адамсом. Папа пил любимый коньяк. Адамс — пиво!!! Глядя на мои выпученные от удивления глаза, Донован, посмеиваясь, рассказал, как Билл бросил пить водку.
Когда я улетел в экспедицию, Билли с тяжелого похмелья (я его, помнится, оставил в баре) явился в штаб. Там Папа, только что вернувшийся из экспедиции, устроил ему разнос за большие потери в роте. К вечеру того же дня, в третьесортном кабачке, в сомнительной компании, Адамс упился до… Устроил в баре стрельбу из пистолета (хорошо, хоть в потолок), избил вызванный патруль военной полиции. А это уже не шуточки. Позвали Лимонадного Джо, который один мог справиться с Большим Биллом. Проснувшись утром, взамен на избавление от наручников, которыми он был прикован к трубе, Адамс пообещал Джо, что ничего крепче светлого пива пить не будет. Рассудив, что пива такому здоровяку, как Билл, надо ведер двадцать (до полной кондиции), Лимонадный Джо Адамса освободил. Но только покровительство Папы спасло Билла от притязаний военной полиции, требовавшей его крови. Так что сидел Билли тихий-тихий и радовался, что не разжаловали, и не сослали заведовать складом подштанников.
— Знаешь, Серега, — говорил мне Донован, — роту особо награждать не за что. Ну, кинули ребята по десятку гранат, как на полигоне. Вся заслуга целиком твоя. Ночью по скалам лазили? Так на то они и десант. Твое представление Уэстли на лейтенанта, скорее всего, удовлетворят. Надо же кого-то отметить. Но роту ему дать… Я-то соглашусь, я тебе верю. Боюсь, что наверху не пропустят. Вот, я прошу тебе батальон дать. На майора я тебя представил. Дадут, думаю. Но батальонами везде командуют «убеленные сединами» подполковники. Что у нас, что в Синдикате, что в армии, что в полиции. А роту ты перерос. А батальон не дадут. Если бы фишка какая-то, как с Хоккинсом. Тесть президента — и все мы в шоколаде. Он что, так хорош, твой Уэстли?
— Мертон плох, вот в чем дело.
— Да, знаю я. А кем заменишь? Жанвье тоже из-за молодости не поставят. И не потянет он.
— Уэстли потянет. Проверял. Только немного над ним поработаю.
— Давай не гнать коней. Я тебя поддержу. А там, как Бог даст.
Я не сказал о камнях, подаренных мне ни Доновану, ни Адамсу. Знает один — знает один. Знают два — знают двадцать два. Так они и лежали у меня во фляжке. А под воду я взял на складе другую.
Месяц я провел с Уэстли на полигоне. Сколько патронов мы расстреляли — сосчитать невозможно. Я сломал ему палец на руке, два ребра. Количество синяков учету тоже не поддавалось. Но теперь он мог отжаться на двух пальцах сто раз. Из ста очков выбивал девяносто шесть, из любого оружия. Да, и связываться с ним безоружным, я бы не советовал. Если вы не десантник, а простой каратист или боксер. По прошествии этого месяца, я спросил Уэстли:
— Ну, Джон, объяснять, зачем я заставил тебя отжиматься на пальцах перед отлетом?
— Не надо. Я все понял. Спасибо тебе.
А события текли своим чередом. Я стал майором. Уэстли — лейтенантом.
Мой отчет долго блуждал по эшелонам власти. Ко мне приходили ученые, расспрашивали о кристаллах. Но я мало мог сообщить им полезного и они быстро от меня отстали. Меня не послушали и направили экспедицию на планету 14247. Перед отправкой я подошел к командиру десантников и посоветовал, как можно дольше, оттягивать высадку на планету. В итоге первыми совершили посадку две капсулы с тяжелой техникой. Капсулы с десантниками зависли в воздухе. Под севшими на планету капсулами разверзлась бездна, куда они и «ухнулись». Камни сомкнулись. И словно ничего и не было на поверхности планеты. Командир десантников потом принес мне бутылку дорогущего коньяка: «Мы все тебе жизнью обязаны».
