ГЛАВА ШЕСТАЯ
Среда, 13 апреля
Стая чаек кружила над кучей мусора на набережной Жевр, лениво выбирая рыбьи кости. Одна из птиц склонила голову, разглядывая что-то в воде. В бледном свете зари чайка увидела какой-то темный предмет; быстрые волны словно передавали его друг другу и он, чуть покачиваясь, уплывал все дальше. Чайка взмахнула крыльями, взлетела, сделала несколько кругов. Она не решалась сесть на то, что казалось ей человеком. Расклевать эту тряпичную кожу, под которой скрывается плоть? А если человек вовсе не мертв? Слишком опасно. И чайка вернулась к куче отходов, течение же медленно несло труп к мосту Менял.
Легкий утренний свет окрасил стены мрачной каморки в розовато-золотистый цвет. Руки, перелистывающие тетрадь, исписанную детским почерком, остановились на странице, прикрытой листом промокательной бумаги.
Господи, Ты воздвиг на моем пути неисчислимые препятствия. Испытываешь ли Ты мою преданность Тебе? Я провел эту ночь в молитвах, я словно птица, залетевшая под крышу дома. Меня не сломить. Отныне и впредь я буду бороться со злом. Алчный союзник, оказавший мне помощь, горит в геенне огненной. Что до второго, то несколько денье развязали ему язык, и он поведал мне, как найти клеймо дьявола. Он никому не расскажет, страх заставит его молчать… Я обнажил меч, я готов к битве, Господи, призри посланника Твоего…
Если бы кто-то сказал Жозефу, что он когда-нибудь будет вешать месье Мори лапшу на уши, лишь бы улизнуть из магазина, юноша бы в это ни за что не поверил.
Но теперь молодой человек приготовил для хозяина заранее придуманную историю; боясь выдать себя, он зарылся лицом в носовой платок и начал так:
— Бесье Бори, бесье Виктор попросил бедя…
— Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите. Уберите платок. У вас что, насморк?
— Нет, — ответил Жозеф, густо покраснел и спрятал платок в карман. — Месье Виктор попросил меня забрать Лафонтена, которого мы отнесли переплетчику две недели назад. Можно мне сбегать за ними на улицу Месье-ле-Пренс?
— Тогда захватите заодно мой каталог для месье Андрези. И поторопитесь, я должен уйти к десяти. У меня важная встреча.
Жозеф быстро влез в куртку, нахлобучил картуз. На кухне громыхала посуда. Значит, Эфросиньи нет дома. Успокоенный, он ушел. Жозеф хотел заскочить в свою квартиру на улице Висконти, чтобы убедиться, что там все в порядке, но едва вошел, как услышал стук в дверь.
— Вас никто не видел? — взволнованно спросил он у Айрис.
— А если и видел, что с того? Мне надоело играть в заговорщиков, можно подумать, мы террористы!
— Входите же!
— Ого, сколько книг и газет! Это все ваши?
— Они достались мне от отца.
Жозеф хотел уже провести девушку в свою комнату, но понял, что это неприлично. В комнату Эфросиньи? Еще того хуже. Остается только кухня.
Айрис с любопытством оглядела раковину, плиту и чугунный котелок, а потом попросила показать ей комнаты.
— Было бы разумнее… — замялся Жозеф. — Ну, я… Лучше…
Она наградила насмешливым взглядом.
— Жозеф, неужели в комнате опаснее, чем на кухне? — и побежала в комнату Эфросиньи.
— Это не спальня, а просто какая-то шкатулка! Ваша матушка все обила кретоном!
— Это недорогой и прочный материал, — пояснил Жозеф, с облегчением отметив, что в комнате чисто. — Подождите! — крикнул он, но девушка уже впорхнула в его комнату.
Сгорая от стыда, он вошел следом. Его глазам предстало ужасное зрелище: разоренная кровать, скомканные подушки, на тумбочке — огрызок яблока и щербатая расческа. Восклицание «Так вот где вы мечтаете обо мне!» его добило. Айрис остановилась, восхищенно созерцая то, что казалось ей скромной обителью парижского отшельника.
