Глава вторая
Оставлять корабль на геостационарной орбите Волков не стал — лишняя трата времени, а толку никакого. Запрет на присутствие в околоземном пространстве судов с гравитационными двигателями на «Улисс» больше не распространялся, Джоан просила поторопиться, поэтому капитан решил подойти вплотную к платформе «Грави-айленд» и высадиться на крышу. Хотелось побыстрее разделаться с проблемами и вернуться к жене, поэтому шёл на максимальном режиме, но превышать предел компенсатора инерции шкиперу не разрешил — всё-таки не настолько ещё оправился после весенней встряски, чтоб позволить себе перегрузки. Лететь одному показалось Волкову скучно. Подумать только, чуть больше месяца прошло после старта в пояс астероидов, а как всё переменилось! Тогда четыре недели полного одиночества представлялись Саше чем-то вроде приятного отпуска: работа рутинная, книги, не докучает никто, мысли, опять книги… И вот тебе на: «Вывернуло меня наизнанку, а всё Ирка — её вина. И читать-то не хочется даже…» Волков вылез из кресла, бесцельно прошёлся по пустой рубке, произвёл смотр книжному строю, протянул было руку к стеллажу, но отдёрнул. Нет. Не насильно же. «Ничего, скоро Земля, там Джоан с её проблемами. И с Барбарой тоже встретиться бы…» — напомнил себе капитан, скучливо вздохнул и вернулся к пульту. Книга валяется незнакомая. «Кабак тут у меня, — покачал головой Волков, — и ведь не помню даже, чтоб брал её. Хорошо, что иду без перегрузок, не то порхала бы она по всей рубке и по закону подлой вероятности точно бы дала хозяину корешком по зубам. Что это вообще такое? Ирка что ли брала и на место не сунула?» Кривя губы, Саша взял старую, в твёрдом переплёте книгу, и тут же вспомнил: «Да! Это ведь та, что в Иришкином бабле под стеклом лежала. С автографом. Нуте-ка… Вот. Арине Владимировне от автора. Автор у нас кто?» Сделав то, с чего приличный человек начинает знакомство с книгой, Волков повёл себя неприлично: челюсть отвесил, задрал брови, выкатил глаза и крепко ухватил себя за подбородок. Потом поспешно пролистал, выхватывая из текста отдельные места… «Нет, вот этого уж я совсем не понимаю. Ничего себе — совпадение! Это даже не корешком по зубам, это…» незаметно для себя оказавшись в кресле, он перелистал к началу и стал изучать страницу за страницей, диагонально, выхватывая самое главное — знакомые события. За этим занятием не заметил, как электронный шкипер ввёл «Улисс» в плотные слои атмосферы и погасил скорость, и как вынырнула из-за края контрольного экрана гравископа серая шайба «Грави-айленд». Как ни торопился пролистать от корки до корки, с полчаса не хватило. И всё же он успел удостовериться: автор знал то, что ему никак не положено было знать. «Если только вся эта петрушка не подстроена с умыслом, чтоб лишить меня желания изменить порядок вещей и тогда… Да что ж я несу?! Одно то, что кому-то известен порядок вещей… Нет, видно, Джоан недаром меня зовёт. И нечего было ворчать, мол, она сама выдумала себе пугало, сама же его испугалась и желает теперь успокоиться. Я нужен там».
— Бип! — сказал зуммер электронного шкипера, помолчал, потом повторил: — Бип!
— И тебе я нужен, поросёночек? — недовольно проворчал капитан, отложил книгу и глянул на монитор.
— А, приехали! — обрадовался он, увидев рапорт: «Программа перелёта выполнена». Можно было высаживаться. Волков выбрался из кресла, потянулся с хрустом и направился к лифту, книги с собой не взяв. Что-то подсказало ему — сделанные им выводы лучше пока сохранить при себе.
Выходя из лифта в кессон, Саша машинально дёрнул застёжку воротника, готовясь к влажной жаре экваториального полдня, но в лицо дунул свежий ветер. Пассажирский люк «Улисса» смотрел точно вниз, огромная крыша летающего острова казалась стеной, разделённой на части чёткой тенью корабельного корпуса. «Солнце по ту сторону, до люка ему никак не добраться, — сообразил капитан. — И не лежит больше «Грави-айленд» на воде возле кораллового островка, до воды добрая тысяча метров, если не больше. Жаль. Но всё равно времени нет на прогулки, как и всегда».
Подумав так, он сделал из люка шаг, гравитрап мягко подхватил его и опустил на затенённую крышу неподалёку от раскрытого зева верхней лестницы. Жар от пластика, воздух струится. «Как бы не разморило меня, — подумал Волков и двинулся к люку аппаратной, заново переживая события памятной ночи. «Всё как тогда, только Иришки рядом нет, и пояс Афины» я не надел. Зря, между прочим. Здесь-то ладно, не забыть бы взять его в бот. Сразу, пожалуй, и надену, когда на корабль вернусь. Всё как тогда, и даже голова кружится, но не от недосыпа, а просто укатал меня Марс. Джоан ждёт, даже лестницу опустила заранее».
— Здравствуйте, Саша! — услышал капитан, спускаясь по широким ступеням в сухую неживую прохладу аппаратной. Электронный голос Джоан, впрочем, прозвучал живо, и даже радостно. — Вот вы и прибыли.
— Здравствуйте, — вяло поздоровался капитан, оглядываясь в поисках стула. — Торопился, как мог. Не опоздал? События шустрые пошли, я за ними бегом, а они от меня вскачь.
— Надеюсь, не опоздали, — с некоторым сомнением ответила Планетарная Машина. — Не хочу пугать раньше срока, но может быть… Что вы ищете, Саша?
— Честно говоря, не отказался бы сесть.
— Можете даже лечь. К чему церемонии?
«И правда, — подумал Волков, с наслаждением растягиваясь на пружинящем люминесцентном полу аппаратной. — Мы же с Джоан теперь, можно сказать, родственники. И приехал я, выходит, к тёще на блины. На один, но очень большой летающий блин».
— Сюда теперь редко приходят, — сетовала Джоан. — С тех пор, как Леви подключил меня к сети грависвязи, отпала нужда в визитах. Это удобно — с кем хочу, с тем и говорю, и повидала за последний месяц многих, но всё же грустно. Приятно, когда кто-нибудь придёт сюда по старой памяти. Но даже Роберт стал бывать у меня реже, и это…
— Джоан, — перебил Волков. — Вы уже выполнили протокольные обязанности тёщи и достаточно поговорили о семейных делах. Что у вас вышло с Княжествами? Почему вы не отправили мне подробную информацию на Марс? Я бы мог обдумать по дороге и лететь прямо к ним туда… не знаю, кстати, куда. И вообще ещё ничего не знаю.
