8
Сначала Щепкин подумал, что японцы каким-то образом схватили ее и привезли сюда, чтобы сломать его. И уже был готов взмыть на ноги, круша всех подряд. Но Диана вошла спокойно, перед тем, как закрыть дверь, кому-то кивнула. И этот кто-то послушался и ушел.
Вот тогда Щепкин и понял, что Диана здесь по своей воле и у нее есть какие-то дела с японцами.
Диана смотрела на него, чуть прищурив свои чудесные голубые глаза, а на губах против обыкновения не играла улыбка. И взгляд был строгий. Сейчас перед капитаном стояла почти незнакомая женщина, та Диана, о которой он ничего не знал.
Василий выбросил из головы все догадки, версии, идеи. Все лишние мысли. Он попробовал настроиться на Холодову, как на соперника в спарринге. Почувствовать его, понять, проникнуть в замыслы. На татами это удавалось легче. Но и на кону сейчас стояла не победа в спарринге, а жизнь и дело.
— Как ты тут? — спросила Диана, не дождавшись его реплики. Хоть удивление и мелькнуло на его лице, Щепкин сумел сдержать чувства.
— Сижу, отдыхаю, — едва заметно скривил он губы. — Наслаждаюсь беседой с нашим общим знакомым Идзуми. Впрочем, для тебя он, кажется, друг?!
— Скорее, временный союзник. Партнер. — Диана усмехнулась, шагнула вперед.
— Как же так, Диана? — с горечью спросил Щепкин. — Как ты могла предать нас и перейти на сторону японцев?
Диана нахмурилась, покачала головой.
— Бедный, бедный Вася… Я никогда не работала на японцев. И конечно, не работаю сейчас.
— А?..
— Я же сказала — временный и обоюдовыгодный союз. Понимаешь?
— Нет, — искренне ответил сбитый с толку капитан. — Может, пояснишь?
Диана обернулась, отыскала взглядом табурет, взяла его и поставила в трех шагах от Щепкина. Села, положила небольшую сумочку на колени. Поправила локон у виска.
— Ты хочешь знать, почему так вышло, Васенька? — спросила она. — Я объясню. Хотя у нас мало времени… Но ты имеешь право знать.
Щепкин молчал. Он знал повадки девушки. Когда она вот так готовится, значит, будет говорить серьезно.
— Я и правда не работаю на японцев, — начала она, внимательно глядя ему в глаза. — Я… агент германской разведки.
— Что? — изумился Щепкин. — Но…
— Да, Васенька, — кивнула Диана. — Это правда. Видишь, я признаюсь.
— Но как… когда?
— Сразу после переезда в столицу. На меня вышел… один человек. Моя первая настоящая любовь! Страстная любовь, — она говорила это с горькой усмешкой, абсолютно не стесняясь подробностей. — Этот человек сделал меня настоящей женщиной, показал, что такое быть ей, чувствовать… Мы расстались, и, как я думала, навсегда. Но он нашел меня в Петрограде и… словом, я не смогла отказать ему.
— И ты из-за него?..
— Да. Я женщина, Васенька. Я иду за сильным мужчиной, куда бы он меня ни позвал. А этот позвал… Хотя я особо и не хотела.
— А потом? — нахмурился Щепкин. — Это по его заданию ты познакомилась со мной?
Диана покачала головой, вытащила платок и смахнула слезу с ресницы.
— Он уехал сразу же, как только я дала согласие на работу. А тебя встретила позднее. Господи! — почти простонала она. — Если бы я встретила тебя чуть раньше! Если бы увидела, поняла!.. Все было бы иначе. Я ведь не просто влюбилась в тебя, Васенька. Я… любила тебя. И сейчас люблю.
Признание Щепкин пропустил мимо ушей, хотя отметил его. А запомнил главное — сроки начала работы Холодовой на немцев и факт вербовки.
— Значит, ты… все это время?..
