Глава 3
Актеон
Оставшись один, Карл очень удивился, что к нему не пришел ни один из его верных друзей, а двумя его верными друзьями были кормилица Мадлен и борзая Актеон.
«Кормилица, должно быть, пошла к знакомому гугеноту петь псалмы, – подумал он, – а Актеон все еще сердится за то, что сегодня утром я хлестнул его арапником».
Карл взял свечу и прошел к доброй женщине. Доброй женщины не было дома. Дверь из комнаты Мадлен, как, наверное, помнит читатель, вела в Оружейную палату. Карл подошел к этой двери.
Но на ходу у него начался один из тех приступов, которые он уже испытывал и которые обрушивались на него внезапно. Король страдал так, словно в его внутренностях шарили раскаленным железом. Его мучила неутолимая жажда. На столе он увидел чашку с молоком, выпил ее залпом и почувствовал некоторое облегчение.
Он опять взял свечу, которую поставил на стол, и вошел в Оружейную палату.
К его величайшему изумлению, Актеон не бросился к нему навстречу. Быть может, его заперли? Но в таком случае он почуял бы, что хозяин вернулся с охоты, и стал бы выть.
Карл свистал, звал – собака не появлялась. Он сделал еще шага четыре вперед, и, когда пламя свечи осветило дальний угол комнаты, он увидел в этом углу неподвижную массу, лежавшую на паркете.
– Ко Мне, Актеон! Ко мне! – крикнул Карл и свистнул еще раз.
Собака не пошевелилась.
Карл подбежал и потрогал ее; бедное животное уже окоченело. Из перекошенной болью пасти собаки вытекло на пол несколько капель желчи, смешанной с кровавой пенистой слюной. Собака нашла в Оружейной берет хозяина и решила умереть, положив голову на вещь, олицетворявшую для нее ее друга…
Это зрелище заставило его забыть о своей боли и вернуло ему всю его энергию, у него в жилах закипела ярость, он хотел крикнуть, но короли, скованные собственным величием, не могут свободно поддаться первому порыву, который любой другой человек может обратить на пользу своим страстям или самозащите. Поняв, что здесь кроется предательство. Карл промолчал.
Он встал на колени около собаки и опытным взглядом осмотрел ее труп. Глаза остекленели, красный язык был весь в язвах и гнойничках. Болезнь была такой необычной, что Карл вздрогнул.
Король снова надел перчатки, которые заткнул было за пояс, приподнял посиневшую губу собаки, чтобы осмотреть зубы, и в промежутках между острыми клыками и на их кончиках обнаружил прилипнувшие к ним беловатые кусочки.
Он вытащил эти кусочки и увидел, что это бумага.
Около бумаги опухоль была больше, десны вздулись, а слизистая оболочка была, словно разъедена купоросом.
Карл внимательно осмотрел все кругом. На ковре валялись два-Три обрывка бумаги, похожей на ту, какую он обнаружил в пасти собаки. На одном обрывке, побольше других, сохранились остатки гравюры.
Когда Карл разглядел кусочек этой гравюры с изображением дворянина на соколиной охоте, которую Актеон вырвал из охотничьей книги, волосы у него встали дыбом.
– А-а! Книга была отравлена, – побледнев сказал он. И тут он внезапно вспомнил все.
– Тысяча чертей! – вскричал он. – Ведь каждую страницу я трогал пальцем и каждый раз брал его, в рот, чтобы смочить слюной! Вот откуда мои обмороки, боли, рвота… Я погиб!
Под гнетом этой страшной мысли Карл на мгновение замер. Потом с глухим рычанием вскочил и бросился к двери Оружейной палаты.
– Мэтра Рене! – крикнул он. – Мэтра Рене, флорентийца! Пусть сейчас же сбегают на мост Михаила Архангела и приведут его! Чтобы через десять минут он был здесь! Пусть кто-нибудь из вас скачет туда верхом и пусть возьмет запасную лошадь для Рене, чтобы поскорее вернуться! А если придет мэтр Амбруаз Паре, велите ему подождать!
Один из телохранителей бегом бросился исполнять приказание.
– О-о! – прошептал Карл. – Я должен был бы приказать пытать всех подряд – вот тогда-то я узнал бы, кто дал эту книгу Анрио!
С каплями пота на лбу, с судорожно стиснутыми руками, с вздымающейся грудью, Карл стоял на месте, не сводя глаз с трупа собаки.
