ГЛАВА 7

К моменту окончания очередного дневного спектакля, который проходил, как обычно, при полном зале, в «Новый театр» ворвалась новость об убийстве и его зловещей связи с пьесой. Сначала эта история просочилась в зал, где по рядам пошел дневной выпуск газеты. Потом новость проникла за кулисы, где члены труппы отреагировали на это по-разному. Обри уже подумывал о том, чтобы продлить спектакль еще на неделю, а то и две. Эсме Маккракен, придя в ярость оттого, что столь презираемая ею пьеса вновь привлекла всеобщее внимание, гневно швырнула на стол свой блокнот и весь финальный акт в нем что-то злобно строчила, в то время как ее помощник, у которого в этот вечер был выходной, с почерневшим лицом выбежал из театра. Лидию новость потрясла до глубины души, а Марта, сочувствуя своей возлюбленной, тоже была не в себе. Терри, забравшийся в ложу посмотреть игру своего дублера перед схваткой с Обри, ругал на чем свет стоит Флеминга за невыразительную работу в первом акте, а потом ринулся за сцену и закатил актеру такую истерику, которой никто не ждал даже от него. В то же самое время в фойе театра продавец с трудом приходил в себя после налета зрителей, расхватавших все сувенирные куклы.

Стрелки часов неумолимо приближались к шести, а Джозефине меньше всего сейчас хотелось и есть, и выслушивать сплетни. Однако, понимая, что как гостье ей всего этого не избежать, она оделась к обеду и направилась в ресторан. Не успев еще оправиться от головокружительной автомобильной поездки в Хаммерсмит, Джозефина решила, несмотря на дождь, пройти с полмили пешком до Перси-стрит и насладиться прелестями вечернего субботнего Лондона. В эти часы город отличался особенно приподнятым настроением: на тротуарах царили смех и суета, а из автобусов и метро вываливались все новые толпы людей, настроенных в полной мере насладиться отдыхом. Джозефина с удовольствием присоединилась к ним хотя бы на то время, пока добиралась до маленького, скромного вида ресторанчика в переулке возле Тоттнем-Корт-роуд.

Когда Джозефина вошла в заведение, Леттис и Ронни уже сидели за столиком в углу и, как только сестры ее заметили на их добродушных лицах появилось выражение тревоги. Ронни, обладательница редкого умения обращаться с официантами и твердой веры в то, что пузырьки шампанского в одинаковой мере способны и развеселить, и утешить, не теряя времени, заказала бутылку «Моэ и Шандон».

— У тебя сегодня, наверное, был ужасный день, — сказала она, усевшейся рядом с ней Джозефине.

Столик был заказан на четверых, но одного из участников обеда компания недосчиталась. Арчи извинился и, сославшись на неотложные дела, вместе с Фоллоуфилдом отправился в Скотланд-Ярд. Его отсутствие было мгновенно замечено хозяином заведения Рудольфом Стьюликом, расстроенный вид которого вряд ли мог служить достойной рекламой принесенного им шампанского.

— Инспектор уже едет? — спросил Стьюлик с надеждой и сильным венским акцентом. Два года назад Пенроуз отвадил от его ресторана банду вымогателей, и с тех пор Стьюлик испытывал безмерное почтение к инспектору. Арчи же такое почитание чрезвычайно смущало, тем более что оно являлось объектом шуток со стороны его кузин, и только возможность повидаться с Джозефиной вынуждала Пенроуза появляться в этом месте.

— Очень жаль, Руди, но он не сможет сегодня прийти, — сказала Джозефина с сочувственной улыбкой. — Инспектор просил меня извиниться перед вами и передать вам привет.

— И чтобы загладить вину за сегодняшнее отсутствие, просил заказать ему столик на следующую среду. — Месть Ронни за утреннее дурное настроение кузена была беспощадной. — У вас найдется для него место?

Стьюлик, с грустным видом убиравший лишний прибор, сразу оживился:

— Конечно! Я сейчас же закажу ему столик и в этот вечер сам буду за ним ухаживать. — И он умчался прочь, довольный тем, что мир не так жесток, как казался еще минуту назад.

Джозефина посмотрела на Ронни поверх меню с осуждением:

— Очень злая шутка, даже для тебя.

— Знаю. Я иногда сама себе удивляюсь.

