Глава двенадцатая
Всякий раз, когда навстречу попадалась машина, волкодав опять заводил разговор о лютых казнях, грозящих преступникам за издевательства над должностным лицом и попытку препятствовать оному лицу исполнить должностные обязанности.
— Попытку говоришь? — фыркал Джокер, крутил головой, но больше не говорил ничего, посвистывал в виде насмешки.
Уверенность провожатого передалась капитану Волкову, на встречных перестал обращать внимание, отметил вслух:
— Сколько их! И все навстречу, ни одного попутного.
— Так дань же едут собирать купальскую, — охотно пояснил Матвей. — Самое время. Не все же как этот вот, спозаранку. Эй, ты! Чего тебя принесло в такую рань в Манихеевку?
Волкодав шмыгнул носом, проводил тоскливым взглядом очередного мотоциклиста, пожевал губами, но ничего не ответил.
«Вообще-то неплохо было бы разговорить молодого человека», — сказал себе эмиссар Внешнего Сообщества и участливо спросил у волкодава:
— Как зовут тебя?
— Ха! — Матвей вместо пленного отозвался. — Как бы ни звали, он откликается. Да, уважаемый?
— Центральный двенадцать двести девяносто четыре, — насупившись пробубнил парень.
— Какой-какой? — не понял Саша. — Что центральный?
— Округ центральный, — огрызнулся парень. — Двенадцатый участок, а номер мой двести девяносто четыре. И вы ещё наплачетесь, когда вас приведут к нам. Кровавыми слезами умоетесь. Господин участковый с вами знаете, что сделает?..
«Ну, опять двадцать пять, пошёл трепать о наказаниях. Номер вместо имени. Занятно. Как они друг к другу обращаются? Эй, Двести Девяносто Четвёртый! Слушаю вас, господин Одиннадцатый. Будет исполнено господин Одиннадцатый. Солдатики белоглазые».
— Послушай, — прервал волкодава Саша, избегая обращаться по номеру. — Ты так и не сказал, почему так рано за данью пожаловал.
— А это не запрещается, — ответил Двести Девяносто Четвёртый, прерывая рассказ о ногах, вырванных из того места, откуда растут. — От участкового позавчера ещё пришёл циркуляр приступить к сбору купальской подати после смены, не получая новых указаний. Сменщика я ждал вечером, а он заявился под утро и совсем не тот. Какой-то пескотрус из канцелярии. Сказал, всю смену почему-то на юг отправили. Заварушка, мол, там какая-то. Знаем мы эти дела, было уже и без всякой заварушки, когда светлейший, слава ему, в Южный Дворец отъехал на отдых.
Помянув светлейшего, волкодав снова насупился и отвернулся, но и без уточнений понятно стало, о какой заварушке идёт речь: «Надо думать, облаву на юге устроили после вчерашнего».
— По наши души стараются, — подтвердил Матвей. После того как медведь выбрался на княжью дорогу, в повадках Джокера снова что-то неуловимо переменилось. Нервничать прекратил, в тоне его стали проскальзывать незнакомые нотки. Эти изменения насторожили Волкова, заставили присмотреться к сатиру повнимательней, но, к сожалению, никаких определённых выводов сделать не удалось. В глаза бросилась одна странная деталь: клещи, купленные накануне у кузнеца, Матвей не бросил в багажник, а держал зачем-то при себе, в кармане куртки рукоятками наружу, как пистолет или что-нибудь в том же роде. Впрочем, возможно, просто сунул туда и забыл. Так и не придумав никакого объяснения всем этим странностям, Саша решил махнуть рукой и снова обратился к белоглазому:
— Послушай, уважаемый, выходит, сразу после суточного дежурства тебя ещё и дань собирать отправили? Никого больше не нашлось в управлении?
— Да я туда и не возвращался, — буркнул волкодав. — В циркуляре ясно было указано: сразу после смены — собирать дань, а потом в участок явиться за указаниями. Что тут непонятного? Дань привезти, потом получить указания. Получить указания. Полу…
— Да понял я уже, — перебил его Волков, морщась. Парнишка так повторял: «получить указания», — как будто ничего лучше приказов и циркуляров в жизни его не было. Вполне, между прочим, искренне, даже глаза жмурил от удовольствия.
— Что? — вздрогнул волкодав.
— Ничего. Я спрашивал тебя о том, зачем это понадобилось — отправлять тебя за данью прямо с дежурства, без отдыха.
— Не знаю, — ответил, поджимая губы, Двести Девяносто Четвёртый. — То дело господина участкового: решать, кому отдыхать, а кому без отдыха. Так всегда было заведено — приказы от участкового, а ему надлежит от господина окружного получать указания. Господин окружной получает от господина Главного, а уж тот напрямую с самим Кием общается. И выходит, приказы-то исходят от Светлейшего. И это справедливо и правильно. И быть по тому всегда, и сейчас так, и было ранее.
— И ты помнишь, как было ранее, — вклинился внезапно Джокер. Саша заметил — провожатый еле сдерживает смех.
