ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Виктор стоял у ярмарочного тира, где у них с Жозефом была назначена встреча. Он уже жалел, что взял с собой треножник и массивный фотографический аппарат в футляре на ремне, который сейчас оттягивал плечо. Но он клятвенно заверил Таша, что собирается увековечить несколько ярмарочных сценок, а стало быть, пришлось волей-неволей захватить орудия труда. Погода, по счастью, благоприятствовала. Виктор рассеянно понаблюдал за посетителями тира, палившими по скверно нарисованным портретам Феликса Фора, Альфреда Дрейфуса, Вильгельма II, Бисмарка и иже с ними… Жозеф предупредил, что задержится, потому что позавчера ночью Айрис нездоровилось и он за нее до сих пор переживает, но вот наконец Виктор заметил его в толпе. В глазах молодого человека читалась победа, доставшаяся в нелегкой борьбе с беспокойством за любимую жену.

— Как себя чувствует Айрис? — сразу спросил Виктор.

— Хорошо, иначе я не пришел бы. Айрис меня почти что вытолкала за дверь — сказала, мне нужно прогуляться. Не знаю, что бы я без нее делал… Вчера вот удалось вырваться с дочкой в Зоологический сад, а так матушка решила мне устроить кошмарную жизнь, это каторга какая-то, я долго не выдержу!

— Жозеф, старина, вы слишком покладисты. Дайте ей уже наконец отпор раз и навсегда, вам ведь двадцать девять лет!

— Не могу, у матушки, кроме нас с Айрис и Дафнэ, никого нет. Она сделалась незаменимой, убирает, готовит, на ней весь дом держится… А мы смирились. Кстати, она не запрещала мне сегодня отлучаться из квартиры, даже хотела, чтобы я взял с собой Дафнэ и мы погуляли по ярмарочной площади, но по счастью, Айрис убедила ее, что девочку испугает шумная толпа. Да и опасно это — тащить в такую сутолоку малютку, которой и трех лет не исполнилось.

Они зашагали по украшенной гирляндами и серпантином улице, простиравшейся более чем на километр — от железной дороги до площади Нации. Пригородный квартал, обычно тихий, заполонили крикливые торговцы сладостями. Жозеф восторженно глазел по сторонам: знакомый пейзаж изменился до неузнаваемости, превратившись в сказочную страну — подмостки, повозки бродячих артистов, зверинцы преобразили серость повседневности. Как будто учебник грамматики вдруг обернулся приключенческим романом. Виктора же быстро утомили и прогулка, и суета вокруг — все толкались, куда-то спешили. Он остановился у маленького шапито с вывеской «Ноев ковчег Марио Дзанфреди».

— Что? — забеспокоился Жозеф.

— Вы-то молодой, вам этот марш-бросок в радость. А у меня уже ноги подгибаются, нет сил тащить на себе амуницию…

— Ох, да вы совсем побледнели! Давайте сюда ваш треножник.

«Дзынь! Бум! Бам! Трам-пам-пам!» — неслось со всех сторон. Приходилось кричать, чтобы перекрыть вой тромбонов, какофонию шарманок и свист паровых двигателей. Неподалеку колотили в огромный барабан, призывая всех желающих за два су стать свидетелями эпической битвы женщины-омара и самого настоящего каннибала с Сандвичевых островов. Виктор залез на кучу досок, оттуда перебрался на крышу каретного сарая и обозрел ярмарочные задворки. Ему открылся истинный Двор Чудес: латаные шатры, пестрые, как плащ Арлекина, а среди них мужчины и женщины, все заняты делом — орудуют молотками, забивая гвозди, стругают доски для подмостков, репетируют цирковые номера, стирают белье в чанах, разбрызгивая мыльную воду; вокруг мельтешат ватаги ребятишек в обносках.

— Ну где вы там? Спускайтесь уже! — сердито пропыхтел Жозеф, которого одолел приступ чихания от резкого запаха свежей краски.

Они подошли к эстраде, где целая команда пуделей выделывала трюки под присмотром украшенной лентами козочки. Фотографировать их Виктор не стал, зато навел объектив на заковыристый механизм, по которому несколько парней по очереди лупили деревянными колотушками, чтобы в качестве награды полюбоваться на куклу в кружевном чепчике — она должна была появиться, когда механизм сработает.

