ГЛАВА 11

Опустившись на сиденье такси, Энцо стянул галстук, затолкал его в карман, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и глубоко вдохнул. Время близилось к полуночи, но камни постепенно отдавали дневное тепло и воздух был тяжелым от влаги и городского смога. Ночь накрыла город жарким, душным одеялом. Мимо проплывали уличные фонари, пронзавшие темноту конусами света, похожими на бесплотных обитателей иного мира. Собственный мир Энцо, исполненный замешательства, гнева, растерянности, странно съежился до размеров занимаемого в такси места. Да будь он проклят, если откажется от расследования ради того, чтобы избавить правительство и полицию от необходимости краснеть в неловкой ситуации! Они ничего не раскрыли за десять лет. Какая гарантия, что сейчас у них что-то получится? Или они надеются, что Гейяра вновь забудут? Однако Энцо понимал, насколько трудно продолжать работу вопреки воле властей. Вмешательство в официальные дела полиции — слова судьи Лелона до сих пор звучали в ушах. Предупреждение было как нельзя более ясным.

Такси проехало по мосту Согласия. Восточная часть бульвара Сен-Жермен опустела. Энцо мрачно смотрел на закрытые магазины со спущенными жалюзи, темные окна квартир. Когда они проезжали перекресток бульвара Распай, он увидел впереди огни Шестого округа. Кафе еще работали — припозднившиеся посетители только начали выходить из баров и пивных. Энцо ясно представил, почти уловил эхо их голосов и смеха, мечущееся в узких улочках вокруг его дома, и понял, что не хочет сейчас этого слышать. Повинуясь импульсу, он попросил таксиста отвезти его на остров Святого Людовика и вышел на улице Двух мостов.

Он постоял, глядя вслед уезжавшему такси. Улица была пуста. Кафе на углу, где он сидел, дожидаясь Кирсти, закрылось; в ресторане, где он пообедал, шла уборка. Стоя на тротуаре, Энцо соображал, что, собственно, здесь делает. Перейдя улицу, он встал так, чтобы видеть вход в ее двор. Дома на этой стороне недавно подновили. Над его головой между первым и вторым этажами висела табличка «Продажа». Задрав голову к мансардам на той стороне улицы, он гадал, куда выходят окна дочери. Кое-где горел свет. Может, она еще не спит? Думает ли Кирсти иногда об отце без гнева? Сам Энцо лишился отца в юном возрасте и хорошо знал, каково это.

Что привело его сюда, неодолимо притянуло, как мотылька на огонь? Чувство вины? Сознание, что он, положа руку на сердце, немало постарался, чтобы старшая дочь его возненавидела? Он знал — ему некого винить, кроме себя. Маклеод досадливо вздохнул — глупая затея. Сунув руки в карманы, он побрел к улице Сен-Луи-ан-Лиль, откуда до дома было пятнадцать минут небыстрой ходьбы. В это время из-за угла вынырнуло такси и остановилось у входа в дом Кирсти. Из машины выбралась молодая пара. Машина ждала, не выключая мотора. У девушки были длинные каштановые волосы, забранные в небрежный узел; звук ее смеха резанул Энцо даже спустя столько лет. Он попятился, спрятавшись в кстати подвернувшейся дверной нише, и смотрел, как парень, взяв ее лицо ладонями, о чем-то пылко говорил, а затем нежно притянул к себе и поцеловал. Они обнялись и снова обменялись поцелуем — долгим, чересчур долгим. Энцо смотрел, не в силах вздохнуть. Парень что-то сказал, оба засмеялись. Девушка была счастлива. Энцо отдал бы все, что угодно, лишь бы быть причастным к этой радости. Молодой человек сел в такси. Кирсти долго махала вслед машине, умчавшейся к мосту Де-ля-Турнель, потом мельком оглянулась — Энцо плотнее вжался в тень, — набрала код и исчезла за дверью, поглотившей ее, словно черная пасть.

Маклеод простоял в темноте минут десять. После всех страданий, которые он причинил дочери, она по-прежнему способна смеяться и быть счастливой. У него нет права вновь делать ее несчастной. Стремление помириться было продиктованной эгоизмом попыткой изгнать демона вины, преследовавшего его все эти годы. Оставить семью, лишить девочку отца, которого она обожала, его тоже побудил в первую очередь эгоизм.