— Нет, что ты! — слезы потекли по щекам Дианы, и она торопливо вытирала их платком. — Я была «спящим агентом». Никакой активности, никаких контактов. Честно работала в отделении и в группе. Вывели меня из «спячки» только осенью. В город прибыл куратор, встретился со мной, объяснил суть задания. И я…
— Что ты? — подтолкнул ее Щепкин, лихорадочно соображая, как теперь строить разговор после ее откровений. — Вышла на японцев?
— Задача была не так сложна. Украсть документы из Генштаба…
— Так это ты? — не веря ушам, почти закричал Щепкин. — Ты украла?
— Да. Я знала, где они лежат, наш человек, один дурачок… он сказал и помог получить слепок ключей.
— Штабс-капитан Азольцев! — выдохнул Щепкин.
— Да. Немцы поймали его на интимной связи с родной сестрой. Сам понимаешь, всплыви такое, ему бы не поздоровилось. Хотя он тут ни при чем, эта молодка готова была лечь хоть под дворнягу. Прости…
— И он согласился?
— Не сразу. Но его сумели убедить, что это надо для того, чтобы убрать одного неугодного офицера. Он поверил. Захотел поверить. А дальше все было просто.
Да, все просто. Она же циркачка, акробатка, для нее залезть в здание, вскрыть сейф и уйти не сложно. Но сюрикен…
— Ты убила солдата…
— Я не хотела. Это вышло случайно, — потупила она взгляд. — Я не очень наловчилась с этими звездочками.
— А сюрикены — чтобы подумали на японцев?
— Да. Когда документы были украдены, куратор связался с посольством от имени одного агента. Я получила его кличку и стала… «партнером».
— Но ты передала им липу! — едва не воскликнул Щепкин и посмотрел на дверь.
Диана поняла взгляд, покачала головой.
— За дверью никого. Но ты не шуми. Да, это были подделки.
— Зачем? Чего ты хотела этим добиться?
— Таков был замысел операции. Подкинув фальшивки японцам, спровоцировать их на ответные действия. Столкнуть Россию и Японию, нарушить единство союзников и ослабить их. Германия и Австрия терпят поражение, нужна любая пауза.
— Значит, и тоннель?
— Это было одним из условий сделки. Японцы должны были участвовать в диверсии. Это разозлило бы власти России.
— А Смардаш? Он тоже агент?
Холодова виновато улыбнулась.
— Бедный мальчик… Нет, он не агент. Я заставила его влюбиться в меня, требовала подарков. Он стал играть в карты, на скачках. Проиграл не только свои деньги, но и деньги отца. Хотел стреляться, но мы выручили его. Взамен он обязался слушать меня во всем и всегда.
— Вы запугали его разоблачением. Как и Азольцева.
Холодова не ответила, скомкала платок и продолжила ровным голосом, уже не роняя слез.
— Он должен был помочь японцам провести диверсию. И все шло как надо. Но тут вмешался ты. Господи! Я даже не знала, чего боялась больше! Что не будет взрыва или что ты погибнешь! А когда поезд прошел тоннель и ты пришел в вагон… — она горько усмехнулась. — Я и забыла, что тебя нельзя победить.
— В честном бою, наверное, сложно, — покачал головой Щепкин. — Но от удара в спину не спасут ни дзюдо, ни пистолет. А ты ударила точно…
Холодова не отреагировала на его слова.
— Значит, это ты предупредила японцев о нашем визите? Продала любовь. Верность Германии выше чести и Родины?
Кажется, он перебрал с резкостью. Холодова выпрямилась, поджала губы.
— Я урожденная Ранте, если ты не знал. По отцу немка, баронесса. Кстати, немцы обещали восстановить меня в наследстве. Так что моя отчизна — Германия.
— Значит, ты патриотка?
— Я просто баба, Васенька! Баба, которой надоели все эти игры, война, подлость и смерти, — она снова шмыгнула носом. — Это уже выше моих сил.
— Но ты решила довести игру до конца. Что, куратор настаивает? Грозит отобрать титул?
Она мотнула головой, как-то зло усмехнулась.