— Помню, — убеждённо подтвердил молодой волкодав. — От века есть справедливая власть, всегда указы выполнялись неукоснительно, всегда волкодавы были верными псами княжьими, надёжной опорой престола, верными и неподкупными, не знающими сомнений стражами законности и порядка, крепкой бронёй, оберегающей подлый люд от ереси, гоев от изгоев, а власть государеву от дерзких посягательств северян и нечестивых пузырников. Они мягкая длань…
— Знаем-знаем, — Матвей всё ещё сдерживался. — И ты, — ох мать моя! — всё это от века помнишь?
— Помню, — подтвердил непререкаемым тоном Двести Девяносто Четвёртый.
— Он помнит! О-о-ха-ха! — грохнул смехом сатир. Медведь вильнул носом, но выровнялся. Матвей ржал, слёзы текли по его щекам, он вскрикивал: «Помнит он! О, я не могу… Помнит!»
— А что тут такого, — поинтересовался Саша.
— Да то тут такого… О-о-о, давно так не смеялся. Красавец этот раньше вчерашнего дня ничего помнить не может. Помнит он, надо же! Щенок. То есть что я говорю, дня вчерашнего? Когда ты в последний раз получал указания? Позавчера? Ну, так это много ещё — два дня. Слышь, Саша? Ты спроси его, спроси, что раньше-то было. Такого наговорит, как будто лет сто уже прожил, а на деле-то, глянь — щенок. И все они, волкодавы, такие же. Память у них!
— Ты как смеешь, изгой подлородый, касаться нашей памяти?! — горячился Двести Девяносто Четвёртый, дёргая связанными руками. — Да ты знаешь, что за то с тобой сделают?!
Они пустились в пререкания: волкодав возмущённо вскрикивал, Матвей иронически пофыркивал и подначивал, — слушать их было тошно. Тоскливо стало Волкову и томно. Отчасти потому что на пустой желудок от езды натурально подташнивало, отчасти из-за осточертевшего пейзажа (равнина с разбросанными прихотливо шариками одиноких деревьев), но главным образом из-за того, что предвидел очередное мерзкое прозрение. В недоговорках и подначках Матвея угадывалась гнуснейшая тайна, узнавать которую совсем не хотелось эмиссару Внешнего Сообщества. «Выходит, волкодавы совершенно не помнят, что же на самом деле происходило с ними раньше, до того момента, когда получены были последние указания начальства. Ну, с технической точки зрения ничего в этом непостижимого нет. Устроить нетрудно, если пользоваться гипноизлучателем. Фальшивую память тоже ничего не стоит подбросить, но вот внушить послушание, реакции выстроить… Не все же они одинаковые?! Чтоб сотворить такое, одних психологов нужно по одному на каждого волкодава, а их ведь сотни тысяч, если судить по номеру. Что это он?»
Волкодав, лягался, завалившись на бок, толкал Сашу, запрокидывал голову и просил хрипловато:
— Указаний!.. Светлейший!.. Я хочу!..
Глаза закачены, совершенно бессмысленны, из уголка губ — слюна.
— Да что это с ним? — ужаснулся Волков. Решил, что парня укачало, надо приоткрыть окно. И вправду, душновато стало в салоне.
— Ломает его, — спокойно ответил Матвей, не отвлекаясь от дороги. Как раз переезжали по узкому мосту какую-то речушку.
«Ломает? Он говорил уже. Я не стал расспрашивать».
— Соскучился без начальства, — с ухмылкой добавил Джокер. — Слышал же, что он рассказывал?
— Указаний!.. — умолял Двести Девяносто Четвёртый.
— Я видел такое. Видел уже, и Франчик рассказывал. Говорил, — однажды прямо на дороге при них начало ломать мытаря, да так, что тот вместе с волком в канаву грохнулся. Слышь, Саша? Смех и грех. Эти олухи согласно указу княжьему в участок его доставили. Решили, что будет им за это вознаграждение. Как там в указе? Увидит кто слугу княжьего бессознательным, под страхом смерти ни его, ни груз его пусть не трогает, а доставить повинен в окружное управление. И будет указа княжьего исполнителю почёт и вознаграждение, будь он гой, изгой или какого другого звания. Ну, вознаграждать Франчика, само собой, и не подумали. Вышибли с почётом из окружного управления. Но и то сказать, могли бы и хуже сделать. Так я говорю?
— Светлейший!.. — звал волкодав.
— Я теперь для тебя светлейший, — проговорил Матвей. Тон его Волкову совсем не понравился, но разбираться с новой личиной Джокера было недосуг.
— Этот тип уже вторые сутки без указаний живёт, — рассуждал Матвей, — вот и заломало его. Теперь страдать будет, пока не попадёт в свою богадельню.
— То есть? — понукал рассказчика Саша, пытаясь усадить ровней извивавшегося в конвульсиях парня.