Через десять минут флорентиец робко и не без тревоги постучал в дверь короля. Существует такая совесть, в которой никогда не бывает чистого неба.
– Войдите! – сказал Карл.
Появился парфюмер. Карл подошел к нему с повелительным видом, со сжатыми губами.
– Ваше величество! Вы посылали за мной? – весь дрожа, спросил Рене.
– Вы ведь хороший химик, не так ли?
– Государь…
– И вы знаете то, что знают лучшие врачи?
– Ваше величество, вы преувеличиваете.
– Так говорила мне матушка. А кроме того, я доверяю вам и предпочитаю посоветоваться с вами, чем с кем-либо еще. Так вот, – продолжал он, указывая на труп животного, – посмотрите, прошу вас, что там такое между зубами собаки, и скажите, отчего она издохла.
В то время как Рене со свечой в руке нагнулся до земли не столько для того, чтобы исполнить приказание короля, сколько для того, чтобы скрыть свое волнение. Карл стоял, не спуская с этого человека глаз, и ждал с вполне понятным нетерпением его слова, которое должно было стать либо его смертным приговором, либо залогом его выздоровления.
Рене вынул из кармана нечто вроде скальпеля, раскрыл его и кончиком отделил от десен борзой приставшие к ним кусочки бумаги; затем он долго и внимательно разглядывал желчь и кровь, сочившиеся из каждой ранки.
– Государь! – с трепетом сказал он. – Симптомы весьма печальные.
Карл почувствовал, как холодная струя пробежала по его жилам и залила сердце.
– Да, – сказал он. – Собака была отравлена, не так ли?
– Боюсь, что так, государь.
– А каким ядом?
– Думаю, что минеральным.
– Можете ли вы точно установить, что она была отравлена?
– Да, конечно, вскрыв и исследовав желудок.
– Вскройте! Я хочу, чтоб у меня не осталось никаких сомнений.
– Надо будет позвать кого-нибудь помочь мне.
– Я вам помогу, – сказал Карл.
– Вы, государь?
– Да, я. А если она отравлена, какие симптомы мы обнаружим?
– Красноту и травовидное поражение оболочки желудка.
– Что ж, приступим! – сказал Карл.
Рене одним ударом скальпеля вскрыл грудь борзой и обеими руками с силой раздвинул ее стенки, а Карл, опустившись на одно колено, светил ему судорожно стиснутой, дрожащей рукой.
– Смотрите, государь, – сказал Рене, – смотрите: вот явные следы отравления. Вот именно такая краснота, о которой я говорил вам, а что касается прожилок, похожих на разросшийся корень растения, то их-то я и назвал травовидным поражением. Я здесь нашел все, что искал.
– Значит, собака отравлена?
– Да, государь.
– Минеральным ядом?
– По всей вероятности.
– А что ощущал бы человек, нечаянно проглотивший этот яд?
– Сильную головную боль, такое жжение внутри, точно он проглотил горячие угли, боли во внутренностях, тошноту.
– И жажду? – спросил Карл.
– Неутолимую, – ответил Рене.
– Все так, все так! – прошептал король.
– Государь! Я тщетно ищу цель всех этих вопросов.
– А зачем вам ее искать? Вам нет нужды знать ее. Отвечайте на мои вопросы, вот и все.
– Спрашивайте, ваше величество.
– Какое противоядие прописывают человеку, проглотившему то же вещество, что и моя собака? Рене с минуту подумал.
– Есть несколько минеральных ядов, – ответил он, – но, прежде чем ответить, я хотел бы знать, о каком яде идет речь. Ваше величество! Вы имеете представление о том, каким способом была отравлена собака?
– Да, – сказал Карл, – она съела страницу из одной книги.
– Страницу из книги?
– Да.
– Ваше величество! А эта книга у вас?
– Вот она, – сказал Карл, беря книгу об охоте с полки, на которую он ее поставил, и показывая ее Рене.
Рене сделал жест изумления, и это не ускользнуло от короля.
– Она съела страницу из этой книги? – пролепетал Рене.
– Из этой самой.
Карл указал место, откуда была вырвана страница.
– Позвольте мне, государь, вырвать еще одну страницу!
– Рвите.
Рене вырвал страницу и поднес ее к свече. Бумага вспыхнула, и по комнате распространился сильный запах чеснока.
– Книга была отравлена микстурой мышьяка, – сказал он.
– Вы уверены?
– Как если бы ее обрабатывал я сам.
– А противоядие?..
Рене отрицательно покачал головой.
