В то время как мы завтракаем, на борт поднимается приглашенный капитаном гид-китаец Ай Сун. Он молча наблюдает, как для нас готовится легкая закуска, которую мы возьмем с собой.

Первое, что говорит нам Ай Сун: «Веселого Рождества», — и мы по достоинству оцениваем его вежливость и внимательность, поскольку эта дата вылетела у нас из головы.

Ай Сун сообщает нам, что посещал занятия в американской миссии в Кантоне, но со всей искренностью признается, что усвоил только английский язык, не переняв христианскую религию.

Капитан говорит, что помимо зарплаты гида Ай Сун получает проценты от торговцев за все товары, купленные туристами, которых китаец приводит в определенные магазины. Конечно, туристы там платят больше, чем в других магазинах, а Ай Сун старается устроить так, чтобы путешественники не ходили туда, где ему ничего не перепадет.

— Очень сообразительный малый, — хвалит его Фредерик.

Ай Сун одет весьма элегантно: в черные, украшенные бисером ботинки с белыми подошвами, ярко-синие брюки, точнее сказать — трико, потому что они завязаны вокруг щиколоток и плотно обтягивают почти всю ногу. На плечах синяя, жестко накрахмаленная одежда наподобие длинной, доходящей до пят рубашки, а поверх нее подбитый и стеганый шелковый жилет, чем-то похожий на то, что надевают под смокинг. Его длинная черная как смоль косичка с кисточкой из черного шелка опускается по спине почти до земли. На том месте, откуда начинается его коса, прикреплена круглая черная шапочка.

У забортного трапа нас ждут носильщики с паланкинами, о которых позаботился Ай Сун. Его паланкин — изящное сооружение из черных шелковых драпировок с кисточками и бахромой и черными деревянными стойками с украшениями в виде медных шишаков. Сев внутрь, он задергивает драпировку от глаз прохожих.

Наши незамысловатые переносные кресла имеют обычный полог, который, по-моему, мешает обзору, и мы откинули его назад и завязали.

У каждого из нас по три носильщика, что не совсем справедливо, поскольку тем, кто несет Фредерика, достался вес вдвое больший, чем моим. Носильщики — босые, их косы растрепаны, а синие рубашки и штаны в чистоте и качестве сильно уступают щеголеватому наряду Ай Суна.

Его носильщики — в белой, без единого пятнышка одежде, изящно отороченной широкой красной лентой и очень похожей на костюмы цирковых клоунов.

Наша кавалькада с Ай Суном впереди пробирается по переполненным людьми улицам, темным и узким переулкам, мимо рыбных прилавков, пока мы не пересекаем мост, перекинутый через мутный, медленно текущий поток.

Говорят, в Кантоне живут миллионы людей, а улицы, многие из которых неаккуратно выложены камнем, кажется, немного больше ярда шириной.

Магазины, с яркими и красивыми резными вывесками, открыты с передней стороны, словно вся стена, выходящая на улицу, была взорвана. В глубине каждого магазина находится алтарь, красочно оформленный и богато украшенный.

Меня предупреждали, что в Кантоне китайцы могут попытаться закидать меня камнями. В них глубоко пустили корни гнев и горечь, посеянные Опиумными войнами, в результате которых английская Корона получила гигантский источник дохода от продажи опиума в Китае, и другими несправедливостями, допущенными западными странами.

Капитан Грогэн говорит, что китаянки, завидев туристок, плюют им в лицо. Однако у меня не возникают таких проблем. Наоборот, когда мы появляемся на виду, сидя в переносных стульях, из магазинов выбегают люди посмотреть на меня как на диковинку, но их совершенно не интересует Фредерик. Они не проявляют никакой враждебности. Некоторые встречающиеся мне женщины смотрят на меня с любопытством, реже — с добротой.

У людей лица не радостные. У них такой вид, словно они ничего не знают в жизни, кроме тяжелого труда и нищеты, как шахтеры в моем родном штате Пенсильвания.

Очень странно, что внимание людей больше всего привлекают мои перчатки. Китайцы смотрят на них с удивлением, и иногда кто-нибудь, набравшись смелости, подходит и дотрагивается до них.

Небо на узких улицах города увидеть невозможно из-за громадного количества вывесок, всякого рода украшений и скученности построек.

Иногда наша кавалькада паланкинов встречается с другой, и, поскольку они не могут на таких улицах разминуться, все останавливаются, и тогда начинаются неимоверные галдеж и суета, продолжающиеся до тех пор, пока мы не разойдемся.

Когда мы приближаемся к тюрьме, которую я хотела увидеть, Ай Сун говорит, что там проводятся политические казни. Тираническое правление вдовствующей императрицы вызывает большое недовольство в стране, и оно жестоко подавляется казнями оппозиционеров.

— Почему вы хотите увидеть тюрьму? — спрашивает меня Ай Сун во время очередной остановки.

— Драма жизни и смерти нужна как воздух репортерам криминальной хроники, — отвечает за меня Фредерик.

Я же считаю, что меня ведет репортерская интуиция, а не извращенное желание увидеть нечто ужасное.