— Да то и есть, что пока в казарму не попадёт и не сунет голову в горшок… Чего? А, так ты и этого тоже не знаешь! Одно слово — телёнок, и сказать больше нечего. На каждого волкодава в казармах горшки такие есть круглые. Я пацаном ещё под окнами Южного Управления шастал, и видел. Они когда сменятся — прямо туда. Пить, жрать и всё такое прочее по боку; сначала, значит, в горшок голову. Без этого, Франчик говорил, не жрётся им и не пьётся. И ломает их, вон как щенка нашего. Я так понимаю, что это и называется — получать указания. Суки они — я волкодавов имею в виду — беспамятные. Как сунут голову в горшок, всё отшибает начисто. И получается, что живут одним днём, до следующих указаний.
— Не получается, — покачал головой Саша. — Как же тогда он помнит, что в прошлом году, когда Кий ездил на юг, тоже не было смены? И откуда знает свой номер и то, что он из Центрального округа?
— Вот этого я не могу сказать, — с сожалением ответил Матвей. — И хотел бы, но… Слышь, Саша, может, и не полностью отшибает память? Или ещё вот вопрос тебе: а с чего ты взял, что это и вправду было? Кий, поездка его. Может быть, он память свою получил вместе с указаниями? Недаром же они часа по четыре лежат с касками на башках! А номер… Знаешь, что я тебе скажу? Не его этот номер, а каски. Если ошибётся горшком, не Двести Девяносто Четвёртым окажется, а, скажем, Двести Девяносто Пятым. Или Тринадцатым. Но это — так, мои предположения. Что говоришь?
Но Волков молчал, слушая, как бормочет рядом безымянный волкодав (совсем уже неразборчиво), и раздумывал: «Белоглазые. От людей родились, но люди ли они? Насекомые какие-то. Роботы. Небеса чёрные и красные, лучше бы я никогда о таком не знал. Может быть, всё это сатировы домыслы? С Ароном бы поговорить ещё раз, да без обиняков, открытым текстом. Уже и не помню хорошенько, что он рассказывал. Он или Матвей говорил мне о проклятых? Пришло, мол проклятие, после было Время Проклятых, потом Очищение. Или Объединение? Ничего не помню. Может, белоглазые и есть проклятые? Кто-то ещё рассказывал, что волкодавы — коренное население, остальные пришлые. Фу-у, какая каша в голове. Разбирайтесь-ка господин эмиссар. Было коренное население, пришло Проклятие, получились белоглазые. Мутация. После в опустевшие деревни пришлые пожаловали, но оказались в подчинённом положении. Были ведь волкодавы. Их много, они — сила, причём вполне управляемая, даже чересчур. Потом Кий каким-то образом сместил предшественника, захватил Южное Княжество, устроил Объединение. И после начал Очищение. Как он чистил, я знаю, Арон рассказывал. Да, картина получается стройная, одного не могу понять. Если волкодавы были ещё до Кия, как он к власти пришёл? Против такой силы… Да что он на плечо-то валится? Уложить его?»
Связанный волкодав, когда уложили его, стал вести себя спокойнее. Не извивался больше, не дёргал головой, замолчал, но дышал трудно.
— Далеко до участка? — спросил Саша.
— До какого? Следующий по пути — тринадцатый. Нет, не далеко. С полчаса езды ещё будет. А зачем он нам?
— Мы подбросим туда этого.
— Да ты что, с ума сошёл? — взбеленился Матвей. — Лезть в самое логово? Я щенка этого по дороге выкину. Тебе захотелось вознаграждения? Я ж рассказывал, что было с Франчиком. Нет уж. Хрена лысого. Делать мне больше нечего, кроме как таскать на своём горбу всяких припадочных, чтоб за то мне коленом под зад сунули. И это ещё в лучшем случае.
— Мы заедем в участок, — не меняя интонации повторил Волков. — А если ты боишься идти внутрь, я сам справлюсь. Подождёшь в машине.
— Ага. Подожду, — буркнул сатир и замолк. Больше слова не вымолвил.
* * *
Дорога взлетела на поросшую редкими корявыми хвойными деревьями горку. Матвей притормозил, как делал всегда перед спусками, но неожиданно крутанул руль вправо, заставил медведя сплясать вприсядку на выбоинах и остановил у обрыва.
— Вот он твой участок, любуйся.
Саша выбрался наружу, разминая затёкшие до мурашек ноги, подошёл к обрыву и глянул вниз. Первое, что бросилось в глаза — чёрные глянцевитые спины рядами, великое множество. На каждой солнечный блик. Издалека похожи на вылезших погреться жуков, выстроенных зачем-то ровными колоннами так, чтобы получился большой прямоугольник. Очень большой, но площадка из серых плит гораздо больше. Приглядевшись, Саша заметил, что огорожена она цепочкой столбов и оплетена проволокой, точно как южная резиденция Кия.
— Медведи, — проговорил Саша. — Сколько их!
— Много, конечно, — заметил сатир, — но мне с малолетства интересно было, что будет, когда они кончатся.
— То есть?
