В этот поздний (или ранний) час – в зависимости от того, гуляли ли вы всю ночь или мучились бессонницей, – в город полновластной хозяйкой вошла зима. Виктор осторожно брел по тротуарам, еще сухим накануне днем, а теперь покрытым первым снегом. На пересечении улиц Нотр-Дам-де-Лоретт и Ларошфуко одинокий фонарь высвечивал лунный ореол перед канализационным люком.

Ночь – пора темных делишек и лихих людей. Но ни одна тень не потревожила Виктора, ничто не могло поколебать его блаженного состояния. Проснувшись среди ночи, Таша закричала и прижалась к нему. Они с таким пылом занимались любовью, что были сами поражены неистовству своей страсти. Запыхавшаяся, растрепанная, раскрасневшаяся Таша сказала:

– Я хочу есть.

Кладовая оказалась пуста, и Виктор принес себя в жертву. Вот почему в четыре часа утра он шел по направлению улицы де Шатоден, где находилась круглосуточная булочная Рикье. Он издалека почувствовал аппетитный запах свежей выпечки и с благодарностью подумал о тех, кто не покладая рук месил тесто, прерываясь только для того, чтобы промочить горло глотком дешевого красного вина.

Он вошел в лавку, где на прилавке аккуратными горками лежали белые булочки, багеты и продолговатые хлебцы, посыпанные сахарной пудрой.

Кроме него, покупателей не было, и к нему тут же бросились две потаскухи. Он не обращал на них внимания, дожидаясь, пока хозяйка булочной положит для него в пакет несколько румяных круассанов.

– О! У меня не будет сдачи! – воскликнула она при виде купюры, которую он ей протянул. – Нитуш, сбегай, разменяй деньги в аптеке на Монмартре!

Пухленькая девушка с круглым, в ямочках, лицом вытерла руки о передник и схватила купюру. Ожидая, пока она вернется, Виктор присел за столик в углу и огляделся. Вокруг сидели, попивая ликер, уличные проститутки, уставшие мерить шагами тротуар. Водрузив корзину со свежим хлебом на голову, юный подмастерье уже готов был тронуться в путь. Бродячая собака вертелась у дверей. Маленькая оборванка прошлась между столиками с висящим на лямке лотком, предлагая духи с резким запахом пачули и крошечные кусочки туалетного мыла. Нищий, получив от хозяйки несколько сухих горбушек, запустил лапу в глубокий вырез на груди потаскушки и получил звонкую оплеуху. Внимание Виктора привлек разговор двух старьевщиков.

– Только представь, ты приходишь в ресторан, усаживаешься, делаешь заказ. Тебе приносят тарелку, а в ней – скорпион, или ящерица, или еще какой гад!

– У меня нет денег на рестораны!

– Мишу, я же сказал: представь. В любом случае, ничего удивительного, что того типа укусила змея.

– Виржиль Сернен уже ни на что не пожалуется.

– Простите, месье, о ком вы говорите? – поинтересовался Виктор.

Старьевщики недоверчиво покосились на него, пытаясь угадать, не полицейский ли это в штатском. И все же один ответил:

– О трактирщике с улицы Понселе, которого укусила змея. Неудивительно, ведь он держал у себя всяких ядовитых гадов. Это было во вчерашней вечерней газете. – И он протянул ее Виктору.

Виктору пришлось вернуть газету старьевщику, так как пришла Нитуш, разменявшая деньги, и хозяйка булочной уже отсчитывала ему сдачу. Настроение у Виктора испортилось. Неужели еще один член ассоциации «Подранки» покинул мир живых?..

Эрик зажег лампу, схватил вчерашнюю газету и еще раз перечитал заметку о загадочной смерти Виржиля Сернена. Похоже, он, Эрик, разворошил настоящий муравейник! Возможно, ему самому теперь тоже грозит опасность… Кора ушла к какому-то клиенту. В комнатушке было душно, и Эрик приоткрыл окно. Послышались мерные тяжелые шаги: полицейские совершали утренний обход вверенной им территории.