— Лукавите, Саша, — проговорила Джоан. Так и представлялось, что грозит пальцем. — Вы знаете кое-что и даже много, но я не собираюсь расспрашивать, — это может мне повредить, как и любые непроверенные данные. И вы догадываетесь, конечно, почему я кое-что скрывала до поры. Пора настала. Я получила из Княжеств по дипломатическим каналам ультиматум.
— Даже так? Интересно, чем они могут угрожать Планетарной Машине. То немногое, что я знаю о Княжествах, подсказывает мне — ничего страшнее тухлых яиц и гнилых помидоров их арсеналы не содержат. Барбара рассказывала…
— Барбара не была там больше тридцати лет, — отрезала Джоан.
— Ну, как же, ведь ездила она с мужем в Дальневосточное Княжество, недавно причём!
— Вот именно, Саша, вот именно. Дальневосточное княжество — глухомань, придаток, периферия империи. Кроме того, у меня есть основания думать, что показывают там нашим дипломатам декорацию. Мне было любопытно взглянуть, я просила кое-кого из наших резидентов погулять по городу с включённым гравитоном. Я, конечно, ошибаюсь иногда, Саша, но в этот свой вывод верю свято: Княжества намеренно морочат нам голову. Какой-то лубок демонстрируют вместо реальной жизни. Спрашивается — зачем? Даже тридцать лет назад князю их, Кию, хватило сил объединить княжества, и чем больше я пытаюсь разобраться в истории объединения, тем более противоречивая и неправдоподобная получается картина. Вероятность удачного исхода по моим расчётам не превышает десять в минус одиннадцатой степени, понимаете? И теперь вот — этот ультиматум. Человек, не уверенный в реальности угрозы, так не напишет. Не сумасшедший же он, в самом деле!
— А вдруг? Такое и раньше бывало — сумасшедший при власти, идиотские угрозы, ультиматумы, окружающие в страхе, думают — ну не сумасшедший же он, в самом деле! — принуждают себя считаться со всякой галиматьёй, и — оп-ля! — вот он вам, ваш маловероятный исход. Один к… сколько вы там насчитали? Знаете, была раньше такая игра — покер.
— Да нет, Саша, напрасно вы так. Я получила подтверждение.
— Чему? Реальности ультиматума? Так зачитайте же мне этот примечательный документ. Посмеюсь хоть.
— Думаете, вам будет смешно? Слушайте:
«Главе правления «Грави инкорпорейтед». Ультиматум. Известно стало нам, Великому Князю Кию, что вы, нечестивых пузырников правители, на честь нашу государеву посягаете и саму нашу власть государеву оскорбляете и ничтожите. Известно стало нам также, что изменников покрываете и не только кров с пропитанием, но и должности в правлении вашем нечестивом, поганом даёте им. Это полбеды, дело рабское и холопское. А ещё прознали мы об умысле вашем вражьем власть нашу княжью, богами данную, руками самозванца к рукам вашим подлым воровски прибрать. То беда для вас и погибель вам.
Вот вам, нечестивцам, наше слово княжье: если явится к нам Дианы сын, мы его распнём, кишки выпустим, а главу его, что удумала воровской, лихой, вражий замысел, мы на кол наткнём у святых ворот.
Вот вам, поганым, ещё наше слово княжье: коли будете умышлять на нас, вашу вражью власть обратим в ничто. Вы узнаете Силу сильную, что досталась нам волею богов.
Со слов княжьих записано, личною малою княжьею печатью припечатано, велением княжьей канцелярии руководителя Наместнику Дальневосточному отправлено, с нижайшим почтением чрезвычайному и полномочному представителю правления «Грави инкорпорейтед» для немедленной тайной передачи названному правлению вручено».
— Бред какой-то, — проворчал Волков, усаживаясь на полу. Смеяться почему-то расхотелось, хоть шутовской документ иной реакции не заслуживал.
— Я тоже думала, что бред. Послания из Княжества вообще трудно разбирать, раньше этим Левицкий занимался, а помогала ему Барбара. Прежде в письмах, приходивших оттуда, ничего кроме коммерческих предложений не было, и подписывал их не Кий, а его дальневосточный наместник. Возможно, вы заметили, Саша, что письмо состоит из нескольких слоёв шелухи и маленького ядрышка. Барбара помогла мне отбросить лишнее и перевела послание на человеческий язык. Вот что получилось: «Вы собираетесь захватить власть в Княжествах, отправив к нам самозванца, мы в ответ свергнем ваше правление».
— Коротко и ясно, но с логикой беда. Разве вы собирались отправить к ним самозванца? Причём здесь сын какой-то Дианы? Что за странная манера — отвечать на действия, которых не было? — спросил Саша, пытаясь не поддаваться влиянию предчувствий, расплывчатых и туманных ещё, но определённо неприятных.
— Барбара говорит, это вообще в их стиле, — отвечать действием на предполагаемый ход противника до того, как он будет сделан. Сын Дианы здесь вот причём: вы же знаете историю Барбары? Знаете кто она?
— Да, она рассказывала, — вздохнул Волков, снова растягиваясь на полу и подкладывая руки под голову, — романтическую историю о том как её, наследницу княжеского престола, Южную Княжну, подменили в юности. Подсунули вместо неё девчонку из балетной труппы мадам Фагоне, чтобы спасти княжну от смерти. Шустрая балерина, вместо того чтобы бесславно сгинуть, выскочила замуж за Северного Князя, а истинная княжна стала Барбарой. По-моему, банальная история, не находите?
— Вы правы, — согласилась Джоан, — всё было именно так. Есть маленькое дополнение, вернее два: князя звали Кий…
— Об этом я и сам уже догадался, — перебил Волков, поворачиваясь на бок и подставляя под голову руку. — А второе дополнение?
— Настоящее имя Барбары — Диана. Диана Ксаверьевна Войницкая, законная наследница престола Южного Княжества. Кий, когда в письме намекал на «изменников», подразумевал её.
— Погодите, но ведь у Барбары нет детей! — возразил Саша. — Она сама говорила, мол, если бы у меня был сын, хотела бы, чтоб он был похож… Минутку! Вы что же, предлагаете мне отправиться в Княжества под видом её сына?
— А что вы сами об этом думаете? — осторожно спросила Планетарная Машина.
Волков покрутил головой, непроизвольно ощупал шею, прокашлялся и сказал с вымученной улыбкой:
— Что думаю? Мне представляется, что моя голова довольно ловко сидит на шее; во всяком случае, ей не хотелось бы удостоиться кола, даже и у святых ворот. И, хоть я и не пробовал ещё, мне кажется, выпускание кишок — неприятная процедура. Не хотелось бы без необходимости. Зачем туда лезть, не нужен мне никакой престол! И потом, почему вы решили, что сила, которой он пригрозил, реальна? Можно подумать, вас напугала болтовня этого… м-м… Кия! Бросьте, Джоан, скажите, что пошутили!