– Как? – хриплым голосом спросил Карл. – Вы не знаете никакого средства?
– Самое лучшее и самое действенное – это яичные белки, взбитые с молоком. Но…
– Но… что?
– Но надо было прописать это лекарство сейчас же, а иначе…
– А иначе?..
– Государь! Это страшный яд, – еще рае повторил Рене.
– Однако он убивает не сразу, – заметил Карл.
– Да, но убивает наверняка. Неважно, сколько времени пройдет до смерти. Иногда в этом даже есть свой расчет.
Карл оперся на мраморный стол.
– А теперь вот что, – сказал он, кладя руку на плечо Рене, – вам ведь знакома эта книга?
– Мне, государь? – бледнея, переспросил Рене.
– Да, вам. При взгляде на нее вы сами себя выдали.
– Государь! Клянусь вам…
– Рене, – перебил Карл, – выслушайте меня: вы отравили перчатками королеву Наваррскую; вы отравили дымом лампы принца Порсиана; вы пытались отравить душистым яблоком принца Конде. Рене, я прикажу содрать у вас мясо с костей по кусочкам раскаленными щипцами, если вы не скажете, кому принадлежит эта книга.
Флорентиец увидел, что с гневом Карла IX шутить нельзя, и решил взять смелостью.
– А если я скажу правду, государь, кто мне поручится, что я не буду наказан еще мучительнее, чем если я вам не отвечу?
– Я.
– Вы дадите мне ваше королевское слово?
– Честное слово дворянина, вы сохраните себе жизнь, – сказал король.
– В таком случае книга принадлежит мне, – объявил флорентиец.
– Вам? – воскликнул Карл, отступая и глядя на отравителя страшными глазами.
– Да, мне.
– А как же она ушла из ваших рук?
– Ее взяла у меня ее величество королева-мать.
– Королева-мать! – воскликнул Карл.
– Да.
– Ас какой целью?
– Думаю, что с целью отнести ее королю Наваррскому, который просил у герцога Алансонского такого рода книгу, чтобы изучить соколиную охоту.
– А! Так, так! – воскликнул Карл. – Мне все понятно! В самом деле, книга была у Анрио. От судьбы я не ушел!
В эту минуту у Карла начался снова сильный, сухой кашель, который вызвал боль во внутренностях. Карл глухо вскрикнул раза три и упал в кресло.
– Что с вами, государь? – испуганно спросил Рене.
– Ничего, – ответил Карл. – Просто хочется пить. Дайте мне воды.
Рене налил стакан воды и дрожащей рукой подал Карлу – тот выпил ее залпом.
– А теперь, – сказал король, беря перо и обмакивая его в чернила, – пишите ла этой книге.
– Что я должен писать? – спросил Рене.
– То, что я сейчас вам продиктую: «Это руководство по соколиной охоте дано мною королеве-матери, Екатерине Медичи».
Рене взял перо и написал.
– А теперь подпишитесь. Флорентиец подписался.
– Вы обещали сохранить мне жизнь, – напомнил парфюмер.
– Да, и я сдержу свое слово.
– А королева-мать? – спросил Рене.
– А вот это меня Не касается, – ответил Карл. – Если на вас нападут, защищайтесь сами.
– Государь! Смогу ли я уехать из Франции, если увижу, что моей жизни грозит опасность?
– Я отвечу вам на это через две недели.
– Но до тех пор…
Карл сдвинул брови и приложил палец к бледным губам.
– О, будьте покойны, государь!
Вне себя от счастья, что так дешево отделался, флорентиец поклонился и вышел.
Тотчас же в дверях своей комнаты показалась кормилица.
– Что с тобой, мой Шарло? – спросила она.
– Кормилица! Я походил по росе, и от этого мне стало плохо.
– Правда, ты очень побледнел.
– Это оттого, что я очень ослабел. Дай мне руку, кормилица, и доведи до кровати.
Кормилица подбежала к нему; Карл оперся на нее и добрался до своей опочивальни.
– Теперь я сам лягу, – сказал Карл.
– А если придет мэтр Амбруаз Паре?
– Скажи ему, что мне стало лучше и что он мне больше не нужен.
– А что тебе дать сейчас?
– Да самое простое лекарство, – ответил Карл, – яичные белки, взбитые с молоком. Кстати, кормилица, – продолжал он, – бедный Актеон издох. Завтра утром надо будет похоронить его где-нибудь в Луврском саду. Это был один из моих лучших друзей… Я поставлю ему памятник… если успею.