Эрик снова улегся на кровать, положив под голову скомканную подушку. Уже пять часов утра, но уснуть ему, похоже, сегодня больше не удастся. Впервые в жизни он оказался в самом центре трагических событий. Это пьянило его и в то же время пугало. Кто совершил все эти убийства? Один из тех двоих, кто приходил к нему в пассаж д’Анфер? Или любой другой из членов ассоциации, кто хотел единолично владеть сокровищем? Эрик мысленно перечислил тех, кто все еще был в игре: Гюго Мальпер, Рен и Лазар Дюкудре, Ида Бонваль, Сюзанна Боске. Две последние вызывали наибольшие подозрения: Эрик узнал от детей вдовы Вуазен, что письмо, в котором их отцу назначили встречу в трактире, где бедняга и умер, было от Иды и Сюзанны.

Сокровище! В его ценности теперь не было сомнений, поскольку тот или та, кто желал завладеть им, совершал все новые тщательно продуманные убийства.

Улица Верней просыпалась. Повозки молочников катили по мостовой, громыхая жестяными канистрами. Торговцы выставляли столики с товаром на тротуар.

«Спать. Ночи, проведенные без сна, похожи на преддверие ада. Спать. Ни о чем не думать…», – уговаривал себя Эрик. Увы, все усилия были напрасны. Он понимал, что рискует не выбраться из этой переделки живым, а потому должен разоблачить убийцу, пока тот не добрался до него самого. Сейчас его цель – Ида Бонваль и Сюзанна Боске.

«Все началось в Домоне. Книготорговец, блондин, проклятые проныры!.. Все, расслабься, ни о чем не думай, спи».

Пылкие ласки любимого не успокоили Таша – она все еще была под властью ночного кошмара. Когда вернулся Виктор с круассанами, они выпили кофе, снова легли в постель и уснули. Рассвет застал их готовыми к новым любовным баталиям.

Потом Таша, закрывшись в туалетной комнате, расчесала и завязала лентой свои пышные рыжие волосы. И вдруг страшный сон снова встал у нее перед глазами: Виктор идет ей навстречу через поле, вдруг налетает песчаный вихрь и погребает его под собой. Таша бросается к мужу, разгребает песок обеими руками, но никак не может добраться до него. Она проснулась вся в поту, вцепившись в Виктора, словно утопающий в спасательный плот.

Звон посуды рассеял наваждение. За стеной, на кухне Виктор споласкивал чашки, из которых они пили кофе. Таша припудрила синяки под глазами.

Виктор прошел через лабораторию и, стараясь ступать неслышно, направился в спальню, где недавно установил второй телефонный аппарат из палисандрового дерева, прикрепив его к стене. Его надежды оправдались, трубку взял Жозеф.

– Придумайте какой-нибудь предлог и немедленно бегите за газетой. Виржиль Сернен – очередная жертва, – проговорил он вполголоса. – Как и Деода Брикбек, и Максанс Вине, и Эварист Вуазен. Я одеваюсь и еду в ресторан на улице Понселе, затем приду в лавку.

Виктор закончил разговор. Он был так раздражен несообразительностью компаньона, что не обратил внимания на легкий скрип половиц у себя за спиной.

Таша тихо прикрыла дверь. На упаковке от туалетного мыла торопливо записала четыре имени, упомянутые Виктором. Медлить больше нельзя, пора бить тревогу. Но к кому обратиться? К Айрис? Нет, не стоит ее волновать, ей хватает забот с маленькой Дафнэ. Остается только один человек. Да, но как с ним связаться, не привлекая внимания? Если трубку снимет Симеон Дельма, еще полбеды, но если это будет Жозеф, он тут же узнает голос Таша. Она решила прибегнуть к старому проверенному способу: попросить Андре Боньоля отнести Кэндзи записку.