Ерничал для того только, чтоб отогнать тоскливое и вполне определённое уже предчувствие.
— Не стала бы я такими вещами шутить, — ответила Джоан. — Кий не просто пригрозил Силой, но и применил её. Возможно, хотел продемонстрировать. В тот день, когда я получила ультиматум, через «Грави-айленд», а после и через все триста пятьдесят девять супермаркетов прошла Тёмная Волна. Я с ней справилась, но кто знает, было ли это нападением, или просто демонстрацией могущества.
— Нет, так дело не пойдёт, — перебил Волков. — Я, хоть и понимаю немного в Обобщённой Теории Взаимодействий, представления не имею ни о каких тёмных волнах. Поясните.
— Представьте, Саша, что вас отбрасывает во времени назад, потом возвращает к той точке, откуда отбросило…
— Ну и что?
— …но возвратная траектория отличается от исходной. Время идёт, как и шло, но на обратной ветви временной петли реализуются маловероятные события. Понимаете? Я же всё время просчитываю действия наперёд, пытаюсь заглянуть в будущее! Объём вычислений очень большой, но обычно я справляюсь, есть даже резервы, и всё же…
— Понятно. Включить в расчёт все маловероятные исходы вы не в состоянии, — покивал Александр. — Думаете, Тёмные Волны эти — дело рук Кия? И откуда название такое?
— Я нашла в литературе начала века описание Тёмных Волн. Было уже нечто подобное, Саша. И позже, как раз накануне объединения Княжеств тоже было. Тогда явление носило локальный характер и не отразилось на наших гравитационных реакторах, но теперь — иное дело.
— Почему? — поинтересовался Волков.
— Потому что с тех пор поменялась схема реакторов. Это не для разглашения, Саша, надеюсь на вашу скромность: то, что мы называем супермаркетами, на самом деле части составного гравитационного реактора. Центральная камера — на южном полюсе. Гибель одной экваториальной платформы не разрушит систему, но если все они будут атакованы одновременно… Скажу честно, в прошлый раз, когда пришла Волна, ветви временной петли были относительно коротким — меньше двух локальных минут, но даже с такими возмущениями было непросто справиться. Я не имею представления, какими возможностями располагает Кий, и… просто боюсь. Наращиваю мощности, готовлюсь, и всё-таки… Просчитала ближайшее будущее, получилось, вы действительно отправитесь в Княжества, поэтому я и попросила вас…
Страх Джоан передался Волкову, заставил судорожно вздохнуть, накатил холодной волной так, что потемнело в глазах. Он словно бы глянул отстранённо на себя самого — ничтожное зерно между тяжёлыми жерновами, каплю воды на стекле, атом… Потом это прошло. Овладев собою вновь, он заметил, что тяжело дышит и отирает со лба пот.
— Что это было? — сухо спросила Джоан.
— О чём вы? — не понял Саша. Почувствовал облегчение: утраченное расположение духа вернулось, и сверх того откуда-то явилось знание — да, в Княжества нужно ехать.
— Мои гравископы только что зафиксировали выброс гравипотенциала.
— А! Не обращайте внимания, — махнул рукой Волков. — С некоторых пор со мной такое случается. Считайте — небольшие осложнения после болезни.
— Хорошие осложнения! Даже не знаю, что хуже — Тёмные Волны, или ваша болезнь. Впрочем, вам я верю. Что вы решили? Время на раздумья есть, но его не много.
— Не о чем тут раздумывать, я еду. Могу хоть прямо сейчас отправиться, хотелось бы только…
— Нет, Саша. Вам обязательно нужно перед отлётом поговорить с Барбарой.
— Именно об этом я и собирался просить, — капитан Волков улыбнулся, поднимаясь. — Должен же я повидаться с приёмной матерью. И перекусить не мешало бы перед дальней дорожкой, даже не просто перекусить, а пообедать основательно. Барбара в Синем баре? Прекрасно. С прошлого визита никак не могу забыть её жареную картошку. Не волнуйтесь, Джоан, я быстро.
* * *
На тюльпанные створки грузового отсека «Улисса» лёт закатный багровый блик. «Как-то неуютно здесь, — подумал Волков, оглядев кабину бота, и поёрзал в непривычно просторном кресле. — Отвык я просто, а может… Да, всё понятно: не часто случается такое — сидеть в кабине без скафандра. Чувствуешь себя голым. И всё время мысль — не забыл ли чего?» Ощупав без особой необходимости застёжки «пояса Афины» сквозь комбинезон, Саша полез в нагрудный карман — футляр с иолантами на месте, — расстегнул ворот — вот он перстень, на карбофлексовой тесьме. Носить этакую штуковину на пальце показалось капитану Волкову неудобным. Кроме того перстень не лез ни на какой палец, кроме мизинца, да и с мизинца потом еле получилось снять. Пришлось перед отлётом спускаться в лабораторный отсек — искать тесёмку, чтоб повесить на шею. Барбара настаивала особо: «Перстень, Саша, всегда носи с собой», — и не терпевший предрассудки капитан вынужден был обещать ей это, хотя бы из одного только человеколюбия — прощаясь, опальная княжна вела себя как мать, провожающая сына в далёкое и опасное путешествие, и, по всему видно было, от слёз удержалась гигантским усилием воли. Обещания нужно исполнять. Волков потратил лишние двадцать минут на поиски подходящей верёвки, а потом ещё минут двадцать — узлы на карбофлексе не держатся, — пришлось заваривать тесьму прямо на шее ионным паяльником. Глупо в таком случае проверять, не забыт ли перстень. «Его теперь только с головой вместе и можно снять», — мрачно пошутил про себя эмиссар Внешнего Сообщества, собиравшийся отбыть в малознакомую страну, о которой Барбара сказала между прочим: «Голову там потерять легче лёгкого».
Саша медлил, бездумно считая оранжевые вспышки контрольных ламп, снова мысленно проверял исполнение пунктов ненаписанного списка необходимых дел: память Барбары снял, информацию для разбора отправил «Афине», указания шкиперу — повторять маршрут «пояса Афины», поднявшись на десять тысяч, — отправил и проверил дважды. «Что же ещё?» — рассеянно подумал капитан, снова полез щупать — на месте ли перстень? — и понял вдруг: «Ты тянешь, дружок, потому просто, что страшно лететь». Он отдёрнул руку от расстёгнутого воротника комбинезона и тронул рукоять хода.
