ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Оккам вел лодку по реке с мастерством опытного гребца, и каждый взмах весла уносил нас все дальше. Мы двигались вверх по течению, и вскоре гигантский корабль позади нас поглотила ночь. Весла с легким всплеском разрезали воду — их обмотали тканью, чтобы они не скрипели в уключинах. Мы дождались полуночи и покинули корабль, лишь когда убедились, что наше исчезновение останется незамеченным.

Отплыв на достаточное расстояние, Оккам повернул лодку к пункту нашего назначения. И в этот момент удача отвернулась от нас, поскольку мы не могли рассмотреть ориентиры на противоположном берегу. Отсутствие луны скрывало не только наши перемещения, но и все, что нас окружало. Мы направлялись к западной части верфи и налетели на ограду, которая начиналась у самой воды. Сначала мы хотели высадиться на мелководье у берега, а затем осторожно подобраться к решетке. Теперь, если только мы не разбудили сторожа, нужно было как можно осторожнее действовать при высадке из лодки. Хорошо, что нас было только двое. Я смог убедить Брюнеля, что он еще не готов к подобным физическим нагрузкам.

Лодка ударилась о толстые деревянные перила, которые когда-то использовались для спуска корабля на воду. Схватившись за якорную веревку, я спрыгнул с носа лодки, ноги заскользили по мокрой древесине. Наконец я перебрался на более надежный, но такой же мокрый гравий, протащил лодку между перилами и привязал веревку к торчавшему из гравия металлическому штырю. Убедившись, что лодка надежно привязана, Оккам передал мне сумку, а затем и сам сошел на берег. Вдали поблескивал одинокий огонек — домик сторожа, который, подобно часовой будке, находился у главных ворот верфи. Пусть мы и причалили не совсем там, где планировали, но все же извлекли двойную выгоду из путешествия на лодке: нам не нужно было перелезать через стену с улицы, и мы находились далеко от хижины сторожа.

Обломки досок и прочий мусор, оставшийся со времени спуска корабля, все еще валялись на берегу и послужили нам хорошим прикрытием, пока мы подбирались к одному из двух больших ангаров. Оккам снял с плеча сумку и жестом велел мне взять доску, лежавшую у нас под ногами. Сдвинув ее в сторону, я обнаружил лестницу, спрятанную там моим сообщником. Взяв ее за края, мы подтащили лестницу к стене ангара. Выглянув из-за угла и убедившись, что у сторожки никого нет, Оккам схватил сумку и полез наверх.

Я последовал за ним, правда, не так уверенно, и увидел, как Оккам забрался на крышу. Словно бездомный кот, он осмотрел скат крыши в поисках безопасного пути по хрупкой дранке. В отличие от стоявшего в гордом одиночестве огромного ангара, где несколько месяцев назад я наблюдал Оккама за работой, это строение примыкало к стене трехэтажного каменного здания. Здесь находилась главная контора компании.

Определившись с направлением, Оккам двинулся вперед. Я последовал за ним, забрался на край крыши и, подняв голову, увидел, как он поднимается по скату. Пока все шло по плану.

С крыши прекрасно можно было рассмотреть верфь и окружающие строения. «Великий Восток» был пришвартован примерно в четверти мили вниз по течению, но подзорная труба могла легко компенсировать это расстояние. Подобно двум кораблям-разведчикам мы прокладывали себе курс, осторожно продвигаясь по кровельной балке — достаточно крепкой, чтобы выдержать наш вес. Мы направлялись в сторону окна, которое собирались использовать вместо двери.

Раскинув руки для сохранения равновесия, я осторожно шел по балке. Нога заскользила по дереву, и меня слегка повело в сторону, но все обошлось, и вскоре я уперся руками в холодный камень. Держась за стену, Оккам преодолел последние футы, отделявшие его от окна, затем вытащил из сумки стамеску и поддел раму снизу. Наш визит должен был остаться незамеченным — одного лишь подозрения, что мы замышляем какую-то деятельность против наших оппонентов, было достаточно, чтобы навлечь на себя их гнев. Несколькими днями ранее Оккам посетил контору под вымышленным предлогом и успел рассмотреть щеколду на окне. Теперь, просунув тонкое лезвие под раму и осторожно шевеля им из стороны в сторону, он смог сдвинуть щеколду. Затем открыл окно, умудрившись не отколоть ни одной щепки и не разбить стекло.

