Книга: Сам без оружия
Назад: 9
Дальше: 11

10

Стопка документов лежала в углу на столе, накрытая тяжелой ладонью Щепкина. Капитан постучал по бумаге пальцем и цокнул языком.
— Фальшивка.
— Что фальшивка? — отреагировал Гоглидзе.
— В общем-то, все. Проект о перемирии с Германией и Австро-Венгрией, проект обращения к Президенту САСШ и план передислокации наших войск на Дальний Восток. Даже меморандум о возвращении утраченных территорий. В нем большая часть пунктов заменена. В этом варианте речь идет о силовом способе решения конфликта. А в оригинале о выкупе или договоре по территориям.
Гоглидзе недоуменно посмотрел на капитана. Сидевший рядом Белкин хмыкнул.
— То есть мы добыли… ну ладно, художник наш добыл липу? Выходит, Кинджиро таскал с собой фальшивки… но зачем?
Капитан пожал плечами.
— Не знаю. Меня больше волнует другое. Здесь нет украденных документов. Планов дислокации войск и мобилизационного плана. Да и оригинала меморандума нет. А ведь их украли из сейфа. Если это сделали японцы, зачем они таскают с собой эту туфту и где тогда подлинники?
Гоглидзе взял со стола несколько листов, посмотрел на штамп.
— Печати вроде настоящие. Или нет?
— Не знаю. Надо отдавать в лабораторию. Черт, тут что-то неладное! Глупо носить при себе фальшивки! Глупо их изготавливать! Просто нет смысла! Если только…
— Если только Япония не хотела с помощью них устроить провокацию! — перебил капитана Белкин.
— Это уж вовсе бред! — воскликнул Гоглидзе. — Зачем союзнику устраивать провокацию?
— Понятия не имею! Кстати, а не мог наш герой-спаситель подменить бумаги? И отдать нам эту… ерунду?
Щепкин нахмурился, потом качнул головой.
— Он что — фокусник? Да и вообще, при чем здесь он? Тут что-то иное.
— А что иное? — раздраженно спросил ротмистр. Он нечаянно задел место ожога и зло зашипел. — Похищенные документы мы не нашли, зато получили фальшивки, от которых никакого проку! И одни загадки…
— Подожди, — прервал его Белкин. — Давайте по порядку. Что мы имеем? Кража из сейфа Генштаба документов — факт. Вот эти бумажки фальшивые — факт. Отсутствие подлинников — тоже факт.
— И? — усмехнулся Гоглидзе.
— И тогда, если следовать логике Григория, — вставил Щепкин, — мы имеем новые вопросы. Кто действительно похитил документы из сейфа? Где они? Точнее, у кого они?
— И кто подбросил японцам фальшивки! — добавил поручик.
— Это как раз не вопрос. Тот же, кто украл подлинники. Важнее — кто этот человек, что ему надо и где он? А самое важное — что нам теперь делать?
Щепкин хлопнул ладонью по стопке и отвернулся. В купе повисла тишина. Контрразведчики угодили в тупик.
За окном раздался короткий гудок паровоза. Вагон едва заметно качнуло.
— Ну вот, прицепили новый паровоз, — вздохнул Белкин. — Скоро поедем. Спасибо гостеприимному Екатеринбургу. Хоть что-то хорошее сделано.
Он перехватил угрюмый взгляд Гоглидзе и замолчал. Сарказм сейчас был неуместен.

 

…Остатки двух сгоревших дотла вагонов, залитые пеной и издалека выглядевшие как шапки горных вершин, увез уцелевший паровоз. На смену ему приехал новый, подцепил состав и медленно дотащил до Екатеринбурга. К тому времени пассажиры, опрошенные полицией и немного отошедшие от бурного вечера, уже расселись по купе и рассуждали о бытии под горячие блины, охлажденную водку и ледяное шампанское.
Японцев увезли в город кареты медицинской помощи. К счастью, среди них не было раненых и обожженных, не считая легкого ожога Кихо. Губернатор, узнав о произошедшем, выделил личный автомобиль для дипломатов и велел устроить их самым лучшим способом. Он же распорядился подогнать новые вагоны и паровоз для состава.
В городе задержались почти на четыре часа. За это время Щепкин успел просмотреть захваченные документы, признать в них подделку, причем высокого качества, со всеми штампами, подписями и нумерацией, сообщить в столицу о частичной неудаче операции и запросить дополнительных указаний. Сам же вместе с офицерами засел за анализ обстановки и проработку дальнейшего плана.
Диана собрала съемочную группу в купе Зинштейна, заказала несколько бутылок вина, коньяка и шампанского. Режиссера после произошедшего охватило возбуждение, и он начал быстро записывать пришедшие в голову идеи, а остальные помогали ему по мере сил.
Герои пожара Скорин и Браун, получив порцию благодарностей от властей и бурные аплодисменты от коллег, предавались наслаждению в обществе бурбона и женщин.
В Екатеринбурге пассажиров окружили заботой, предоставили желающим лучшие номера в гостиницах, завалили спиртным и яствами. Погорельцев губернатор снабдил средствами из личного фонда для восполнения багажа. В большей степени это касалось дипломатов, кроме двух чемоданов, у них ничего не было.
В основном из-за японцев и задержали поезд так надолго. А железнодорожное начальство срочно рассчитывало график движения, чтобы предоставить поезду зеленую линию, дабы нагнать отставание.