— У нас мало мебели, это потому что мало места, вообще-то мы с мамой не спартанцы…
— Мне нравится, когда дома только самое необходимое, — заметила Айрис, плюхнувшись на кровать — единственный стул утопал под грудой одежды.
Смущенный Жозеф приоткрыл окно, не уверенный, что в комнате достаточно хорошо пахнет.
— Перестаньте суетиться, у меня уже голова закружилась.
— Я… обещал патрону вернуться через полчаса.
— Вы его боитесь или меня? Ну же, идите сюда.
Он несмело приблизился к кровати, и Айрис, схватив его за руку, усадила рядом.
Красный как рак, Жозеф искал пути к отступлению.
— Я делаю успехи в английском, — произнес он, — сейчас учу неправильные глаголы: arise, arose, arisen, awake…
Он больше ничего не успел сказать. Их губы встретились, пальцы переплелись. Прежде чем он осознал, что происходит, его рука сама принялась расстегивать корсаж Айрис. Оба тяжело дышали.
И тут в сознании Жозефа, словно бог из машины, словно фараон, отсылающий Моисея прочь, возник образ матери. Вид у нее был весьма грозный. Он вскочил.
— Право, я должен бежать! — с жаром произнес он.
Айрис весело расхохоталась и протянула ему картуз, упавший на пол.
— Любимый, вы должны во что бы то ни стало убедить Кэндзи, что мы… что вы…
— Я попытаюсь. Вы возвращаетесь домой?
— Нет, я соврала отцу, что проведу час в Сен-Манде, так что он думает, что я ем пирожные в компании мадемуазель Бонтам. Я отправлюсь по магазинам, но все время буду думать о вас.
Жозеф бежал по улице, и ему казалось, что он парит над крышами Парижа.
Он купил у мальчишки-газетчика «Пасс-парту» и бодрым шагом вошел в книжную лавку, где его с нетерпением поджидал Кэндзи.
— Вот те на! Патрон, да вы прифрантились! Вот это галстук! А ботинки! Сияют так, что мне аж завидно. И туалетная вода… Лилия?
— Лаванда, Жозеф, лаванда.
Кэндзи поправил черный цилиндр, натянул перчатки цвета свежего масла, взял трость, увенчанную набалдашником в виде лошадиной головы и, подмигнув бюсту Мольера, направился к двери.
— Я ухожу. Не забудьте, в три часа мы встречаемся на улице Дрюо с полковником де Реовилем, это новый муж мадам де Бри. Ему нужен совет насчет приобретения манускрипта с миниатюрами. Затем он проводит нас на улицу дю Буа — в свой особняк, где хранит коллекцию сочинений на военные темы. Я рассчитываю заполучить их по сходной цене.
— Можете рассчитывать на меня, патрон!
— Кстати, а что Лафонтен, за которым вы ходили? Жозеф смущенно покраснел и невнятно пробормотал:
— Переплетчик не успел, он… э-э-э… слишком много заказов, он очень сожалеет.
Кэндзи удивленно взглянул на Жозефа, но решил, что разберется с этим позже.
Как только за ним, звякнув колокольчиком, закрылась дверь, Жозеф, воспользовавшись отсутствием клиентов, развернул газету. Его внимание привлекла заметка за подписью Вирус.
ТРУП В ЛЕ-АЛЬ
Установлена личность человека, чье тело было обнаружено недалеко от павильонов Бальтара господином Риве в понедельник в 11 часов вечера. Погибший — известный зоолог Антуан дю Уссуа — не так давно вернулся во Францию после длительной научной экспедиции на остров Ява. Он был убит выстрелом в упор из револьвера. Инспектор Лекашер допросил родственников жертвы и установил, что все они вне подозрения. Итак, мы имеем дело с одним из преступлений, число которых непрестанно…
Жозеф в смятении скомкал газету, не дочитав статьи.