— Так и только так, — провозгласил он вслух, когда скользнули мимо и пропали позади габаритные огни створок. Закатное солнце, описав плавную дугу, глянуло прямо в лицо, потом сдвинулось влево. Саша загнал зелёный треугольник курсовой метки в цепкие скобки курсоуказателя двумя короткими движениями руки, дождался сигнала «принято» и дал полный ход.
— А будешь в носу ковырять, мыслитель, — добавил он, обращаясь к автопилоту, — оставлю без сладкого.
Глухой и немой электронный пилот, естественно, никакого внимания на это не обратил — прилежно отрабатывал программу. Возникла на горизонте, быстро приблизилась облачная гряда, бот врезался с ходу в первую вздыбленную кучу, пробил её и пошёл над белой облачной равниной, как по снегу скользя. Глянув вверх, Волков увидел точно в зените серебристое, с розоватым отсветом рыбье тельце «Улисса». Электронный шкипер исправно выполнял, что указано было ему, до прибытия к месту назначения оставалось минут сорок. «Очень хорошо, что не вечер там будет, а полдень. До вечера успею разыскать кого-нибудь из старых знакомых княжны Дианы (они, должно быть, очень старые, но не может быть, чтоб не осталось совсем никого) и, даже если придётся провозиться с болтовнёй до утра, выясню, где искать их Кия и что он собой представляет. Жаль, Барабара ничего об этом типе не знает. Говорит, молодая была и глупая, поэтому не политикой интересовалась, а всё больше амурными сплетнями и балетом. По мне — так неизвестно, что глупее».
Саше почему-то вспомнилось лицо Барбары в тот момент, когда был открыт футляр с иолантами — надо же было хоть примерно оценить, хватит ли на первое время? Камни прихватил с собой в последний момент, по наитию; не понимал хорошенько, зачем они могут понадобиться и нужны ли вообще, но, узнав, что Семёнов, убегая, украл изрядное количество этих стекляшек, решил всё-таки взять. Выбирал самые крупные, но, похоже, перестарался — бывшая княжна на некоторое время потеряла дар речи, когда бесчисленные голубоватые искры выпрыгнули из-под чёрной крышки футляра. Барбара потому и вспомнила о княжеском перстне, что захотела сравнить подаренный отцом иолант с теми, что в коробке — оказались крупнее.
— Ну что же, — добивался экспертного заключения Волков, — хватит этого?
— Хватит, — пробормотала истинная княжна, — чтобы купить половину небольшого княжества.
— Вот незадача! — отшутился капитан «Улисса», захлопывая крышку, чтобы вернуть Барбару к действительности. — Не буду пока покупать. В следующий раз прихвачу побольше безделушек, чтоб не размениваться на мелкие страны, да ещё и разделённые надвое. Уж если покупать, так большое и целое симпатичное княжество с видом на море. Забыл спросить, население входит в стоимость, или нужно как-то… э-э… исхитриться и заселить самостоятельно?
— Населению, Саша, — глядя на собеседника странно, проговорила Барбара, — обычно деваться некуда, приходится населять, раз так вышло. Вот возьмите. Этот перстень стоит целого княжества.
— Почему? — удивился Волков, вертя дар в руках. — Камень меньше и… Неужели оправа такая дорогая?
— Этот камень оправлен границами Южного Княжества, он — символ истинной княжеской власти.
— Чепуха какая-то средневековая, но я возьму, спасибо. Хоть, помнится, такие бирюльки приносили владельцам одни неприятности. Надеюсь мне самому… — бормотал Волков, пытаясь надеть подарок на палец, и осёкся, случайно заметив, как глядит на него Барбара. Второй раз уже за день глаза её напомнили о матери. Впервые это случилось, когда усадил бывшую княжну перед пультом «Улисса» и протянул ей наушники «Мнемозины» — считывать воспоминания. Попросил её: «Откиньтесь на спинку кресла, расслабьтесь, — сидела, как на приёме у посланника! — и попробуйте вспомнить что-нибудь приятное, лучше из раннего детства». В тот самый момент она и глянула на Волкова так, что забыл, зачем давал ей наушники.
«Эмоции лезут, — одёрнул себя капитан и посмотрел на экран курсографа, — пора бы и о деле подумать. Минут через десять буду на месте, а ничего ещё… Что такое, почему так медленно?»
Бросив беглый взгляд на радар, он собирался отправить запрос автопилоту, как тот смеет так медлить, но сообразил, в чём дело. «Это, тебе не Марс, дяденька, атмосфера больно плотная, сильно греется корпус. Лишних десять минут погоды не сделают, зато есть время подумать, с чего начать. Джоан, когда прощалась, предупреждала, чтобы не пытался поразить воображение аборигенов техническими диковинками и образование не выпячивал. В Княжествах, мол, учёных не любят. Странное предубеждение, но в чужой монастырь… Учёные разные бывают, однако любому из них прикинуться безграмотным дурачком сложнее, чем полуграмотному недоучке выдать себя за учёного. Ну что ж, надо, значит надо. Интересно, как это у меня получится не похвастаться техникой? Явлюсь к ним в боте… Впрочем, там же море! Можно высадиться заранее, сделать вид, что к этой технике я лично никакого отношения не имею. Бот пусть себе идёт своим ходом — конечная точка автопилоту задана, — а я сойду над морем, пусть «Афина» меня подхватит. Можно будет даже сделать вид, что приплыл, а не прилетел — опуститься к самой воде. Комбинезон вымокнет, но это пустяки. Там июнь сейчас, полдень, солнце жарит… Что я говорю — там? Здесь! Вон берег уже, горы. Ну-ка, проверим, как «Афина» усвоила память княжны Дианы».
Саша, поглядывая искоса на гребень невысоких гор, напоминающий развалины крепостной стены, и полоску зелени у самой воды, едва шевеля губами, шепнул: «Афине: включить консоль. Активировать режим опознавания. Активировать режим ориентировки». Потом он ещё раз осмотрелся, ожидая, что программа узнает очертания береговой линии, но этого не случилось. «Ну, давай же! Нет, ничего знакомого не находит. Не может быть, чтоб я напорол с координатами — то самое место. Надо полагать, княжна никогда не видела этот берег издали и с большой высоты. Пора, господин эмиссар, высаживайся. Даже если и ошибся немного — можно местных расспросить».
