ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
У Генри Уэйкфилда были заостренные черты лица и располагающие манеры. Он был одним из самых надежных помощников Брюнеля, и я обрадовался, когда встретил его в конторе инженера на Дюк-стрит. Я в первый раз посетил это место, но совсем не удивился тому, насколько это просторное помещение соответствовало высокому статусу инженера. Все столы, чертежные доски и ящики для хранения чертежей были сделаны из полированного дерева, у стены стояли шкафы с ячейками для писем, где хранились корреспонденция и документы. Здесь были полки с книгами и журналами, а на стенах висели большие картины, изображавшие корабли Брюнеля «Великий Запад» и «Великая Британия». Однако нового корабля среди них пока что не было. Я был уверен, что Брюнель наверняка захотел бы рассказать о своей работе и, возможно, показал бы мне один из больших чертежей, которые были свернуты в рулоны и висели под потолком. Однако в его отсутствие мне пришлось иметь дело с молодым Уэйкфилдом, и я надеялся, что он окажет мне помощь в поиске убийц Уилки.
Мы встречались с ним один лишь раз во время неудачной попытки спустить корабль на воду. Тогда он оказал большую помощь после происшествия с бобиной. Молодой человек оторвался от своих бумаг и поприветствовал меня.
— Доктор Филиппс, не так ли? Рад снова встретиться с вами, сэр.
— А вы мистер Уэйкфилд? — ответил я, принимая его предложение сесть на стул. — Я рад, что мистер Брюнель нашел для вас занятия в свое отсутствие.
Он посмотрел на лежавшую перед ним смету с бесконечными рядами цифр.
— Да и не говорите. Меня оставили ответственным, и сейчас все взбудоражены. Мост в Солташе будет введен в эксплуатацию через два месяца, да еще этот корабль.
— На прошлой неделе я встречался с Расселом. Кажется, он доволен, как проходят работы на корабле.
Губы Генри изогнулись в улыбке.
— Уверен, мистера Рассела обрадовал отъезд мистера Брюнеля.
— Да, иногда они не сходятся во взглядах.
Уэйкфилд прошел в угол комнаты, где в котелке на пузатой печке начала закипать вода.
— Можно сказать и так. Но я думаю, у них просто разный стиль работы. Корабль с самого начала принес им слишком много неприятностей… и это продолжается до сих пор, — сказал он, наливая воду и заваривая чай.
Он поставил чайник на стол и кивнул в сторону колонок с цифрами.
— Мистер Брюнель оставил мне список с указанием, какие расходы на оборудование корабля нужно сократить. Сразу же после этого явился мистер Рассел со своим списком, где он сократил затраты еще больше. Мистер Брюнель наверняка будет недоволен. — Уэйкфилд явно переживал из-за того, что оказался меж двух огней, и я мог его понять.
Все это было, конечно, любопытно, но пока я не выяснил ничего нового. Я и сам знал, что иногда люди с трудом переносят друг друга, однако ничего необычного в этом не было. Достаточно взглянуть хотя бы на меня и Броди.
— Извините, доктор, — быстро проговорил Уэйкфилд. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Надеюсь, что да. Вы, наверное, знаете о клубе, который время от времени посещает мистер Брюнель.
Уэйкфилд снова улыбнулся.
— Ах да, Клуб Лазаря. Ему нравится делиться новыми идеями. Вы знаете, что он не запатентовал ни одно из своих изобретений? Я надеюсь, что когда-нибудь он пригласит туда и меня. Судя по тому, что он рассказывает, на собраниях в клубе бывает очень интересно.
— Буду рад встретиться с вами в клубе. Я сам недавно вступил в него и исполняю роль секретаря или что-то вроде этого.
— Значит, он уговорил вас вести протоколы встреч?
Я кивнул и язвительно улыбнулся. Но на самом деле реакция Уэйкфилда обрадовала меня: он был осведомлен лучше, чем я думал, и это упрощало ситуацию.
— Не хотите чаю? — поинтересовался он.
— Чудесно, спасибо.
