18

«Алмиранте» вошел в Порт-оф-Спейн рано утром, едва лишь солнце озарило гребни волн. Пароход прошел вдоль побережья, миновав Пойнт-а-Пьер, прежде чем достиг залива Париа, отделяющего Тринидад от Венесуэлы. За Тринидадом яркая морская лазурь сменилась тусклым опаловым цветом. Илистые воды Ориноко вливались в океан и поднимали волны, качавшие корабль. Урсула стояла на носу «Алмиранте» и смотрела вперед. Вскоре пароход вышел в устье реки; в разные стороны от основного русла отходили узкие рукава — канос. Где-то на берегу одного из этих каналов, наполненных спокойной черной водой, затаился Бейтс. Урсула была в этом уверена. Он ждал.

Вскоре ей пришлось заслонить глаза рукой от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву. Вплотную к берегам подступил вечный девственный лес. Это было похоже на конец света. Пассажирам «Алмиранте» вскоре предстояло забыть о солнце и погрузиться в тень высоких пальм, обвитых лианами.

— Анхингас. Моричес. Арагвани, — говорил капитан, указывая на джунгли. Названия были непонятными, но звучными. Урсула наслаждалась их таинственностью. Стая красноперых птиц поднялась из листвы, как будто в небо плеснули краской.

Пароход шел неторопливо. Золотисто-голубые макао летали над головами. То и дело Урсула замечала на заболоченных берегах хижины на сваях. Река становилась все шире, солнце палило безжалостно; жар проникал сквозь пиджак и рубашку, так что девушка совершенно взмокла. Лорд Розем стоял на корме в белых фланелевых брюках и панаме — воплощение англичанина-колонизатора. Джунгли там и сям пересекали полосы сухой травы; грубые следы цивилизации присутствовали в виде банановых плантаций и крытых жестью крестьянских лачуг. Впереди из воды высунул голову дельфин и закачался на волнах. С берега сполз кайман.

Шесть часов спустя путешественники увидели плоские крыши Сьюдад-Боливара — города, некогда носившего название Ангостура. Пароход подошел к серому пирсу, который вел на вымощенную белым камнем площадь.

Лорд Розем снял два номера в отеле «Колониаль», рядом с кафедральным собором, и там Урсула проделала свое финальное превращение. С собой она привезла лишь одно платье (на случай крайней необходимости) — повседневное, белое, с короткими рукавами. Спускаясь по лестнице на следующее утро, девушка мельком взглянула на свое отражение в зеркале в конце коридора и слегка испугалась. Ее лицо загорело и покрылось веснушками, остриженные волосы вились на затылке — она не узнавала саму себя. Лорд Розем не касался этой темы, и хотя вечером, когда они уезжали, консьерж дважды взглянул на нее, никто как будто ничего не заметил.

Они пешком спустились с холма к реке и попали на Пасео Ориноко, где пришлось проталкиваться сквозь густую толпу торговцев; каждый во всю глотку расхваливал свой товар. Ревел скот, который вели на баржу; слышались возгласы рыбаков, сидевших вдоль причала; в воздухе стоял отвратительный запах гниющих отбросов. Урсулу вскоре совсем затолкали. Лорд Розем подал ей руку, девушка неохотно приняла ее и позволила вести себя. Для начала она купила необходимую одежду и провизию. Затем они оказались в узком переулке, куда выходили задние двери торговых контор, и взяли билеты на пароход вниз по реке.

Они покинули Сьюдад-Боливар под проливным дождем, заслоняясь от ливня зонтом, по которому барабанили частые капли, и протолкались на борт пароходика, которому предстояло везти их вниз. Здесь была только маленькая капитанская рубка, так что пассажирам приходилось сидеть прямо на палубе, под брезентом.

Капитан парохода был местным индейцем из племени варао, жившего в хижинах по берегам Ориноко и ее притоков. Пароход шел по реке, и дождь обрушивался на пассажиров со всех сторон. Лорд Розем отдал свой пиджак Урсуле, которая промокла до костей в своем легком платье; они сидели, едва соприкасаясь руками, на скамейке под брезентовым навесом.