Саша передвинул рукоять хода на минимум, чтобы не ударило воздушным потоком, снял фиксатор люка, открыл… «Ветерок. Прохладно здесь, не ожидал. Это вам не экватор, господин эмиссар. Холодновато будет в воду лезть, может, получится обойтись без купания? Всё, пошёл». И он шагнул из люка в двухсотметровую пропасть. Тёмно-синее, мятое, рябью подёрнутое покрывало ринулось навстречу, ветер рванул куртку, раздул на спине, но: «Режим левитации активирован», — вспыхнули перед глазами рубиновые буквы — «Афина» подхватила подзащитного, не дала упасть. Поползла перед глазами шкала альтиметра: «186… 185… 184…» — всё медленнее и вскоре остановилась. Капитан Волков, покинувший корабль против всех правил управления исследовательскими ботами, повёл головой вправо — нужно было развернуться так, чтобы видеть берег, — отметил про себя: «Ботик мой далеко уже», — и двинулся следом, снижаясь к воде.
Пусто на берегу. Узкая полоска пляжа, зажатая меж волноломами, безлюдна, ни живой души у хибар, прилепленных спинами к серой редкозубой стене набережной. Зелёная пена древесных крон у подножия щербатых скал, похожих на развалины древних башен, сплошные заросли, но можно разобрать уже: вот головы каких-то гигантских деревьев, похожие на кочны цветной капусты, а вот космы тонконогих встрёпанных пальм — редким строем, за ними разинутый удивлённо зев пригревшегося на боку холма диковинного здания со шпилями и башенками. «Афина: установлено соответствие, — возникла перед глазами надпись. — Резиденция князя Войницкого, Южный вход».
— Ага, узнала, — довольно шепнул Саша и увеличил скорость, спустившись к самой воде. — А я уже беспокоился, не заблудился ли.
Лезть в воду смысла не было, ни у кого, похоже, прибытие эмиссара не вызвало ни малейшего интереса. Обогнавший своего капитана метров на двести бот шёл прямиком к волнолому, никакого шевеления на пляже и окрест не наблюдалось. Волков позволил себе расслабиться. Солнце приятно грело затылок, влажный тёплый ветер, шевеливший волосы, пропах водорослями, но к этому знакомому запаху примешивался другой, сладкий, дразнящий, не похожий ни на что аромат. «Жаль, богиня моя электронная страдает насморком и к запахам нечувствительна», — сокрушался Александр, пробуя на вкус разогретый полуденным солнцем воздух. «И на ухо бедняжка туга, вздохи волн и странные скрипучие шорохи для неё пустой звук. Придётся самому разбираться. Шуршит галька, видно уже — не песчаный пляж, а запах… Им займёмся позже. Ботик мой уже у волнолома. Кажется, это называется «причалить», а может быть и «пристать». Есть же и причалы, и пристани, но что-то я не помню, чтоб можно было примолиться, хоть подошёл мой бот именно к молу, который, если верить памяти Барбары, ещё и волнолом вдобавок. Твёрдая пятёрка тебе по пятибалльной шкале за приставание, кэп».
Автопилот, действительно, не просто подошёл к молу вплотную, но и повернулся к берегу открытым люком. Как раз в тот момент, когда капитан ставил ему высший бал за чистоту приземления, он, должно быть, проникновенно сообщал пустому сиденью, что полётная программа выполнена. «Зря только спрыгнул, — ругал себя за мнительность Александр. — Это всё Джоан виновата, сделала из меня…»
Чёрная тень выросла между зубьями набережной ограды, Саша мигнуть не успел, человек этот пал на колено, на плечо уложил нелепую трубу с шишкой на конце, похожую на переносной рефрактометр.
— Ты что делаешь! — заорал Волков, соображая, зачем этому чудаку понадобилось исследовать рефрактометром обычный бот, но звук его голоса отнесло ветром. Даже если чёрный исследователь услышал окрик, на его действиях это не отразилось никак. Хах! — пламенно дохнуло у него за спиной из прижатой к плечу трубы — Ш-ш-орх! — лениво вымахнула к боту чёрная дымохвостая головня, и… «Га-о… о-х!» Вздохнул басом, расцвёл огненно в открытом люке ослепительной красоты цветок.
Повисший в метре от воды капитан, раскрыв от удивления рот, проследил, как из люка харкнуло грязным дымом, как четырёхлапый зверёк, крутнув щупальцами манипуляторов, отвалил от мола, хлюпнул круглой головой в волны и стал тонуть.
— Дранг! Дранг! — зарычало что-то у ограды набережной. Оглушённый внезапным нападением Волков обернулся на звук. Оказалось, чёрный времени не терял. Оседлал неизвестный механизм о двух колёсах, пригнулся, — дрра-рра-аур-р! — чёрной тенью замелькал меж набережных невысоких столбов и скрылся за частоколом стволов прибрежной рощи.
До берега оставались какие-то метры, Саша одолел это расстояние мгновенно, однако скорости не рассчитал, споткнулся и рухнул коленями и ладонями в гальку. В ноздри ударил йодистый водорослевый дух, Волков вскочил на ноги — бежать к боту! — и чуть не упал снова — ехали, скрипя под ногами, окатанные волнами голыши. «Ч-чёрт, режим левитации отключился, надо было не на берег прыгать, а лететь к молу, может быть, успел бы ещё…» — думал капитан тонущего на мелководье корабля, неуклюже топча башмаками податливую спину галечного пляжа. В два счёта взлетел по выщербленным каменным ступеням на волнолом и ринулся к боту, думая на бегу: «Зря спешу, в кабине месиво, живого места нет. Если бы я, дурак, там был, «Афина» бы не позволила, отразила, а так… Бот зря потерял. А всё Джоан с её страхами. Нет, поздно. Напрасно только запыхался, кэп!»
Круглую массивную голову бота ворочало волнами, нелепо задранный кверху манипулятор лениво пошевеливался, чмокали, вливаясь в открытый люк волны. Резко воняло палёным пластиком. Над водою висел ядовитый пар, но огня уже не было, и треска разрядов тоже. «Всё, что могло гореть, искрить и плавиться, уже выдохлось и захлебнулось, — сообразил Саша. — И выходит, сглупил я вторично — вместо того, чтобы спрятаться за деревьями, торчу здесь, как памятник командору, чтоб уж наверняка заметили и саданули из кустов чем-нибудь покрепче, с чем «Афина» не справится, тёмной какой-нибудь волной, к примеру. Подберётся кто-нибудь сзади…»
— Молодой человек, — укоризненно проговорил за спиной старческий хриплый голос. — Вы мне своим гранатомётом распугали всю рыбу.
Волков развернулся на месте, будто его ужалили, но оказалось — ничего страшного, какой-то старикан. Вооружён легко: ведром и тонкой длинной тростью. «Загорел дочерна, значит местный, — соображал захваченный врасплох капитан. — Одет по погоде, а пришёл он… да, во-он из той хибары. Дверь была закрыта, теперь распахнута настежь».
— Гранатомётом? — переспросил Волков, оглянувшись через плечо. Ничего, кроме пузырей, не осталось от затонувшего ботика.