— Арон говорил, что медведи, волки, драконы и всё такое прочее осталось со времени проклятых. Волкодавов всё больше становится, этого добра свободного остаётся всё меньше. Да ещё, подумай сам, — медведи-то не вечные. Ломаются, ржавеют, да мало ли что ещё с ними случается? Много их, это ты сказал правильно. Возле каждого участка примерно столько же, но сколько бы ни было, когда-то ведь они кончатся? А? Ну, шут с ними, я уже подохну к тому времени. Не для того остановились, чтоб болтать без толку. Вон, гляди, видишь дом?
Серое унылое строение с плоской крышей, длинное, с рядами окон. Нитка дороги к нему от трассы тянется. Перед входом несколько машин, но не рядами, а как попало брошены. Одна ёрзает, разворачиваясь.
— Вижу, — ответил Александр. — Далековато отсюда нести его на себе, не находишь?
— Зачем нести? Я здесь остановил, чтоб показать тебе сверху. Смотри: на каждом этаже по левую руку казармы. В какую тащить — без разницы. Можешь вообще у входа его вывалить, авось подберёт кто-нибудь. Я у крыльца буду ждать в машине. Понятно?
— Понятно, — ответил Саша, про себя добавил: «Чего уж тут непонятного. Чуть что, сбежишь, только тебя и видели», — вслух же сказал:
— Ну, что ж. Поехали.
— Какое там поехали! А пожрать? С вечера росинки маковой во рту не было. Потом не до того будет, доставай, что там ты у кузнеца упёр. О, вот это другое дело. А то — поехали! Быстрый какой. Чего здесь? Ну говорю ж — силос. Слышь, Саша, за каким, я извиняюсь, лешим ты столько чеснока набрал? Призраков отпугивать? Картошка. Ну это ещё туда-сюда. Э! Ты хлеб-то весь не зажимай, мне отломи. Соли почему не взял? Огурцы-помидоры. Ничего, покатит. На безрыбье и огурец раком кажется. Эх, пивка бы ещё… Не привык я всухомятку.
И без пива Матвей с едой управлялся с похвальным усердием. Саша ел с удовольствием: всё-таки приятно вот так вот, сидя на траве, позавтракать. После духоты медвежьего салона, после тряски дорожной, после бреда белоглазого — подзакусить. Насытившись, опереться спиной на шершавый ствол, запустить пальцы в колкую хвойную подстилку, под которой песок. Не марсианский, промёрзший (вперемешку с углекислым инеем), а сухой и горячий — на освещённых солнцем проплешинах, и влажный, комками, если слегка разрыть. Ощутить затылком шелушащийся, пахнущий смолой ствол и глянуть вверх, где на эмалево-синем июньском небе золотым зёрнышком сияет старина «Улисс».
— Вот теперь поехали, — сказал Матвей, отряхивая со штанов песок и сдвоенные иголки. — Вот же ж гадство, всё теперь в смоле сосновой.
«Оказывается, это и есть сосны, — сообразил Волков, нехотя поднимаясь на ноги. — Так и знал, что мне они понравятся. И дядя Володя… Хм-м. Что это я? И отец говорил: нет деревьев лучше сосен. Эти, правда, какие-то хилые. Те, что у моря росли, возле Южного Дворца — вот это я понимаю, сосны».
— Ну, чего встал? Садись! — позвал Матвей.
«Ох, чего-то ехать не хочется, — подумал Саша, забираясь в машину. — Страшно что-то и опять у меня предчувствия. Отвлечься надо, чтобы Эго без нужды не вмешивался. Ну что, скажите, мне здесь сделают? «Пояс Афины» на мне. Даже если бросит меня Джокер, судя по рассказам его, до Кий-города рукой подать. С устройством общества в Княжествах всё ясно в общих чертах, осталось до самой верхушки добраться и разузнать, какой Силой Кий грозил Планетарной Машине. И о Тёмных Волнах разведать, которые так её беспокоили».
Медведь резво скатился по западному склону, выехал на песчаную, поросшую клочковатой травой низину и свернул к участковому управлению.
— На крыльцо его подбрось, и ходу, — сказал в виде напутствия Джокер.
Саша выволок волкодава, прихлопнул дверь, крякнул, взваливая обмякшее тело на спину. Парень, хоть и выглядел щуплым, на поверку оказался тяжеловат. «Форма обманчива, — раздумывал, чтобы подбодрить себя, капитан Волков, — Главное — содержание. У парня, судя по всему, оно богатое. Или позавтракал плотно. Вот бы ещё он ногами не болтал и не поддавал под коленки. Ладно, потерпим. Лишь бы на входе охраны не было».
Однако, оказавшись в ярко освещённом просторном холле, Саша понял, что надежды не оправдались. Волкодав за столиком возле турникета. По иронии судьбы, похож на того, кто был у Волкова за спиной, как родной брат. Поднимаясь по ступеням к его столику, капитан включил консоль, чтобы готова была на случай, если придётся отбиваться, и принялся лихорадочно придумывать, что отвечать охраннику.
— Осторожнее, — предостерёг тот.
— Ничего, я не выроню, — ответил Саша, подбрасывая сползшую ношу.