— Сам он ненавидит делать конспекты. На следующий день после каждой встречи он всегда жаловался мне. Но еще больше возмущался, когда протокол вел Рассел или кто-нибудь еще. Если он пригласил вас, доктор, то считайте это комплиментом. Но платит он не много, поверьте мне.
— Я верю, спасибо. На самом деле именно эти протоколы и привели меня сюда. Прежде чем уехать, мистер Брюнель попросил меня расшифровать их, чтобы удобнее было читать. Он сказал, что я могу зайти к нему в офис и забрать бумаги.
— Ох, — вздохнул Уэйкфилд. — Боюсь, это не так просто.
Меня огорчили его слова.
— Не так просто?
— Их здесь нет, — объяснил он.
— Плохо.
— Кое-кто уже опередил вас. Он приходил пару дней назад.
Обстоятельства складывались не в мою пользу, и мой оптимизм начал постепенно угасать, как смертельно раненный человек.
— Кто это был?
— Кажется, он ваш коллега. Сэр Бенджамин Броди.
Теперь на смену разочарованию пришло другое чувство.
— Он сказал, зачем они ему понадобились? — выпалил я.
Мои слова немного удивили Уэйкфилда.
— Он просто хотел их почитать. Разве он не член клуба?
— Верно, Уэйкфилд, верно, — сказал я, пытаясь успокоиться. — Простите меня, но я видел сэра Бенджамина сегодня утром, и он мог сказать мне об этом, избавив от лишних хлопот.
В конце концов, Уэйкфилд был прав: почему бы Броди не взять протоколы? Он имел на это такое же право, как и любой из нас. Возможно, Броди просто хотел сверить кое-какие детали для статьи, которую писал для «Ланцета», хотя за последние несколько лет он не опубликовал ни одной работы.
Какими бы мотивами ни руководствовался Броди, я не мог исключать его из своего списка подозреваемых. По крайней мере на тот момент. Между тем я еще больше утвердился в мысли, что протоколы помогут мне найти ответы на мучившие меня вопросы. Без сомнения, мне нужны помощники, но прежде чем я смогу их найти, надо выяснить, кто мои враги.
— А сэр Бенджамин часто заходит к мистеру Брюнелю? — спросил я, желая больше узнать об отношениях врача и пациента. — Как я понимаю, у мистера Брюнеля проблемы со здоровьем.
— В последнее время в его самочувствии случались резкие перепады. Он часто испытывал недомогания. Сэр Бенджамин делает все, что в его силах, но Брюнель не желает отдыхать и хотя бы на время отвлечься от работы. Он не любит передавать кому-либо полномочия и хочет все держать под контролем. Сэру Бенджамину стоило немалых сил уговорить его уехать на юг — это был единственный способ оторвать его от работы. Наконец мистер Брюнель сдался и решил следовать предписаниям врача.
— Полагаю, за время вашей совместной работы с ним вы немало повидали?
— Да и не говорите, — согласился молодой человек, отодвинув лист с цифрами, прежде чем поставить на стол чашку. — Сэр Бенджамин рассказывал вам историю с монетой?
— С монетой? Нет, кажется, не рассказывал.
— Это было еще до меня… наверное, лет десять назад. Мистер Брюнель любил показывать своим детям один фокус. Он убеждал их, будто может проглотить полсоверена, а затем доставал монету из уха. Кажется, это называется ловкостью рук. Он много раз повторял этот фокус во время рождественских праздников и дней рождений, но однажды у него не получилось. Он положил монету в рот и стал говорить с гостями. Мама часто говорила мне, что нельзя разговаривать с набитым ртом, и мистеру Брюнелю тоже следовало знать об этом, потому что он проглотил монету.
— Печально.
— Да, именно так. Сначала он решил, что все образуется, но где-то через неделю у него начались приступы кашля. Тогда он и обратился за помощью к сэру Бенджамину, который с тех пор стал его личным врачом. Добрый доктор обследовал мистера Брюнеля и установил, что монета застряла в одной из трубок, ведущих к правому легкому. Как они называются, доктор?
— Бронхи, — ответил я.