Пароход медленно пробирался сквозь лабиринт рукавов и притоков. Над водой нависал тропический лес, темный и влажный. Примерно через пять часов после начала путешествия Урсула наконец увидела пункт назначения — заброшенную капуцинскую миссию; монахи некогда пытались основать здесь обитель для варао. Теперь из братьев остался только один, а от миссии сохранились руины деревянной часовни, стоящей на сваях над рекой, и жилой дом на сваях, окруженный просторной верандой, которая нависала над неторопливыми темными водами. Стоя на ней, монах приветствовал новоприбывших и, когда Урсула поднялась к нему, устроил девушке краткую экскурсию по миссии. К кухне и столовой вплотную подходили джунгли. На потолке, над грубо сколоченным столом, висела проволочная клетка с попугаем. В каждой спальне стояла железная кровать, задрапированная москитной сеткой. Также гостям полагались кувшин и таз; и то и другое стояло на стуле в углу. Урсуле было трудно даже вообразить себе такие условия, хотя она вдруг поняла, что ей отчего-то здесь нравится. Сквозь ставни лился солнечный свет, вокруг раздавались пронзительные крики птиц и обезьян. Все казалось знакомым, будто Урсула уже видела это во сне.

Ночью она проснулась и обнаружила, что вся постель промокла. Простыни были влажными и клейкими, ночная рубашка облепила ноги и живот. Урсуле показалось, что ее поймали в липкую ловушку. Отвратительный запах грязи и разложения доносился с реки, наводняя собой всю миссию. Урсуле приснилось, что она бежит по высокой траве, под палящим солнцем. Она споткнулась и упала, и тут же земля начала ее засасывать. Урсула погружалась все глубже, задыхаясь во мраке.

До нее доносился лишь стук дождя по жестяной крыше над головой. Сверкнула молния, осветив комнату сквозь щели в ставнях. На деревьях завопили обезьяны-ревуны. Дождь лил и лил.

Урсула не могла заснуть. Она встала и быстро оделась. Возможно, если посидеть на веранде, глядя на реку, то она сможет успокоиться. Вентилятор у нее над головой медленно и ритмично гудел, но все равно жара в спальне стояла удушающая.

Урсуле показалось, что она — единственный человек в мире, который сейчас бодрствует. Снаружи дул легкий ветер, и она ощутила некоторое облегчение. Она стояла босиком на деревянном полу веранды, которая нависала над водой. Фонари мерцали на ветру. Река внизу билась о глинистый берег и вновь отступала.

Урсула облокотилась на перила; ветер раздувал ее белое платье, блеск молний освещал обнаженные руки. Гроза уходила на запад, и теперь лишь изредка на горизонте гремело и сверкало. Джунгли вновь наполнились звуками и движением. «При дневном свете мне было бы страшно», — подумала Урсула. А ночью, под покровом темноты, она ничего не боялась.

Она расслышала мужские шаги, а затем чирканье спички. Он не замечал ее, а Урсуле был виден лишь яркий оранжевый огонек на конце сигареты. Когда лорд Розем приблизился, его высокий темный силуэт выделился на фоне теней.

Урсула отвернулась и снова взглянула на реку. Ее глаза, привыкнув к темноте, различали вихри подводных течений. Над облаками поднималась луна.

Она опять услышала шаги — он остановился, увидев ее. Девушка не оборачивалась. Ей хотелось узнать, что он теперь сделает.

Лорд Розем помедлил, как бы решая, стоит ли подходить.

— Я помню похожий шторм в Гайане, — сказал он.

Он стоял неподвижно, лицо было скрыто тенью.

Девушка помолилась, чтобы луна вышла из-за облаков. От ее самообладания не осталось почти ничего. Ночь была странной, нереальной, темнота очаровывала. Все чувства Урсулы обострились. Ее кожа ощутила мягкое прикосновение ветра. Нужно собраться с силами, подумала она, нельзя представать перед ним беззащитной.

— Гайана? — Ей понравилось это слово.

Лорд Розем затянулся сигаретой, но по-прежнему не делал никаких попыток приблизиться. Он походил на черную кошку, которая выжидает на расстоянии.

Урсула снова облокотилась на перила, вытянула руки в стороны и провела ими по полированному дереву.

— А я и не знала, что вы бывали в Гайане.

Лорд Розем подошел и встал рядом с ней. Он смотрел на реку. Рука Урсулы находилась в каком-нибудь дюйме от его руки.

— Я долго размышляла о ваших так называемых связях в министерстве иностранных дел. И о револьвере, который нашла в вашем кабинете. — Урсула потянулась к нему и вытянула пистолет из кармана пиджака. — Тайна…

Лорд Розем склонился к ней:

— Полагаю, для вас в этом мире осталось не так уж много неразгаданных загадок.

Он поймал ее за руку, забрал пистолет и снова сунул его в карман. Урсула закрыла глаза. Его внезапная близость странным образом действовала на нее.

— Осторожнее, — прошептала она. — Вы можете меня заинтриговать.

— Полагаю, это не опасно. — Голос лорда Розема был тихим и неровным, как журчание воды, набегавшей на глинистый берег.