— Осторожнее, ногами его не размахивай, — добавил волкодав строго, — Полегче, говорю! Сбросишь чашку, не знаю, что с тобой сделаю.
На столе перед грозным стражем действительно была чашка с блюдцем. Саша протиснулся, повернув никелированную вертушку и придерживая ноги пленного. Отдуваясь ввалился в пустой коридор и свернул налево, туда, где по свидетельству Джокера нужно было искать казарму.
— Что сегодня за день такой? — ворчал за спиной охранник. — Несут и несут их, туда-сюда, туда-сюда. Эй, кузнец!
— Что? — спросил, приостанавливаясь, Саша.
— Одного привёз, или там у тебя ещё есть?
— Одного.
— Номер знаешь?
— Знаю, — соврал Волков.
— Уложишь его и бегом назад, не вздумай по казарме шарахаться. Знаю я вас, деревенщину, в сортире запрётесь, нагадите там, как свиньи. Так что ты смотри мне, назад мухой выскакивай, понял?
Никто, судя по всему, не собирался Волкову препятствовать. «Чего же сатир спектакль устроил? — думал он, отыскивая свободную лежанку в обширном, с рядами колонн, помещении. — Придумал предлог от меня избавиться? Ну да. Деньги и камни в машине, меня выпроводил. Дурака вы сваляли, господин эмиссар, вот что я вам скажу. Вот и место свободное. Номер Сто Восемнадцатый».
Саша выпрямился, перевёл дыхание и вытер лоб. Волкодав как повалился, так и лежал мешком на жёсткой деревянной лежанке с выведенным крупно номером. «Ещё шлем на голову. Все в шлемах и этот пусть тоже. Но где его взять?» Искомое обнаружилось прямо под лежанкой, на полу. «Да это ж виртошлем! — узнал находку капитан Волков. — Помнится, Леннинг такой же на семинаре показывал. Говорил, мы такие поставляем землянам. Что-то ещё он… Ладно, это потом. Сначала окрестим господина волкодава по-новому».
Когда голова парня вошла в отверстие шара, под тёмным слоем полупрозрачного карбофлекса, на самой макушке, затеплился красный огонёк. Тело на лежанке дёрнулось, шевельнулось и легло расслабленно.
«Сто Восемнадцатым нарекаю тебя», — проговорил про себя эмиссар Внешнего Сообщества с некоторой долей горечи, и поспешил уйти из страшного места, где люди, похожие в своих замечательных головных уборах на муравьёв, лежали рядами.
«Если у кого-то и были неприятности с охранником, то исключительно по глупости, — подумалось Александру, когда он беспрепятственно миновал турникет. — Вообще непонятно, зачем он здесь торчит. По традиции? Обманул меня сатир, и, как пить дать, сейчас катит по трассе и потешается над доверчивым дурачком. А-а… Ничего подобного, Сашечка. Вот же он».
Никуда Матвей не уехал.
— Дождался всё-таки, — сказал Волков, усаживаясь справа от водителя.
— А ты думал, брошу? — Джокер ухмыльнулся. — Ты ж всё равно догонишь, как тогда у переправы.
«Это правда, — вынужден был согласиться Александр. — Но не вся, лишь часть её. Потому что поехать он мог не на север, а в обратную сторону. Вся же правда в том, что он боится. И чего-то ещё домогается. Чего?»
— Нет, не брошу я тебя, — кривя рот, говорил Матвей. — Интересно узнать, чего тебе нужно от Кия.
«Так я тебе и сказал. А даже если и скажу, не поверишь. Но соврать ему что-нибудь нужно. Глупость сморозить какую-нибудь».
— Хочу показать ему перстень Южного Княжества, — ответил наобум Волков.
Внезапно потемнело в глазах. Навалилась знакомая тяжесть, перед глазами промелькнули непонятные картины: костёр, на костре женщина, седой дым столбом, тьма, окошко с решёткой, — мелькнули и тут же пропали. «Что случилось, Эго?» — холодея, подумал Александр, но ответа, как и всегда, не было.
Матвей ругнулся вполголоса, но на этот раз удержал руль.
— Фу-у, чего-то поплохело мне, — сказал он и глянул на Сашу коротко. — Надо бы сегодня выспаться. Паром в канун купальской ночи не работает. Отоспимся в «Левобережном», утречком через Борисфен переправимся.
— Опять паром? — Волков скривился. С прошлой переправой были связаны не самые приятные воспоминания. — А иначе никак нельзя?
— Через Борисфен никак, — отрезал Матвей. — Ты-то может и перелетишь, или по воде перешлёпаешь, а медведь плавать не умеет, да и я тоже. И, по совести скажу тебе, что воды не люблю и побаиваюсь. Не из-за всяких там Киевых глупостей, как подлородые хамы или псы княжьи, а просто не люблю и всё. В «Левобережном» купальской ночью не соскучишься. Посидим на веранде, пивка попьём, а утром помогу тебе добраться до дворца Киева.
