Глава 17
Туман отступал.
Поднявшись на ноги, Жоффрей де Пейрак возвратился на площадку вершины.
— Вы, наверное, ищете и надеетесь обнаружить в какой-нибудь нише Золотую Бороду? — спросил д'Урвилль.
— Может быть!
Что же он действительно искал и надеялся обнаружить в лабиринте воды и деревьев, расстилавшемся внизу? Подъем на эту смотровую площадку был подсказан ему не столько логикой, сколько каким-то чутьем охотничьей собаки.
Человек в лохмотьях, тот самый, которому он дал розовый жемчуг по пути в Кеннебек. Человек, который солгал ему. Был ли он просто сообщником Золотой Бороды?.. А загадочный корабль? Не принадлежал ли он этому же пирату? И почему уже во второй раз пытаются ввести его в заблуждение относительно участи Анжелики?
Были ли случайными эти «ошибки»?.. Он не верил этому. Уж очень редко бывает на море, чтобы известие, передаваемое из уст в уста, оказывалось недостоверным. Ведь это совершенно несовместимо с солидарностью, душой, надеждами моряков.
Кто же прибегнул, и не один раз, к такому непредвиденному обману? Какая новая опасность таилась за ним?..
Последний порыв ветра, как на крыльях, пронесся над бухтой до самой линии горизонта. Как на крыльях, парила теперь над морем молочно-белая синева неба, подобного звонкой перламутровой раковине.
Но на вершине ветер вновь задул с прежней силой, и де Пейраку пришлось преодолеть немалое сопротивление, прежде чем шаг за шагом он добрался до края площадки и лег на камень.
Приставив к глазу подзорную трубу, он начал тщательно, точка за точкой, разглядывать россыпь островов.
Вот в окуляре появились корабль на якоре, затем барка, потом целая флотилия индейских лодок в проливе и, наконец, две рыбачьи лодки на песчаной отмели маленького острова.
Рыбаки готовились коптить треску, уже дымились костры, разведенные под жаровнями и решетками.
Острые выступы гранита больно резали ему грудь, и эта боль постепенно переходила в чувство страдания, подавленности.
Удастся ли ему обнаружить то, ради чего он поднялся в это царство ветра на лысой вершине горы?.. Между тем, на западе, в разливах тумана, начали возникать контуры Синих гор, давших свое имя прилегающей бухте.
Может быть, где-то там находилась в опасности Анжелика…
— Анжелика! Анжелика! Жизнь моя!
Припав к сухому камню, он звал ее в таком порыве, которому было под силу преодолеть любые расстояния. Он вдруг ощутил ее как нечто далекое и безликое, но полное теплоты, неистребимой жизнестойкости, неотразимой, уникальной красоты.
— Анжелика! Анжелика! Жизнь моя! Хлесткий ветер зло свистел ему в уши:
«Он разлучит вас! Вот увидите! Вот увидите!» Это было предсказание Пон-Бриана, человека, заплатившего своей жизнью за то, что он пожелал Анжелику, это были его слова: «Он вас разлучит… Вот увидите!».
Он почувствовал прилив острой тревоги, машинально прижал руку к сердцу, но тут же спохватился:
— Чего я боюсь?.. Завтра, самое позднее послезавтра, она будет здесь. Анжелика — уже совсем не та хрупкая, неопытная, молодая женщина, какой была когда-то. Она не раз доказывала мне, что жизнь не может выбить ее из седла. Ей под силу любые испытания. Вот и совсем недавно ей удалось избежать — одному Богу известно как — этой непонятной засады в Брансуик-Фолсе… Да, она из породы неукротимых, из породы воинов и рыцарей! Можно сказать, что опасность делает ее сильнее, удачливее, прозорливее… И еще прекраснее… Как бы усиливая ее невероятную жизнестойкость… Анжелика! Анжелика!.. Мы пройдем через все, не так ли, родная моя? Пройдем оба… Где бы ты ни была, я знаю, что ты найдешь меня…
Он вздрогнул. Над кущей зарослей одного острова взгляд его обнаружил необычный предмет. Это был оранжевый вымпел на мачте корабля, корпус которого был закрыт деревьями. Застыв, как заметивший добычу охотник, он долго и внимательно разглядывал это место в подзорную трубу, затем встал и в раздумье зашагал к своим спутникам.
Он нашел то, зачем пришел на вершину горы Мон-Дезер.