Глава 12
Атака на холостяка
Утром следующего дня мы стояли у дверей госпиталя. Как всегда, втроём.
— Чего ждём? — спросил я у жён.
— Не чего, а кого.
— Кого?
— Миссис Поллак.
— Джо не женат.
— Это пока не женат…
— Петрова и Саблина, пойду-ка я, схожу к подполковнику Сену с отчётом.
— Ты же ещё не знаешь, как Ерохин погиб.
— Потом додиктую.
Дверь госпиталя открылась и, в сопровождении медсестры, на крыльцо вышел Ваня Шалаев в больничном халате.
— Здравствуйте. Спасибо Вам большое, что с того света вытащили. А мне вот разрешили в саду погулять. Сказали, что полезно.
— Конечно, полезно. Гуляй, Ванюша, скоро совсем поправишься и забудешь лагерь, как дурной сон. Учиться пойдёшь, другая жизнь начнётся.
— Учиться я люблю. А лагерь… Разве такое забудешь? Правда, что из-за меня один из наших погиб?
— Не из-за тебя, а за тебя. Теперь ты жить должен и за себя и за него.
— Хорошо, я обещаю, — серьёзно сказал Ваня, и я знал, что этому пареньку можно верить.
Медсестра, поддерживая Ваню под локоть, повела его в сад. Спецназовцы чаще других попадали в госпиталь, и стараниями полка спецназ был возле госпиталя посажен сад. Под тенистыми деревьями стояла беседка, возле которой по камням журчал искусственный ручей. Он вытекал из водопроводной трубы и сразу за пределами сада пропадал в канализации. Каждый день отделение спецназовцев приходило ухаживать за садом: подстригать кусты и газоны, следить за деревьями, чистить ручей. А вечером все выздоравливающие собирались в беседке и на лавочках у ручья. И славили полковника Шульца, хотя идея заложить сад принадлежала ещё Папе Доновану.
Упоминание девичьих фамилий сработало.
— Джо, ведь, кроме службы в «Грона-хроно» ещё и главный инструктор Базы по пулемётному делу.
— Вот новость-то сообщили сногсшибательную.
— Погодь ёрничать. У него в группе спецназа обучалась Анна Родионова. Кличка — Анка-пулемётчица.
— Рассказывал он мне про неё. Говорил, что при виде пулемёта, девчонка визжит от восторга, а от MG-42 её за уши не оттащишь. С завязанными глазами разбирает и собирает любой пулемёт с той же скоростью, что и сам Джо. По секундомеру засекали. А в стрельбе чуть уступает Джо, но он говорит, что у неё просто опыта маловато.
— Так вот, они полюбили друг друга, но Джо считает, что у них слишком большая разница в возрасте и пытается сохранять дистанцию. А Анка от любви чахнет и сохнет. Маша решила выступить в роли свахи, я присоединилась. Вот и невеста идёт.
К нам подошла худенькая невысокая девушка. Круглолицая, курносая, лицо, в симпатичных веснушках, типично русское.
— Здравствуйте. Простите, что запоздала, сдавала дежурство по группе.
— Причина признана уважительной. Ну, что, пойдёмте к этому старому чёрту…
— Вика, не называйте его при мне старым чёртом, пожалуйста, — попросила Анна.
— Это я по привычке. Он же мой старый боевой товарищ.
— А для меня он и товарищ боевой молодой, и чёрт — молодой.
— Наш человек, — толкнула Вику в плечо Маша.
— Стала бы я для не нашего стараться… Идёмте в госпиталь.
— К Поллаку? К нему велено пускать только Викторию Иванову. Состояние очень тяжёлое.
Я увидел, как побледнела Анна. Вика спокойно сказала:
— Так я и есть Виктория Иванова.
— Вас-то я знаю. Но, ведь вас — четверо.
— Как четверо? Я одна. В какой палате Поллак?
— Ну, конечно, одна. Я и сама вижу. В двенадцатой он.
— Халат мне выдайте, пожалуйста.
— Пожалуйста, халатик.
— И ещё три.
— Пожалуйста, ещё три, — сказала медсестра и вернулась на пост.
Вика раздала каждому по халату и повела за собой. Маша показала ей большой палец. Вика хмыкнула:
— Уж глазки-то отводить…
Анна восторженно смотрела на Вику — впервые видела прославленную Ведьму в действии.