В щели приоткрытого окна ревел воздух. Дорога шла прямиком через песчаные бесплодные дюны, лишь кое-где поросшие чахлым кустарником, однако как это ни странно, встречный ветер нёс не сухую дорожную пыль, а влагу. «Впереди водоём какой-то, и не маленький», — решил Саша и спросил:
— Борисфен — река или озеро?
— Река, да ещё какая. Другой такой я в жизни не видывал.
— А Кия дворец на другом берегу получается?
— Получается так. Да вон он, виден уже.
Матвей указал пальцем вперёд, Саша глянул туда и сначала не понял, что же ему показывают. Прямая как натянутый канат дорога терялась в ртутном сиянии, что разлилось за дальними дюнами и узкой полоской зелени. Выше, где тускнело сияние, становясь терпимым для глаз и не ртутным, а циановым, — висел в серо-голубой дымке горб, похожий на загривок животного. На макушке его устроился куб из проволоки, будто бы пустотелый, гранью к дороге повёрнутый. Приглядевшись, Волков различил в гранях отражения облаков. Чего угодно ожидал от Кий-города, но только не этого. После хаток под тростниковыми крышами и бревенчатых домов, после унылого здания участкового управления, после Южного Дворца, думал — будет что-то средневековое: с мостом подъёмным и башнями, с узкими окнами, со стенами из тёсаного камня.
— Это он и есть? — переспросил Саша, для верности тыча пальцем, хоть и не было в этом необходимости (никаких же других строений прямо по курсу не было!)
— Он, — подтвердил Матвей. — На Лысой горе у правого берега.
«У правого берега, он говорит. Значит, это и есть Борисфен. Правду сказал Матвей, река чудная; даже не верится, что есть на самом деле, а не мерещится. Но названия такого не приходилось слышать — Борисфен. Должно быть, местное», — так думал капитан Волков, наблюдая, как ширится во весь горизонт сияние. Мелькнули по обеим сторонам деревья рощицы, узкой полосой протянувшейся вдоль левого берега, блики на воде померкли (солнце спряталось в облако) и над рябленной гладью проступили руины какой-то конструкции — столбы от берега до берега протянутые двумя рядами, как редкие гнилые зубы. «Всё, что осталось от моста», — машинально отметил про себя эмиссар Внешнего Сообщества.
Дорога оканчивалась пристанью, но сатир туда не поехал, свернул влево к большому кирпичному дому под рыжей чешуйчатой крышей, глядевшему широкими окнами на реку. Спереди к строению прилеплена была непомерной величины веранда под полосатым тентом, сплошь заставленная мебелью: столами и стульями.
— Приехали, — заявил Матвей, глуша двигатель. — Добро пожаловать в «Левобережный», ваша светлость.
Особой чувствительности не требовалось, чтобы заметить в приглашении сатира сарказм, но следить за переменами настроения Джокера надоело, и Александр пропустил издевку мимо ушей. Вниманием его целиком завладел трактир, устроенный возле паромной переправы, — заведение по-своему замечательное.
В комнаты подниматься не стали — Джокер заявил, что во рту у него сухо, как в пустыне, и муки он без бокала пива испытывает эребские. Саша решил не противиться, кроме того, и самому ему перспектива посидеть под тентом на берегу ленивой реки показалась заманчивой. Одним бокалом Джокер, естественно, не ограничился, говорил без умолку, но поначалу капитан Волков болтовню его слушал невнимательно — любовался пейзажем, потягивая пиво. День был слишком хорош для двоих. Если б можно было устроить так, чтобы Матвей убрался с глаз долой хоть на полчаса, и просто посидеть на пустой веранде, бездумно глядя на воду… Но сатир исчезать не собирался, хлестал пиво, извергал потоки слов, а площадка под тентом вскоре стала заполнятся посетителями.
Сначала явилась компания изгоев, — громогласная, нагловатая, жаждущая. Они принялись шумно устраиваться, сдвигая столы в дальнем углу, и в шесть глоток орать, чтобы подали пиво. Хозяин заведения погнал к ним двух официанток, каковой факт был встречен одобрительным рёвом.
— Воры, — прокомментировал сатир, прерывая рассказ о своих похождениях на севере и стычке с серыми иноками. — Подфартило, под шумок селение грохнули. Пока там на юге облава, пока то да сё. Видал? Как он бабки на стол веером! Оттянутся сегодня, а завтра на запад, за реку. Но слушай дальше. Тогда-то и понял я, зачем Кий режет языки инокам. Они ж читать обучены, обряды по книгам справляют, мало ли чего там они вычитают, сам-то он проверить не может — неграмотный. Вот и удаляет им язычки-то из опасения, чтоб не болтали чего лишнего и гоям бы не кружили головы. И правильно, я так думаю. Тому кто князем стать собирается (тут Матвей глянул значительно), надо принять это к сведению.
«Что он так на меня… Князем? Вот, что придумал. Решил, я княжьего престола домогаюсь. Нда-а, дела. По разумению его иначе и не может быть. Или князь, или мордой в грязь. А ведь система-то их псовая так устроена, что иное не предусмотрено».