«Зоолог! Дю Уссуа! Это же его имя стояло на той визитной карточке. Убит… А месье Легри расспрашивал меня вчера о нем. Похоже, патрон напал на след, это как пить дать. Если он надеется, что сможет, обвести меня вокруг пальца…».
Ему пришлось отвлечься, чтобы продать «Непосредственные данные сознания» Бергсона и отделаться от печальной дамы, которая просила посоветовать ей книгу, возвращающую бодрость духа.
Тут вошел Виктор.
— Патрон, я похож на дурака? — с места в карьер набросился на него Жозеф.
— Да нет… не сказал бы.
— Тогда почему вы скрыли от меня, что этого вашего зоолога прикончили? — Жозеф потряс газетой перед носом Виктора.
— А, так вам уже все известно, — вздохнул тот, — и Шерлок Пиньо настаивает на сотрудничестве…
— …С Шерлоком Легри. Разумеется.
— Я как раз собирался просить вас о помощи.
— Так я вам и поверил! Ладно уж, я вас слушаю, месье Легри. Весь внимание.
— В этом месяце в Шотландии было совершено убийство. Жертва, леди Пеббл, знакомая месье Мори. Это она прислала ему чашу, которую унесли воры. Предмет этот не имеет очевидной ценности, однако, по всей вероятности, именно из-за него жестоко убиты Антуан дю Уссуа и леди Пеббл. А теперь слушайте внимательно, Жозеф. Я, кажется, знаю, где сейчас эта чаша, поэтому мне нужна ваша помощь. Вчера я видел одного старика, который может быть замешан…
— Патрон… я должен вам кое в чем признаться. Это не дает мне покоя. В пятницу вечером я закрывал магазин и уже вставил ключ в замочную скважину, когда какая-то женщина оступилась и упала. Я бросился к ней, а когда вернулся — связка моих ключей лежал на земле.
— Вас обвели вокруг пальца! Та женщина — наверняка сообщница вора. Или это просто совпадение?
— Не верится. Я, правда, никого кроме нее не видел, но спрятаться тут проще простого.
— А женщина, как она выглядела?
На лице Жозефа появилось виноватое выражение.
— Это вторая вещь, которая меня беспокоит. Помните, вас по телефону вызвали в Нейи? Так вот, тогда звонила тоже женщина. Теперь я думаю, что ей нужно было отослать вас подальше, вот она и назвала неверный адрес.
— С этим разберемся позже. А сейчас, прошу вас, бегом на улицу Шарло, в дом двадцать восемь. Это около рынка Анфан-Руж. Принесите…
— Анфан-Руж?
— Знаете, где находится Консерватория искусств и ремесел? Так вот, это не там. Пойдете от нее вниз по улице Реамюр, потом — по улице де Бретань и придете на улицу Шарло.
Виктор открыл ящик стола, выудил оттуда стопку открыток, отобрал несколько и сунул в конверт.
— Передайте это для тестя Антуана дю Уссуа, его зовут Фортунат де Виньоль. Скажете — от фотографа.
— Патрон, но что будет, когда месье Мори заметит, что…
— Ничего он не заметит. Они в двух экземплярах. Ну, или придумаете что-нибудь. Помашите у этого де Виньоля перед носом открытками, и пусть расскажет, где спрятана чаша, которая была завернута в кусок японского шелка, который он носит в качестве шейного платка. И еще постарайтесь выяснить, действительно ли он не в своем уме.
— Проще некуда. Когда мне идти?
— Вам уже пора быть в пути.
— Но я не могу! Ровно в три я должен встретиться с месье Мори в аукционном доме!
— Сейчас еще нет и одиннадцати.
— А когда я пообедаю?
— Это меня не волнует. Вот, я набросал на скорую руку, как выглядит чаша: череп обезьяны на металлическом треножнике, украшенном бриллиантами. Жозеф, я в вас верю. Совать нос не в свои дела — ваше призвание.
«Ничего подобного, наглая клевета!», — возмущенно повторял про себя Жозеф, ожидая экипажа. Он оглянулся, зашел за дерево и вскрыл конверт.
