Разбудило его не солнце — когда Энцо проснулся, давно было светло. Солнечные лучи, косыми стрелами влетев в открытое окно, шаловливо разбежались по постели яркими горячими пятнами. В комнате пахло лесом, за окном гудели насекомые. Скорее его разбудил звон церковного колокола в деревушке на вершине холма. Сколько же прозвонили — семь, восемь, девять раз? Он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и прислушиваясь, не прозвонят ли снова: иногда часы отзванивают дважды, на случай, если не слышали работники в полях. Колокол вновь зазвонил. Маклеод насчитал двенадцать ударов. Полдень. Они проспали почти восемь часов.

Повернув голову, он увидел, что Шарлотта еще спит. Спутанные темные кудри рассыпались по подушке, рот был слегка приоткрыт — мягкие губы чуть выпячивались, выпуская воздух при выдохе. Энцо охватила огромная нежность. Ему захотелось легонько провести пальцами по этим чудесным губам и поцеловать их, чтобы Шарлотта проснулась с ощущением его вкуса. Он хотел заняться с ней любовью. Не неистово, как они делали раньше, но нежно, не торопясь, погрузившись в долгое, упоительное забвение.

Но Шарлотта спала так сладко, что Энцо стало жаль ее будить. Он тихо встал с кровати, поднял одежду с пола, куда побросал ее вечером, и сунул ноги в кроссовки. Откинув волосы со лба, он стянул их тесьмой пониже затылка. В ванной ополоснул лицо и вернулся в кухню сварить кофе. Открыв окна справа и слева от входной двери, чтобы впустить свет и воздух, он вышел на террасу, заплетенную виноградом, поднимавшимся по ржавой металлической перголе. Наверняка семья обедала здесь летними вечерами, с удовольствием оглядывая свой собственный кусочек рая. Крошечные деревушки из медово-желтого камня сгрудились в речной долине или гордо оседлали вершины холмов — шпили церквей торчали над кронами деревьев, сплошь покрывавших возвышенности. Овраги и ущелья, изрезавшие ровный зеленый ковер, обозначали внешние границы долины, которую когда-то вымыли в скальной породе быстрые полноводные реки.

Прекрасное уединенное место, идеально подходящее для размышлений, возможность насладиться покоем, побыть собой. Перед домом две сороки гонялись друг за дружкой над усеянной пестрыми летними цветами лужайкой. В кофеварке забурлило, и Маклеод вернулся в дом. Он нашел кружку, банку с рафинадом и вдоволь подсластил напиток. Отпив большой глоток, Энцо почти сразу ощутил бодрящее действие кофеина. Из спальни по-прежнему не доносилось ни звука.

Из любопытства он решил подняться на чердак. Отодвинув занавеску, закрывавшую темную лестницу, осторожно пошел вверх, держа кружку в руке. Ступеньки заканчивались перед низкой дверью чердачной каморки с двускатным потолком. Острые солнечные лучики проникали в щелястую раму слухового окна. Энцо откинул крючок на ставнях. На чердак ворвался свет, без остатка заполнив маленькое пространство. Вид, открывавшийся на долину, был прекрасен. Энцо представил, как девочкой Шарлотта просыпалась летом и с радостным нетерпением бежала на прогулку — исследовать мир.

Отвернувшись от окна, он оглядел комнату, пригнувшись, чтобы не задеть макушкой о потолок. У дальней стены стояла маленькая кровать. Маклеод представил на ней девочку с фотографии — спящую или дремлющую, мечтательную, еще не столкнувшуюся с суровой реальностью, что неизбежно происходит при взрослении. На деревянном комоде вокруг умывального таза и кувшина на кружевных салфетках красовались аккуратно расставленные фотографии: группа родственников позирует в саду под перголой, увитой свисающими гроздьями цветов, на фоне долины. Он узнал родителей Шарлотты и другую пару, постарше, — возможно, дедушку с бабушкой, которых видел на снимке, сделанном на пляже. У деда все те же усы с закрученными кончиками, только уже совершенно белые. Шарлотта сияет радостью и счастьем, сверкающими в темных глазах, и ослепительной улыбке. Она сидит на коленях у мужчины средних лет, моложе ее деда, но с такими же стильными усами и экстравагантной прической.

У Энцо перехватило дыхание, как от удара под ложечку. От пронзительной обиды и недоумения он ощутил физическую дурноту. Кружка с кофе выскользнула из пальцев, ударилась об пол и разбилась вдребезги, когда Маклеод, сдерживая дрожь, взял снимок с комода. Во рту пересохло, а в горле застрял комок. Человеком на фотографии, державшим на коленях маленькую Шарлотту, был Жак Гейяр.