Поднялись на второй этаж. У дверей двенадцатой палаты Вика сказала:
— Анка, ты пока посиди здесь на стуле. Когда надо будет, я тебя позову.
Анна послушно кивнула и уселась на стул. Но видно было, что нервничает. Даже при всей спецназовской подготовке.
Втроём мы вошли в палату. Джо был в беспамятстве. Тяжело дышал, на лбу блестели капли пота. В забытьи ругался матом на русском языке.
В видеокамеру с микрофоном, через которую наблюдали за палатой, Вика сказала:
— Виктория Иванова. Со мной ассистентка и энергодонор.
После чего велела Маше:
— Машенька, закачивай в него ци, но маленькими порциями, потихоньку, как я тебя учила. Серёжка, тебе придётся отдать Джо часть своей энергии. Я свою отдавать не могу, деткам может повредить.
— Да хоть всю забирай, для Джо не жалко.
— Всю нельзя, ты тогда умрёшь, — серьёзно сказала Вика и начала колдовать.
Я вдруг почувствовал слабость и адскую усталость. Но Джо перестал метаться и материться, дыхание стало ровным и тихим. Маша взяла с тумбочки салфетку и вытерла ему пот с лица. И снова простёрла над раненым обе руки, одну — ладонью вверх, другую — вниз.
— Потерпи, любимый ещё чуть-чуть, — ласково обратилась ко мне Вика. Ощущал я себя, как после сорокакилометрового марш-броска по пустыне. Да ещё и на время. Зато Джо открыл глаза.
— Сабля, тьфу, Маша, и ты колдуешь? — слабым голосом сказал он. Но сказал, а не прошептал.
— Колдует Вика, а я так, чуть помогаю.
— Спасибо, уже лучше. Чувствую, как силы прибавляются. Только вот ногу жжёт. Может, укольчик попросить?
— Не надо тебе укольчик, уплывёшь. А тебе сейчас ясные мозги нужны. Во-первых, ты рассказать Серёжке должен, как вы с Ерохиным немцев задерживали. А ногу я тебе сейчас обезболю, для этого мне энергии не требуется, — строго сказала Вика.
— Командир, ты чего такой?.. Ты же меня вытащил оттуда.
— Чанг вытащил.
— Ага. А ты возле капсулы сидел? Хоть мне-то не ври.
Фрицы до нас долго добирались, потому что, похоже, аж от брошенной машины пустили по следу собак. Так что появились они перед нами растянутой цепочкой. Вова сразу овчарок перестрелял, чтобы по Славкиному следу не пошли. Потом начал офицеров выбивать, а я простую пехтуру короткими очередями косил. Много положили.
Но тут у них машины подъехали и миномёты привезли. Стали они минами кидаться. Плюнул я на перегрев ствола и с одной ленты миномётные расчёты смёл. А время наше уже вышло. Кричу: «Глаз, уходить надо!». Он не отзывается. Подполз, а у него возле самой головы — две воронки от мин.
Развернулся, чтобы с холма скатиться. Но немцы расчёты уже заменили. Тут мне в левую ногу и прилетело. С холма всё равно скатился. Ногу жгутом перетянул и к роще через поле пополз. Сколько полз — не знаю. Очнулся — в палате лежу.
Вот и всё. Отпрыгался бобик. Ну, не везёт моей левой ноге. Спасибо, Ведьмочка, боли почти не чувствую.
— Тело Ерохина мы вытащили, вчера его похоронили на нашем базовом кладбище. Его младшей сестре я оплачу полностью учёбу в хорошем колледже и положу на счёт миллион кредов. Только объясню девочке, что это ей не на косметику и тряпки, а её стартовый жизненный капитал, — рассказывал я Джо тихим голосом. На нормальный голос сил не было.
— За тобой, командир, как за каменной стеной. Ты и родителям Эдиссона помог, и родных гронморов и грударовцев, которые на Океании погибли, не забыл.
В палату стремительно вошёл хирург. Окинул всех взглядом, спросил:
— Снова чудеса творите?
Обратился в микрофон: — Сестра, как состояние Поллака?
— Температура — 36 и восемь, пульс и давление в норме, — раздалось из динамика.
— И вправду чудеса. Утром, на обходе, я прописал ему пару литров антибиотиков. Теперь они, похоже, ни к чему. Придётся отменить.
Вика подошла к хирургу и совсем тихо ему что-то сказала. Но хирург не понял, что тихо говорят, чтобы огласки не было. И разговаривал в полный голос:
— Анна Родионова? Хорошо, я распоряжусь.