Оккам достал лампу и подождал, пока я закрою ставни. Мы ненадолго погрузились в кромешную тьму, по сравнению с которой чернильная мгла за окном казалась всего лишь пасмурным днем. Спичка вспыхнула и оживила лампу. Искры полетели в стороны от огня, пламя задрожало, но затем выровнялось и когда Оккам подкрутил фитиль, ярко засветило. Кабинет Рассела выплыл из тьмы, приветствуя нас. Сильный контраст между тенями и светом создавал странный «плавающий» эффект: все предметы вокруг нас как будто ожили. Угол стола обнюхивал мой пах, как невоспитанный пес, в то время как заблудившийся стул стоял всего в футе от нас и, казалось, в любой момент готов был наткнуться на Оккама.

Кабинет Рассела был меньше, чем у Брюнеля, и обставлен не так роскошно. На стене висела доска с большими чертежами, в основном там были изображены детали больших машин, как мне показалось, двигателей корабля. Поднеся лампу к одному из шкафов, Оккам открыл верхний ящик и стал листать хранившиеся там чертежи. Время от времени он вытаскивал тот или иной лист, изучал более пристально и заталкивал назад. Надеясь, что Оккам имел хотя бы некоторое представление о том, что искать, я встал около запертой двери и стал прислушиваться, чтобы не пропустить появление сторожа.

Не обнаружив ничего интересного, Оккам закрыл верхний ящик и выдвинул тот, что находился под ним, после чего повторил процедуру, пролистал около дюжины чертежей, а затем закрыл и этот ящик. Вместо того чтобы открыть следующий, он нагнулся и выдвинул самый нижний.

— Ящики расположены в хронологическом порядке. Мы ищем информацию двухлетней давности, — тихо сказал он, ставя лампу на пол около себя.

Я мысленно выругался, заметив, что свет выхватил цепочку мокрых следов на полу, ведущих от окна к Оккаму. Другая цепочка следов вела ко мне — я размазал по всему полу глину от своих ботинок. Как же глупо мы поступили, не сняв обувь, прежде чем проникнуть в комнату! Снимая ботинки, я вспомнил выбитую дверь в моей квартире и бешено мчащихся лошадей, когда мы уходили от погони. Я велел Оккаму разуться. Если мы не вымоем пол, напоминавший теперь берег Темзы, то все наши попытки остаться незамеченными пойдут насмарку.

У меня не оставалось выбора, кроме как покинуть свой пост у двери, тихонько подойти к Оккаму, взять его туфли и поставить рядом с моими под окном. Затем я стал искать, чем можно было вытереть пол. Листы бумаги только развезли бы грязь по дощатому настилу. Требовалось радикальное решение, поэтому я снял сюртук, жилет и рубашку, после чего надел снова на себя первые две вещи. Порвав рубашку на тряпки, я встал на колени и, как заправская поденщица, стал уничтожать следы нашего преступления. К счастью, ткань прекрасно справилась с задачей и вскоре отпечатки наших ног стали исчезать. Между тем Оккам продолжал свои поиски, обследуя все новые ящики в комоде. Я израсходовал тряпки, но так и не завершил работу, и мне нужно было пополнить запас. К тому же мои носки оставили новые следы, и я проклинал все на свете, думая, каким еще предметом гардероба придется пожертвовать.

Я уже собирался попросить Оккама внести свою лепту, но в этот момент он позвал меня.

— Все. Я нашел. — Он в первый раз полностью вытащил лист из ящика. И хотя говорил приглушенно, почти шепотом, в его голосе слышалось волнение. — Это, должно быть, оно и есть.