Жозеф, увидев колесо фортуны, собрался было разориться в пух и прах, но Виктору удалось отвратить его от этой идеи пинком.

— Ох, куда ж вы так торопитесь? — проворчал молодой человек, с трудом поспевая за шурином. — И вообще, сдалась вам эта Королева Маб! О чем вы собираетесь ее расспрашивать? Мы и так знаем, где живет Ламбер Паже.

— Она же его любовница. Может быть, тоже замешана в деле, — отозвался Виктор, с отвращением шарахнувшись от афиши, где была изображена барышня с головой коровы.

— «Буржуазия — корова, на голову нездорова», — прокомментировал художество Жозеф. — А вы уверены, что нам удастся отыскать Королеву Маб в этом пандемониуме?

— Я ни в чем не уверен, кроме одного: назад той же дорогой нам уже не вернуться.

И правда, толпа несла их вперед, остановиться не было возможности — затопчут. Обогнав набеленного мукой клоуна (тот тщетно пытался насмешить народ красным носом, огромными прохудившимися башмаками — из дыр торчали грязные пальцы — и дудкой, через которую он плевался водой), Виктор свернул в сторону поприветствовать месье Оноре Селестена, силача с улицы Дюране, после чего не без труда отыскал Жозефа у анатомического театра. Молодой человек разинув рот слушал зазывалу, а тот надрывался:

— Входите, входите и содрогнитесь при виде расчлененных трупов прелюбодеев, живых мертвецов и чудовищных младенцев о трех головах!

— Я просто обязан войти и содрогнуться — мне это необходимо, чтобы написать страшную сцену в романе «Демоническая утка»! — заявил Жозеф.

— О нет! — запротестовал Виктор. — Вы же обещали мне помочь и…

— Все на феерическое выступление Королевы Маб! — завопил другой зазывала. — В путешествиях по Персии, Китаю, Индиям и островам Малабара сия прекрасная Венера познала чудесные тайны! Ее родные братья Фиджет и Миджет были обращены злыми духами в обезьянок и с тех пор ей прислуживают! Всякий желающий узнать свое будущее да попросит их вылить заколдованный кофе на блюдце Королевы Маб — и сия Саломея наших дней откроет ему судьбу, а равно его склонности и устремления. Вы также узрите диавольские сущности, резвящиеся вокруг предсказательницы — это станет возможным благодаря новейшему проекционному аппарату, привезенному из Англии! В программе: «Пляска смерти», трехминутный показ движущихся картинок! И всё за каких-то десять су!

Виктор и Жозеф приступом взяли два места на скамейке в первом ряду. Выступление гадалки проходило в павильончике, увешанном зеркалами. Когда помещение было забито до отказа и публика начала выражать нетерпение, занавес поднялся и взорам предстал помост, задрапированный тканями с персидскими узорами. На красных лакированных подставках курился ладан. Две гипсовые корейские собаки-льва, коренастые, с налитыми кровью глазами, сторожили гору разноцветных пуфов и подушек, наваленных перед белым экраном. Жаловалась на жизнь невидимая флейта, звенел бубен, а некое создание, с ног до макушки закутанное в одежды из ткани, похожей на паутину, исполняло танец — по задумке, экзотический. Один за другим отрезы материи, служившие танцовщице нарядом, облетали с нее, словно луковые перья, и в конце концов она осталась в расшитом звездами корсете, сетчатых чулках и туфлях без задников на высоких каблуках. В финале танца она сорвала муслиновый платок, скрывавший лицо, и по плечам рассыпались белокурые кудряшки.

— Надувательство, конечно, все эти гадания, но тетка улётная, — высказался уличный мальчишка по соседству с Виктором.

«Странное дело, по-моему, я ее где-то видел», — подумал тот. Зачарованный происходящим на помосте Жозеф тем временем резво притопывал ногами в такт эротическим телодвижениям Королевы Маб.

В конце концов она его заметила и щелкнула пальцами. Две обезьянки в пышных панталонах и фесках притащили кофейник с горбатым носиком, стопку блюдец и расставили все на медном подносе.

— Благодарю вас, милые мои Фиджет и Миджет. Да вернут вам злокозненные силы, некогда превратившие вас в зверей, истинный облик! — воскликнула Королева Маб пригородным говорком. — А сейчас, месье Фиджет, извольте-ка перемешать гущу в кофейнике и вылейте-ка ее на блюдце, которое подержит для вас месье Миджет.