— Куратор погиб позавчера. Глупая смерть — он получил разряд током, когда проверял проводку в доме. Я узнала случайно. В восточном отделе германской разведки обо мне знали всего три человека. Теперь знают двое. Один никогда не выйдет на связь. Второй не станет этого делать. По условиям договора, я должна была выполнить только одно задание, после чего прекращала работу.
— Тебя бы обманули, — возразил Щепкин. — Потребовали бы еще помочь.
— Нет. Они знали, что мною манипулировать нельзя. Я сорвусь с крючка, даже если это будет грозить гибелью.
Она замолчала. Щепкин тоже молчал, лихорадочно оценивая услышанное и просчитывая варианты. Признание Холодовой выбило его из колеи, но он старался мыслить трезво. Как назло, выхода из ситуации не видел. Документы-то пропали! Как достать их и уйти от японцев?
— И что теперь, Диана? — как можно мягче сказал он. — Отдашь японцам оригиналы, получишь плату и исчезнешь? А?
Лицо Холодовой исказила гримаса злости. Она уколола Щепкина цепким взглядом, дернула головой.
— Документы я им не отдам. Может быть, подделку. Цель операции почти достигнута — после диверсии, проникновения в консульство и похищения вас отношения между странами и так будут напряженными. Да еще и кража из Генштаба. Моя работа почти закончена.
— А дальше? Что дальше?
Холодова не спешила отвечать, смотрела на свои руки, словно набираясь решимости. Потом вскинула голову и умоляющим, полным боли голосом заговорила:
— Васенька, давай уедем! Совсем! Далеко! Как можно дальше от этой пальбы, от разведок и шпионов. Чтобы больше не знать этого. Я не хочу… не могу…
— Устала?
— Устала, — не обратила она внимания на иронию в его голосе. — Я женщина, а не кукла. Я точно знаю, что женщине нельзя лезть в мужские игры. Здесь нет правил, здесь не целуют ручки, не дарят цветов… Женщина перестает быть собой и теряет привилегии.
— К ней относятся как к равной, — подсказал Щепкин. — Это же мечта феминисток и эмансипированных дурочек.
— Да! А я больше не могу. К черту документы, к черту японцев.
— Идзуми не даст тебе уйти. Тем более со мной.
— Идзуми сделает, как я скажу, — уверенно произнесла Холодова. — Его не зря выбрали для операции. Просчитали характер, поняли, что тщеславие и желание во что бы то ни стало выйти наверх заставят его идти до конца, чтобы получить желаемое. Он как осел, который идет за грушей.
— Ты ошибаешься, — вздохнул Щепкин. — Тщеславие и карьера не заставят его поступить вопреки правилам. Даже осел может сбросить ношу, а Идзуми далеко не осел.
— Васенька, шут с ним, с Идзуми. Подумай о нас с тобой… прошу тебя, милый!..
Было желание сыграть на ее чувствах, Диана явно держалась из последних сил. Но Щепкин играть не стал. Он теперь отвечал не только за себя и за Белкина, но и за Акину. Больше он ее одну не оставит. А Диана… она сама выбрала себе судьбу. Пусть думает, что еще ведет партию. Главное капитан узнал — документы у нее. Значит, пора действовать.
— Нет, Диана, — качнул он головой. — Я не могу. Я офицер русской армии, я давал присягу. И не могу предать Родину и друзей. Ты верно сказала, это мужские игры. И я в них играю.
Диана отшатнулась, как от удара. Полными слез глазами посмотрела на него.
— Васенька… что ты говоришь! Ты на краю гибели. Какая Родина, какие друзья? Что тебе присяга? Я предлагаю жизнь и счастье.
— Счастье как раз в том, чтобы жить по чести. Во всяком случае, я так думаю. Может, когда-нибудь русские офицеры потеряют достоинство и станут продавать честь по цене всего лишь жизни… но тогда, видимо, наступит конец России.
Он намеренно говорил напыщенно, с пафосом, что было непохоже на обычно ироничного и сдержанного Щепкина. Диана могла бы это понять, но не сейчас.
«Акина никогда бы не предложила мне предать страну», — мелькнула у Василия ненужная сейчас мысль. Но от нее на душе капитана стало хорошо и легко.
