I
Снова погасли свечи, снова лунный свет лился в окна спальни Сильвии. Под карнизом возились скворцы. Сова жалобно покричала с одной стороны дома, потом неожиданно с другой, за холмами вдалеке залаяла сторожевая собака. Эти звуки лишь подчеркивали тишину деревенской ночи, и Реджинальд и Сильвия казались еще сильнее отрезанными от мира.
Сильвия шепнула:
– Ты счастлив, дорогой?
– Да, Сильвия.
– Здесь мы с тобою совсем одни. В Лондоне так не было.
– Я наедине с Сильвией и Вестауэйзом.
– Это все, что тебе нужно, дорогой?
– Да. Нет, еще люди, которые бы смотрели на тебя. Если бы я попал в “Who's Who”, то на вопрос “Любимое занятие” ответил бы: Наблюдать за лицами людей, которые впервые видят Сильвию.
– Я думаю, ты попадешь в “Who's Who”. Непременно.
– Наблюдать за лицами людей, которые впервые видят Сильвию. Так бы я и сказал.
– Я слушаю тебя, дорогой. Тебе вправду это так нравится?
– Немыслимо. А тебе?
– Да... наверное.
– Я часто думаю, на что это может быть похоже.
– Тебе хотелось бы стать мною?
– Только попробовать. Одному мудрецу было позволено становиться тем, кем ему хочется. И он решил быть замечательным атлетом с пятнадцати до двадцати пяти лет, прекрасной женщиной с двадцати пяти до тридцати лет, великим писателем с тридцати пяти до сорока пяти, доблестным полководцев с сорока пяти до пятидесяти пяти, известным всему миру политиком с пятидесяти пяти до шестидесяти пяти и садовником с шестидесяти пяти до семидесяти пяти. А потом он отправился на небо.
– Это правда, дорогой?
– Что ему удались все воплощения – неправда, но что ему этого хотелось правда. Я забыл его имя и что-то упустил, но, наверное, получилась неплохая жизнь. А что бы ты выбрала, Сильвия?
– Выйти за тебя, когда тебе было тридцать пять.
– Так ты и сделала. Забавно, эта история вспомнилась мне случайно и оказалась к месту. Тебе нравится, что ты такая красивая?
– Да, да, я просто счастлива.
– Ты единственный человек в мире, кто никогда по-настоящему не видел, какая ты красивая.
– А ты единственный, кто видел, – прошептала Сильвия.
На каминной доске тикали маленькие часики Сильвии. Рай может оказаться бесконечным созерцанием прекрасного. Тогда старинное представление о рае как о вечном поклонении и слагании гимнов окажется совершенно верным. Видеть красоту, обожать ее, уметь выразить свое обожание – есть ли восторг, который сравнится с этим? Если Рай – это сад и Сильвия, подумал Реджинальд, как я стану воспевать его...
Сад, в котором одновременно цветут все цветы и не отцветают деревья..
– Что с тобой, дорогой?
– Ничего, Сильвия.
– Я решила, тебе неудобно.
– Мне замечательно удобно.
– Я люблю разговаривать с тобою в постели. Когда мы совершенно одни.
– А моя голова у тебя на груди.
– Разговор вещь обычная, но такой – совсем другое дело... Я люблю делать обычные вещи, когда... когда они необычны.
– Ты ни разу не сказала и не сделала ничего обычного.
– Ты так думаешь сейчас.
– Да, я так думаю сейчас. Но только это и считается.
– Что ты будешь делать, когда я стану старой?
– Не знаю, Сильвия. А ты разве станешь?
– Постараюсь не стать, дорогой. Постараюсь отгонять старость как можно дольше. И не сердись, если я из-за этого иногда покажусь тебе неумной. Потому что я все время буду стараться отогнать ее...
– У тебя есть мудрость, а это больше, чем ум.
– Разве? Мне кажется, я не очень много знаю о себе.
– А я беспрестанно думаю о себе.
– Наверное, в этом разница между нами.
– Я так мало знаю о тебе, Сильвия. Я ничего о тебе не знаю. И не уверен, что хочу знать. Это часть твоей прелести.
– Тогда я буду хранить свои тайны.
– Да... да, Сильвия, храни их.
– Ты не хочешь заснуть, дорогой?
– И хочу и не хочу. Я такой счастливый. И сонный.
– Тогда засни.
– Я могу остаться тут? Ты так прекрасна.
– Оставайся, мой дорогой.
– А ты оставайся прекрасной, любимая моя Сильвия.
– Постараюсь, мой милый. Кажется, я только за этим и живу на свете.