— Вы, должно быть, удивлены? — отозвалась она.

Их пальцы соприкоснулись. Он положил свою руку сверху. Урсула затаила дыхание и медленно повиновалась, осторожно приподнимая пальцы до тех пор, пока они не переплелись с пальцами лорда Розема. Девушка встретилась с ним глазами и увидела, как в них отразилась вспышка далекой молнии.

— А я думала, вы все еще страдаете от разбитого сердца, — сказала Урсула. Ей показалось, что эти слова страшно далеки от нее, что они порхают над ней где-то в ночи.

— Боюсь, вы — единственная женщина, которая способна разбить мне сердце.

Она ожидала, что его поцелуй будет страстным, всесокрушающим, но он оказался нежным, поначалу даже робким, и наполнил ее желанием. Это был поцелуй печали, похожий на сон. Урсула почувствовала себя затерянной. Плывущей по воле волн. Все это таилось в ее существе. Одни образы были связаны с покойной матерью, другие — с покойным отцом. Ушедшие не покидали ее. Их дыхание рядом с влажным лесом — как полуденный жар, как падающий дождь, как туман. Всегда здесь. Она не могла заглушить их голоса.

Урсула пылко поцеловала лорда Розема в ответ. Призраки прошлого отступили, звуки джунглей замолкли, и все, что она слышала, — это стук собственного сердца.

Утомленную, Розем отнес ее в постель и положил на остывшие простыни. Урсула видела его силуэт, освещенный бледным лунным сиянием, проникавшим в комнату сквозь москитную сетку. Потом ее сковал непреодолимый сон — мирный и спокойный.

Обняв подушку и свернувшись поуютнее, она едва слышно пробормотала (скорее самой себе, нежели кому-то еще):

— Люби меня…

Урсула ощутила его теплое дыхание на своей щеке; рука Оливера бережно отвела с ее лица пряди волос.

Он придвинулся ближе и прошептал ей на ухо:

— Всегда…

Таким странным и призрачным было все это, что, когда лорд Розем ушел, и Урсула перестала ощущать его рядом с собой, она усомнилась, сказал ли он что-нибудь на самом деле или воображение сыграло с ней злую шутку…

Утренний свет пробился сквозь щели в ставнях. Урсула лежала, укрытая простыней, и смотрела сквозь москитную сетку. Она наблюдала за тем, как на потолке крутится вентилятор, и рассеянно водила рукой по кровати, как будто сон мог оставить отпечатки. Звуки джунглей звучали тише; древесные лягушки перестали квакать, пронзительные крики макао стихли в отдалении.

Она встала и умылась из кувшина, потом открыла чемодан и быстро оделась. Прохладный утренний воздух освежил ее. Урсула застегнула блузку и начала расчесывать волосы, которые уже отросли до шеи.

Девушка вышла на веранду. При дневном свете все стало неузнаваемым. Ночью окрестности тонули во мраке, в воздухе внесла удушающая жара. Утро, с его ярким солнцем и чистым небом, стерло следы ночи. Все изменилось.

Урсула в одиночестве подошла к длинному деревянному столу, накрытому для завтрака. Из задней двери немедленно появился маленький мальчик.

— Buenos Dias, — произнес он с широкой белозубой улыбкой.

— Buenos Dias, — ответила Урсула, улыбаясь в ответ. Мальчик жестом предложил ей сесть, и вскоре перед девушкой появилось разнообразие абсолютно незнакомых блюд. На столе стояла плетеная корзинка, полная фруктов — бананов, манго и папайи. В другой корзинке лежали кукурузные лепешки с сыром, а на треснутой белой тарелке — печеные бананы.

Урсула быстро позавтракала, гадая, чем сейчас занят лорд Розем. Только теперь она ощутила дрожь волнения. Ночь, казалось, минула давным-давно. На пристани, ведущей к миссии, она услышала звуки шагов. Внезапно прозвучал его голос:

— Я попросил коменданта ждать, пока я с ним не свяжусь, и недвусмысленно дал понять, что сюда никому приходить не следует.

Урсула заглянула за угол и увидела низкорослого темноволосого мужчину в синем мундире, стоящего рядом с лордом Роземом. Когда скудный запас испанского был исчерпан, в роли переводчика выступил монах-миссионер. Мужчина в мундире что-то говорил и неистово жестикулировал.

— Он говорит, нужно действовать быстро. Они боятся, что Бейтс не задержится здесь надолго, — донеслись до Урсулы слова монаха.