То, что он увидел, заставило его задержать дыхание.
— Разрази меня гром! Вот это да…
Перед домом номер 28 на улице Шарло стояла телега, заваленная мебелью и тюками. Два крепких молодца с красноватыми физиономиями, кряхтя, тащили через двор пианино, носильщики сновали туда-сюда с ящиками в руках.
— Эй, вы там! Вы куда?
Путь Жозефу преградил маленький человечек.
— Я носильщик, — нашелся юноша и в доказательство своих слов схватил коробку со скатертями и салфетками.
Прижав ее к груди, он решительно двинулся к подъезду, ожидая, что его вот-вот остановят. Но ничего подобного не произошло. Жозеф беспрепятственно пересек холл, оставил там коробку и взбежал по лестнице, где столкнулся с горничной. У нее в руках был поднос с чайными чашками, из них поднимался пар.
— Прошу прощения, мадемуазель, у меня назначена встреча с месье де Виньолем, где мне его найти?
— На втором этаже. Я вас провожу.
— А еще я хотел бы принести семье свои соболезнования.
— Месье Уоллере и месье Дорсель поехали распорядиться насчет церемонии. К мадам приехал доктор. Простите, я спешу, мадам нужно выпить чаю, прежде чем отправиться на похороны. Идите по коридору, комната месье де Виньоля вон там, в глубине.
Это был не дом, а настоящий лабиринт. Жозеф шел и шел, а коридор все не кончался. Про какую комнату говорила горничная? Слева — пять дверей, справа — одна.
Он постучал наугад, и до него донеслось приглушенное: «Изыди, Сатана!». Жозеф прилепился губами к замочной скважине.
— Месье де Виньоль? Меня прислал к вам вчерашний фотограф. Он передал вам несколько открыток, я уверен, они придутся вам по вкусу.
— Подсуньте под дверь.
Жозеф наклонился и едва успел пропихнуть конверт в щель, как его тотчас утянули в комнату невидимые пальцы.
— Дьявол! Отлично! — воскликнул голос. — Входите!
Жозеф услышал, как за дверью двигают какую-то тяжелую мебель, затем — звук падения чего-то увесистого и скрип ключа в замочной скважине. В следующее мгновение он увидел хозяина комнаты: морщинистое узкое лицо, напоминающее мордочку хорька, и маленькие, живые глазки.
— Входите же, скорее. За мной охотятся, но я еще в состоянии выдержать осаду. Еще есть такие?
— Надо поискать, — невозмутимо ответил Жозеф, переступая порог.
— Дайте мне адрес этого достойнейшего мастера.
— Мастера?
— Фотографа.
— Улица Сен-Пер, дом восемнадцать, — проворчал Жозеф и тут же пожалел о том, что выдал ценные сведения.
На полу валялась бронзовая статуэтка Дианы, массивный буфет отодвинут от стены. Видимо, хозяин комнаты использовал его, чтобы загородить дверь.
— Черт побери! Как подчеркивают ее аппетитную попку эти черные чулки! Имя этого чудесного создания?
— Лa Гулю. Танцовщица из «Мулен Руж».
— Она и в самом деле такая сдобная штучка, эта плутовка? Ох, все бы отдал, чтобы ее сочные прелести согрели меня холодной ночью! Лучше сделаться добычей этой прекрасной вампирши, чем отвратительного Жака де Моле.
— Он вам угрожает? — поинтересовался Жозеф.
— Глупый мальчишка! Он жаждет моей смерти и вечного проклятия моей души с тех самых пор, как я вышел на след его сокровища! Вот и вчера ночью он слонялся тут, даже пытался стащить мой шейный платок. Если бы верный Ангерран не защитил меня, если б не натолкнул на мысль забаррикадироваться мебелью…
«Жак де Моле, Ангерран, сокровища… Вот незадача, похоже, этот старый хрыч окончательно спятил!», — подумал Жозеф, лихорадочно соображая, как ему улизнуть.
— И где же можно встретиться с Ангерраном? — очень вежливо спросил он.