Едва Виктор выехал на бульвар Клиши, как выяснилось, что обод колеса погнулся. Виктор выругался, наградив торговца велосипедами, который занимался и их починкой, нелестными эпитетами, и продолжил путь.

Фасад ресторана «Миротон де Терн» был обит деревянными панелями, выкрашенными в бледно-зеленый и лимонно-желтый цвет. Виктор ожидал, что тут все оцеплено полицией, но ошибся. Он потянул за ручку двери и оказался в большом помещении с длинными столами. Высокая, грузная женщина с кудрявыми волосами мыла полы. Виктор кашлянул. Она подняла голову и мрачно посмотрела на него.

– Закрыто. Я забыла задвинуть засов после ухода инспектора. Вы тоже из полиции или просто посетитель?

– Я был близко знаком с беднягой Виржилем. Известие о его кончине меня потрясло. Надо же, чтобы человек, который так любил рептилий, погиб от укуса змеи!

Женщина кивнула.

– Да, он любил этих тварей. Да только его питомцы были не ядовитые. Уж мне-то это хорошо известно, я их кормила.

– Сразу видно, что вы добрый человек, животные всегда это чувствуют, – заметил Виктор, надеясь завоевать ее расположение.

Ему это удалось: женщина окинула его изучающим взглядом, отставила швабру и, вытерев руки о передник, протянула ему руку.

– Меня зовут Маринетта Гассанди. Я работаю тут уже семь лет, хозяин мне доверял. Не представляю, что будет со всеми нами теперь, когда его больше нет… Боже, я никак не могу привыкнуть к этой мысли! Ведь здесь, кроме меня, служили еще две официантки, два повара и кассирша. А что делать с питомцами хозяина, теми, что выжили? Две ящерицы и саламандра подохли.

– Может, его друзья возьмут их к себе?

– Ха! Какие друзья? Те, что писали ему дурацкие письма?!

– Эти письма у вас?

Женщина насторожилась и снова внимательно посмотрела на Виктора. Он понял, что придется прибегнуть к испытанному средству.

– Мое имя – Жозеф Пиньо, я служу в книжной лавке. Поверьте, я умею хранить тайны – это знают и мои хозяева, и наши клиенты.

Маринетта пригладила руками свою пышную шевелюру.

– Я нашла три письма: одно – под стулом и два – в карманах месье Виржиля. Это ведь я его обнаружила – это было ужасное зрелище! Так вот, я их припрятала, потому что подумала, что они от его любовниц. У хозяина их было две, Мелани и Ивонна, и они вечно из-за него ссорились. Затем я известила полицию. Но, хотя инспектор Лекашу… Лекашьен… не помню точно его имя, раз десять задавал мне одни и те же вопросы – по-моему, он слишком высокого о себе мнения! – я не сказала ему о письмах ни слова.

Виктор порылся в своем портфеле и извлек оттуда розовый конверт, подарок Рафаэль де Гувелин, мысленно похвалив себя за то, что не выбросил его.

– Вот билет в ложу бенуара театра де ля Репюблик на спектакль «Приключения Томаса Плюмпата», пьесу Гастона Маро в пяти актах и двенадцати сценах. Я предлагаю вам его в обмен на эти письма!

Маринетта Гассанди завороженно смотрела на конверт. Ей очень хотелось пойти в театр, но она сомневалась, что может ради этого раскрыть чужую тайну. И все же обмен состоялся: розовый конверт за два листка бумаги.

– Только никому не говорите про письма, – прошептала Маринетта. – Их вообще надо было сжечь. Я рада, что избавилась от них, теперь полицейским до них ни за что не добраться! Уйдут отсюда не солоно хлебавши! А вам я доверяю, месье. – И она кокетливо улыбнулась Виктору. – А где находится ваша книжная лавка?

– На улице Барбе-де-Жуи, 22.

Виктор распрощался с Маринеттой Гассанди, оседлал свой многострадальный велосипед и покатил к авеню де Терн.