— Эй, цыпа, кончай трепаться! Давай уже предсказывай! — заорал какой-то матрос.

Королева Маб, подбоченившись, встала на краю помоста и презрительно посмотрела на парня сверху вниз:

— Тебе, мокрозадый, я предсказываю капитанское звание. Только кораблик твой потонет! — Тут она повернулась к Жозефу и, одарив его очаровательной улыбкой, медоточиво продолжила: — У нас тут есть прехорошенький юноша, обеспокоенный своим будущим. Желает ли юноша узнать судьбу?

— Э-э… ну если только вы скажете мне что-нибудь хорошее, — промямлил Жозеф.

— Вспомнил, где я встречал эту девушку! — спохватился Виктор. — На концерте в Катакомбах!

Но Жозеф уже стоял у помоста и завороженно вглядывался в узоры из кофейной гущи на блюдце.

— Ну-ка, ну-ка, — бормотала прекрасная гетера, — что тут у нас? Много четко очерченных кружочков. Ждите прибытка! О, а в серединке крест — вы доживете до глубокой старости. А вот здесь еще один круг с четырьмя белыми точками. У вас, значит, будет четверо детишек.

— О нет! — вырвалось у Жозефа.

— Эй, красотуля, а мне что напророчишь? — завопили в зале. — Что ты там про меня видишь в этом своем цикории?

Виктор дернул Жозефа за рукав:

— Посмотрите туда! Это он, человечек из Опера!

В третьем ряду сидел Мельхиор Шалюмо собственной персоной и беззастенчиво пялился на них.

— А про вас, месье, я вижу вот что… — отозвалась Королева Маб.

Свет в павильоне погас. Несколько минут в непроглядной тьме звучали шорохи и нервное перешептывание, затем воцарилась тишина, потому что белая простыня, натянутая в качестве экрана над горой подушек, осветилась и на ней зашевелились причудливые тени: бесы принялись энергично размахивать метлами, их растолкала фигура без головы и исполнила неистовый танец вокруг алхимического перегонного куба, откуда вырвалось целое облако цветов и звезд.

Виктор смотрел на экран не отрываясь, но едва включили свет, он обернулся — человечек из Опера исчез.

— Это надувательство! — завопил матрос. — У нее есть сообщник! Такие фокусы в театре «Робер Уден» показывают!

— Ошибаетесь, месье, — холодно заявила Королева Маб. — Цветы и звезды — благое предзнаменование. — И скрылась за кулисой.

Публика потянулась к выходу — кто посмеиваясь, кто выражая разочарование.

— Куда подевался коротышка? — забеспокоился Жозеф.

— Бегите вперед, разыщите его, — подтолкнул зятя Виктор, — я за вами. Если разделимся, шансы найти его удвоятся.

Однако сам он устремился в другом направлении — к владельцу павильона и проекционного аппарата. Тот как раз перематывал бабину с только что продемонстрированной фильмой.

— Вы позволите взглянуть на ваш проектор?

— Да вот он, глядите сколько пожелаете. Я вообще-то собираюсь его продать. Вот когда кто-нибудь придумает, как добиться, чтобы изображение на экране не дрожало, вот это будет зрелище! Да, месье, когда-нибудь синематограф сможет потягаться и с литературой и с прессой. Репортеры останутся не у дел: люди будут слушать новости с помощью фонографа и смотреть живые картинки. Кстати, если желаете приобрести проектор, я сделаю вам скидку. Надоело, знаете ли, крутить ручку и одновременно напевать «Самбра и Маас», чтобы четко выдерживать ритм смены картинок. Вот я и столковался о работе с месье Шарлем Пате — он открыл магазин фонографов тут неподалеку. Так сказать, делает деньги из звука. Отличная штука эти фонографы, можно послушать «Магали», представляете? Но сейчас бешеным успехом пользуется последняя речь президента Карно в Лионе. Месье Пате самолично ее начитал и записал.

— А откуда этот проектор?

— Из Лондона.

— Сейчас я спешу, но непременно вернусь. Меня очень заинтересовало ваше предложение.

Жозеф ждал Виктора у павильона.

— Коротышка испарился! — возмущенно сообщил молодой человек. — И всё из-за вас — бросили меня одного!