Шлепая носками по мокрому полу, я осторожно направился к открытому ящику, чтобы посмотреть на чертеж. Оккам поднял лампу над своей находкой, чтобы я мог увидеть различные чертежи устройства, напоминавшего рыбу в разрезе. Все эти многочисленные линии и завитки для меня ровным счетом ничего не значили, но сам чертеж чем-то напоминал один из тех египетских символов, которые показывал Брюнель.

— Что это, черт возьми?

Ответ Оккама оказался весьма неожиданным.

— Похоже на сигару нашего старого друга, — сказал он и засмеялся. Однако сходство нельзя было не заметить — перед нами был предмет цилиндрической формы, утолщавшийся к середине и постепенно сужавшийся к концам. — Смотрите-ка, — добавил он, проведя пальцем по бумаге, — здесь есть винт.

Действительно, к одному концу устройства был прикреплен винт, но Оккам немедленно развеял мои предположения о том, что перед нами корабль.

— Возможно, эта машина и должна перемещаться по воде, но слишком мала для корабля. Взгляните на размеры. Она всего двенадцать футов в длину — не больше, чем наша шлюпка, но гораздо уже.

Поскольку времени на обсуждение у нас не было, я ограничился всего одним вопросом:

— Почему вы решили, что эта… сигара с винтом — то, что нам нужно?

Указав пальцем на маленькое пространство внутри чертежа, которое не было разрисовано чернилами, Оккам уверенно ответил:

— Вам это ничего не напоминает? Чем бы это ни было, но привести в действие его должен двигатель Брюнеля.

Я снова посмотрел на чертеж. В брюхе рыбы-сигары, набитой чем-то сильно напоминавшим кишки и внутренние органы, оставалось свободное пространство в форме яйца.

Я похлопал его по спине.

— Отлично. Не стану больше отвлекать вас от дела. Только отдайте мне вашу рубашку.

— Вы шутите?

— Если здесь останутся наши грязные следы, Рассел поймет, что мы приходили к нему.

Оккам быстро снял рубашку и передал мне. Рукава рубашки были потерты, но когда я стал рвать ее, то убедился, какого высокого качества ткань, чего нельзя сказать о моей одежде. Я снова встал на колени и начал вытирать пол перед собой. Оккам надел оставшуюся одежду, достал из сумки кальку и карандаш, положил чертеж на крышку секретера и принялся копировать детали, стараясь не надавливать на чертеж слишком сильно, чтобы не осталось следов.

Я так увлекся своей работой, что не заметил слабого свечения на полу передо мной. Оно проникало в комнату из-под двери. Сначала свет был едва заметным, но постепенно становился все ярче, по мере того как его источник приближался к нам.

— Кто-то идет, — прошептал я. Моим первым порывом было броситься бежать, но тот, кто находился около двери, был слишком близко и мог услышать движение в комнате. Оккама подобная опасность не смутила — схватив лампу, он принялся искать укрытие, отталкивая ногой тряпки на полу. Ключ повернулся в замке в тот момент, когда лампа погасла. Дверь стала открываться прямо на меня, так что мне пришлось отклониться назад. Когда мои запястья коснулись лодыжек, я почувствовал себя как связанная птица. Вполне уместное сравнение — еще чуть-чуть, и я повалился бы на пол, и тогда мы оба попались бы как куры в ощип.

Сторож заглянул в комнату, но его фонарь не высветил ничего подозрительного: он стал водить им по комнате и осветил закрытые ставни, затем — стол, потом луч света заскользил по полу, поднялся по шкафу, освещая его ящики, и задержался там на некоторое время. Теперь дверь упиралась мне в колени, я не мог продолжать уборку, а грязные следы сзади не позволяли мне лечь на спину.

Казалось, прошла вечность с тех пор, как сторож осветил своим фонарем шкаф. Наконец он вышел и закрыл за собой дверь. Свет исчез, и комната снова погрузилась во тьму. Прислушавшись, я выждал, пока его шаги в коридоре окончательно стихнут, и уступил желанию потянуть затекшую спину и размять тело, испытывая огромное облегчение.