Увидев Андре Боньоля, как всегда чопорного и подтянутого, Эфросинья воздала хвалу небу. Хорошо, что он явился в тот момент, когда Зульму Тайру отправили в магазин забрать заказанные Айрис обновки.

– Мы принесли письмо для месье Кэндзи Мори, – важно объявил бывший метрдотель.

– Спускайтесь в магазин, месье Мори там, а потом приходите на кухню, я переписала для вас несколько рецептов, думаю, они вам пригодятся.

– Благодарю вас, я непременно вернусь.

Уходя, Андре Боньоль не удержался от того, чтобы поискать взглядом даму своего сердца.

– А нашей дорогой Зульмы здесь нет! – с притворным сожалением заметила Эфросинья, перехватив его взгляд.

– Мы выразим ей наше почтение в следующий раз, – важно заявил Андре Боньоль и удалился.

Мадам Пиньо подумала о том, что вполне могла бы составить конкуренцию этой бестолковой Зульме. Единственное, что ее смущало, это королевское «мы» Андре Боньоля. А что если поцеловать его в щеку? Нет, она никогда не позволит себе такую вольность. Покойный месье Пиньо был совсем другим. Ему хватило глотка чего-то горячительного в кафе на набережной Вольтера, чтобы объясниться в любви юной Эфросинье Курлак. Так стоит ли ей вообще прикладывать какие-то усилия, чтобы завоевать сердце чопорного Андре Боньоля? Может ли быть такое, чтобы за его внешней невозмутимостью скрывался мужчина, способный воскликнуть в решающий момент: «Эфросинья, я люблю вас! Согласны ли вы выйти за меня замуж?»… Потому что, если это прозвучит как: «Мы вас любим! Согласны ли вы выйти за нас замуж?», придется признать, что она против многомужества.

Когда Андре Боньоль вошел в лавку, Кэндзи радовался удачному завершению сделки: ему только что удалось продать одному состоятельному коллекционеру пять томов «Декамерона» Боккаччо, изданных в 1757 году. Он передал клиента в руки Жозефа, который сидел за кассой, и велел Симеону упаковать книги. Взяв из рук Андре Боньоля записку Таша, Кэндзи внимательно прочитал ее. При этом на его лице не дрогнул ни единый мускул.

– Пришла моя очередь отлучиться, – сказал он своим помощникам. – Это личное дело, я постараюсь вернуться через час. Спасибо вам, Андре.

Кэндзи поднялся к себе, чтобы переодеться, а Андре Боньоль направился к Эфросинье на кухню.

– Вот, как и обещала, я переписала для вас несколько особых рецептов, например, курица с устрицами и морской скат с грибами: надо сварить шампиньоны в приправленной уксусом воде, нарезать чеснок и лук, посолить, обжарить в масле, и только потом добавить их к скату.

– Мы… мы не любим этих… хрящевых рыб, которых надо засовывать в кипяток, – пробормотал Андре Боньоль.

– Я разделяю ваше мнение. Как говорит отец моей невестки: «Когда рыбка поймана, негоже снова совать ее в воду». Но если бы у вас была сноха, которая не ест мяса, вам бы тоже пришлось готовить морепродукты! Да что я такое говорю, ведь чтобы иметь сноху, нужен сын, а чтобы иметь сына, нужна жена, – проворковала Эфросинья, придвигаясь к своей жертве почти вплотную.

Андре Боньоль схватил рецепты и попятился, как краб, к выходу.

– Мы бесконечно благодарны вам за этот бесценный дар, – произнес он.

– Но я еще не все вам рассказала! Есть еще пикша в соусе из сливочного масла, морские петушки со шпинатом, рисовый суп с миндальным молоком… Эй, куда же вы!

Увы, Андре Боньоля уже и след простыл.

«Вот так всегда! – расстроилась Эфросинья. – Вы из кожи вон лезете, чтобы соблазнить мужчину, а он бежит от вас как от чумной!»