— Да вон же он, там, у качелей! Бежим скорее!

В мгновение ока они оказались у ограды вокруг качелей в форме больших зеленых лодок, на которых молодежь, опьяненная скоростью, взлетала к небу.

— Это же гадалка! — выпалил Жозеф.

В шелках и шляпке с фиалками Королева Маб прошествовала прямиком к Мельхиору Шалюмо, и тот подхватил ее под локоток — вернее, повис на руке. Парочка направилась к Тронной площади. И следовать за ними в толкающейся гомонящей толпе не показалось Жозефу с Виктором приятной прогулкой. Неожиданно они очутились на пятачке, окруженном «русскими горками» и большими каруселями, вертящимися под завывания шарманок.

— Смотрите, они расстаются! Вы за коротышкой! — велел Виктор.

— Вот уж нет! Уже почти шесть часов, я обещал вернуться пораньше.

— Досадно, кого-то дома будет ждать скандал. За коротышкой! А я беру на себя Королеву Маб. Обменяемся впечатлениями завтра утром в лавке.

— А что мне делать с вашим треножником?

— Завтра вернете, завтра! — отмахнулся Виктор, устремляясь за гадалкой.

Жозеф прошел несколько метров прогулочным шагом и остановился, сделав вид, что его чрезвычайно увлекло представление на очередном помосте: там шимпанзе в костюме повара готовила еду для пони. Все это время молодой человек не выпускал из виду Мельхиора Шалюмо. А тот купил билет на остановке, и вскоре омнибус отправился в путь к площади Сент-Огюстен.

Первое, что бросилось в глаза Виктору за витриной кафе, куда только что вошла Королева Маб, — это огненная грива Ламбера Паже. Шея его по-прежнему была перевязана. Паже поднялся из-за столика навстречу гадалке, они заказали две кружки пива и принялись что-то оживленно обсуждать. Усевшись на лавочку, Виктор погрузился в мечты о проекционном аппарате, который собирался выставить на продажу хозяин ярмарочного павильончика. От усталости его быстро сморило, голова свесилась на грудь. А очнулся он, лишь когда мимо промчалась шумная крикливая компания. Виктор вскочил — Ламбер Паже все еще сидел в кафе, но за его столиком больше никого не было. Виктор бросился в узкий проход между двумя каруселями — в конце его как ни в чем не бывало стояла Королева Маб и неодобрительно разглядывала «стрелку» на своем чулке. Покачав головой, она пристроилась в очередь пассажиров, ожидавших на остановке трамвай маршрута G. Виктор, сгибаясь под тяжестью фотоаппарата, домчался до остановки и успел запрыгнуть на платформу трамвая в самый последний момент.

За окнами трамвая на всем пути от площади Нации до Шарантонских ворот нескончаемо тянулись улицы, возносившие дома-утесы к серому небосводу. И куда ни глянь — рельсы, пустыри, неприютность. Промчался поезд Париж — Лион — Марсель в сером, как небо, облаке пара. Кое-где еще уцелели трущобы, до которых не добрались торговцы недвижимостью; покосившиеся двери и распахнутые окна с помятыми занавесками являли взору убогое нутро квартирок.

Виктору, спрыгнувшему с подножки трамвая на мостовую, почудилось, что он попал в параллельный мир. Для многих Париж — город блеска и роскоши, прочее остается за кадром, а здесь — живые изгороди из хмеля и барбариса вокруг каких-то лачуг, над ними вдалеке громоздится темной горой дымящая фабрика…

Королева Маб шагала быстро — сохранять дистанцию Виктору было трудно, приходилось даже нагонять. По пути к нему пристала престарелая любительница абсента — он бросил ей монетку. Королева Маб маячила далеко впереди смутным силуэтом. Он прибавил шаг, почти пробежал вдоль фортификаций, нырнул в потерну, выскочил по другую сторону стены укреплений и оказался у кладбищенской решетки; вокруг волновалось море трав и сорняков. Чуть поодаль из этого моря прибрежным, источенным приливами валуном торчал ветхий домишко. Насколько хватало глаз, это было единственное жилище в округе. Неужели Королева Маб вошла туда?.. Виктор, не обнаружив в пределах видимости объекта слежки, со всех ног устремился по ухабистой тропинке, подскользнулся в размокшей грязи и растянулся на животе. Ударом о землю из легких выбило весь воздух. Уткнувшись лицом в локоть, он услышал женский голос:

— Матушка! Матушка, ты дома? Это я, Жозетта!