На веранду взошли двое. С опаской на воров глянули, а пуще того испугались Матвея с Волковым, и столик выбрали от них подальше. Уселись друг к другу близёхонько и стали перешёптываться, поминутно оглядываясь.
— Ха-ха! — хохотнул Матвей, глазами указывая на заговорщиков. — Видел? Зуб даю, вон тот — торговец отпущениями. А второй, который угощает, — тот сельский староста.
— А чего они от нас шарахнулись?
— Одёжка у меня волкодавская, приблатнённый, стало быть. А ты кузнецом одет, но сидишь здесь и не прячешься. Подставой попахивает, а им сейчас такое без надобности. У одного на кармане отпущение, а у другого бабки немалые. Улавливаешь?
— Понятно, — ответил Саша, хоть и не понял ничего из объяснений.
Веранда заполнялась медленно. Прерывая своё занимательное повествование, Матвей каждого из пришедших встречал лицемерной ухмылкой и представлял Волкову по мере прибытия их всех: мздоимцев и взяточников, фальшивомонетчиков, работорговцев и сводников, разбитных торговцев чужой собственностью, быстроглазых шулеров и скромных расхитителей общинного достояния, — пёструю шумную толпу. Волков осовел от выпитого, но провожатого теперь старался слушать внимательно, очевидно было — характеристики Джокер даёт безошибочные, хорошо разбирается в топологии общества и в состоянии даже предвидеть события.
— Слышь, Саша, на кружку пива спорить хочешь? Махач сейчас будет обязательно.
— Почему так думаешь? — удивился Волков, проследив за взглядом сатира. Ну, шумновато за воровским столиком, однако мирно и беззлобно, вполне по-товарищески.
— Да потому что провокатор затесался в компанию.
Действительно, за столиком не шестеро, а семеро, но разобрать который из них чужой…
— Может, просто знакомого встретили.
— Знакомого! — фыркнул Джокер. — Я таких знакомых на версту с зажатым носом чувствую. Просто-таки задницей. Гляди, гляди. Уже начали.
Когда с веранды уволокли переломанную мебель и увели (завернув руки за спины) тех членов воровского сообщества, какие могли ещё передвигаться самостоятельно, Джокер проговорил, причмокнув от удовольствия: «Вот хозяин заведения и с прибылью. Втрое теперь из них вытрясет». Пересчитав оставшиеся тела и прибавив число к количеству уведенных, Саша подвёл итог — снова шестеро. Седьмой непостижимым образом растворился в воздухе.
— Да ты, я смотрю, прорицатель. Тебе бы стать советником княжеским, — подмигнул он Джокеру, делая вид, что шутит спьяну. Лукавил, конечно, и следил исподтишка за реакцией сатира очень внимательно.
— Заранее никогда сказать нельзя, кто чей советник, — непонятно ответил сатир.
Тенькнула струна, потом ещё и ещё, загудели, перекликаясь, басы. На эстраде у края площадки обнаружились тёмные, с белыми манишками, тени. Оркестрик.
Стемнело. Хозяин трактира собственноручно зажёг керосиновые светильники по углам площадки. И тут же на другой стороне реки разгорелись четыре светляка, в тёмной воде возникли колеблющиеся пятна отражений и потянулись к восточному берегу призрачные световые дорожки.
Хохотал аккордеон, лица плыли в глазах Волкова, как речные огни на воде. Один из музыкантов, измождённый, выступил вперёд изогнулся, поднял руку и запищала, запела под смычком нежноголосая скрипка, выводя знакомую мелодию, трель запрыгала по воде плоским камешком, унеслась к дальнему берегу, и пятна света в ответ разгорелись теплее.
— Что там, на той стороне? — спросил Саша, лениво отмахиваясь от надоедливой мошкары.
— Да то же самое, что и здесь, — в тон ему ответил Джокер. — Кабак у пристани. Их два: правобережный и левобережный, — одними названиями отличаются, а так — один хрен. И публика такая же. Нам тот берег сейчас без надобности, мы ж на этом. Вон, гляди, кто ещё пожаловал.
Саша нехотя обернулся (по правде говоря, созерцанием публики уже пресытился) и увидел, как по короткой лестнице один за другим поднимаются какие-то люди в серых плащах с остроконечными капюшонами, надвинутыми на глаза.
— Вот они во всей красе, серые иноки. Да ты не дёргайся, здесь они никого не трогают. Хозяину на них начхать, одно ему плохо — столик заняли и до утра не уйдут. Ты как, посидеть ещё хочешь, или наверх пойти?
— Пойдём, — решительно заявил Волков и попробовал встать.
— Э! Э! — Джокер подскочил к нему и подхватил под руку. — Так ты со стола на пол всё наладишь гамузом. Скатерть отпусти. Эк развезло тебя, твоя светлость, по-княжески.