Вика сказала ещё что-то. Хирург хмыкнул:
— Круглосуточно? Ну, раз Вы утверждаете, что надо… Без пяти минут жена, говорите? Хорошо, скажу.
Джо, словно сомнамбула, раскрыл рот. Потом закрыл и пару раз судорожно сглотнул.
Хирург вышел из палаты так же стремительно, как и вошёл. Вика направилась к двери, но Маша её остановила:
— Подожди, Виченька, я Гоше пару слов хочу сказать.
— Какому Гоше? — всё так же тихо спросил я.
— Русский аналог имени Джордж — Георгий. Если ещё точнее, то Егор. Но пусть будет Георгий. Ну, не Жорой же его звать, или Гогой? Значит, Гоша, раз уж в бреду матерится по-нашему. В общем, Гоша, вот тебе от нас два колечка. Тебе подойдёт или нет, не знаю, навскидку выбирали. Если что, к ювелиру обратись, он растянет. А Анечке я примеряла, ей впору. Сейчас она сюда войдёт, ты ей его и оденешь. И цветы не для тебя, а для неё от тебя. Тебе только груши, бананы и яблоки.
И молчать, слова тебе пока не давали. Ты — сержант, а я — майор. Соблюдай субординацию. Это Вика твоя старая боевая подруга, а я с тобой всего в одном хронорейде была. Так что, миндальничать не буду.
Ежели ты, Гоша, к своему комплексу, что ты старше её на двадцать восемь лет прибавишь ещё комплекс, что ты безногий, то…
Пока Маша произносила свою тираду, Вика подошла к аппаратуре наблюдения за палатой, что-то сказала медсестре в микрофон, после чего и микрофон, и видеокамеру выключила. А Маша продолжала вещать:
— Анечка принадлежит к тем девушкам, которые, если полюбят, то один раз и на всю жизнь. И ей плевать и на твой возраст, и на то, что у тебя вместо части левой ноги будет биопротез. Колено-то у тебя целое, в нём всего пара маленьких осколков была. Вон, у Вики мама любит папу и с биопротезом.
Короче говоря, Гоша, если ты девушке жизнь испортишь, то я тебе Клинком правую ногу отрублю и скормлю базовым собакам.
— Нет, — помотал головой Джо, — вот, Ведьма может, а ты добрая.
— Ладно, ты меня ещё плохо знаешь, но ногу тебе, конечно, рубить не буду. Просто перестану тебя уважать. А, если я перестану, то и Вика с Серёжей тоже. Если тебе наше уважение до лампочки, то давай, плачь: «Ой, Анечка, да я старый, да я безногий, да не порти свою жизнь молодую, да ты меня бросишь, когда я тебе надоем». Так ты собирался сопли со слюнями распускать?
— Я же тяжелораненый, а ты мне, Маша, такое выговариваешь, — вздохнул Джо.
— Тебе ведь миной не оторвало то, что между ног. Ты мужик или дерьмо? Вичка, зови Анечку. Посмотрю я, как он её встретит.
Иногда благовоспитанная Маша была более резкой, чем Вика. Я к этому уже начинал привыкать. Вика шагнула к двери, но остановилась.
— Серёженька, ты же у нас двужильный, если после вчерашнего хронорейда сумел ночью нас ублажать.
Щёки у Маши слегка заалели. Вика могла прикинуться простушкой (будучи ох, какой не простой!). А Маше её многовековая дворянская порода не позволяла прилюдно обсуждать свою частную жизнь. При том, что с нами наедине Маша была абсолютно раскованной и большой проказницей.
Вика попросила меня:
— Вытащи тумбочку, которая между койками стоит (в палате стояли две кровати).
Вздохнув, я поднялся со стула и выполнил Викину просьбу.
— А теперь придвинь вторую кровать к кровати Джо. Не могут же твои беременные жёны двигать тяжёлые госпитальные койки.
Зубы скрипели, но кровать я передвинул, поставив тумбочку с другой стороны передвинутой койки.
— Умничка ты наш. Золотце ты наше, — и дальше продолжила уже тоном строгой воспитательницы детского сада:
— Так вот, Джоша…
Маша прыснула. Джо и я не смогли сдержать улыбки.
— Ты зря улыбаешься. Не первый день меня знаешь, знаешь, на что я способна. Я — не добренькая Маша, ноги тебе рубить не буду. Всё понял?