— О, я вас отведу к его ложу. Как раз пора его освежить.
И Фортунат де Виньоль, не обращая внимания на растерянность собеседника, приоткрыл дверь и высунул нос в щель.
— Бдительность — прежде всего. Надо проверить, свободен ли путь. Не хватало еще наткнуться на какого-то из этих негодяев… Иди за мной и помалкивай!
Он на цыпочках двинулся по коридору, Жозеф — за ним.
— Пока эта неряха закупает дичь на рынке, мы возьмем все, что нам нужно.
Они проникли на кухню. Старик ткнул пальцем в кусок льда в раковине.
— Хватай его, и бежим, — выдохнул он на ухо Жозефу.
Юноша коснулся прозрачной голубоватой поверхности и тут же отдернул руку.
— Пальцы сводит!
— Эх, ты, неженка!
Фортунат стянул с себя жилет, завернул в него глыбу льда, сунул Жозефу и подтолкнул его к узкой лестнице.
Когда они оказались в темном подвале и дрожащее пламя свечи осветило труп собаки — на вонь уже слетались мухи, — Жозеф почувствовал, что его мутит. Слабым голосом он спросил:
— Что… это такое?
— Доблестный рыцарь, перед тобой Ангерран, шестой обладатель сего славного имени!
— М-м… Вам не кажется, что благоразумнее было бы предать его тело земле — и без промедления, учитывая, в каком он состоянии? — произнес Жозеф, зажимая нос пальцами.
Фортунат де Виньоль задумчиво поскреб затылок.
— Видишь ли, я собирался сделать из него чучело, как поступил с остальными своими вассалами.
Тут Жозеф увидел четырех собак со стеклянными глазами, неподвижно сидящих у алтаря.
— Боюсь, уже поздно, — покачал головой он. — Из него теперь и прикроватного коврика не получится.
— Верно… Но мой верный друг заслуживал того, чтобы оказаться в компании своих соратников. Что ж, тогда похороним его!
И Фортунат, схватив лопату для угля, прислоненную к стене, вручил ее юноше.
Жозеф совершенно выбился из сил, вскапывая утоптанный земляной пол подвала, и весь взмок. Он мысленно проклинал отправившего его сюда Виктора. Наконец Фортунат счел, что яма достаточно глубока, бережно завернул усопшего друга в желтый жилет, опустился на колени и положил его на дно.
— Прощай, мой храбрый вояка. Если бы злодеи, что морят меня голодом, оставили мне хоть немного монет, твои останки были бы нетленны. Небо отказало мне в этой милости, зато побудило меня избавиться от этой проклятой чаши, украшенной изображением кота — сатанинского животного, столь любимого тамплиерами! Благодарю Тебя, Боже!
— Что еще за тамплиеры? — осведомился Жозеф, решив, что странный старик имеет в виду жителей квартала Тампль.
— Это рыцарский орден, основанный во время Первого крестового похода, дабы защитить пилигримов в их паломничествах по святым местам на Ближнем Востоке. Но воины-монахи, прельстившись властью и богатством, провалили миссию и стали исповедовать культ дьявола. Вот почему добрый наш король Филипп Красивый приказал их сжечь.
«Боже, — промелькнуло в голове Жозефа, — да он окончательно спятил!»
— Сокровище, о котором вы говорили… Оно принадлежало им?
— Молчи, глупец! Когда я откопал его, то передал потомкам Людовика Восемнадцатого, чтобы они восстановили монархию.
— А чаша с орнаментом из кошачьих голов… Она случаем не из черепа обезьяны сделана?
— Юноша, если бы ты не принес мне этот роскошный подарок… эту Ла Гулю, и не помог похоронить беднягу Ангеррана — я бы решил, что ты шпион де Моле!
— Ну нет, месье, вы уж меня не подозревайте понапрасну!
— Я своими глазами видел, как ее забрал старьевщик.
— Старьевщик? А где он живет? Небось, у черта на рогах?
— Понятия не имею. Может, неряха вам подскажет. Собирайтесь, нам пора обратно.