Стоя у чужой двери, не в силах позабыть счастливый смех дочери, Энцо принял решение не беспокоить ее больше. Она не хочет его знать. Это ей решать. Когда-то у него уже был шанс, и он ее предал. Самое меньшее, что он мог сделать сейчас, — оставить Кирсти в покое, освободив от себя и от воспоминаний. От прошлого, которое им обоим надлежит отпустить, и жить дальше.

Выйдя из тени, он перешел на другую сторону и повернул налево, на Сен-Луи-ан-Лиль, освещенную витринами магазинов. Черные провалы в спящих жилых домах вызывали неприятное чувство, словно отсутствующие зубы в ровной улыбке. Здесь, в самом центре города, было странно тихо. Отдаленный шум транспорта едва доносился. Улица была совершенно пуста. Пивная «Сен-Луи» закрылась, столики и стулья, составленные в высокие башни, ночевали на тротуаре под полотняными навесами. Он слышал эхо собственных шагов, отражавшееся от стен домов по обе стороны Сен-Луи; каждый шаг отягощало осознание обреченности.

Но эхо казалось странным — несинхронным. За ним кто-то шел. Резко остановившись, Маклеод обернулся, но никого не увидел. Эхо тоже стихло. Может, такой здесь акустический эффект? Энцо двинулся дальше и тут же вновь услышал за собой шаги. Резко оглянувшись, он успел заметить движение в темном дверном проеме, ведущем во внутренний двор. И снова странные шаги оборвались. Кто так поспешно юркнул в темноту? Во рту у Энцо пересохло, и он почувствовал, как сильно бьется сердце. Значит, он испугался, хотя и не вполне понимал, чего ему бояться. Ну, идет кто-то следом, не желая быть узнанным…

Он пошел быстрее, направляясь к пивной «Сен-Луи». И снова эхом зазвучали чужие шаги. Покосившись через плечо, он увидел идущего следом мужчину. Их разделяло метров двадцать. Он уже не скрывался, стараясь не отстать. Энцо перешел на бег и обогнул ремонтные леса, сойдя с тротуара. Он думал, что преследователь побежит за ним, и украдкой покосился назад, но леса закрывали обзор. У Ла Шомьер-ан-Лиль он повернул налево, выбежав из темноты узкой улицы на ярко освещенный широкий мост Сен-Луи, ведущий на остров Сите, к залитым светом башням Нотр-Дама.

Если он хотел встретить здесь людей, то его ждало разочарование. На мосту не было ни души, а на улице, с которой он только что свернул, уже слышались шаги.

Он дошел до половины моста, когда увидел второго преследователя. Крепкого сложения незнакомец в темном костюме стоял на его дальнем конце — темный силуэт четко вырисовывался на фоне освещенного собора. Что-то в его позе — слегка расставленные для устойчивости ноги и разведенные руки — насторожило Энцо. Он понял, что мужчина собирается преградить ему дорогу, и резко остановился — в растерянности, запыхавшись от бега. За спиной шаги с улицы Сен-Луи приблизились и резко стихли. Энцо оглянулся. Его преследователь стоял на другом конце моста; было видно, как он хватает ртом тяжелый, влажный ночной воздух. Энцо оказался в ловушке — с моста деваться было некуда. Он в панике огляделся, ожидая, что вот-вот появится такси или из ближайшего бара гурьбой вывалится веселая компания, но все словно вымерло. Не было помощи. Не было спасения. Человек с улицы Сен-Луи двинулся вперед. Вдалеке Энцо видел горящие фары машин, проезжавших по набережной Городской ратуши, но с тем же успехом они могли находиться за миллион миль.

Мощный, густой гудок заставил его вздрогнуть. Обернувшись, он увидел огни приближающегося к мосту речного катера. Вернее, это были две спаренные баржи, которые вел вниз по реке маленький буксир. Тяжело груженные песком, они низко сидели в воде. Энцо отчетливо различал фигуру рулевого в окне рубки. Первая баржа уже проходила под мостом. Песок казался мягким и соблазнительным, высота была метра четыре или пять. Энцо вцепился в перила. В высшей степени безрассудный поступок! Если он промахнется, как минимум переломает ноги о бортик, а то и утонет.