— Пожалуйста, скажите коменданту, что его тревоги мне вполне понятны, но, как я сказал, нам следует подождать, пока мисс Марлоу не окажется подальше отсюда. — Лорд Розем помолчал, прислушиваясь к тому, как монах пытается перевести, после чего продолжил: — Скажите ему, что мы подождем. Мисс Марлоу уезжает завтра. Тогда, и только тогда, мы арестуем Бейтса.

Монах, казалось, был удивлен, но в его переводе слова лорда Розема, судя по всему, удовлетворили коменданта — тот кивнул, отдал честь и отправился к маленькой плоскодонке, привязанной к свае.

Урсула пошла по узкой веранде к себе в комнату. Она хотела хорошенько подумать и усмирить бурю эмоций, поднявшуюся в душе. Какое самомнение! Он снова принимал решения у нее за спиной. Неужели ей самой так и не удастся узнать правду? Неужели лорд Розем арестует Бейтса, прежде чем она поговорит с ним? Урсула дрожала от гнева. На кону стояло слишком многое, чтобы она позволила обращаться с собой как с влюбленной девчонкой. Слишком много вопросов, на которые она должна была найти ответ. Слишком много смертей, за которые нужно было отомстить.

Урсула почувствовала, что ее тянут за юбку, и увидела мальчика из столовой с его неизменной ослепительной улыбкой.

— Бейтс, — сказал ребенок, и Урсула замерла. — Бейтс, — повторил он. — Ты ищешь Бейтса?

Урсула посмотрела туда, куда показывал мальчик. Он вновь нетерпеливо подергал ее за подол. Девушка рассеянно кивнула и взяла его за руку; мальчик повел ее на задворки миссии, через мостик, к лестнице, нависающей над грязно-коричневыми водами реки.

Внизу, в узком каноэ, ждал индеец (насколько Урсула могла определить — из племени варао). Он сидел на корточках на корме и жестом предложил ей спуститься.

Урсула не колебалась; она перешла мостик, ступила на лестницу (от души сожалея о том, что на ней не брюки, а неудобная юбка) и осторожно сползла в лодку.

Не говоря ни слова, они отчалили от пристани, и каноэ отправилось вниз по реке — на поиски Бейтса.

Индеец, сидя перед Урсулой, сильными гребками вел каноэ. Они медленно пробирались по длинному притоку; весла едва касались солоноватой воды цвета крепкого чая. Скрюченные корни и ветви там и сям поднимались над водой, словно руки призраков, старающихся ухватить лодку. Когда вошли в маленькую лагуну, индеец перестал грести и позволил лодке плыть по течению. Небо было безоблачным, но в воде ничего не отражалось. Урсула посмотрела по сторонам. Справа берег был покрыт слоем сухой глины; можно было рассмотреть, как на земле суетятся какие-то серебристые насекомые. Слева, куда не проникал солнечный свет, вздымались изогнутые корни мангровых деревьев; толстый слой грязи пузырился, когда на берег набегала волна. Урсула поняла, что там, в глубине, солнца нет. «Я потеряюсь, — подумала она. — Исчезну в темноте. Навсегда».

Индеец снова начал грести сильными и быстрыми движениями, направляя лодку в узкую протоку, полускрытую за деревьями. Урсуле стало душно; она вытерла лоб рукавом, но облегчения не ощутила. Нетерпение и гнев, которые пригнали ее сюда, отступили, и их место занял самый обыкновенный страх. Как она могла совершить такую глупость — отправиться к Бейтсу в одиночку? Теперь она совершенно беззащитна. Осознание этого было подобно поднявшейся волне, которая угрожает выйти из берегов. Пока Урсула старалась справиться со страхом и тревогой, лодка по-прежнему медленно двигалась вперед, так что девушке то и дело приходилось пригибаться, чтобы не задеть нависшую над водой лиану или ветку. Она хотела опустить руку за борт, чтобы понять, какова на ощупь эта черная вода, но индеец остановил ее.

— Пираньи, — произнес он с беззубой усмешкой.

Урсулу замутило. Индеец протянул ей кожаный мех с водой, и она искренне его поблагодарила.

Внезапно лодка оказалась в широкой протоке; впереди открылся просвет в зарослях. Полоса травы, залитая лучами солнца. На краю просеки виднелась хижина; на берегу гнил каркас деревянной лодки и ржавели старые бочки из-под керосина.

Когда они причалили к маленькой пристани, Урсула поняла, что достигла цели своего путешествия. Индеец не дал ей потерять равновесие, когда она осторожно поднялась на ноги, ступила на лестницу и выбралась на деревянные мостки. Прежде чем она хотя бы успела обернуться, он отчалил — так же беззвучно, как и приплыл, — и пустился в обратный путь.