Корпорация отказалась от эксплуатации планеты № 14247. И сразу же Синдикат послал туда два небольших транспорта. Они сели прямо на планету. Назад не вернулся никто. Планету объявили запретной зоной. И тут Корпорация выкинула на продажу первые кристаллы. Стало известно, что больше таких камней (и с такой огранкой) ни у кого не появится в дальнейшем. Цены на эти кристаллы взлетели до высот заоблачных, поскольку было известно их точное количество. Все затраты Корпорации на все три экспедиции на планету 14247 окупились многократно. Про камни слагали легенды, скрипели перья писак, тонкий вымысел перемешивался с явной ложью. Ажиотаж! Этот сумасшедший спрос на камни сыграл свою роль для меня и Джона Уэстли.
Донован напомнил вышестоящим, кто привез камни. Меня поставили командовать батальоном. С некоторым сожалением, я доверил свою бывшую роту Адамсу. Второй ротой стал командовать лейтенант Уэстли. Капитана Мертона перевели в штаб бригады в отдел снабжения. Начальник штаба полка разразился гневной тирадой о том, что скоро сопляки начнут полками командовать.
— Какая-то сволочь передала Черному Морни информацию о нашей экспедиции. Я не обвиняю именно вас. Но вы лучше следите за своими штабными, чем за строевиками, — ласково сказал я начштаба, держа его за пуговицу щегольского мундира.
Как-то вечером в баре ко мне подошел один десантник из роты Уэстли, будучи «навеселе».
— Капитан, ой, простите, майор, что вы сделали с нашим Уэстли? Милейший был человек. А теперь стал невыносим. Гоняет нас по полигону днем и ночью, в жару и в дождь. Из спортзала часами не вылезаем.
— Радуйтесь, что у вас командиром не я, а добряк Уэстли. У меня вам покой бы только снился. А Джон стал настоящим десантником и из вас таких же сделает.
Через два года капитан Уэстли прикрывал отход своей роты. Десантники успели добежать до капсул и запрыгнуть в них. А Уэстли жег из огнемета гигантских пауков, которые продолжали лезть на него с упорством, свойственным только насекомым. Когда закончилась горючая смесь, набежавшие пауки разорвали Джона на кусочки. Которые были съедены.
Он был десантником и погиб, как десантник.
В баре «Виктори», который еще называли баром десанта, вечером шумно и многолюдно. Я предпочитал бывать там в утренние часы. В воздухе не плавают клубы табачного дыма. Редкие посетители не орут и не скандалят. Не гремит музыка. Можно поболтать с барменом, бывшим десантником Веней Петровым. Если смена за стойкой не Венина, он всё равно сидит в баре и, играя на гитаре, поет песни. Но, в последнее время, мне было не до походов в бар. Получив должность командира батальона, я должен был доказать всем, что стою этой должности. И пропадал в батальоне с раннего утра до позднего вечера. Времени оставалось только на сон. А еще надо было готовиться к экзаменам в академию. Училище мне удалось закончить экстерном. Для дальнейшего служебного роста необходимо учиться в академии, хотя бы заочно.
И вот, иду я мимо «Виктори». И в планах у меня ничего очень срочного. Посмотрел на часы. Бар открылся давно, но до вечернего столпотворения еще долго. «А зайду-ка я пропустить стаканчик. Небольшую расслабуху я, вроде бы, заслужил. Дела в батальоне идут неплохо. И только один экзамен сдать осталось».
Толкнул тяжеленную дверь бара. (Десантники смеялись: «Слабаку в „Виктори“ не войти»). И сразу оказался в приятном полумраке со свежим кондиционированным воздухом. Бармен, весельчак Мишель, расплылся в улыбке:
— Добрый день, капитан. О, черт! Добрый день, майор. А давно ли были сержантом?.. Что так долго не заглядывали? Длительная экспедиция?