Холодова встала. Она была сильной женщиной, как бы ни притворялась бедной овечкой. Сжала губы, вернула на лицо улыбку.
— Передумай, Васенька. Передумай! Идзуми скормил тебе какую-то дрянь, и она вот-вот тебя убьет. Я могу помешать этому. Но ты реши, что делать дальше. Я скоро вернусь…
Когда дверь за Холодовой закрылась, капитан привалился к стене и ощутил, что спина была вся мокрая. И лоб тоже. Разговор вымотал его почище тренировки. Но он узнал главное — у кого документы и что произошло на самом деле. Теперь он не имел права погибнуть. Теперь следовало довести дело до конца.
Щепкин восстановил дыхание, выровнял пульс и вытащил руки из веревки. Пора начинать свою игру. Лишь бы Белкин был жив. Вдвоем им будет легче.
…Идзуми нашел Акину в комнате на первом этаже, где она собирала вещи. В спешке все собрать утром они не успели, а служанка осталась на квартире в городе. И Акина вынуждена была укладывать наряды и белье сама.
Когда Идзуми вошел в комнату, Акина сразу поняла, в чем дело. Тот подошел вплотную, хищно раздул ноздри и просипел:
— Ты посмела смотреть на этого русского! Это из-за него чуть не сорвался твой союз с Кинджиро. Как ты могла, Акина?
Девушка опустила голову, но тут же подняла ее и открыто посмотрела в глаза дяди.
— Вы знали, что я люблю другого. Вы знали, что мне безразличен ваш Кинджиро. И все же заставили выйти за него замуж! Это было… жестоко! Но я смирилась. Покорно выполнила ваш наказ. А теперь смиритесь вы! Кинджиро мой муж, но я не люблю его! А человек, который всегда жил в моем сердце, сейчас здесь. И вы хотите его убить! Что мне моя жизнь?
Идзуми опешил. Никогда тихая и молчаливая племянница не позволяла себе так говорить с ним. Никогда не повышала тон и всегда была послушна. Кинджиро говорил, что счастлив с ней. Правда, его голос при этом звучал слишком ровно.
— Что вы задумали, дядя? — спросила она. — Вы посмеете убить русских в их доме?
Идзуми взял себя в руки. В конце концов, Акина — жена Кинджиро, пусть тот и разбирается с ней.
— Это не твое дело. Ты закончила сборы? Мы скоро уедем. Не бери с собой много вещей. Брось лишнее. Муж купит тебе, что нужно, дома.
— Если бы он мог купить себе немного мозгов!.. А мне свободу…
Идзуми покачал головой. Нет, она точно сошла с ума! Заявлять такое дяде!.. Ладно, сейчас не до женских глупостей.
— Дура! — рявкнул он. — Забудь об этом русском! Думай о себе. Жди нас и никуда не уходи.
Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, чувствуя, как закипает в его душе ярость. С русским надо кончать. А если тот согласится на сотрудничество… что ж, он все равно больше никогда не увидит Акину.
Идзуми вышел во двор, посмотрел на стоявших возле пристройки агентов и достал часы. В запасе совсем мало времени, а сделать надо еще много. И еще оставить послание Такеде, чтобы тот временно свернул работу агентов в городе.
…Кроме Кинджиро, Горо и Кихо, к недавно приобретенному дому Идзуми стянул почти всех нелегалов города, восемь человек. Еще двое остались следить за обстановкой. Нелегалы были хорошо подготовленными сотрудниками, однако использовать их в качестве охраны было нецелесообразно. И только крайняя нужда заставила Идзуми нарушить все правила работы шпионской сети и вытащить сюда основные силы. Теперь по его вине город оставался без присмотра, а внедрить новых сотрудников не так легко, русская контрразведка и охранное отделение тоже не зря едят свой хлеб.
Идзуми направился к дому и уже открывал дверь, когда внутри что-то громко стукнуло, потом громыхнул выстрел, а тишину разрезал отчаянный крик. Идзуми вытащил пистолет и забежал внутрь.