 

После короткого совещания Щепкин отправился на вокзал, оттуда тайно выехал на телеграф, там показал удостоверение и потребовал прямую телеграфную связь с Петербургом.
К счастью, Батюшин был на месте, и вскоре телеграфный аппарат выдал первое послание полковника.
«Руководство настаивает на нулевом варианте. Ваше мнение?»
Нулевым вариантом было нападение мнимых хунхузов на поезд и последующая гибель дипломатов. Щепкин был и раньше категорически против него, а сейчас и подавно.
«После двух акций проведение запасного варианта нецелесообразно и опасно. Нет доказательств, что подлинные документы у японцев. Существует угроза дипломатического скандала. Захваченные документы высылаю вам для проверки».
«Ваши предложения?» — запросил Батюшин.
«Вариант с Владивостоком».
Петербург надолго замолчал. Видимо, Батюшин оценивал шансы этого варианта. Сам Щепкин после получения подделок считал их невысокими.
«Задействуйте вариант с Владивостоком. В случае необнаружения оригиналов санкционирую блокаду района».
Это значит, что сотрудники консульства Японии не смогут свободно покинуть город без досмотра. Не самый разумный шаг, но, похоже, в Петербурге у высшего военного руководства уже сдали нервы. Они готовы сделать все, чтобы украденные документы не достались японцам. Причем любой ценой.
Щепкин понял, что настаивать на своей точке зрения сейчас нет смысла, и ответил коротко.
«Указание принято к исполнению».
Уже на обратном пути он подумал о том, какой напор пришлось выдержать Батюшину и во что ему это обошлось. Ведь наверняка в Главном штабе кое-кто хотел сорвать со Щепкина погоны и отправить в отставку или на фронт. Но полковник устоял, а значит, верил в группу. Это отрадно. Жаль только, порадовать Батюшина пока нечем. Вся надежда на последний шанс.

 

Чуть позже пришли данные на участников съемочной группы. Щепкин, Белкин и Гоглидзе внимательно просмотрели их, но ничего интересного не обнаружили. Люди как люди, со своими судьбами, поступками, привычками.
Мария Плавская (в девичестве Понэже) была замужем один год и развелась, бросив мужа, который годился ей скорее в дедушки, чем в супруги.
Виолетта Мармина сирота с двенадцати лет, росла в семье дяди по материнской линии, а тот дядя — бывший чиновник, попавшийся на взятке. Тюрьмы избежал, но места и чина лишился. Открыл свое дело и жил неплохо.
Витольд (по паспорту Виталий) Смардаш из семьи потомственных дворян, имел несколько вздорный, но вполне добродушный характер. Любитель скачек, вроде как даже играл, но сильно не увлекался.
Бровников и Ванина тоже обычные граждане, если так вообще можно сказать о людях мира искусства. А самое главное — ни они, ни остальные никоим боком не касались ни уголовного мира, ни революционных масс. Оно и понятно — где политика, а где синема!
А вот об интересовавшем капитана Скорине данных вообще не было. В короткой записке сказано, что художников с такой фамилией в Петербурге найдено четверо. Двое мужчины средних лет, один из них инвалид. Еще один вроде как уехал из столицы по делам в неизвестном направлении. Четвертый за границей. И никто из них не носил имя Григорий.
Однако и здесь особых подозрений не было. Художники тоже люди творческие, часто берут псевдонимы, даже имена меняют. Кто из амбиций, кто от скромности, кто из желания быть похожим на кого-то еще.
Так что Григорий Скорин мог быть в равной мере тем четвертым, уехавшим за границу или вообще каким-то пятым или шестым, седьмым.
Словесное описание его внешности по методике Бертильона Щепкин не давал, фотографий тем более не делал. А конкретных подозрений не имел.
С этой стороны поиск возможных соглядатаев японцев результата не дал. Что было вполне ожидаемо.
Но теперь, после двух попыток захвата документов, группа оказалась в самом начале пути.