— Длительные хлопоты, Мишель. Рад вас видеть. Мне, как обычно.
Получив высокий стакан, где в смеси джина и тоника плавали кубики льда, я отхлебнул глоток. На эстраде перед микрофоном сидел с гитарой Веня Петров. Хозяин бара приплачивал Вене за то, что он пел для посетителей. При невеликой зарплате, для Вени эти деньги были не лишними. А десантники Венины песни обожали. Отмечая возвращение из очередной экспедиции, придя «в нужный градус», колошматили бутылками и стаканами по столам, скандируя: «Петров, Петрофф, Петроу!!!». Веня не выпендривался, брал гитару и шел на крошечную эстраду. Цветомузыку отключали. Динамики переставали грохотать барабанами и завывать трубами. И, под мастерский перебор гитарных струн из микрофона неслось:
«…И сказал Господь:
— Эй, ключари,
Отворите ворота в Сад!
Команду даю
От зари до зари
В рай пропускать десант.»
И плакали пьяными слезами десантники. И летели на эстраду заработанные потом и кровью купюры. И были готовы за Веню Петрова порвать любого на клочки. После таких дней, хозяин платил Вене премиальные. Венина мечта — к старости заиметь свой маленький домик на Земле, со скрипом ползла вперед. Я знал, что Веня не пьет, не курит и экономит каждый цент. Но Веня горд и щепетилен, как принц королевской крови. И не возьмет ни одного креда даром. Заработанное — да. Чаевые — да (и не пытайтесь давать свыше разумных пределов). Можно сотню-другую кредов подарить ему на день рождения. Он будет рад. Наша десантная бригада давно бы купила Вене шикарный особняк. Но Веня не возьмет его. И за это Веню уважали все — от командира бригады до последнего штабного писаря. Хозяин бара на Веню только что не молился. Петров — это все десантники, оставляющие в баре деньги. Но зарплата у Вени была такой же, как и у двоих других барменов. Так решил Веня. Или всем троим плати помногу, или Петрову — как остальным. Вот такой человек.
Я поднял вверх раскрытую правую ладонь. Веня кивнул мне головой, руки заняты гитарой. В баре сидела пара солдат, помахавших мне руками. В «Виктори» чины и звания в расчет не шли — все равны.
«Девочки» еще отсыпались после ночной работы, но одна сидела у стойки. Как положено, в форме. Топик, мини-юбка, черные ажурные чулки, Босоножки на высоких шпильках. В «Виктори» десантники редко приводили своих немногочисленных жен. Порядочная девушка сюда, в «вертеп пьяных десантников» не зайдет. Наши «боевые подруги» за ласки брали наличными.
Ко мне, пританцовывающей походкой подходил Роби Свин. Его широкий нос с почти вертикально расположенными ноздрями, напоминал свинячий пятачок. Роби — сутенер. Все девочки в баре — под его началом. Роби хорошо знает всех десантников, осведомлен о делах в бригаде. Кроме сутенерства, он занимается скупкой всяких редкостей и ценностей, которые привозят десантники с других планет.
— Здравствуйте, мистер Иванов, — Роби почтителен. Пьяным «в хлам» меня в «Виктори» ни разу не видели. В среде десантников пользуюсь авторитетом. Девочку беру с разбором, не всякую. Впрочем, мой вкус Роби уже знает. Как и бармен насчет напитков. Поэтому сутенер сразу и направился ко мне. Роби известно, что я не жаден и весьма кредитоспособен.
— Девочка у стойки — именно в вашем вкусе. Только… Она сегодня первый день вышла на работу. Думаю, вы это оцените и не поскупитесь. Все, как вы предпочитаете — русская, высокая, с короткой стрижкой, макияжа почти нет.