Заинтригованный запиской Таша, Кэндзи дошел по улице Жакоб до дома номер 47 и остановился у главного входа в больницу «Шарите». Почему Таша захотела безотлагательно переговорить с ним? Ее возмущает безнравственное поведение матери? Или, может, она задумала бросить Виктора?

Он сразу заметил знакомую шляпку с маргаритками на копне ослепительно рыжих волос. Молодая женщина была одета в короткую серую шерстяную накидку и бархатную юбку цвета слоновой кости. При всей скромности своего наряда, Таша выглядела среди больных, гуляющих в саду, королевой среди придворных. Поцеловав ей руку, Кэндзи шепнул на ухо:

– Подумать только, а ведь когда Виктор ухаживал за вами, я был против!

– А я всегда жалела, что вы не мой отец, несмотря на то, что наши взгляды во многом расходятся. Впрочем, мое желание в некотором роде исполнилось.

Таша лукаво улыбнулась.

– Что вы имеете в виду? – смутился Кэндзи.

– Ну как же, ведь выйдя замуж за вашего приемного сына, я стала почти что вашей дочерью. Вот почему ваш портрет висит на почетном месте у меня в мастерской.

Кэндзи вздохнул с облегчением – ему на мгновение показалось, что Таша имеет в виду его роман с ее матерью Джиной – и поздоровался с сидящим неподалеку молодым человеком. Тот читал книгу «От Мазаса до Иерусалима» Зо д’Акса, и Кэндзи узнал в нем своего покупателя.

– А я, в свою очередь, никогда не устану любоваться вашим пейзажем, изображающим парижские крыши на рассвете, который висит напротив моей кровати, – ответил он.

– Спасибо, но я позвала вас не для того, чтобы обмениваться комплиментами. Дело серьезное: Виктор снова ввязался в расследование, и я очень за него беспокоюсь. Сегодня утром он звонил Жозефу и сказал, что убит некий Виржиль Сернен. И назвал еще троих убитых, я записала их имена.

Таша сунула свекру в руки упаковку от мыла.

– Деода Брикбек, Максанс Вине, Эварист Вуазен, – прочитал Кэндзи.

Он тотчас вспомнил про газету «Фигаро» с пометками, забытую Виктором в бывшей фотолаборатории. Два имени были подчеркнуты карандашом: Деода Брикбек, служащий обсерватории, и Максанс Вине, рабочий-литейщик. Эти двое погибли от удушья в фиакрах. Был еще блокнот Жозефа, в котором упоминались Эдокси Аллар, Сюзанна Боске и двое мужчин: Амори де Шамплье-Марей и Донатьен Вандель. Кэндзи поделился этой информацией с невесткой.

– Нет никаких сомнений: они снова взялись за старое! – удрученно воскликнула Таша и тихо добавила: – Возможно, Виктору необходима время от времени подобная встряска, обыденность наводит на него скуку…

– Но ведь ему есть чем заняться: книжная лавка, фотография… – возразил Кэндзи. – И вы, у него есть вы.

Таша покраснела, тронутая его словами.

– Увы, сталкиваясь с какой-то тайной, он не в силах устоять. Скажите, что мы с вами можем предпринять?

Кэндзи пригладил рукой прядь седеющих волос. Он чувствовал, что стареет, хотя никогда в этом не признался бы. Ему все труднее противостоять энергии сына и зятя. Невозмутимость изменила ему, и он воскликнул:

– Трагедия на площади Бастилии ничему его не научила! Если бы не никелевый хронометр, револьверная пуля пронзила бы его грудь! – Вот видите! Виктор снова готов ходить по лезвию бритвы, не беспокоясь о том, что при этом чувствуем мы с вами! И Жозефа за собой тянет. Этому необходимо положить конец, но я не знаю как…

– Для начала договоримся о том, что будем делиться любой имеющей отношение к делу информацией. Но если Виктору и Жозефу приспичит куда-то уйти, я не смогу их остановить!