Виктор отдышался наконец, кое-как поднялся и первым делом проверил, не пострадал ли фотографический аппарат. Вроде бы все было в порядке, ничего не сломалось. Теперь он не только слышал, но и видел Королеву Маб: она изо всех сил колотила в закрытые ставни домишки, потом повернулась и прошла вдоль стены — ее скрыли кусты сирени. Виктор незаметно проник в заросший, неухоженный сад, посреди которого стоял колодезный сруб, и осмотрелся. Королева Маб ломилась в растрескавшуюся, опечатанную дверь:

— Матушка, ты где? Я к тебе пришла!

Она бросилась назад, к тропинке, и Виктор поспешно шмыгнул в кусты сирени.

— Зря вы тут надрываетесь, старушка переехала.

Королева Маб встала как вкопанная, едва не сбив с ног толстячка на деревянной ноге и с барабаном на перевязи.

— Вы кто такой?

— Когда-то я был глашатаем, — охотно принялся рассказывать толстячок. — Бил в барабан и зачитывал вслух постановления муниципального совета. А потом все оповещения начали печатать в типографиях и расклеивать на стенах, вот я и остался не у дел. Ну мне сразу, как водится, под зад коленом — мол, выметайся. Но барабан я им не отдал!

— Да наплевать на ваш барабан! — надвинулась на него Королева Маб. — Полгода назад в этом доме жила мадам Арбуа. Куда она переехала?

Толстячок ткнул пальцем в сторону кладбища.

— Матушка умерла? — попятилась гадалка. — Когда?!

— Вы что же, дочка ей, что ли?

— Ну разумеется, иначе я не назвала бы ее «матушка»!

— В марте это случилось, в марте. Ее задушили, тело потом нашлось на дне колодца. Вас стали разыскивать, хотели об этом сообщить, но вы куда-то запропастились. А старушку флики забрали в городской морг, потом соседи вскладчину купили для нее участок на местном кладбище, чтоб рядом с домом, где она всю жизнь прожила. На могильной плите даже ее имя выгравировали, очень миленькая могилка получилась, смею вас заверить, вся в цветах…

— Убийцу уже арестовали? — перебила Королева Маб.

— Куда там! — махнул рукой толстячок. — Станут флики тратить на нас, на бедняков, время. Для них этот квартал считайте не существует. Да он и взаправду вроде как не существует. А когда-то здесь было славно — маленькие домики, садики-огородики, хозяева выносили стулья на крыльцо, садились и обозревали окрестности. И у меня по ночам был кров над головой в приюте, а днем — тарелка бесплатного супа. Ну а потом эти господа инженеры, санитарные врачи, архитекторы и всякие перекупщики тут все разорили. Да и черт с ним. Но если вы дочурка Арбуа, должны помнить те времена, верно ведь? У вас пары монеток не найдется?

Королева Маб посмотрела на кладбище и, не сказав больше ни слова, отправилась в ту сторону, откуда пришла. Пожав плечами, толстячок с барабаном тоже заковылял своей дорогой — к стене укреплений.

А Виктор выбрался из кустов сирени в полнейшей растерянности. Все услышанное его сильно озадачило. Он брезгливо обошел лужу помоев и зашагал вверх по откосу, заваленному выпотрошенными матрасами. Вокруг было тихо, лишь лягушачье кваканье нарушало тишину. Заходящее солнце окрасило мир в сиреневые тона. Виктор резко остановился — ему почудилось глухое рычание, но звуки смолкли, прежде чем он успел определить их источник. Продолжив путь, он снова услышал шум, на сей раз ближе и отчетливее — это действительно было рычание. Прямо по курсу на дороге возле фургона стояла огромная собака и пристально смотрела на него.

— Сидеть! — выкрикнул Виктор дрогнувшим голосом, видя, что зверь приготовился к прыжку.

— Цыц, Тоска! — рявкнул собаке появившийся из-за фургона мужчина, и та захлопнула пасть. — Простите ее, месье, она у нас вообще-то не злая, просто бдит на совесть.

— Выглядит, однако, жутковато, — поежился Виктор, понемногу приходя в себя — испугался он не на шутку.