— Я хоть и старый, но не совсем глухой. Мотоцикл свой где оставили? — спрашивал, наступая, дед. Податься капитану было некуда, волнолом кончился, хочешь не хочешь, а пришлось вступить в переговоры.
— Не понимаю, о чём вы, — ответил он, чтоб потянуть время, внимательно рассматривая при этом собеседника. Рубашка расхристанна, без пуговиц, болтается на худом, словно из чёрного узловатого дерева, теле старца. Штаны синие подкачены, висят на каких-то лямках с застёжками. Шлёпанцы на босу ногу. Грозное орудие в узловатой руке, без сомнения, удочка. Мятая шляпа с вислыми полями, седые кустистые брови насуплены, подбородок в пегой поросли, глазки… «Афина: установлено соответствие, — неожиданно вспыхнула поперёк старикова лица надпись, — идентичность 86 %, имя: Арон, фамилия: Коэн, гувернёр Дианы Ксаверьевны Войницкой. Год рождения: предположительно…»
— Не дурите, молодой человек, — склочничал, щурясь, дед, — я хорошо слышал гранатомётный выстрел, потом взорвалась граната, потом вы затрещали своим мотоциклом. Позвольте, мне показалось, что звук удаляется… И где, разрешите спросить, тогда у вас гранатомёт? А, выкинули в воду! Мало вам пугать рыбу, вы ещё и мусорите у пирса!
— Стрелял не я, — машинально оправдывался Волков, пытаясь одновременно сообразить, соответствует ли возраст деда справочным данным: «Должно ему быть сейчас около девяноста, и я бы дал ему эти годы, но слишком он живо и молодо скандалит, непохоже что-то».
— И мотоциклом тарахтели тоже не вы? — брюзжал, тряся головой, полный жизни старик. — Я стоял в дверях, собирался выходить уже, и прекрасно слышал. Намеревался, знаете ли, поудить рыбу, а тут вы со своей пальбой.
— Тот кто стрелял, уехал, — объяснил Саша. Пока гневный дед собирался с мыслями, готовя новое обвинение, Волков решился.
— Арон… — начал он, испытывая неловкость от фамильярного обращения к пожилому человеку, но отчества господина Коэна в памяти княжны Дианы почему-то не было.
Рука старца, сжимавшая ручку ведра, дрогнула, щёлкнули жестяные проушины. Он подобрался к Волкову вплотную, выставив вперёд подбородок, глаза его при этом широко раскрылись, и стало понятно, что щурился раньше вовсе не из-за близорукости.
— Кого-то вы мне напоминаете, — пробормотал он, — не могу припомнить, кого.
— Я сын Дианы Ксаверьевны Войницкой, — давясь словами от отвращения к самому себе, соврал Волков. — Вот, посмотрите, она дала мне этот перстень, чтобы…
Волков словно оправдывался, перстень тянул наружу за тесьму, но когда извлёк всё-таки, совесть его подверглась новому испытанию. Дед, разглядевший перстень с близкого расстояния, повёл себя неожиданно. Отпрянул, грохнул ведром о камень мола, выронил удочку, потом снова приблизился к лже-Войницкому и прикоснулся губами к зажатому в Сашиной руке перстню. Засим отступил с поклоном. Когда он снова поднял голову, в уголках глаз его дрожали капли влаги.
— Здравствуй, князь!
— Не называйте меня так, — попросил смущённый проявлением раболепия капитан.
— Как же мне называть вашу светлость?
— Меня зовут Александр Волков. Лучше просто Сашей зовите, — пробормотал, пряча перстень, самозванный князь.
— Слушаюсь, ваша… Хорошо, Саша, — с большим трудом выговорил Коэн и поясно поклонился.
— И прекратите кланяться, Арон, — буркнул Волков, поднимая удочку и вкладывая её в послушную руку старца, то же сделал и с ведром — решил занять руки бывшего гувернёра чем-либо, чтобы лишить того возможности выкидывать новые коленца.
— Как вам будет угодно… Саша, — согласился старик, и видно было — сдержал порыв поклониться с большим трудом. — Я понимаю, вы прибыли инкогнито. Вы сильно рискуете, ваша… м-м… Саша. Если о вашем прибытии узнает Кий… Пойдёмте ко мне.
И бывший придворный совершил ведром и удочкой несколько сложных движений, которые могли сойти за изящный приглашающий жест, если б исполнитель сего замысловатого балетного па не вспомнил о запрете кланяться.
Саша последовал за ним, сообразив: «Ладно, пусть инкогнито, даже легче будет разговаривать. Он в свою халупу меня ведёт? Смешной старикан. Живёт возле старого пирса. У кого-то было, что пирс — это несостоявшийся мост. Читал где-то, не помню. А это что? Лодка?»
У шершавого, высунутого в море языка пирса, обросшего ядовито-зелёной слизкой зеленью, позвякивала цепью, толкалась носом, постукивала глухо деревом о камень лодка-скорлупка. Сунутые в уключины гусиные лапы вёсел смиренно ждали, выставив за борт отполированные до блеска тонкие рукояти.
— Извините, Арон, что так получилось с рыбой, — сказал, догнав старика, Саша, — но стрелял, и вправду, не я. Какой-то тип пальнул в меня из… — как вы это назвали? — да, из гранатомёта. Но не попал, слава небу. Вы с лодки ловить собирались?
— Зачем с лодки? Прямо с пирса, — охотно отозвался Арон, бросив косой взгляд на своё судёнышко. — Рыбы и здесь довольно, и пугать её обычно некому. В море кроме меня теперь никто не ходит, да и я не люблю, однако нужно же как-то зарабатывать на жизнь.
«Так зачем же в море тогда ходить, если рыбы и возле пирса довольно? — удивился Александр. — Нет, не пойду к нему в каморку. Ещё вздумает угощать чем-нибудь, а у меня времени нет, да и объедать нищего старика это как-то даже нехорошо»
— Нет, Арон, к сожалению, я не смогу воспользоваться вашим любезным приглашением — просто нет времени, — ответил Волков на приглашающий жест своего почтительного провожатого. — Мне нужно как можно скорее разыскать Кия, и если вы можете помочь советом…
— Нет ничего проще, Саша. Вот дорога в Кий-город, — ответил Арон, тыча удочкой в шоссе, по которому не так давно сбежал после удачного выстрела чёрный мотоциклист. — Но хотелось бы… Извините мне, ваша светлость, моё низкое любопытство, я много лет мечтал узнать хоть что-нибудь о судьбе…
— Княжны Дианы? — закончил за гувернёра Волков. — Давайте вот здесь присядем с вами.