Очевидно, догадавшись, что он задумал, мужчины ускорили шаг. Выбора не оставалось. Вскочив на перила, Энцо секунду балансировал, но, услышав, как один из преследователей что-то кричит, прыгнул вниз. В краткий миг воздушного полета он испытал лишь досаду на абсурдность происходящего. Что он вытворяет, черт побери?

Приземление оказалось намного жестче, чем он ожидал. Колени подогнулись, и Энцо сильно ударился спиной. Слежавшийся песок был чертовски жестким, и от резкого толчка воздух словно вылетел из легких. Через секунду Маклеод пришел в себя и понял, что смотрит на проплывающий вверху мост, не в силах вдохнуть и двинуться с места. Если у преследователей есть пистолеты, он окажется как на ладони, едва баржа выйдет из-под моста.

Он беспомощно лежал на спине, когда над ним вновь появились щедро усыпанное звездами небо и двое мужчин, глядевших на него сверху. Один из них смеялся, другой остался мрачным и даже не улыбнулся. Может, опасность была воображаемой и двое прохожих на мосту Сен-Луи просто возвращались домой после весело проведенного вечера? А он сиганул вниз как сумасшедший. Энцо попытался представить свою реакцию при виде человека, без видимых причин сиганувшего на проходившую под мостом баржу.

Странный паралич легких прошел; со звуком, напоминающим не то кашель, не то отрыжку, они болезненно наполнились воздухом. Преодолевая боль, Энцо поначалу дышал с трудом. Приподняв голову, он увидел, что двое мужчин по-прежнему стоят на мосту, глядя, как баржа огибает северную часть острова Сите. Вспыхнул крошечный огонек — один из его преследователей закурил. Энцо уронил голову на песок и несколько минут лежал неподвижно, ожидая, пока выровняется дыхание и успокоится сердце.

Рулевой, к счастью, не заметил самовольного вторжения — Энцо видел его через стекло рубки. Он курил сигарету и время от времени подносил ко рту большую кружку с кофе. Баржа прошла под четырьмя мостами, миновав оконечность Сите. Впереди открылась широкая гладь Сены. С трудом поднявшись на ноги, Энцо начал кричать и махать руками — ему вовсе не улыбалось прокатиться до Руана.

Проступившее изумление на лице рулевого быстро сменилось гневом, и губы энергично зашевелились. Энцо мог лишь представить себе поток отборной ругани, которой его осыпали, — монотонно гудящий мотор буксира заглушал все звуки. Группа молодых людей, переходившая пешеходный мост Искусств, свесились через перила, с интересом глядя вниз. Мотор переключился на задний ход и взвыл, увеличивая обороты. Баржа замедлила ход и медленно повернула к набережной у моста Сен-Пьер. Оскальзываясь в песке, Энцо кое-как перебрался на другой борт, ближе к берегу. Баржа подошла почти вплотную к парапету. Энцо поручил, так сказать, душу Богу и прыгнул через сужающийся просвет, поскользнувшись на булыжной мостовой и приземлившись на четвереньки. Брюки порвались на правом колене. Поднявшись на ноги, Энцо заметил в прорехе белую кожу и глубокую кровоточащую ссадину. Ободранные ладони больно саднили.

Рулевой высунулся из рубки и на всю реку отвел душу, высказав Энцо все, что думает об идиотах-экстремалах. Маклеод мельком отметил цветистость и выразительность французского языка. Людей на мосту стало заметно больше: около дюжины зевак следили за развитием событий, свесившись с перил. Энцо с досадой отметил — когда решается вопрос жизни и смерти, ни одной души не встретишь, а тут… На другом берегу он различил длинный сумрачный силуэт Лувра, казавшегося меньше в тусклом свете набережной, а над ним — залитый светом купол Института Франции, резко выделявшийся на фоне ночного неба. Оказывается, Маклеод спрыгнул на набережную в двух шагах от своего дома.

Рулевой не унимался. Но что Энцо мог ответить? Что тут было объяснять? Он и не пытался, просто повернулся и кинулся бежать, словно пойманный школьник-прогульщик, по набережной Малаке, оскальзываясь в спешке и оставляя за собой след мелкого песка.