— Да, верно, бронхи. Он велел мистеру Брюнелю отдыхать, пока ему будет оказываться надлежащее лечение. Мистер Брюнель выяснил, что монетка шевелится, когда он наклоняется вперед, а затем возвращается на место, когда он снова выпрямляется; ее движение вызывало кашель. Таким образом, монета двигалась подобно клапану и закрывала проход в легкое.
Я откашлялся, представляя, какое неудобство это доставляло мистеру Брюнелю.
— Ужасно неприятно, — продолжал Уэйкфилд, заметив мою реакцию. — Несколько дней спустя доктор прорезал отверстие в трахее и засунул туда пинцет, сконструированный его пациентом.
— Он вытащил монету? — спросил я, потрясенный невероятной историей.
— Нет. Вмешательство в легкое вызвало такой сильный приступ кашля, что доктор испугался и прекратил операцию из страха причинить неоправданный вред. Монета находилась в организме мистера Брюнеля больше месяца. Он не хотел ждать и вернулся к своей работе. На этот раз его мастера сконструировали вращающийся стол. Брюнеля привязали к нему так, что, когда он лежал на столе, его голова была у пола, а ноги подняты к потолку. После этого доктор похлопал его по спине.
Я рассмеялся, представив себе эту картину.
— Хотите сказать, его выбивали как старый ковер? Да, впечатляющее зрелище!
— И не говорите, — засмеялся Уэйкфилд. — Но у них получилось. Удары заставили монету выкатиться через рот. Бум! И на пол упала сияющая золотая монета. Хорошая новость мгновенно разнеслась по Лондону. Мистер Брюнель сам настоял, чтобы этот случай был подробно освещен в газетах и люди, у которых возникли подобные проблемы, знали, что им делать.
— Этот человек не раз оказывался на волосок от гибели, — заметил я, вспоминая истории из альбома Брюнеля.
Попрощавшись с любезным мистером Уэйкфилдом, я вернулся в больницу. История о монете и давней дружбе между инженером и доктором укрепила меня во мнении, что если я доверяю Брюнелю, то могу доверять и Броди, и все-таки я не был до конца уверен в своем начальнике. У меня появилась новая проблема: нужно было посмотреть конспекты, не привлекая при этом внимания их нового хранителя.
В конце дня я проводил очередное вскрытие для своих студентов. Но мысли мои были далеко — я думал лишь о том, как раздобыть конспекты, которые, по словам Уэйкфилда, должны были находиться в кабинете Броди. По правде говоря, это было совсем не то место, куда я часто заходил, но к тому моменту, когда студенты покинули аудиторию, у меня уже созрел план, который я более детально обдумал во время ужина в клубе. Приятно было чувствовать, что все держишь под контролем.
Когда я вернулся домой, мой ключ поначалу отказался поворачиваться в замке, и мне пришлось немного повертеть его, прежде чем он встал на место. Повесив в прихожей пальто и шляпу, я вошел в гостиную, размышляя над тем, отправиться ли мне сразу в кровать или пропустить перед сном стаканчик для успокоения нервов.
Я выбрал последнее, однако не успел переступить порог гостиной, как из-за двери кто-то выскочил, повалил меня и прижал к полу. Чья-то нога стояла у меня на спине, удерживая на месте, пока невидимый враг шарил у меня по карманам. Второй человек сидел в моем любимом кресле, которое, судя по его дорогим ботинкам, находилось всего в нескольких дюймах от моего носа.
— Добрый вечер, доктор Филиппс, — сказал человек в кресле. Он говорил таким невозмутимым тоном, словно пришел на заранее назначенную встречу. — Почему бы вам не подняться и не сесть?
С моей спины убрали ногу, кто-то схватил меня за воротник и поставил на колени. Из-за стола вытащили стул. Я заметил лежащий на ручке кресла револьвер и решил последовать совету. Встав, я занял предложенное мне место.
Внимательно посмотрев на длинное, с окладистой бородой лицо сидевшего в кресле человека, я рискнул оглянуться и посмотрел на того, кто стоял сзади у раскрытой двери, которую он тут же предусмотрительно закрыл ногой. Незнакомец был все еще в шляпе — невоспитанный тип, подумал я, — однако эта широкополая шляпа и длинные черные волосы до плеч помогли мне опознать его. Без сомнения, меня решили навестить мои «друзья» из Бристоля. Мужчина стоял, сложив руки так, что я не мог понять, вооружен он или нет. Однако я знал, что пистолет у него был. Мой собственный пистолет остался в кармане пальто, висевшего в прихожей, и небольшим утешением служил лишь тот факт, что на этот раз, возможно, они не стали обыскивать мой дом.