Корявая, сбитая из трёх досок скамья, укрытая от солнца навесом из вьющихся растений, скрипнула, принимая непривычный вес. Старый гувернёр согласился сесть только после повторного приглашения и устроился на краешке, словно готовился вскочить при первой возможности. С ведром и удочкой не расстался, должно быть, по рассеянности. О Барбаре Саша распространяться не стал, намекнул, что здорова, счастлива и помнит своего наставника.
— Такая была смышлёная девочка! — растроганно закудахтал Арон. — Живая, смешливая, беззаботная!
— Такой и осталась. Хлопот у неё, правда, прибавилось.
— Заботы, мой мальчик… — о, простите, ваша светлость! — они не всегда зло. Я тридцать лет уже по милости Кия живу без забот; вы думаете, это пошло мне на пользу?
— Что же, князь вам назначил пенсию? Так можно ведь и на пенсии заниматься с воспитанниками, в конце концов, бесплатно, удовольствия ради!
— Кий Победитель, — с заметной долей сарказма молвил старик, — облагодетельствовал меня невниманием. Он попросту не заметил ничтожного книжного червя, когда чистил окрестности своей дачи от скверны, иначе вашего покорного слугу можно было бы уже причислить к лику мучеников науки. Я не герой, Саша, и не желаю платить жизнью за удовольствие нести разумное, доброе и вечное. Когда жгли княжескую библиотеку…
— Он сжёг книги? — изумился Волков. — Зачем?
— Кроме меня, молодой человек, мало кто сможет ответить вам на такой вопрос: большинство просто перескажут пропагандистские бредни о нечестивцах-учёных и мерзости науки. Глупцы эти, даже если бы и захотели сказать правду, не знают её, а те немногие, кто знает, смолчат, испугавшись провокации.
— А вы почему не боитесь?
Коэн разошёлся. Должно быть, давно не приходилось ему читать лекции; ораторский экстаз заставил его забыться и перестать оказывать собеседнику княжеские почести. Ведро поставил, звучно брякнув им о плитняк под ногами, удочкой стал совершать плавные движения, вещая:
— Разучился, да и стар стал, чтобы чего-то бояться. Князь Кий, юноша, опасался, что в некоторых книгах люди найдут отзвуки настоящей жизни, но отличить опасные книги от безопасных не мог, поэтому решил — жечь все подряд. Костёр был, доложу я вам, до небес! До сих пор мне иногда чудится запах гари… но, может быть, это издержки моей нынешней профессии. Да вы не удивляйтесь так, Саша, книги — что! После них пришла очередь самих учёных.
— Жёг людей? — ужаснулся Саша.
— Ну, не то чтобы всех жёг, кого и вешал. Вы думаете, есть большая разница между казнью через повешенье и сжиганием на костре? Если подмешать к сухим дровам сырые ивовые прутья, нечестивец угорит раньше, чем почувствует ожоги, и знаете, что я вам ещё скажу? Им, когда после пыток выводили казнить, костёр и верёвка казались избавлением.
— Что вы несёте, Арон! — заорал Волков, вскочил, чтобы избавиться от подступившей к горлу тошноты, потом принудил себя сесть. «Он просто свихнулся от старости, не может такого быть! Просто спалили у него на глазах книги, вот и щёлкнуло в черепушке» — решил капитан, оглядев безмятежную штильную лазурь горизонта. Получилось немного успокоиться, но ненадолго.
— Вы, я вижу, не представляете себе, что тут было тридцать лет назад, — криво усмехнулся старик, положил на плечо Волкова руку, придвинулся ближе и проговорил вполголоса:
— Кий смог наглядно и убедительно доказать одно моё умозаключение, но я не испытываю благодарности, предпочёл бы обмануться. Канат, натянутый между животным и человеком, висит над пропастью. Идти опасно, остановиться опасно, повернуть — опасно вдвойне. Уютнее и безопаснее всего оставаться животным.
— Так говорил Заратустра, — буркнул Волков.
Коэн издал звук, весьма похожий на довольное кудахтанье, и погрозил жиловатым пальцем, не убирая руку с плеча:
— Передёргиваете, молодой человек, Заратустра говорил совсем не так. Я вижу, мать сделала из вас человека образованного, но лучше прикиньтесь животным, пока будете у нас здесь, ибо пока Заратустра говорил, правитель Кий-города делал. Хоть теперь и не тридцатые годы, но и в благословенном восемьдесят шестом у княжеских волкодавов найдётся крепкая верёвка и огонь они для вас разведут, если заметят, как вы разгуливаете по натянутому канату.
От его слов капитана Волкова пробрал озноб, хоть и было в узорной тени навеса жарко. В тёмных глазах Арона притаились искры, но сумасшествия не было, обиняками говорил просто по привычке, а смысл сказанного только подтверждал напутствия Джоан — не кичиться учёностью. И теперь понятно стало, почему. «Казни, пытки… — думал Саша, гадливо морщась. — Вот не ожидал, что придётся когда-нибудь разгребать такую грязь. Так значит, вот эта самая дорога. Но должны же быть и перекрёстки?»
— Непротивленческие настроения очень им пригодились, — разглагольствовал старый учитель, — нет ничего удобнее для употребления, чем стадо баранов, сознательно подставляющих вторую щёку… хм-м… я хотел сказать, шею под нож. Вы понимаете, заместительная жертва нынче не в моде, уж если закладывать… то есть, я хотел сказать, если закласть… В общем, Кию пришлось слегка модернизировать древний культ Баала. Был бы культ, а жертвы найдутся, вы понимаете? Народ сам выдумает себе ведьм и с наслаждением станет их жечь.
— Вы говорили, — сказал Саша, которому рассуждения о казнях стали уже надоедать, — в город, где обретается мерзавец, ведёт эта дорога? Не заблужусь, если по ней пойду? Где-то там есть ведь развилки.
— Не заблудитесь, — успокоил его Коэн. — Развилки есть, и на них, как и положено, устроены кабаки, но если будете держаться самой лучшей дороги и не болтать языком, обязательно доберётесь до Кий-города. Остерегайтесь только называть светлейшего мерзавцем, потому что в этом случае вас познакомят с ним раньше, чем вы успеете приготовиться к встрече.
Волков поднялся, собираясь распрощаться, но неутомимый его собеседник тут же вскочил, выразив таким способом готовность проводить. Он заковылял рядом, не прекращая болтать:
— Вы понимаете, я рад служить, но всё же мне бы не хотелось оказывать сыну Дианы Ксаверьевны профессиональную помощь.
— Чем вы зарабатываете на хлеб, Арон? — заинтересовался Саша.