Несмотря на тяжкий день, Джозефина, не выдержав, рассмеялась и заказала себе палтуса. Сестры никак не могли сделать выбор между бараньими фрикадельками и жареной уткой в апельсиновом соусе и наконец согласились на предложение вновь появившегося Стьюлика заказать по половине того и другого. После чего Джозефина рассказала сестрам настолько подробно, насколько считала нужным, трагическую историю убийства Элспет, выделив факты, указывающие на связь этого преступления с «Ричардом из Бордо», большинство из которых они, впрочем, уже знали из газеты. Из ее повествования Мотли поняли, насколько Джозефину затронуло это убийство, и, несмотря на ее несогласие с доводами инспектора, обе сестры разделили его тревогу.

— Мы знаем, что Арчи всегда питал к тебе слабость и сейчас питает, — заявила прямолинейная Ронни. — Но он ведь еще, черт подери, и отличный полицейский, как это ни постыдно для нашей семьи. Если Арчи действительно встревожен, ты должна отнестись к этому всерьез и быть очень осторожна. По крайней мере не противоречь ему, пока не убедишься, что он не прав.

— Тревожиться особо не стоит хотя бы потому, что расследование вряд ли затянется надолго, — возразила Джозефина. — Арчи провел всего несколько часов с родными Элспет, а у него уже появилась тьма вопросов, связанных с ее прошлым. Когда он найдет на них ответы, то поймет, почему ее убили, и поймает убийцу. Кто знает, — она посмотрела на часы, — может быть, Арчи уже его нашел. Когда мы расстались, он отправился на поиски ее парня. Вы его, наверное, знаете. Он работает за кулисами.

— Неужели ты говоришь о Хедли? — Леттис от изумления застыла с вилкой в руке. — Да он и мухи не обидит: такое совсем не в его натуре.

— Да у него бы просто ума не хватило провернуть это дело с такой ловкостью, — добавила Ронни, для которой в отличие от сестры доброта человека не являлась гарантией того, что он не сможет совершить преступление.

— Никто из нас никогда не видел девушку Хедли, — продолжала Леттис, не обращая внимания на реплику сестры. — Но с тех пор как они познакомились, он прямо расцвел, а Лидия сказала, что Хедли эту девушку просто боготворит. Она еще на днях его подначивала, чтобы он показал ее нам. Эта новость убьет Хедли — я не верю, что он хоть как-то замешан в убийстве.

— Но сегодня днем он вел себя очень странно, — заметила Ронни, — пулей вылетел после спектакля. Правда, как я слышала, ему за что-то грозила выволочка от Обри, так что этим можно объяснить его торопливость. — И она добавила в задумчивости: — Да, Хедли Уайт. Странное дело…

— Пожалуйста, никому об этом не рассказывайте, — попросила Джозефина. — Если окажется, что Хедли невиновен, на его долю и без того выпадет немало страданий, а тут еще каждый встречный-поперечный будет смотреть на него, представляя парня уже с петлей на шее. Между прочим, — добавила она язвительно, — те, с кем нам приходится иметь дело в театре, хотя и не убийцы, но тоже далеко не подарок.

Сестры Мотли поняли, что Джозефина намекает на бесконечные дрязги в театре. Труппа за прошедший год успела перейти от радостного возбуждения к состоянию восторга, а от него к постоянной истерии. За исключением Лидии, у которой еще до начала постановки была высокая профессиональная репутация и которая, несмотря на головокружительный успех, не теряла достоинства, те, кто приобрел славу и состояние благодаря успеху «Ричарда из Бордо», произвели на автора пьесы крайне неприятное впечатление своими истерическими припадками, завистью и стремлением напакостить партнеру при всяком удобном случае. И Джозефина отнюдь не скрывала своего отношения к таким людям. Она вовсе не была против коммерческого успеха пьесы, полагая, что литературные произведения пишутся для развлечения публики, а гонорары дают возможность писателю посвятить себя любимому занятию, но все эти нескончаемые препирательства и раздоры в труппе выбивали ее из колеи. И потому теперь, приступая к постановке своей новой пьесы, она все чаще задавалась одним и тем же вопросом: а стоит ли вообще это делать? С каждым днем ей все больше и больше хотелось писать не пьесы, а романы — их можно создавать в уединении и тиши, и участников всего двое: она и «Бризена».

И что бы сестры Мотли ни рассказали ей сейчас о недавнем собрании, она уже приняла решение и вряд ли переменит его.