Мари Торн? Наверное, это одна из служанок, решил Жозеф.
Поднявшись по лестнице, он столкнулся нос к носу с той самой горничной, что относила лекарство хозяйке, и спросил ее про Мари Торн. Та скорчила гримаску.
— Я здесь новенькая, не всех еще знаю по имени. Обратитесь лучше к Бертиль Пио, она сейчас стряпает обед.
Полная блондинка, сновавшая между кухней и погребом, была удивительно похожа на Эфросинью Пиньо, разве что выглядела лет на десять моложе.
— Прошу прощения, мадам, я насчет Фортуната…
— Держу пари, это он стащил у меня лед!
— Он… э-э-э… упоминал о горничной Мари Торн, и я…
— Нет здесь никаких нерях! Ох, у старика с головой день ото дня становится все хуже. Если так будет продолжаться, его придется отправлять в дом умалишенных. Нет здесь нерях, вся прислуга у нас очень аккуратная!
— Вы правы, мадам. Но, может, вы сумеете мне помочь. Я провожу опрос о вывозе ненужных вещей, и мне бы найти старьевщика, который приходит к вам. Я спрашивал консьержа, но…
— Ох уж этот консьерж! Чем меньше работает, там больше устает. Я вам вот что скажу: отправляйтесь к Леонару Дьелетту, он приходит сюда каждое утро. На редкость хороший человек. Живет на улице Доре. Вы меня простите, мне нужно потроха дожарить.
Консьерж так самозабвенно бранил грузчиков, что Жозеф беспрепятственно выскользнул на улицу.
Эдокси Аллар, раскинувшись на постели, любовалась подтянутой, поджарой фигурой Кэндзи. Он быстро одевался, и лицо его, как всегда, было непроницаемо.
— Чем собираешься заняться сегодня? — спросила она.
— Меня ждут в аукционном доме. Завтракать не останусь, я насытился вами.
Она рассмеялась, скрывая разочарование. Кэндзи был к ней внимателен и дарил подарки. Но в последнее время она чувствовала с его стороны некоторое охлаждение.
Эдокси оперлась на локоть, не замечая, что с ее плеч соскользнула простыня.
— Останься, — промурлыкала она.
Кэндзи вызывал у нее сильнейшее желание. Когда его не было рядом, воспоминания о нем мешали ей принимать ухаживания других мужчин.
Он тихонько вздохнул и мягко произнес:
— Эдокси, я большую часть жизни провел в одиночестве. Таков уж я есть, и теперь уже бесполезно пытаться это изменить.
— Интересно, все твои соотечественники так же бесчувственны?
— Я не бесчувственный. Что до японцев, то о них ничего не могу сказать: слишком давно я покинул родину.
— Но все равно следуешь традициям. К примеру, ненавидишь число четыре. А еще заставил меня передвинуть кровать, потому что она стояла изголовьем на север.
— Рот женщины не закроешь на замок.
— Опять эти твои изречения! — воскликнула Эдокси и запустила в него подушкой.
Кэндзи подавил смешок.
— Это народная мудрость. — Он подошел к ней. — Учитесь наслаждаться каждым мгновением, дорогая. Давайте лучше помолчим, тогда у нас не возникнет разногласий.
Эдокси прижалась к его груди. Она готова была мириться со странностями Кэндзи, лишь бы он время от времени приходил к ней. Их связь была достаточно эфемерна: они встречались лишь тогда, когда этого хотелось ему.
— Ты когда-нибудь любил?
Кэндзи молча смотрел на нее. Он понимал: ей хочется, чтобы он полюбил ее, но, увы, после смерти Дафнэ он забыл язык любви.
Эдокси отстранилась, взглянула на него из-под прикрытых век.
— Дорогая, у нас чудесные отношения, — ответил он на ее невысказанный вопрос. — Давайте не будем их портить.
— Прости.
— Не извиняйтесь. И давайте оставим эту тему. До свиданья, дорогая.