 

…— Ну так что теперь, господин продюсер? — невесело усмехнулся Гоглидзе. — Устроим новую охоту? Может, и правда налет на поезд?
Щепкин мазанул по ротмистру недовольным взглядом. Тот сразу перестал ухмыляться, поправил повязку на руке.
— Драка, пожар, еще и нападение? Это уже перебор, как говорят карточные игроки. Тут даже самому тупому ясно, что к чему. Японцы и так настороже. Нет, никаких провокаций больше! Вообще к ним не подходим. Раскланиваемся в ресторане, смотрим издалека, играем в синема. Хоть это у нас получается хорошо.
— Но до Владивостока еще ехать и ехать! — недовольно пробурчал Белкин. — Так и будем… кланяться на расстоянии?
— Так и будем, — веско подтвердил Щепкин. — И внимательно следить за их контактами. В поезде, на станциях. Кто бы к ним ни подошел — всех проверять. Все их передвижения по составу. Чтобы ни шага за пределы вагона не сделали без нашего ведома!
— Нас всего четверо, — вставил ротмистр. — Не маловато для слежки?
Капитан усмехнулся, кивнул в сторону окна, за которым проплывали красоты Урала.
— А куда они денутся, в поезде-то? У них и выход только в одну сторону. А на станциях подключим к слежке местные кадры контрразведки и жандармерии. Главное — не упускать их из виду. И еще…
Щепкин замолчал, словно сомневаясь, говорить или нет. Перехватил вопросительные взгляды офицеров.
— Я попросил Батюшина перехватывать все телеграммы японцев и по возможности их расшифровать. Думаю, сейчас японцы занервничают и начнут контригру.
— Они? Но как? — изумился Гоглидзе.
— Они или тот, у кого подлинники документов. Думаю, он либо едет в этом же поезде, либо следует за нами. Вот его-то нам и надо обнаружить.
Белкин и Гоглидзе переглянулись. Командир в своих догадках зашел очень далеко. Дай бог, чтобы он был прав. А если нет?..

 

…Взамен сгоревшего вагона японским дипломатам предоставили вагон первого класса. Он не был оборудован как дипломатический, однако вполне подходил для перевозки важных персон.
Кихо и Касуми вместе с Кинджиро проверили его весь от пола до потолка, заглянули в каждый уголок. Потом закрыли пустующие купе и даже собственноручно заколотили их двери специально полученными досками. Двери вагона также укрепили брусками, на дополнительно приваренные петли повесили навесные замки. На окна повесили плотные шелковые шторы, которые сорвать было довольно сложно.
Теперь в вагон посторонний незаметно попасть никак не мог. Да и просто попасть не мог, разве что используя лом или взрывчатку.
Оружие стали носить постоянно, хотя и скрытно, все, кроме Идзуми. Тот свой браунинг держал под подушкой и брал только для выхода в ресторан.

 

Пожар японцы пережили без особых последствий. Легкий ожог у Кихо и небольшие отравления у других. Медики в Екатеринбурге оказали дипломатам помощь, но не стали их даже везти в больницу. Однако прописали какие-то микстуры, которые Идзуми приказал выбросить, как только врачи уехали.
Хуже обстояло дело с вещами. Правда, губернатор выделил достаточно большую сумму для закупки всего необходимого, и Горо с Кинджиро потратили некоторое время на покупку белья, одежды, обуви и других необходимых в поезде вещей.
Однако самой большой проблемой была пропажа выкраденных в русском Генштабе документов. Эта пропажа ставила под сомнение сам смысл поездки японцев по Владивосток.

 