Улица Мазарини огибала Институт Франции. Энцо пробежал без остановки до самого кафе «Ле Балто» на углу улицы Генего. Там он остановился и несколько минут хватал воздух ртом, прислонившись к стене рядом с дверью подъезда, пока не отдышался. Набрав код, он поспешно ступил в безопасный холл.

Войдя, Энцо сразу почуял неладное. Свет не горел. Специальный таймер в подъезде включал лампы ровно настолько, чтобы жильцы успели подняться на очередную площадку и нажать следующий выключатель — это экономило электроэнергию, но сейчас вокруг было темно — хоть глаз выколи. Затаив дыхание, Маклеод вслушивался в темноту. Собственное сердцебиение казалось ему оглушительным, но все-таки он отчетливо расслышал скрип деревянных ступеней — словно снег похрустывал на морозе. А затем наступила тишина. На площадке первого этажа кто-то стоял. Кто-то ждал в темноте. Подстерегал его.

В полной тьме Маклеод бесшумно прошел через холл, напружинив плечи, коснулся ладонью холодных гладких перил и начал подниматься по лестнице, ступая как можно бесшумнее. Тишина в доме была мертвой, пугающей.

На нижней площадке он остановился, вслушался в ясно различимый звук медленного размеренного дыхания и спохватился — если слышит он, слышат и его. На половине лестничного марша он замер и снова послушал. От тусклого света, проникавшего через окно с улицы, темнота казалась еще непрогляднее. Сейчас Энцо уже ничего не различал и до боли напрягал слух, но тот, кто его подстерегал, затаил дыхание. Кто, интересно, может не дышать так долго? Пора перехватывать инициативу. Еще шесть ступенек, и он будет у двери своей квартиры.

Маклеод кинулся вверх, перемахивая через две ступеньки, и был ослеплен тонким лучом света, направленным прямо в глаза. Вскрикнув, он наугад нанес удар, но кулак с размаху врезался в стену, заставив Энцо зашипеть от боли.

Послышалось удивленное восклицание:

— Господи Боже, Энцо, что происходит?

Кружа по площадке как ошпаренный, размахивая ушибленной рукой, вспоминая самые приличные, можно сказать, детские ругательства, Энцо вдруг сообразил, что голос ему знаком. Заслонив глаза ладонью, он увидел испуганное лицо Шарлотты, во все глаза смотревшей на него из полумрака.

— А можно не светить этой штукой мне в лицо? — Когда луч света уперся в пол, Энцо разглядел в руках у гостьи крошечный фонарик-ручку из тех, что носят как брелоки. — Как вы вошли?

— Я запомнила код с того вечера, когда вы приглашали меня на кофе. Свет не горел, но у меня есть карманный фонарик, и я решила подождать вас на лестнице.

Энцо сжимал и разжимал кулак, разминая онемевшие суставы.

— Я не предполагала, что вы попытаетесь напасть на меня, — добавила Шарлотта.

— Я не знал, что это вы, — проворчал Энцо, начиная понимать, что все это выглядит не очень красиво.

— Значит, встретив человека на лестнице, вы сначала бьете его кулаком?

— Мне показалось, кто-то готовится на меня броситься.

— Да как вам такое в голову взбрело?!

— Это уже не первая попытка покушения. — Энцо открыл дверь квартиры и зашарил по стене, нащупывая выключатель.

— Что-о-о?! — засмеялась Шарлотта.

— За мной следили на острове Сен-Луи. По крайней мере мне так показалось.

— А что вы делали на Сен-Луи? У вас же обед с министром юстиции!

— Долго рассказывать.

Войдя в студию, Энцо первым делом налил себе хорошую порцию виски.

— Господи, где вы были? Весь в песке, и брюки порваны! — воскликнула Шарлотта, оглядывая Энцо с головы до ног.

— Я спрыгнул с моста Сен-Луи на проходившую баржу, — признался тот, не глядя гостье в глаза.

— Мне тоже, пожалуй, плесните немного, — кивнула она на бутыль с виски. — И расскажите толком, что случилось.

Энцо кратко изложил события. По мере того как он говорил, собственные страхи уже казались ему абсурдными, а реакция — почти смехотворной. Шарлотта хохотала так, что едва не расплескала виски.

— Это не смешно, — отрезал он. — Те двое явно меня преследовали.

— Но почему?