— Да что вы, обычная овчарка.

— Месье Пипат, я готова, — раздался женский голосок.

— Сейчас, сейчас поедем, пора уж. Нам до самой площади Нации добираться, а кобылка у меня не шустрая.

— Вы едете в Париж? — оживился Виктор. — Не могли бы меня подбросить?

— Нет! — истерически прозвучал тот же женский голосок, и мужчины удивленно обернулись.

— Что это на тебя нашло, Полина? — спросил месье Пипат. — Почему нет? Ты обычно такая вежливая…

— Здравствуйте, мадемуазель, — приподнял шляпу Виктор. — А я вас видел на Тронной ярмарке, когда там шли подготовительные работы. Мадам Селестен сказала, что вы учите грамоте маленьких циркачей.

Полина Драпье ошеломленно молчала. На Виктора она не смотрела — ее взгляд был прикован к огромному футляру, висевшему у него на плече. Виктор рассмеялся:

— Вас напугала эта махина? Всего лишь фотографический аппарат.

— Не обращайте внимания, — посоветовал месье Пипат, — Полина просто устала, у нее был суматошный день. Она перебирается к Венсенским воротам, а мы с Пегаской — это моя кобылка — пришли помочь перегнать ее фургон. Ну, пора отправляться, а то уже темнеет. Давай-ка, Полина, бери вожжи, только не дергай слишком сильно — Пегаска этого не любит. А я пешочком пройдусь до бульвара, так что вы тоже присаживайтесь, месье. Н-но, пошла, ласточка моя!

Забравшись на облучок, Виктор пристроился рядом с Полиной. Некоторое время девушка, бледная, будто все еще напуганная, ехала молча, не решаясь на него смотреть. Затем тихо спросила:

— Вы явились за мной?

— Не понял?..

— Если вы желаете мне зла, сделайте свое черное дело сразу, не хочу ждать.

— Какое черное дело? — растерялся Виктор. — И почему я должен желать вам зла? Я всего лишь книготорговец и фотограф-любитель… Да что ж вас так напугало, милая барышня? Неужели убийство той старой женщины?

— Откуда вы знаете, что ее убили?

— Мне так сказал человек с барабаном.

— Папаша Леон? — прищурилась Полина.

— Понятия не имею, как его зовут, — развел руками Виктор.

Девушка с облегчением улыбнулась:

— Если бы вы сказали «да», я бы не поверила ни единому вашему слову, потому что его на самом деле зовут Рири Ватье, он живет подаянием, всегда просит «парочку монеток» — два су, не меньше и не больше… А вы правда книготорговец?

— Вот моя визитная карточка. — Виктор протянул девушке картонный прямоугольник. — Я правда книготорговец, женат, скоро стану отцом. Могу я вам чем-нибудь помочь? Чего вы боитесь?

— Я случайно стала свидетельницей убийства бедной мадам Арбуа, — решилась Полина. — И убийца не мог меня не заметить. Рано или поздно он придет за мной и заставит замолчать навсегда.

— Вы заявили об этом в полицию? — нахмурился Виктор.

— Нет.

— А почему убили мадам Арбуа, вы знаете?

— Даже не догадываюсь. Она была добрая женщина. И сильная. Я слышала, что у нее в жизни случилась страшная история, связанная с ее дочерью Жозеттой.

«Жозетта! — мысленно отметил Виктор. — Королева Маб?» Теперь он вспомнил, где встречал танцовщицу с белокурыми кудряшками, ту, что называла себя теперь Королевой Маб. Не только в Катакомбах. В первый раз это было шесть лет назад, в «Мулен-Руж», тогда она вела разгульную жизнь под именем Молина.

— Жозетта, стало быть? Девица вольных взглядов, парвеню из тех, кто зарабатывает на хлеб собственной внешностью. Такие мечтают лишь о том, чтобы заполучить богатого любовника и собственный особняк, — прокомментировал Виктор.

Полина покосилась на него и отвела взгляд.