— У людей богатых во все времена масса причуд. Даже умирать они не хотят, как люди подлые, а уж похороны себе стремятся обеспечить не хуже княжеских. Нынче модно кремировать богатых покойников, но только самые высокородные могут позволить себе роскошь — слиться с морем. Развеять пепел над водой — что может быть проще, но в море-то никто не ходит, потому что официально принято считать его гибельным для смертного. Не знаю, зачем Кию понадобилось внушать это подданным, но нужно отдать ему должное — с задачей справился отменно. Со мной по его милости теперь даже разговаривать боятся, да и не о чем мне с ними говорить. Тариф мой известен давно, беру я недорого: если развеять в ста метрах от пирса…
— Дальше — дороже? — перебил его Волков.
— Естественно. Но больше чем в километре от берега я хоронить не берусь, разве что сам Кий сподобится. Вы понимаете, они жгут книги, а я топлю то, что от них самих остаётся после сжигания. Ох, тяжело мне в гору. На вёслах легче. Прощайте, Саша.
Волков опасался, что снова повторится обряд целования перстня, но Арон, похоже, попросту забыл, с кем и о чём говорит. Ворчал: «Кого же ты мне напоминаешь? Вспомнить не могу…» Прощаясь, изобразил в воздухе какой-то странный знак и побрёл, не оборачиваясь, обратно к пирсу. Ходить ему действительно было непросто — заметно хромал и опирался на удилище.
Интермедия
Зал заседаний поселения Центрум, кратер вулкана Олимп, Марс
Выдержка из стенограммы заседания Совета Исследователей.
…
Председатель: Перейдём к последнему пункту повестки дня.
Глава Сектора Планетологии (ГСП): О важности последнего пункта можно судить по названию «разное». Потратим время на обсуждение разных разностей.
Председатель: Алексей Мстиславович, я попросил бы обойтись без ёрнических замечаний, если печётесь о времени. Такая обтекаемая формулировка использована из соображений безопасности. Постараюсь быть кратким. По официальному запросу «Грави инкорпорейтед» моим единоличным распоряжением на Землю отправлен эмиссар Внешнего Сообщества для расследования причин природного явления, поставившего под угрозу функционирование составного гравитационного реактора корпорации «Грави».
(шум в зале)
Глава Сектора Киберентики (ГСК): Владимир Борисович, мне кажется, в конституции Внешнего Сообщества прямо сказано, что граждане Внешнего Сообщества не имеют права высаживаться на Землю, а кораблям Внешнего Сообщества запрещено находиться в околоземном пространстве. Мы ещё не справились с результатами последнего инцидента, а вы хотите втравить нас в новую склоку. Мы только что говорили о тяжёлом положении в энергетике. Вы сами проголосовали за мой проект. Лезть в земные дела сейчас, когда нам самим катастрофически не хватает мощностей, — авантюра. Мне кажется, вы превысили полномочия.
(реплики с мест: «Снова здорово», «Всё бы вам об энергетике», «Да погодите же, ничего не слышно»)
Председатель: Айзек, вы, как всегда, торопитесь с выводами. Исследовательское судно, направленное в околоземное пространство, имеет особый статус, подтверждённый двухсторонним соглашением с «Грави Инкорпорейтед», кандидатура эмиссара Внешнего Сообщества предложена Планетарной Машиной, у этого гражданина Внешнего Сообщества тоже особый статус.
Глава Сектора Медицины (ГСМ): Вы Сашку туда отправили? Да вы просто изверг, голубчик.
Председатель: Я отправил туда действительного члена союза исследователей Волкова Александра Владимировича.
ГСМ: Вашему сыну, Владимир Борисович, противопоказаны эмоциональные нагрузки. Напоминаю вам, Владимир Борисович, что после общения с… м-м, скажем так, c существом из каверны Волкова-Моргана, Волков страдает приступами странной болезни, которая современной медицине не по зубам, понимаете голубчик? Как лечащий врач я заявляю протест. Отправить собственного сына…
Председатель (перебивает): Иван Арнольдович, мои семейные дела не подлежат обсуждению на Совете. Мы с вами спорили уже на эту тему. По заявлению самого Александра Владимировича то, что вы считаете заболеванием, таковым не является.
ГСМ (скептически): Ах, оставьте вы, голубчик, эту мистику. Никаких доказательств связи между вашим сыном и существом из каверны Волкова-Моргана у вас нет и не может быть, что же касается утверждений самого больного о якобы состоявшемся синтезе личности Эго-Волкова — так это обыкновенные галлюцинации. Проекция человеческой личности на квантовый компьютер! Сверхзнание! Озарения! Бред это всё, Владимир Борисович. Нет между ними никакой связи.
ГСП (задумчиво): Не хотелось оглашать непроверенные данные, но, как я вижу, они имеют непосредственное отношение к теме дискуссии. Вчера наши «Фобосы» снова зарегистрировали гравитационную аномалию. Область локализации перемещалась скачкообразно, максимум возмущения пришёлся на двадцать один час ноль-ноль минут по местному времени, после чего мощность аномалии резко пошла на убыль и преодолела порог чувствительности аппаратуры «Фобосов».
ГСМ: Вы хотите сказать…
ГСП: Я хочу договорить. Мы успели понаблюдать за районом последней локализации аномалии в тепловом, видимом, ультрафиолетовом и рентгеновском диапазонах. Данных маловато, могу лишь сказать, что параметры объекта, обнаруженного там, близки к параметрам Эго. Когда стартовал «Улисс»?
Председатель: Вчера, в двадцать один час ноль-ноль минут по местному времени.
ГСП: Полагаю, никто из присутствующих не станет отрицать, что некая взаимосвязь между этими двумя событиями всё же прослеживается.
ГСМ: И что это должно означать?
Председатель (улыбается): Ему стало интересно, Иван Арнольдович.
ГСМ: Кому? По утверждению больно… самого Александра Владимировича, Эго человечьими делами не интересуется. Витает, знаете ли, в эмпиреях.
Председатель: Не всегда же ему оставаться ребёнком. Он повзрослел.
ГСП: Ему больше миллиарда лет.
Председатель: И это, Лёша, не мешает ему оставаться в некоторых вопросах ребёнком. Своенравным, но любознательным. Но всё это домыслы. Меня лично в значительно большей степени беспокоит не психология Эго, а суть явления, напугавшего Планетарную Машину. Я затребовал данные, Джоан прислала их, но для адекватной интерпретации потребуются серьёзные вычислительные мощности. Айзек…
ГСК (сварливо): Мощности, мощности! Опять мощности. Ведь я только что говорил вам!
Председатель (вздыхает): Не склочничайте, Айзек. Дело очень серьёзное, я пришлю вам исходные данные.
ГСК (безнадёжно): Вы неисправимы, Володя… Давайте ваши данные. Сами-то вы что об этом явлении думаете? Составили уже какое-нибудь мнение?
Председатель (мрачно): Составил, но это не для протокола. Попрошу остановить запись заседания.
(конец стенограммы)