Полковник де Реовиль лихо подкрутил ус, а это означало, что он чрезвычайно доволен. Он читал только газеты — финансовые сводки и некоторые статьи из «Ревю иллюстрэ», но коллекционировал старинные рукописи: манускрипт XV века, который полковник рассчитывал заполучить, мог стать жемчужиной его коллекции. Он будет показывать свое сокровище гостям, когда настанет время для кофе: его новая жена вбила себе в голову, что непременно следует устроить салон в их квартире на улице Барбе-де-Жу. Она уже подружилась с Полем Деруледом, основателем Лиги патриотов, Эдуардом Дрюмоном, графиней де Мартель — той, что подписывает свои прелестные светские романы псевдонимом Жип, и еще множеством известных художников и карикатуристов. Так что у полковника были основания горячо благодарить Кэндзи Мори.
«За сумму, которую он заплатил за эту ерунду, я бы мог снять себе квартиру», — думал Жозеф, разглядывая посетителей аукционного дома, толпившихся у двери. Он приметил румяного, недовольного щеголя — Бони де Пон-Жубера, его держала под руку молодая женщина с округлившейся фигурой.
— Ну и дела! Валентина! — тихонько воскликнул Жозеф. Его сердце дрогнуло, когда он вспомнил свои эротические мечтания об очаровательной племяннице графини де Салиньяк. Теперь они рассеялись без следа: Валентина вышла замуж за этого хлыща, а Жозеф встретил настоящую любовь. Что ж, ему отрадно было видеть, что мадам де Пон-Жубер уже беременна.
Вслед за полковником и Кэндзи он прошел мимо зала номер шестнадцать, где уныло лежали на полках «соловьи», и дал себе слово, что вернется в ближайшую пятницу к изучению приемов некоторых аукционистов, потому что это, как выяснилось, позволяет порой перевести совершенно безнадежные лоты в разряд весьма ценных. Для его будущей карьеры писателя-романиста это, безусловно, тоже окажется весьма полезным.
Ливень хлестал по мостовой. На улице Друо образовался затор из фиакров и купе. Кэндзи вздохнул:
— Когда же наконец покончат с этими пробками? Про метрополитен нам твердят уже лет двадцать, не меньше, а воз и ныне там! Почему бы не использовать в Париже пневматические трубы?
— Те, что приспособлены для доставки телеграмм? Вы шутите!
— Ничуть. Я современный человек и верю в прогресс. Недавно я читал, что некое научное общество в Гамбурге разрабатывает средство передвижения, которое позволит перемещаться со скоростью два километра в минуту! О таком только мечтать можно!
— Я бы все-таки предпочел лошадей, — сухо ответил полковник.
Он нежно погладил рукопись.
— Прогресс, регресс… Знаю одно: в этом аукционном доме хранится столько грязных предметов, что после его посещения недолго и заболеть. Хорошо бы тут все продезинфицировать. Впрочем, наша столица и сама напоминает Авгиевы конюшни. А все из-за иностранцев, которых тут развелось пруд пруди. Вот, к примеру, полюбуйтесь!
Под проливным дождем от одного прохожего к другому метался мальчуган в замызганной шапчонке, украшенной потрепанным букетиком шерстяных цветов.
— Всего двадцать су за эту чудесную статуэтку, мсье… Это же совсем недорого… Пусть будет пятнадцать су…
Жозеф залился краской до самых ушей и взглянул на Кэндзи. До полковника внезапно дошло, что он ляпнул лишнее.
— Дорогой месье Мори, конечно же, я вовсе не имел в виду вас! Вы не имеете ничего общего с теми людьми, которые приезжают сюда и едят наш хлеб.
— Поставьте себя на их место, — невозмутимо отвечал Кэндзи. — Черная икра не всем по карману.
Движение возобновилось, колесо кареты попало в колею, обдав грязью маленького итальянца, который, не обращая на это внимания, продолжал уныло тянуть:
— Прошу вас, мсье, двадцать су за чудесную статуэтку… У меня есть мадонны, есть наполеоны… Это настоящий шедевр… купите, мсье! Две статуэтки за тридцать су, прошу вас…