— Мать в ней души не чаяла, — вздохнула она. — Не думаю, что ей понравились бы ваши слова. Мадам Арбуа гордилась Жозеттой, потому что той удалось, по ее мнению, пробиться в высший свет — она выступала в кабаре. Это все же лучше, чем спички на фабрике фасовать, так мадам Арбуа говорила… Ах, она с Жозетты пылинки сдувала, с тех пор как девочка чуть не погибла, просто боготворила ее. А дочь презирала мать, потешалась над ее горькой судьбой. Навещала ее всего-то раз в полгода…

— Расскажите о той трагедии. Почему Жозетта чуть не погибла?

— В детстве Жозетта мечтала стать балериной и училась в балетной школе Опера, тогда еще в здании на улице Ле-Пелетье. А чуть не погибла она во время пожара. Известная давняя история, Жозетте тогда было лет семь-восемь. Какой-то человек спас ее из огня. А мадам Арбуа после этого строго-настрого запретила ей продолжать занятия. Жозетта почти ничего не могла сказать о том, что случилось, говорила, что ничего не помнит, но по ночам просыпалась от собственного крика — ей снились кошмары. Дети стали ее сторониться, она замкнулась в себе. Тем временем мать надрывалась на табачной фабрике ради того, чтобы обеспечить дочери достойное будущее. А однажды она получила банковский чек и письмо с пояснением. Мадам Арбуа мне его читала вслух, там говорилось вот что: «Эти деньги предназначены вашей Жозетте. Меня вы не знаете и никогда не узнаете, но я буду оказывать вам денежное вспомоществование, пока девочке не исполнится восемнадцать лет. Ваша дочь — мое спасенье, мое искупление». Из этих денег мадам Арбуа оплачивала начальное образование Жозетты, девочка научилась читать, писать и считать, а потом брала уроки у преподавателя из хореографической школы Бюлье. Балериной она не стала, но для кабаре навыков хватило. После того как ей исполнилось восемнадцать, денежные переводы перестали приходить, и Жозетта покинула квартал.

Виктор задумчиво кивнул.

— Вы можете описать убийцу?

— Он был в плаще с капюшоном, я не видела его лица.

— Высокий, низкий? Мужчина или женщина?

— Я была так напугана, что ничего не разглядела… Но мадам Арбуа впустила этого человека в дом, то есть она определенно была с ним знакома. Предложила ему присесть и сказала: «Вы ведь мне дюжину заказали, верно? По одному су за каждую».

— Дюжину чего?

— Наверное, каких-нибудь пирожных или печенья — я слышала запах меда. Мадам Арбуа делала печенье мадлен, тарталетки, пряники, марципан и за несколько су продавала все это в бакалейные лавки или в трактиры. Зарабатывала она сущие гроши, но как-то все же сводила концы с концами. Основную прибыль приносила продажа сладостей на ярмарках в Париже и пригородах. На дочь-то ей рассчитывать не приходилось.

— Вы сказали — пряники? Может быть, убийца заказал ей пряничных свинок, по одному су за каждую? — Виктор задал вопрос просто так, на удачу — он все это время пытался привести в порядок обрывки мыслей и догадок, которые никак не складывались в цельную картину.

— Может быть, — покивала Полина.

Колеса фургона между тем загрохотали по мостовой — они уже добрались до авеню Генерала Мишеля Бизо.

— Высадим вас здесь? — обернулся к Виктору месье Пипат, шагавший рядом с кобылкой. — Тут в двух шагах остановка фиакров.

— Да-да, спасибо! — отозвался Виктор и взял Полину за руку. — Послушайте меня внимательно, мадемуазель. Завтра утром ступайте не мешкая на набережную Орфевр, найдите инспектора Вальми и повторите ему все то, что рассказали мне. Он честный полицейский и непременно вас защитит. По личным причинам прошу вас не упоминать при нем моего имени — у нас с ним есть некоторые разногласия… в общем, мы не ладим. Если вы все же сообщите инспектору, кто вас надоумил к нему обратиться, мне придется дать ему разъяснения, а я предпочел бы этого не делать. Разумеется, при малейшей необходимости вы можете мне телефонировать, номер указан на визитной карточке.

— Почему вы помогаете мне, месье Легри? — тихо спросила девушка.

— Один мой добрый друг любит повторять: «Спасение человеческой жизни — деяние более ценное, нежели строительство семиярусной пагоды». Не падайте духом, мадемуазель, скоро у вас все наладится, обещаю.

Виктор спрыгнул на мостовую, некоторое время смотрел вслед удалявшемуся фургону, а затем отправился ловить фиакр.