— Надеюсь, ваше путешествие из Бристоля прошло удачно? — спросил я, стараясь говорить непринужденным тоном, чтобы разрядить ситуацию.
Человек в кресле, вероятно, главный в этой шайке, улыбнулся.
— Наша дорога была не такой извилистой, как ваша. Мы предпочли ехать поездом — это куда удобнее, чем на корабле.
— Что я могу сделать для вас, джентльмены? — спросил я, продолжая играть роль радушного хозяина. — Вы что-то забыли после вашего последнего визита?
Человек в кресле удивился.
— Последнего визита?
Он бросил изумленный взгляд на коллегу. Затем положил руку на револьвер, словно желая напомнить, кто здесь главный, и снова обратился ко мне:
— Где он?
— Вы прекрасно знаете где. Вы залезли сюда и забрали сверток еще две недели назад.
Направленный мне в грудь револьвер дал понять, что светской беседе пришел конец. Лишь тогда я вспомнил о чертеже, который спрятал в одной из книг, стоявших в книжном шкафу. Я подумал, что в чертеже могли быть указаны детали, которых не было в макете.
— Ваша несговорчивость утомляет меня, доктор. Если вы не отдадите мне его немедленно, то, будьте уверены, я выстрелю.
Памятуя о том, как мои гости обошлись с Уилки, я ни капельки не сомневался в правдивости его слов.
— Хорошо, — сказал я, с мольбой поднимая вверх руки. — Надеюсь, вы не станете стрелять, если я встану, чтобы отдать вам его.
— Где он? — с возрастающим нетерпением спросил он.
— Позади вас, на книжной полке.
Не сводя с меня глаз, он поднял вверх дуло револьвера, делая знак своему приятелю.
— Иди и достань.
Не говоря ни слова, мой страж подошел к полке и с удивлением уставился на многочисленные корешки книг. Теперь он расцепил руки, и я заметил, что пистолета у него не было. Затем он произнес всего одно слово:
— Где?
— Скажите ему, — последовал короткий приказ.
— Третья полка сверху, толстая красная книга, четвертая слева.
Мужчина протянул руку и, отсчитав указательным пальцем, положил руку на книгу, о которой я говорил. Вытащив ее с полки и мельком взглянув на нее, он передал ее через плечо коллеге и снова встал позади меня.
Человек в кресле посмотрел на лежавшую у него на коленях книгу, которая без особых затруднений открылась в том месте, куда я спрятал чертеж. Внезапно он пришел в ярость.
— Где он, черт побери?
— У вас на коленях, — сказал я, думая, что говорю очевидную вещь.
Он осторожно вытащил чертеж, словно боясь, что книга захлопнется и прищемит ему пальцы. Отложив пистолет, он развернул бумагу, даже не обратив внимания на то, что книга упала на пол. Лишь тогда он, кажется, понял, что ему дали.
— А, — сказал он.
Он изучал чертеж минуты две, потом посмотрел на меня. Его лицо было напряжено.
— А где остальные чертежи? И, что еще важнее, где механизм, который вы привезли из Бристоля? — Револьвер снова оказался в его руке, а палец лег на спусковой крючок.
— Вы прекрасно знаете, где механизм, — заметил я. Мои слова опять вызвали у человека в кресле удивление. Было очевидно, что они действовали не по собственному усмотрению, за ними стоял кто-то еще, наделенный более высоким интеллектом. Кто-то, чью личность мне пока не удалось установить. — Вы и ваш друг, — я показал через плечо на стоявшего у двери мужчину, прежде чем продолжить свою короткую речь, — ворвались в мой дом. Только не знаю, зачем вам понадобилось выбивать дверь, раз вы так легко можете взломать замок. — Теперь он выглядел совсем сбитым с толку. Я намеренно стал говорить медленнее, надеясь, что так ему будет проще меня понять: — Вы забрали механизм. А у вас на коленях лежит чертеж. Вы ведь пришли сюда ради чертежа?