— Эх, Роби, денег не жалко, а вот со временем у меня не очень-то…
— Вы подойдите к девочке, поговорите. Ручаюсь, забудете про время. Или я зря тут болтаюсь который год.
С некоторой неохотой, я пошел к концу стойки, который ближе к эстраде. Там и сидела коротко остриженная шатенка. Но не успел подойти к ней. Веня Петров энергично замахал мне рукой, подзывая к себе. С Веней мы дружим давно. А девочка никуда не уйдет. Роби, надеясь на хорошее вознаграждение от меня, ни с кем ее не отпустит. Поэтому сначала я подошел к Петрову. Веня, судорожно схватив меня за рукав, горячо зашептал:
— Серега, я знаю, что ты половину жалования в банк кладешь. Наверное накопилось что-то. Дай мне денег взаймы, я отдам.
Если бы мне в «Виктори» отказали в выпивке и показали на дверь, я удивился бы меньше.
— Что стряслось, Веня? Домик за треть цены предложили?
— Нет, — сейчас Веня юмора не понимал, — видишь, девушка у стойки сидит? Я ее выкупить хочу у Роби.
— Ох, ну, ни хрена себе!!! Ты знаешь, сколько это стоит?
— Знаю, знаю. Все накопленное отдам. Друзья помогут. Но проституткой она не будет.
Что ж, иногда, кто-нибудь из десантников, воспылав страстью к «жрице любви», хотел на ней жениться. Гражданским ли браком, официально ли. Но надо было возместить сутенеру упускаемую выгоду. Даже не сутенеру — он пешка. Преступному миру. Сумма выкупа зависела от стажа проститутки. Чем меньше она проработала — тем дороже. И от спроса на девочку это зависело. Обычно в таких случаях, занимали денег у товарищей. Кредит в банке десантнику не дадут. Сегодня ты жив, а завтра лежишь в стеклопластиковом ящике.
Только девочка не проработавшая ни дня, да еще, если она, по словам Роби, в моем вкусе, должна стоить бешеных денег.
— Веня, она первый день здесь. Ты ее раньше знал?
— Нет, Серега. Но увидел ее — и погиб. Это моя судьба.
Веня Петров — серьезный человек. Раз он мне так сказал — это не шутка.
— Лады, Веник. Сейчас порешаем твои проблемы. Посмотреть-то на нее можно?
— Подойди к ней, поговори. Я думаю, что Роби тебе ее уже «сватал». Потом возвращайся. Если скажешь, что я не прав, один из нас — полный идиот. Иди.
Я послушно подошел к стойке. И обалдел. На высоком табурете сидела почти копия Вали Сомовой. Девушки, которую я полюбил, едва увидев. И которая погибла на моих глазах. Н-да!
— Здравствуйте. Можно возле вас присесть? — Спросил я на русском языке.
— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, — с робкой и ненатуральной улыбкой ответила она по-русски.
Да, профессионализма набраться не успела.
— Меня зовут Сергей Иванов. А вас?
Особо можно было не церемониться. Правила игры обязывали ее быть приветливой и разговорчивой.
— Оля. Ольга Сомова.
Позже она мне скажет, что Роби велел ей называться Лялей. Но что-то толкнуло назвать свое настоящее имя. Хорошо, если мы чувствуем свою судьбу. А ведь частенько проходим мимо.
— Простите, У профессора Ясуловича работала лаборанткой…
— Это моя старшая сестра, — перебила Ольга, — она погибла.
Вот он — фатум без прикрас.
— А родители ваши где?
— Они оба погибли в авиакатастрофе. Купили новый флаер, скоростной. Столкнулись в воздухе с другим. Оба флаера всмятку. А вы знали моих родителей?
— Я знал вашу старшую сестру.
— Да, Валя была такая добрая и светлая… — губы девушки задрожали.
— Значит, других родственников у вас нет?