Ноги не слушались, дверь кабака двоилась и перекашивалась, деревянная крутая лестница норовила встать дыбом и ударить капитана Волкова по носу. Наползал со всех сторон вязкий мрак. В минуту просветления Саша нашёл себя стоящим на балконе второго этажа. Из тьмы выплыли огни на другой стороне реки, огни на воде, в уши ударила резкая злая музыка, а последнее, что привиделось, — пламя костра на левом берегу и ночными бабочками вкруг него тени. После тьма забвения поглотила эмиссара Внешнего Сообщества капитана Волкова.
Не люди окружили его; вместо лиц — свиные рыла, толклись, не давали проходу, но надо было успеть туда, где костёр, потому что жечь живьём — вообще изуверство, но если сжигают женщину… Свиннорылые оказались никуда не годными противниками, разлетались, как надувные шары, однако бежать сквозь густую тьму всё становилось трудней, костёр приближался медленно. «Почему она не спрыгнет оттуда, ведь не привязана?» — досадовал Александр. Попробовал крикнуть: «Да прыгай же!» Женщина повернула к нему голову, Волков узнал её и рванулся быстрее прежнего. «Иришка, прыгай!» А тут ещё кто-то стал под ногами путаться: «Ваша светлость, куда же вы?» — Джокер. И принялся хватать за плечи и в рот заглядывать: «Зубки-то у вас не того. Позвольте-ка» А в руках гидравлические клещи, и он ими…»
— Ах, подлец! — крикнул Волков и с криком этим проснулся. Дверь на балкон была распахнута, оттуда тянуло холодом. Зудело у лба какое-то насекомое. Саша машинально хлопнул ладонью, но не попал. Голова тяжёлая. И почему-то холодно. «У меня куртка расстёгнута?» — подумал Волков ощупал себя, нашарил карбофлексовую тесьму, поискал перстень. «Что за чёрт?» — перстня нет. Тесьма цела, но нет на ней перстня Южного Княжества, как не было. «Сплю ещё», — решил Волков, с трудом поднялся с кровати, пошаркал ногами в поисках ботинок, не нашёл. Ругаясь сделал шаг, зацепил ногой что-то холодное тяжёлое и острое. Кряхтя присел на пол посреди комнаты (в голове кавардак) поднял находку и с полминуты рассматривал в неверном предутреннем свете, не понимая: почему клещи? Зачем они? «Вы идиот, господин эмиссар», — сказал он себе, когда сообразил: тесьма не по зубам оказалась Матвею, но резать её не пришлось. Джокер поступил проще — перекусил клещами дужку перстня.
Интермедия
Зал заседаний поселения Центрум, кратер вулкана Олимп, Марс
Выдержка из стенограммы экстренного заседания Совета Исследователей.
Председатель: Я собрал вас, чтобы сообщить неприятное известие. Иван Арнольдович, воздержитесь, пожалуйста, от замечания. Связь бота миссионера Внешнего Сообщества с «Улиссом» восстановить не удалось, из этого я сделал заключение, что бот потерпел крушение.
Глава Сектора Планетологии (ГСП): Но это невозможно, Володя! Я говорил тебе уже, дело даже не в том, что бот сам по себе прекрасно защищён и на Земле сложно создать условия, при которых защиты окажется недостаточно. На Саше… На эмиссаре Внешнего Сообщества «пояс Афины», а это уже само по себе, знаешь ли, прекрасная гарантия безопасности. Ты же видел, с ботом связь утеряна, но с поясом — нет. Местоположение носителя всё время меняется, хоть и медленно. Ты сам прекрасно знаешь, если бы с ним что-то случилось, немедленно была бы утрачена связь пояса с гипоталамусом владельца.
Председатель: Лёша, мы чего-то не учли. Ты просто ещё не в курсе последнего сообщения. Электронный штурман «Улисса» в очередном рапорте в ЦУП докладывает, что… это уже случилось.
Глава Сектора Медицины (ГСМ): Что случилось, скажите яснее, Володя.
Председатель (выговаривает с трудом): Нет связи с гипоталамусом владельца пояса… (делает паузу, после говорит громче) Вы помните, что я рассказал вам на прошлом заседании? Мне кажется, это скоро понадобится. Иван Арнольдович, нужно будет много врачей, мобилизуйте госпиталь, готовьте его к вылету и готовьтесь сами.
ГСП: Моих ребят тоже готовить?
Председатель: Да.
ГСП: Нужно подключать начальника Сектора Безопасности?
Председатель: Нет. Это бессмысленно. Я говорил в прошлый раз, вся королевская конница, вся королевская рать…
ГСМ: Ну-ну, Володя, не сгущай краски, надеюсь, ты ошибаешься.
Председатель: А я уже не надеюсь, Иван Арнольдович. Договоритесь о взаимодействии с Алексеем Мстиславовичем. Готовность к операции минус два часа уже сделана?
ГСП: Да, как и договаривались.
Председатель: Сделай минус полчаса, Лёша.
Глава Сектора Кибернетики: Вы отдаёте себе отчёт?..
Председатель (резко): Да, Айзек. Да. Всё я отдаю. Без санкции Планетарной Машины Земли операция не начнётся, что бы ни случилось с… эмиссаром Внешнего Сообщества. Заседание окончено.
(конец стенограммы)