Оттянутый назад курок щелкнул. Теперь дуло револьвера было направлено мне прямо в голову.
— Послушайте, доктор. Я понятия не имею, кто мог и кто не мог проникнуть сюда и забрать механизм, но, поверьте, это были не мы. И скажите, почему мы должны верить в вашу историю? Подумайте хорошенько, сэр, поскольку сейчас вы находитесь в буквальном смысле на волосок от гибели. Где же механизм?
Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица и оно побелело от страха. Теперь, когда я понял причину недоумения моего гостя, я в свою очередь попытался разъяснить ситуацию.
— Тогда кто это был? — спросил я, но мой вопрос прозвучал лишь как жалкая мольба о пощаде. Сидевший в кресле плотнее обвил пальцем спусковой крючок. — Механизм был в коридоре, спрятан в подставке для зонтов. Я вернулся из больницы и обнаружил, что входная дверь выбита, а механизм исчез. — Заметив, что он по-прежнему не отпустил спусковой крючок, я запнулся и продолжил: — Конечно, учитывая нашу прошлую… встречу, я предположил, что это были вы. Или вы скажете, что это не вы следили за мной на улицах Лондона последние недели?
Мужчина медленно покачал головой. Я подумал, что это конец. Но вместо того чтобы нажать на спусковой крючок, он опустил курок и встал, положив чертеж на стол передо мной. Откинув лацкан пальто, он убрал револьвер в кожаную кобуру под мышкой и приказал напарнику следить за мной. Возможно, он все-таки решил сохранить мне жизнь.
— Опишите мне механизм, — сказал он. — И думайте хорошенько, доктор, ведь ваша жизнь все еще под угрозой.
Обрадовавшись тому, что в свое время изучил содержимое свертка, я уверенно ответил:
— Вы видели его на чертеже. В свертке были детали, которые отдал мне Уилки.
— Детали?
— Да, разрозненные детали, как и на чертеже.
Он положил ладонь на чертеж.
— Вы хотите сказать, что Уилки отдал вам только детали? И они не были смонтированы вместе?
— Только то, что изображено на чертеже. Некоторые из них были выполнены из стали, другие — из меди.
— И других чертежей не было?
— Нет, это все. Детали были завернуты в чертеж, поэтому он так измят.
— Проклятие! — выругался мужчина, бросая тревожный взгляд на своего телохранителя.
Теперь мне стало ясно. Они решили, что у меня находился весь механизм. Законченное устройство. Почти не задумываясь, я предложил объяснение.
— Уилки сказал мне, что это было довольно необычное для Брюнеля задание — сделать лишь отдельные детали. Он предоставил описание и чертеж, но никакой информации о назначении или о том, как собирать эти детали.
— Проверь подставку для зонтов в коридоре, — сказал сидевший с нетерпением, после чего продолжил допрос: — Вы знаете, для каких целей служил механизм?
— Я хирург, сэр, а не инженер. Помимо вас, единственный человек, который может это сказать, находится сейчас за морем. Учитывая мое теперешнее положение, я думаю, что мне гораздо лучше пребывать в неведении, чем знать слишком много.
— Вполне разумная мысль, доктор Филиппс. По крайней мере вы сможете пережить эту ночь.
Второй мужчина вернулся.
— Ничего, — отчитался он.
— Хорошо, — сказал человек в кресле, сворачивая чертеж. — Думаю, что здесь мы закончили. Вы нам очень помогли, доктор. Полагаю, мне не стоит говорить о том, что вы должны забыть о нашей встрече?
Я кивнул, а затем покачал головой, не зная, какой ответ окажется более уместным. Положив чертеж в карман, мужчина встал и последовал за своим приятелем в прихожую.
— Не уходите отсюда до утра, — сказал он, а затем хлопнула входная дверь.
Лишь некоторое время спустя я нашел в себе силы подняться со стула и тут же спешно покинул квартиру.