Секретарь Кинджиро не находил себе места. Это ведь у него украли документы. Пусть он в тот момент был практически без сознания, пусть бушевал пожар, но документы пропали! Все! Вор вытащил их, оставив, словно в насмешку, папку. И не взял лежащие в другой секции деньги. Может, не заметил впопыхах?
Кинджиро честно рассказал все Идзуми, принес извинения за ошибку и попросил разрешения совершить сэппуку. Он должен был ответить за свое прегрешение.
Но помощник посла разрешения не дал.
— Нас и так мало, Иоши. А будет еще меньше. И потом, если кому и следовать древнему ритуалу, так это в первую очередь мне. Я отвечал за документы, я перевозил их, а вы только помогали. Но я тоже не вспорю себе брюхо мечом. Тем более меча у меня нет. Надо разобраться в этом деле, надо понять, кто мог украсть документы, и попробовать вернуть их.
— Если это русская контрразведка…
— Если это русская контрразведка, можно забыть о них. Но я не думаю, что вокруг нас было много русских контрразведчиков. Помните, кто помог нам?
Кинджиро наморщил лоб.
— Я смутно видел силуэт… мужчины, конечно… он тащил меня к дверям. А потом вываливал из вагона. Да, я почти уверен, что это… господин Скорин. Художник. Хотя…
Идзуми терпеливо ждал. Сам-то он концовку трагедии не помнил вообще, потерял сознание в коридоре.
— Нет, я точно уверен, это был Скорин! — склонил голову секретарь. — Он отнес меня дальше от вагона… а вот остальное я не помню.
— Значит, это он мог взять документы? Во всяком случае, подозрения падают на него. Тогда выходит, что Скорин из контрразведки?! — Идзуми прикрыл глаза и покачал головой. — Но почему он тогда все еще в поезде? Почему не покинул его вместе с документами и не поспешил в Петербург?
Кинджиро опустил голову. Ответа он не знал.
— Кихо говорил, что его спас американец. Но я не считаю его русским офицером. — Идзуми позволил себе легкую усмешку. — В крайнем случае, только помощником. Его могли купить.
— Там еще были люди из тех, кто снимает фильм. Э-э, господа Щепкин, Гоглидзе… Но они в вагон не заходили…
— Верно. Но портфель они взять могли.
Кинджиро задумался. Он старательно напрягал память, желая вспомнить все подробности пожара. Но кроме отрывочных эпизодов, в голове ничего не было.
— Скорин мог решить, что в портфеле деньги, — осторожно заговорил секретарь. — Стал искать, но в спешке пропустил второе отделение. Оно же потайное. Зато нашел документы и подумал, что они могут стоить дорого. Поэтому и вытащил их.
— А зачем художнику шарить по чужим портфелям? — спросил Идзуми. — Он что, бедный?
— У русских это вполне возможно.
— Так. Ну хорошо… Он взял документы, понял, что там ничего ценного… или, наоборот, очень ценное. Что сделает русский, найдя такие документы?
Поняв, что Идзуми не рассуждает, а спрашивает его, Кинджиро на миг задумался, потом медленно проговорил:
— Он должен передать их властям. Потому что секретные бумаги русского Генштаба не могут оказаться у японцев просто так.
— Верно. Но в этом случае мы бы не наблюдали господина Скорина вместе с нами. А он едет дальше. Почему?
На этот раз Кинджиро задумался сильнее. Действительно, выходило странно. Если Скорин простой вор, он должен либо выбросить бумаги, либо отдать их властям, как и всякий патриот страны. Правда, у русских понятие «патриот» несколько отличается от японского. Русские позволяют себе такие высказывания против императора и власти, что в Японии они бы попали на виселицу или плаху.
Если же Скорин офицер, то… то получается тупик.
Кинджиро посмотрел на Идзуми и виновато произнес:
— Я не могу понять, что он хочет сделать. Простите, Идзуми-сама.
Тот довольно прищурился и кивнул.
— Нет позора в признании, Иоши-кун. Вы просто не довели до конца свою мысль. Если бумаги у Скорина и он не отдал их властям, то есть только одно объяснение этому.
Идзуми сделал небольшую паузу, словно в театре, и наставительным тоном закончил:
— Он захочет вернуть документы. За вознаграждение!
Кинджиро широко раскрыл глаза, потом склонил голову, признавая ум начальника.
— Теперь надо посмотреть, как он себя станет вести, — продолжил Идзуми. — Если моя догадка верна, он станет искать с нами встречи. Поэтому мы будем и дальше посещать ресторан и выходить на станциях прогуляться. Наше с ним общение не вызовет подозрений. Господин Скорин дважды помогал нам в трудной ситуации… равно как и господин Браун. И мы вполне можем высказать им свою благодарность.
— Я бы с удовольствием выпустил ему кишки, — прошипел Кинджиро, вновь склоняя голову и прося прощения за резкие слова.
Идзуми улыбнулся.
— Мы не можем позволить себе дать волю чувствам, мой мальчик. Не сейчас.
Идзуми жестом отпустил Кинджиро, стер улыбку с губ и посмотрел за окно. Его догадка относительно русского художника, скорее всего, верна. Если же нет… что ж, он успеет подумать о плохом.
Сейчас же его больше волновало, куда пропал «партнер». После последнего контакта в столице он на связь не выходил. А теперь вторая часть документов была для Идзуми крайне нужна. Это хоть как-то оправдает его в глазах руководства.
И если раньше Идзуми еще сомневался, выполнять ли условия сделки с «партнером», то теперь все сомнения отбросил. Он сделает все, что хочет этот человек, лишь бы получить желаемое. Он сделает даже больше. Лишь бы был прок!

 

Сомнение, ожидание, тревога терзали помощника японского посла все последующие сутки. А потом стало не до них. «Партнер» вышел на связь.
Назад: 9
Дальше: 11