Хижина была покрыта покоробившимся железом. Никакой двери. Жилище состояло из одной просторной комнаты; стены представляли собой вязанки тростника и бревна, вбитые в землю и перевитые веревками и лианами. Хижину как будто выстроили наспех, между балками зияли значительные просветы. Как и прибрежные жилища варао, лачуга стояла на сваях, возвышаясь над водой.

Урсула осторожно миновала пристань — между досками были широкие и весьма опасные щели. Коричневая вода с плеском набегала на глинистый берег. Она задумалась, стоит ли кричать. Несомненно, обитатели уже и так ее заметили.

Девушка подошла ко входу в хижину. Внутри солнечный свет упорно боролся с темнотой — пробивался в щелки, проникал через дыры; лучи, словно копья, летели сквозь бреши. По сравнению с освещенными местами тени, таившиеся в углах комнаты, казались еще чернее. Урсула позвала и приготовилась к тому, что сейчас из сумрака выскочит чудовище.

— Эй! — Ей самой вдруг показалось, что это нелепо.

Тишина. Урсула осмелела.

— Есть здесь кто-нибудь? Мистер Бейтс!

Тишина. Но в дальнем углу, во мраке, кто-то закопошился. К ней двинулась худощавая фигура. Урсуле понадобилась вся сила воли, чтобы не отступить.

Тень обернулась женщиной — маленькой и худой, с угольно-черными волосами и несколькими рядами тяжелых разноцветных бус. Кроме этого ожерелья, на ней ничего не было. Урсула в своей белой блузке и длинной английской юбке выглядела так, словно вышла весенним утром поиграть в теннис. Это казалось одновременно неуместным и кощунственным, как будто столь зримая принадлежность к британской нации оскорбляла местные божества. Урсула ощущала их присутствие повсюду. Смутные очертания в листве и под деревьями. Рябь на воде. Дыхание ветра… Женщина стояла и смотрела на нее.

— Меня зовут Урсула. Бейтс послал за мной. — Девушка почувствовала себя еще более неловко, если это только было возможно.

Женщина как будто не обращала никакого внимания на то, что гостья заговорила. Она просто стояла и смотрела, как испуганное животное, которое выжидает, когда минет опасность. Урсула задумалась: может быть, Бейтс таится в темноте, а эта женщина ждет его сигнала? Но вокруг ни звука, ни движения.

Урсула предприняла еще попытку. На этот раз она возвысила голос и постаралась говорить повелительным тоном:

— Где Бейтс? Я должна его найти. Мне нужно его видеть.

Женщина криво усмехнулась.

— Бейтс ушел, — сказала она.

— Ушел?! — воскликнула Урсула и немедленно одернула себя. Нужно сохранять спокойствие. Было бы неблагоразумно выказывать гнев или досаду. — Куда? — спросила она. — Куда ушел Бейтс?

Обитательница лачуги снова улыбнулась, но не ответила.

— Он вернется?

Подозрительный, оценивающий взгляд.

— Он скоро вернется?

Женщина кивнула, а потом, поколебавшись, жестом велела Урсуле следовать за ней.

— Можно мне подождать здесь? — спросила девушка, шагнув в полумрак.

Тишина.

Урсула решила, что ей остается только сесть и ждать. Женщина, кто бы она ни была, скорчилась в углу; помогая себе руками и ногами, она разделяла огромный пальмовый лист на отдельные волокна и складывала их на пол. Рядом лежала недоплетенная корзинка. Женщина погрузилась в работу, а Урсула окончательно лишилась сил. Она как будто перестала существовать. Она не знала, что делать, кроме как молчать и ждать. Все ее чувства обострились, девушку снова окружили видения и звуки. Ощущение чего-то таинственного, волшебного. Она готова была поверить во что угодно. Самая фантастическая история могла оказаться правдой.

До Урсулы смутно донесся чей-то голос:

— Ты долго возишься.

Она не знала, откуда он исходит, но тем не менее встала и обернулась в поисках мужчины, которому этот голос мог бы принадлежать. У него был приятный тембр.

— Мистер Бейтс? — спросила Урсула, вглядываясь в темноту.

— Возможно, — ответили ей.

Урсула вышла из хижины под ослепительные лучи солнечного света. Ей пришлось заслонить глаза; пока они не привыкли, стоявший перед ней мужчина казался расплывчатым и смутным силуэтом. Урсула отвела ладонь от лица, пытаясь разглядеть его, и услышала хриплый возглас:

— Изабелла?

Бейтс смотрел на Урсулу так, будто увидел привидение.