После встречи с убийцами Уилки мне пришлось признать неприятную истину. Во-первых, им было известно, кто я. Во-вторых, существовал еще один человек, желавший завладеть механизмом, и он преуспел в этом деле. По крайней мере ему удалось добыть несколько деталей. И, наконец, мне угрожали убийцы в то самое время, как меня самого подозревали в убийствах. Мне очень не повезло, что все эти неприятности свалились на мою голову. Впрочем, я не видел Тарлоу со времени нашей последней встречи, состоявшейся несколько недель назад, вскоре после моего возвращения из Бристоля. Я мог это объяснить лишь тем, что пока не обнаружили новых трупов. Я надеялся, что у него появились новые версии, но, учитывая мое жуткое невезение в последнее время, не особенно на это рассчитывал. Теперь наступил момент самому взяться за расследование. Я сомневался, что оно поможет очистить мое имя, но надеялся хотя бы выяснить, кем были убийцы Уилки и почему они совершили это ужасное преступление.
— Доктор Филиппс хочет видеть вас, сэр, — сказал Мумрилл, просунув голову в кабинет сэра Бенджамина.
— Хорошо, пусть войдет, — сердитым голосом ответил Броди.
Он, как всегда, корпел над бумагами.
— Чем могу помочь? — спросил он, по обыкновению не отрывая взгляд от документов на столе, которые при беглом взгляде не напоминали мои конспекты.
Воспользовавшись моментом, я встал около стола и осмотрел всю комнату. Кожаная папка лежала на полу, около книжного шкафа, стоявшего за столом.
— Что вы делаете? Садитесь. У меня такое ощущение, что вы сегодня немного не в себе. Что случилось?
— Я пришел по небольшому, но очень важному делу, сэр. — Лишь в этот момент он поднял голову. — Мисс Найтингейл попросила вас написать письмо премьер-министру, чтобы он устроил специальную встречу по поводу ее предложения по реорганизации работы медсестер.
Броди удивленно выпучил глаза.
— Спасибо, доктор Филиппс. Я займусь этим. — Если бы мы всегда могли так легко достигать взаимопонимания. — Когда будете уходить, пришлите сюда Мумрилла. Скажите, я хочу, чтобы он составил письмо.
Мумрилл засеменил в кабинет начальника, а я остался в его комнатке. Дверь в кабинет Броди осталась приоткрытой, я зашел за стол Мумрилла. Один из ящиков был открыт, из его замка свисала связка ключей. Зажав ключи в ладони, чтобы они не звенели, я вытащил ключ из замка и прислушался к происходящему в кабинете Броди.
— Надеюсь, вы согласитесь, что данный проект заслуживает вашей поддержки…
Убедившись, что Броди все еще диктует письмо, я сосредоточил свое внимание на буфете красного дерева, стоявшем за столом у стены. Посмотрев на ключи, я нашел подходящий и вставил его в замок. За дверцей тянулись ряды ключей, подвешенных на крючки. На некоторых крючках висело по два или три ключа. Прочитав ярлыки под ними, я нашел нужный. Сняв с соседнего крючка один из двух парных, я повесил его на освободившееся место, надеясь, что так Мумрилл не заметит пропажи. Закрыв дверцу, я снова прислушался.
— С нетерпением жду вашего ответа. Ваш покорный слуга.
Вставив ключи в замок ящика, я покинул комнату. Я успел выйти в тот момент, когда Мумрилл вернулся к себе из кабинета Броди.
Вечером я проследил за тем, когда Броди ушел домой, и обрадовался, что он не взял папку с собой. Мумрилл, как обычно, проявил желание задержаться на работе, но через десять минут после ухода начальника его и след простыл. А еще через десять минут я проник в кабинет Броди, войдя через дверь в коридоре. Прошлый вечер научил меня, что замок не является преградой для тех, кто хочет войти без приглашения. Однако я хорошо помнил о том, как мне пришлось прибираться после работы замочного мастера, и знал, что можно вскрыть замок и без применения грубой силы. В комнате было достаточно света, чтобы я сразу понял — у стены за столом, где я видел папку в последний раз, ее не было. К счастью, вскоре я заметил ее на полке. Спрятав папку под полой сюртука, я прислушался и, убедившись, что в коридоре никого нет, вышел, запер дверь и как ни в чем не бывало вернулся в свой кабинет.