— Понял, понял. Слушаю и повинуюсь.
— То-то же. Но я в тебя верю. Почему, это я уже при Ане скажу.
Вика даже не стала выходить в коридор, а высунула за дверь руку и поманила пальцем. Тотчас дверь распахнулась и в палату влетела Анна.
Вика придержала её, приобняв за плечи.
— Мужа твоего мы привели в сознание, обезболили и немножко воспитнули. Дальше уж ты сама… С хирургом я договорилась, тебе разрешили здесь быть круглосуточно. Кровати мы сдвинули, конечно, не двуспальная постель, но всё-таки. Микрофон и видеокамера отключены, так что ручкам и губкам шаловливым запрета нет.
Аня покраснела, куда там Маше. Даже веснушек на лице не стало видно. А Вика продолжала своим безапелляционным тоном (они, колдуньи, все такие, типа, мы — истина в последней инстанции):
— Маша вам на свадьбу кольца подарила, а от меня тоже небольшой подарочек. Конечно, свадьба в госпитале — явление необычное. Но, вот у меня с Серёжкой, вообще свадьбы, как таковой, не было. Стали сразу жить, как муж и жена. У Маши с Серёжкой первая брачная ночь была в тюремной камере, в плену у нелюдей. Ещё и под камерами слежения и микрофонами. У вас хоть аппаратура выключена. Чем более необычным образом заключался брак — тем он крепче. А подарочек мой таков — я вам скажу, что детей у вас будет трое. Один мальчик и две девочки. Вот почему я в тебе, Джоша, и не сомневалась. В будущее твоё заглянула, а там ты — счастливый отец семейства Поллаков.
— Родионовых, — поправил её Джо, — решил я фамилию жены взять.
Аня вновь покраснела.
— Ну, и правильно. И имя заодно смени. Акцента нерусского у тебя нет, я постаралась. Будешь Гошенька, сына Егорушкой назовёте. Егор Георгиевич Родионов — красиво. А попробуй-ка выговорить: Джорджинька — язык сломаешь.
Все впятером расхохотались.
— Фамилии вы, смотрю, меняете, как хотите. Одна я, как и положено правильной жене, выйдя замуж, сменила благозвучную и благородную фамилию Петрова на Иванову.
Я показал ей кулак. Она мне — язык. Подумала секунду и кукишем повертела.
— Потерпите чуток, сейчас болтать закончу, утомилась языком молоть. У нас уже вещи сложены. Завтра утром на гамильтоновском «Норфолке» мы улетаем с Базы на Землю. Но это большой секрет, чтобы пышных проводов не устраивали. Улетим по-тихому. У тебя, Гоша, за пару неделек всё подживёт, ещё пару недель будешь биопротез осваивать. У меня папка с биопротезом даже в баню ходит. Сжился. И ты привыкнешь. Через месяц на Базу придёт «Бавария-3». Берите билеты и прилетайте к нам в гости. Как добраться — я вам на КПК скину. Там и решим, как вам дальше жить. Есть у меня и Маши интересная задумка.
Мы сейчас в штаб Базы пойдём, Серёжке надо Чангу отчёт о хронорейде сдать. Я там скажу, Анечка, что ты увольняешься с сегодняшнего дня. Рапорт задним числом напишешь, с Шульцем договорюсь.
— Но…
— Никаких «но». Наше бабье дело — детей рожать и воспитывать. Всё, ребята, наша война закончилась. Нет Счастливчика — есть Серёжка Иванов. Нет Лимонадного Джо — есть Гоша Родионов. Нет Ведьмы, Сабли, Анки-пулемётчицы. Есть Вика, Машенька, Анечка.
Ну, давайте прощаться. До встречи на новгородской земле.
Вика чмокнула в щёку Джо, расцеловалась с Анной. Маша, поцеловав Джо, подошла к Ане и во всеуслышание заявила:
— Гоша, этот чёрт молодой, весь в комплексах, как Барбоска в блохах. Так что, Анечка, бери вашу интимную жизнь в свои маленькие руки. От тебя зависит сделать её яркой, насыщенной и интересной, — после чего поцеловала щёчку малинового цвета.
Я крепко пожал здоровенную лапищу:
— До встречи на Земле, — и хохотнул, — Джоша.
— Удачи всем нам, — хором сказали все пятеро. И мы покинули палату.