— Никого. Как вы думаете, оказалась бы я здесь, если бы хоть кто-то помог?
Решение я принял. Теперь — выполняем. Жестом подозвал к себе Роби. Жестом же приказал Вене Петрову: «Сиди, не дергайся, все беру на себя».
В кармане мундира у меня лежала пара кристаллов из фляжки. Хотел я зайти к ювелиру и показать ему камни, да все недосуг было. Теперь я выложил один камень перед Роби.
— Сколько это, по-твоему, может стоить?
— Красивый изумруд. Только очень уж огранка необычная. — Роби знал толк в драгоценностях, — если время терпит, я слетаю к Исааку Маллеру. Это ж совсем рядом.
— Давай бегом, я пока с девушкой пообщаюсь.
Лицо у Оли было круглым, носик — вздернутым. Она походила на Валю, но какая-то разница все же была. Они ведь не были двойняшками. Не хотелось расспрашивать, как она оказалась в «Виктори». И так понятно, что не от хорошей жизни.
Роби вернулся быстро. Похоже, что он, действительно, бежал. Тяжело дыша, выложил передо мной мой камень.
— Маллер подтвердил подлинность изумруда. И назвал цену, — Роби тихо произнес число. Впечатляло. Маллер даст за камень больше, но мне была нужна сделка с Роби.
— Купишь? — Показал я на камень.
— У меня нет с собой таких денег. Но мне их могут привезти.
Понятно. У хозяев Роби денег немеряно.
— Хочу предложить бартер, Роби. Сколько стоит свобода этой девушки? — Я показал на Ольгу.
Роби медлил с ответом. С одной стороны, он занизил цену камня, рассчитывая погреть руки на этой сделке. С другой — можно было завысить цену за Ольгу. И получить двойной барыш. И он назвал сумму, в полтора раза превышавшую цену камня. Я достал из кармана второй изумруд, такого же размера, как и первый. Положил их рядышком на стойку и пододвинул к Роби.
— Ее документы через пять минут должны быть у меня.
Глаза Роби засияли, рот непроизвольно растянулся в идиотской ухмылке. Схватив со стойки камни, он исчез в подсобных помещениях «Виктори». Не через пять минут, а через минуту, трясущимися от возбуждения руками, он протянул мне Ольгины документы. Паспорт, медицинскую страховку, оба экземпляра контракта о работе по найму. Понятно — кем.
— Все. К девушке никаких вопросов. Она свободна, как ветер, — Роби, только что не подпрыгивал на месте. Так «навариться» он и не мечтал. Смотрел на меня по-собачьи преданными глазами.
— Будь здоров, Роби. Думаю, что у тебя сегодня неплохой день.
Я велел Ольге пойти в туалет, снять ажурные чулки, смыть макияж. Послушалась, не произнеся ни слова. Это ее хорошо характеризовало. Подошел к банкомату, вынул из него пачку купюр. Взял вернувшуюся в зал Ольгу за руку и подвел к эстраде.
— Веня, скажи хозяину, что сегодня петь не будешь.
Пока Веня разговаривал с хозяином, я вызвал из батальона дежурный джип. Выйдя из бара, мы втроем сели в машину. Я велел водителю идти в расположение батальона, отдыхать. Машину в гараж поставлю сам. Сначала съездили на квартиру, в которой Роби выделил Ольге комнату и она забрала оттуда свой немудреный скарб. Вышла Ольга из комнаты уже в джинсах и футболке, сменив шпильки на легкие белые кроссовки. Веня тихо таял. И молчал. Ни о чем меня не спрашивал. Боялся спугнуть свалившееся счастье. Доехали до универмага. Я разделил пачку банкнот пополам.
— Оля, купи сумку побольше или большой чемодан и набей доверху тем, что тебе необходимо на первое время. Вопросы есть? Вопросов нет. Веня сопровождает. Я курю у машины. На все покупки даю час, от силы, полтора.