— Хорошо, что вы убрали грязь, Филиппс, — послышался радостный голос из-за стола, — пусть это и стоило мне рубашки.

Фосфорный кончик спички загорелся, и лампа снова ожила. Не дожидаясь, пока пламя успокоится, Оккам уверенным шагом вернулся к шкафу и продолжил свою работу.

— Я почти закончил, — заявил он, — но до сих пор не знаю, что это такое. Подписи к чертежу ничего не объясняют.

Я постоял некоторое время у двери, прислушиваясь и ожидая снова услышать шаги. Оккам заверил меня, что сторож скорее всего спустится на нижний этаж по лестнице в конце коридора и вряд ли вернется. Но лишь убедившись, что так все и было, я оставил свой пост и подошел к Оккаму.

— Разве чертежи не должны быть предельно ясными? — спросил я.

— Если только инженер не хочет сохранить свои идеи в секрете.

Карандаш Оккама завис в воздухе, пока он проверял, не упустил ли чего-нибудь в своем чертеже. Чтобы убедиться окончательно, он поднял за край верхний лист и что-то с досадой пробормотал себе под нос, заметив, что не перерисовал одну деталь оригинала. Он снова положил верхний лист на чертеж и стал поспешно исправлять ошибку.

— Готово, — объявил он.

— Пора уходить.

Оккам свернул копию и положил оригинал в ящик, в то время как я проверял, чтобы на полу не осталось тряпок. В этот момент я понял, что точно такие же грязные следы, которые я с рвением вытирал в комнате, были и на крыше. Если днем кто-нибудь выглянет из окна, то наверняка догадается о нашем визите. У нас не оставалось другого выхода, кроме как вытереть их на обратном пути. Оккам задул лампу, я распахнул ставни и, держа в руках ботинки, выбрался на крышу, которую, к моей радости, уже вымыл дождь. Переживая, как бы результаты труда Оккама не пошли насмарку, я шепотом сказал ему:

— Спрячьте чертеж получше.

Оккам последовал за мной, опустил окно и с помощью стамески поставил на место задвижку. Оказавшись на земле, мы надели ботинки и спрятали лестницу в прежнем месте. На этот раз была моя очередь выглядывать из-за угла и проверять, нет ли кого-нибудь поблизости. Наша предосторожность была не напрасной — в дверях сторожки я заметил темный силуэт. Лампа внутри дома отбрасывала длинные тени на землю перед дверью. Сторож смотрел в сторону верфи, но мы все равно вполне могли пробраться к лодке незамеченными. Однако я не хотел рисковать и решил подождать, пока он вернется в свое скромное жилище. Вскоре мое терпение было вознаграждено — сторож повернулся и зашел внутрь, на ходу застегивая ширинку. Этот неотесанный тип не захотел выходить под дождь и решил облегчиться прямо на пороге.

Начался прилив, наша лодка раскачивалась на волнах, натягивая веревку, которая была готова лопнуть в любой момент. Подтащив лодку к берегу, Оккам забрался в нее и сел на весла, а я оттолкнул лодку от берега. Шуршание дождя по воде напоминало звук отодвигаемой портьеры и прекрасно маскировало удары весел о воду. Вода текла с нас ручьями, но это неприятное ощущение с лихвой компенсировало чувство эйфории от успеха нашей операции. Возвращаясь на корабль с чертежом, я чувствовал себя как пират, плывущий в свою пещеру с сокровищами. Я вытащил из сумки грязные тряпки и бросил в реку. Комок из перепачканной ткани понесло по течению.

На корабле мы вытерлись и согрелись бренди. Последние несколько часов сделали свое дело, и теперь, после благополучного возвращения, я был рад переступить порог каюты. Здесь мне предстояло провести первую ночь на борту корабля Брюнеля «Великий Восток».