Между тем Леттис действительно перешла к этой теме:

— Сначала Бернард куда-то звонил, и мы сидели и ждали его целую вечность, а потом, когда он нас всех позвал… Я просто в жизни не видела человека, менее склонного к компромиссу. Очень удивлюсь, если теперь хоть кто-то выйдет на сцену.

— Знаешь, что он сказал в конце собрания? «У меня в жизни есть дела поважнее, чем выслушивать ваш детский лепет!» — пробасила Ронни, довольно точно изображая Обри. — И Бернард ушел, хлопнув дверью, прежде чем Джонни успел закатить тщательно отрепетированную истерику. Он ее, правда, все равно закатил, только уже без того, кому она предназначалась.

— Неужели так и не пришли к согласию?

Леттис промокнула последним кусочком хлеба соус на тарелке.

— Бернард с самого начала ясно дал понять, что ни о каких изменениях в гастролях «Ричарда из Бордо» не может быть и речи. Он настаивает на том, что, если мы хотим заработать деньги в провинции, отправляться надо прямо сейчас, на гребне лондонского успеха, и именно с тем составом, о котором люди наслышаны и на который они готовы пойти. Он сказал, что обязан это сделать хотя бы для тебя.

— Прежде я, наверное, оценила бы этот жест, — кивнула Джозефина. — Но теперь, учитывая ситуацию, для меня лучше, чтобы все это поскорее закончилось. Что же касается времени гастролей, тут он, конечно, прав. Я понимаю, почему Джонни нужна перемена, но здесь можно упустить время, и потом Обри никогда не собирался освобождать его от контракта. Да и гастроли рассчитаны всего-то на восемь недель. Неужели Джонни, чтобы сохранить свою репутацию, не может в течение этого времени сжать зубы и потерпеть?

— Наверное, может, но, судя по тому, что он сегодня говорил, его не столько волнует его актерская репутация, сколько деньги. Обычно, когда речь заходила о новой работе, Джонни так привередничал и его так долго надо было упрашивать, а тут он просто рвется в бой. Сниматься в кино ему хочется исключительно из-за денег, тут все яснее ясного. Ведь если дело выгорит, он получит такой гонорар, что заработок театрального актера будет выглядеть просто жалким.

— И тем не менее и Джонни, и всех нас без всяких сомнений ждет Манчестер. Так заявил наш продюсер, а значит, именно по этому сценарию мы и будем жить, — резюмировала Ронни.

— А убийство в поезде никак не отразится на его планах? — спросила Джозефина.

— Ну разумеется, нет. Правда, оно не совсем к месту — случилось в конце сезона. Как рекламный трюк убийство было бы очень кстати в затишье после Рождества.

— Но, сказать по справедливости, — мягко заметила Леттис. — Обри ведь еще не знает, что убили девушку Хедли. Понятное дело, мы все, прочитав репортаж в газете, упивались этой трагедией, но она, оказывается, затрагивает нас гораздо больше, чем мы предполагали. В последние пару месяцев Обри взял парнишку под свое крыло, и теперь ему придется иметь дело либо с виновностью Хедли, либо с его горем. Для нашего продюсера любой из этих вариантов достаточно неприятен.

Сама Джозефина с трудом представляла себе, чтобы парень, о котором так хорошо отзывалась Леттис и к которому Элспет питала такую нежность, мог совершить дерзкое и жестокое убийство. Интересно, удалось ли Арчи и Фоллоуфилду разыскать Хедли? На данном этапе расследования им больше не за что зацепиться. И все же она не могла поверить, что это страшное преступление случилось всего лишь из-за ссоры влюбленных. Даже после короткой встречи с Симмонсами ей стало ясно, что отношения в этой семье совсем не простые и не такие уж прочные. Секретов в ней оказалось полным-полно: у жены были тайны от мужа, у матери — от дочери, у брата — от брата. А какая боль отразилась в глазах Фрэнка Симмонса, когда он понял, что его жена знает о прошлом Элспет больше его. А как Фрэнк относился к тому, что племянница могла вот-вот променять его на другого человека? Да к тому же человека, который не только разделял ее страсть к сцене, но и мог распахнуть для нее двери в настоящий, живой театр, а не тот, что хранился в застекленном шкафу. И какой бы увлекательной ни казалась его страсть к коллекционированию театральных реликвий, с точки зрения Джозефины, она больше походила на манию, если не сказать хуже.