На папке были выгравированы инициалы ИКБ, а внутри хранилась внушительная стопка бумаги. Некоторые листы были помяты, когда их кое-как засовывали в папку, другие пожелтели от времени. Я вытащил бумаги, положил на стол и стал разбирать. На каждом листе сверху стояла дата, внизу был перечень присутствующих. Далее следовал заголовок, состоявший из имени выступавшего и темы его доклада. После чего шли заметки о выступлении разного объема: от одного листа, исписанного с двух сторон, до четырех или даже пяти листов. Все зависело от того, как добросовестно велись конспекты и насколько интересной была тема. Несколько конспектов были сделаны рукой Брюнеля, другие явно писал Рассел, моих там было совсем немного. После каждого конспекта обычно следовал список вопросов, которые задавались во время дискуссии. Ряд конспектов, обычно те, что делал Брюнель, содержали наброски, иллюстрирующие некоторые технические аспекты. Возможно, их копировали с рисунков, которые демонстрировались во время выступлений.
Здесь содержалась почти вся история клуба за пять с лишним лет его существования. Хотя Брюнель говорил мне, что они не сразу стали делать конспекты выступлений.
Как мне сказал в свое время Витуорт, основателями клуба были Брюнель, Бэббидж и Оккам, а вскоре к ним присоединился Броди.
Передо мной лежали доклады о выступлениях величайших представителей нашего времени. Восемнадцатого сентября 1857 года, за несколько месяцев до того, как Брюнель привел меня на первое собрание, Генри Грей читал там свою знаменитую лекцию по анатомии, подробно показывая, как работают человеческие органы. Вскоре после выступления был опубликован его шедевр «Анатомия Грея». В моем кабинете в шкафу хранился экземпляр этой книги с благодарностью за советы, которые я давал ему во время ее написания. Из конспектов я узнал, что Брюнель спрашивал его по поводу операций на сердце, и задал себе вопрос, не по этой ли причине он в итоге заинтересовался мной. Мое внимание привлек заголовок выступления знаменитого изобретателя Майкла Фарадея «История современного электричества», но поскольку оно не имело отношения к моим поискам, я пролистал его.
Также там были доклады других людей, совершенно мне незнакомых, хотя, без сомнения, каждый из них совершал важные открытия в своей области. Согласно конспектам, Джозеф Сакстон — американский джентльмен — изобрел машину, которая могла подрезать зубцы на шестеренках, используемых при производстве часов. В своем выступлении он рассказал и о других своих изобретениях, включая новые токарные станки и другие механизмы, о назначении которых я не имел никакого представления. Мое внимание привлекло то, что на этой встрече присутствовал Уилки. Меня это совсем не удивило — ведь я видел его мастерскую в Бристоле. Но между тем я получил очередное доказательство того, что источником моих неприятностей являлся клуб.
В конспектах содержался поистине энциклопедический спектр тем, и если когда-нибудь они будут опубликованы, то могут сделать большой вклад в развитие науки. Не удивлюсь, если именно по этой причине Броди и забрал их.
Однако у меня не было времени размышлять над тем, какими мотивами руководствовался мой начальник. Я должен был вернуть папку в кабинет до того, как Броди придет утром в больницу. Поэтому я сосредоточился и стал листать страницы, просматривая их содержание. Наконец я нашел две встречи, которые пропустил, пока навещал своего больного отца. На первой Гёрни рассказывал об «экипажах без лошадей и об использовании паровых локомотивов на дорогах». Похоже, это не имело отношения к тому, что я искал. Однако второе выступление сразу привлекло мое внимание. Во многом благодаря тому, что доклад читал сам Брюнель, и случилось это за несколько дней до его отъезда в Египет.
На встрече присутствовал Оккам — звездочка напротив его фамилии говорила о том, что в тот раз он делал конспекты, — а также Рассел, Кэтчпол, Витуорт, Перри, Броди, Бэббидж, Гёрни, Хоус и Стефенсон. Все в сборе, подумал я.