— Не знаю, — огрызнулся Маклеод. — Может, у меня паранойя. Дело Жака Гейяра вышло из-под моего контроля. Видимо, убийцам не понравилось, как близко я к ним подобрался… — Энцо осекся, охваченный внезапным подозрением. — Откуда вы знаете, что я приглашен на обед к министру юстиции?

— Роже сказал.

— Вот как? А вы не многовато общаетесь для расставшихся любовников?

— Ну, мы же нормально расстались, — возразила Шарлотта и тут же поправилась: — Почти нормально. — Но продолжать не стала. — Так что от вас хотела Мари Окуан?

— Она распорядилась создать специальную группу для расследования убийства Гейяра и ясно дала понять, что моего вмешательства — даже в виде помощи — не потерпит.

— И что вы собираетесь делать?

— Продолжать начатое.

Шарлотта улыбнулась:

— Я так и знала, что вы это скажете. — Она забрала у него бокал с виски. — Снимайте брюки и садитесь на кухонный стол, обработаю вам ссадину.

— Ей-богу, лучшее предложение за сегодняшний вечер. — Энцо сбросил туфли, расстегнул ремень и вышагнул из брюк, после чего уселся на высокий стол-стойку, болтая ногами, второй раз за вечер ощущая себя большим ребенком. Когда-то в Шотландии мать вот так же усаживала его рядом с кухонной раковиной и промывала разбитые коленки, вывалянные в крупном песке.

Шарлотта нашла под раковиной неначатую упаковку губок, а в аптечке какой-то антисептик. Вскипятив чайник, она налила в миску теплой воды, накапала лекарство, окунула губку и начала промывать глубокую ссадину на колене. Защипало так, что Энцо не сдержал крика и дернулся в сторону.

— Не будьте ребенком, — фыркнула Шарлотта. — Вы же не хотите, чтобы рана воспалилась? — Обнаружив в ящике стола бинт, она перевязала Энцо ногу. — Ну вот, может, выживете.

Энцо очень хотелось подольше удержать ее рядом.

— Скажите мне как судебный психиатр: для чего убийце Жака Гейяра оставлять подсказки вместе с захороненными останками?

— Какие подсказки?

— Зашифрованные указания о местонахождении других частей тела.

Шарлотта пожала плечами:

— Не зная подробностей, могу лишь высказать самое общее предположение.

— Какое же?

— Он, она, они… хотят, чтобы их поймали.

— Бред какой-то. Зачем?!

— Ну как же, ведь иначе никто не узнает, какие они умные — совершили убийство и остались безнаказанными. Кстати, убийцы не так уж редко желают быть пойманными, мечтая во всеуслышание заявить о себе.

— Тогда для чего прятать расчлененное тело так, чтобы его никто никогда не нашел?

Шарлотта вздохнула.

— Ну значит, вы лучше знаете.

Кроме острой пульсирующей боли, когда Шарлотта осторожно промывала губкой ободранное колено, Энцо испытал острое наслаждение от прикосновения прохладных, мягких пальцев к своей коже. Закончив, она не убрала руку и не отстранилась — так и стояла, прижимаясь животом к его бедру во время разговора. Маклеод чувствовал запах ее духов, тепло тела сквозь платье. Она подняла голову, и в этот момент их лица оказались очень близко. Ее глаза были как большие черные блюдца, странно мерцавшие, смотревшие полусерьезно-полуиронически. Энцо ощутил тягучий жар в паху и подался вперед поцеловать Шарлотту. К его радостному удивлению, она не уклонилась. Ее губы оказались мягкими и влажными, язык оставлял ощущение сладости. Ладонью Энцо придерживал затылок прелестной женщины, наслаждаясь шелковистостью ее локонов, совершенной формой головы и плавным изгибом шеи. Он ощутил нежную руку на своей груди — кончики пальцев скользнули по коже, поднимаясь к лицу…

А потом все кончилось. Разжав объятия, они долго молча смотрели друг на друга. Наконец Энцо моляще попросил почти шепотом:

— Останься.

Шарлотта покачала головой:

— У меня клиент с самого утра. В другой раз.

— Другого раза может не быть. Завтра я уезжаю в Тулузу.

— Зачем?

— Вызывает президент моего университета. Наверное, хочет наладить меня на выход. — Маклеод попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и не скрыла разочарования.