Стьюлик принес десерт, выбрать который для своих любимых клиентов он мог и без посторонней помощи, — три горячих сладких суфле.

— Я даже не решаюсь узнать: успели мальчики добраться до обсуждения «Королевы Шотландии»? — спросила Джозефина, когда единственным свидетельством шедевра Стьюлика остался легкий налет сахарной пудры на верхней губе Леттис.

— О, конечно же! — Ронни передала сестре салфетку. — Но и тут переговоры потерпели фиаско. Когда Джонни не удалось уйти в кино, он тут же перебросил все силы на борьбу за роль в твоей новой пьесе. Джонни потребовал, чтобы Рейф Суинберн играл Ботуэлла, и заявил, что, если этого не случится, он вообще уйдет из труппы.

— Тут Бернард просто взбесился. Он сказал, что Суинберн никогда в жизни больше не будет у него работать и что он, Обри, не позволит, чтобы его театром пользовались для… для…

— «Для дорогих репетиций дешевого секса», так, кажется, он выразился, — пришла на помощь своей чересчур скромной сестре Ронни. — Короче говоря, Обри заявил: если Льюис Флеминг был достаточно хорош для гастролей в роли Ричарда, то он прекрасно подойдет и для роли Ботуэлла.

— Ну что ж, — печально вздохнула Джозефина, — все как и должно быть в театре: актеры обмениваются репликами, технический состав безмолвствует, а за кулисами витает смерть. Но хотя бы идея фильма уже похоронена, и то слава Богу.

— О нет, дорогуша, ты еще не знаешь самого интересного. — Ронни сделала паузу вроде бы для того, чтобы прикурить, но будто бы никак не могла найти зажигалку. Задуманный драматический эффект удался: Джозефина мгновенно протянула ей свою, только бы поскорее услышать продолжение. — Трудно сказать: то ли Обри испытывал кое-кого на прочность, то ли он действительно считает, что это хорошая идея. — Ронни глубоко затянулась. — В общем, он заявил, что принял решение финансировать фильм по «Ричарду из Бордо», но вовсе не уверен, что Джонни подходит на роль Ричарда.

— Ты бы, дорогая, видела выражение лица Джонни. Я думала, он стукнет Бернарда, — выпалила Леттис. — Но это еще не все. Обри дал нам совершенно ясно понять, что на роль Анны Богемской он собирается пригласить вовсе даже не Лидию, а Лилиан Гиш. Мол, она на экране так же хороша, как Лидия на сцене, но в кинематографе она известнее, чем Лидия. Просто не знаю, что на него нашло.

— И на этом все кончилось, — довершила рассказ Ронни. — Обри с грохотом вышел из комнаты, бормоча себе что-то под нос — до нас только донеслось «Маккракен» и «сволочь», — а мы стали собирать в кучку то, что осталось от Джонни.

Пока они платили по счету, Джозефина не произнесла ни слова. То, что ее трудом теперь распоряжались другие, вызывало у нее отвращение, но выхода из этой ситуации она не видела. Даже если отказаться от участия в постановке фильма по собственной пьесе, Обри спокойно наймет другого писателя для сочинения сценария. Как она в свое время успешно доказала, выступая в суде против Винтнера, на историю ни у кого авторских прав нет.

На выходе Джозефина стала высматривать хозяина, чтобы поблагодарить его за гостеприимство, но тот уже был занят другой только что явившейся компанией, возглавляемой солидным, пожилым мужчиной, вокруг которого Стьюлик кудахтал, как наседка.

— Посмотрите! Это же Сикерт! — воскликнула Леттис чуть громче, чем требовали приличия. — Слава Богу, с нами нет Лидии, а то нам бы от него не отвязаться. И как она могла провести с ним столько времени наедине? В нем есть что-то неприятное, правда же?

Джозефина бросила взгляд на художника; он совсем недавно закончил величественный портрет Лидии, изобразив ее французской королевой Изабеллой, и, естественно, был очарован актрисой. Вглядываясь в тонкий профиль Сикерта, изящные черты лица и растрепанные седые волосы, она, при всем своем старании, не могла подметить в нем ничего злодейского в отличие от Леттис, которой это казалось очевидным. И пока ее подруга не успела себе представить, как самый известный в Лондоне художник пробирается на Кингс-Кросс, зажав в руке вместо кисточки стилет, Джозефина предложила Леттис не говорить глупостей и решительно зашагала к выходу.