Брюнель читал доклад не о своем огромном корабле, не о мостах, железных дорогах, туннелях или о каком-нибудь другом великом творении, благодаря которым он стал знаменит. Тема его выступления была обозначена как «механические способы продления деятельности органов». Смысл названия я понял, лишь когда вчитался в конспект Оккама. Во время своего выступления Брюнель внес предложение сконструировать механический орган, который будет полностью повторять деятельность органического аналога. Органом, выбранным для этого революционного изобретения, было сердце. Дальше на нескольких страницах подробно излагалось, как можно сконструировать искусственный аналог из металла и других материалов.
На основе информации, предоставленной нашими коллегами медиками, включая сэра Бенджамина и мистера Генри Грея, и в особенности доктора Филиппса, стало очевидно, что посредством механики мы можем воспроизвести строение сердца с двумя его клапанами. Орган представляет собой насос — механизм, действие которого легко поймет любой инженер. Я предлагаю использовать систему, состоящую из четырех частей, выполняющих функцию отделов сердца, связанных между собой поршнями. Они будут перекачивать венозную кровь, полученную от тела, в легкие, а затем, когда в легких кровь превратится в артериальную, доставлять живительную влагу в тело через легочные артерии. Управление макетом будет осуществляться с помощью часового механизма. Регулярно заводя его, мы сможем обеспечить непрерывную работу устройства.
Безумие, подумал я. Все это казалось мне абсолютным безумием. Как он собирался соединить металлические детали с человеческим телом? Учитывая наши познания в биологии, эта задача казалась совершенно невыполнимой. Как я жалел, что Брюнеля не было рядом и я не мог ему все объяснить. Но, возможно, поэтому он и решил представить свое изобретение или хотя бы его проект в мое отсутствие.
Читая дальше, я узнал, что сэр Бенджамин отказался принимать участие в этом ненормальном проекте, который, очевидно, был обречен на неудачу. Впоследствии Брюнель сам признал, что при современном развитии технологий его проект невозможно было реализовать. Однако недостаток знаний заключался в области медицины, а не инженерии. Впрочем, это не остановило его жажду реализовать свою идею. Несмотря на то что два прилагавшихся к конспекту наброска давали весьма поверхностное представление об изобретении, я больше не сомневался в назначении деталей, которые были в украденном свертке.
На обратной стороне последнего листка имелось несколько заметок. В них описывались трудности, связанные с реализацией плана. Я снова узнал руку Оккама, но предположил, что сам Брюнель говорил об этом в своем докладе:
Материалы, которыми я располагаю, едва ли позволят мне выполнить столь тяжелую задачу. И все же не сомневаюсь, что смогу с ней справиться. Я подготовился к многочисленным трудностям. Возможно, в процессе работы меня постигнут неудачи и мой проект так и не будет доведен до конца. И все же я уверен, что благодаря открытиям в области механики и науки, которые совершаются каждый день, в будущем мои идеи могут быть воплощены в полной мере.
Затем я увидел пометку. Ее сделал человек, разделявший мое мнение по поводу идей Брюнеля: «И это говорит не безумец».
К одиннадцати часам я переписал в свой блокнот почти весь конспект выступления Брюнеля. Проверив, не упустил ли что-нибудь интересное, я отнес папку в кабинет Броди. Я не видел смысла снова придумывать какой-нибудь хитроумный план и рисковать ради того, чтобы вернуть ключ в шкаф. Это был лишь запасной ключ, поэтому вряд ли его пропажу обнаружат в ближайшее время, и в любом случае я вне подозрений.
Поздно вечером я плотно поужинал в своем клубе и за стаканчиком бренди продолжил размышлять о результатах проделанной работы. Я не только познакомился с историей Клуба Лазаря, но знал о содержимом свертка Уилки, из-за которого он был убит. Там хранились детали механического сердца. Я понял, что Брюнель давно вынашивал эту идею, и работа над созданием сердца началась задолго до его презентации в Клубе Лазаря. Кусочки головоломки стали складываться у меня в голове, однако я должен был выяснить все подробности, не ограничиваясь конспектом выступления Брюнеля, и понять, что за всем этим стояло. Я заказал себе еще бренди. Теперь на повестке дня был небольшой урок истории.