— Но…
— Я сказал: «Вопросов нет». Сумка твоя полежит в машине. Не хватит денег, добавлю. Покупай не самое дорогое, но самое лучшее. Пусть и самое дорогое. Идите, дети мои, идите.
Веня при ходьбе почти не прихрамывал. Дотащит вещи до машины. А Ольга, все же, девушка. И шмотки за пять минут не купит. Поэтому я вполне успею смотаться в свой домик. Самое смешное, что изумруды, примерную цену которых я теперь знал, так и лежат во фляжке.
Когда Веня и Ольга вышли из магазина, я, действительно, стоял и курил возле машины, поставив банку с пивом на капот. Веня забросил в багажник объемистый чемодан. И я привез их к дому, где жил Веня. Взял из джипа чемодан. В другой руке нес пакет из продуктового магазина. За то время, что Ольга выбирала вещи, вполне можно было зайти в ближайший продмаг. Веня нес Ольгину старую сумку.
Квартирка у Вени была небольшая. Ну, да с милой рай и в шалаше. Оставив чемодан в крохотной прихожей, я прошел на крохотную кухню. Выложил из пакета крупный ананас, связку бананов, коробку шоколада, бутылку шампанского на крохотный стол.
У Вени в холодильнике (в крохотном) всегда был тоник, в морозилке — кубики льда. Где стоит бутылка с джином я тоже знал. Сделав себе коктейль, закурил сигарету и прошел в крохотную гостиную, она же и спальня. Веня с Ольгой сидели на диване, держась за руки. Я уселся в единственное кресло.
— Мне сегодня еще готовиться к экзамену. Времени мало. Я и так не рассчитывал, что столько сегодня потрачу, хм… решая чьи-то судьбы. Поэтому буду краток. Веня, сколько у тебя денег? Ты ведь это знаешь с точностью до цента.
Веня назвал цифры. И не удержался:
— Этого не хва…
— Помолчи, Веничек. Тебя речи произносить не просили. На половину домика вполне хватит. Вторую половину внесет Оля.
Ольга вздохнула:
— У меня нет ни гроша.
— У тебя есть вот эти три изумрудика. Ты, Веня, завтра пойдешь к Маллеру и он у тебя их купит. Деньги пусть сразу переведет на Землю. Ты переведи туда же свои. Где поселиться, ты уже, наверняка, выбрал. Послезавтра уходит рейс на Землю. Я заказал два билета. На Вениамина и Ольгу Петровых.
— Но я — Сомова.
— Успеете завтра зайти в мэрию и зарегистрировать брак. Кстати, вот все Ольгины документы. День вам завтра предстоит суматошный. Веня, не забудь сходить в «Виктори» за расчетом. Хозяину твоему я сказал, что ты уезжаешь. Так, с домиком разобрались. А это вам от меня свадебный подарок, — я положил на журнальный столик пять крупных изумрудов. Конечно, деньгами проще, но на Земле за них дадут в два раза дороже, чем Маллер. Продадите и на проценты от вклада безбедно проживете.
— Я не…,- все пытался высказаться Веня.
— Цыц, салага. Это Ольгино приданное. Ты что, на панель ее пошлешь? Знаешь, рыцарь печального образа, чего стоит ребенка вырастить, образование ему дать? На хлеб с маслом ты заработаешь. А дальше что? Я твои правила знаю. Но жизнь, порой, — игра без правил. Вот, вроде бы, все сказал, — я поставил пустой стакан на столик, раздавил в пепельнице окурок. — В вопросы-ответы играть не будем. Ажно язык с вами заболел. Будут трудности — звоните. Но не беспокойте по пустякам. Щи в печи, вода в ключах, а голова на плечах. Я пошел. Спокойной ночи, малыши.
Я уже стоял в дверях, когда Петров успел спросить:
— Серега, ты — волшебник?
— Я — Счастливчик.
И захлопнул дверь.