– Как нельзя остановить ветер, – согласилась Таша.

Они скрепили свой союз рукопожатием, которое немного смутило их обоих.

Предчувствия не обманули Кэндзи. В тот же день оба его компаньона исчезли из магазина: Жозеф сослался на какую-то экспертизу, Виктор – на встречу с фотографом Альбертом Лонде.

Они сели в фиакр, который привез их на улицу Кампань-Премьер, где они зашли на ферму, торгующую яйцами, маслом и сыром, и выпили по стакану теплого молока, глядя на кур, копавшихся в овечьем помете.

– У нас есть три письма, – сказал Виктор. – Под первым стоит подпись «Твои друзья из ассоциации “Подранки”», и в нем Виржилю Сернену обещают большой сюрприз, под которым, вероятно, подразумевалась ядовитая змея. Почерк, которым написаны два других письма, совпадает. Одно – в точности такое же, какое получил Максанс Вине, – это приглашение к мэтру Грандену в пассаж д’Анфер по поводу завещания Донатьена Ванделя. Другое, подписанное Эваристом Вуазеном, предостерегает об опасности со стороны кого-то из членов ассоциации, который, по всей вероятности, сводит с остальными счеты.

– Вы провернули эту операцию блестяще, дорогой компаньон! – воскликнул Жозеф. – Меня радует, что благодаря Маринетте инспектор Лекашер остался с носом. Но кто строит все эти козни, по-прежнему непонятно. Зачем понадобилось подделывать почерк нотариуса?

Виктор нахмурился:

– Начнем с того, что выясним, существует ли нотариус вообще.

Пассаж д’Анфер, несмотря на зловещее название, выглядел тихим и мирным. На антресольном этаже дома номер 20 была только одна закрытая дверь. Компаньоны долго стучали, но никто им так и не открыл. Наблюдательный Виктор заметил на деревянной стене сбоку от двери следы от гвоздей, свидетельство того, что там была прикреплена табличка. На третьем этаже здания действительно располагалась нотариальная контора, однако на медной дощечке возле двери значилось другое имя: «Мэтр Турнефор». Клерк с напомаженными волосами сообщил им, что никакой Гранден в их конторе, где он сам имеет честь служить вот уже пять лет, не числится.

– Встречали ли вы когда-нибудь своего соседа с антресольного этажа?

– Их двое, и, судя по сходству, они – родные братья.

– Их фамилия Гранден?

– Как зовут этих молодых людей, мне неизвестно.

– Значит, они молоды?

– Я бы сказал, им где-то между двадцатью и сорока годами.

– Весьма точное определение, – буркнул Жозеф.

– Это приличные, любезные люди. Я живу на первом этаже, и шаги над головой меня немало раздражают, но эти соседи никогда не доставляют беспокойства. А вот их предшественник, преподаватель колледжа, имел отвратительную привычку ходить взад-вперед по комнате, декламируя басни Лафонтена. Я был вынужден месяцами слушать их, испытывая «страх перед вторым башмаком»…

– Каким башмаком? – удивился Жозеф.

Клерк с сочувствием посмотрел на него.

– Это выражение означает, что вы напряженно ожидаете, что вот-вот раздастся грохот, как если бы на пол внезапно свалился тяжелый башмак и сейчас упадет второй. А с такими соседями, как братья Гранден, раз уж вы утверждаете, что их так зовут, я сплю спокойно.

– Не могли бы вы описать их внешность? – попросил Виктор.

– Один блондин, второй рыжий. Рыжий выходит из дома рано утром, мне случалось сталкиваться с ним и обмениваться приветствиями. Блондин возвращается поздно вечером, и мы с ним тоже вежливо здороваемся. Чем они занимаются, мне неизвестно. Это все. Прощайте, господа.

Виктор и Жозефом стояли на лестничной площадке озадаченные.

– Полный провал, – разочарованно произнес, наконец, Жозеф.