Глава XXVI
О том, как господин де Сен-Люк показал господину де монсоро удар, которому его научил король
Граф де Монсоро ждал Сен-Люка со шпагой в руках, выстукивая ногой яростный вызов.
– Ты готов? – спросил граф.
– Кстати, – сказал Сен-Люк, – вы выбрали себе совсем недурное место: спиной к солнцу. Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь.
Монсоро повернулся на четверть оборота.
– Отлично, – сказал Сен-Люк, – так мне будет хорошо видно, что я делаю.
– Не щади меня, – сказал Монсоро, – я буду драться насмерть.
– Вот как? – сказал Сен-Люк. – Стало быть, вы обязательно хотите меня убить?
– Хочу ли я? О! Да… я хочу!
– Человек предполагает, а бог располагает, – заметил Сен-Люк, в свою очередь обнажая шпагу.
– Ты говоришь…
– Я говорю… Поглядите повнимательней на эти вот маки и одуванчики.
– Ну?
– Ну так вот, я говорю, что уложу вас прямо на них.
И, продолжая смеяться, Сен-Люк встал в позицию. Монсоро неистово бросился на него и с невероятным проворством нанес Сен-Люку два или три удара, которые тот отбил с не меньшей ловкостью.
– Клянусь богом, господин де Монсоро, – сказал Сен-Люк, продолжая фехтовать с противником, – вы недурно владеете шпагой, и всякий другой, кроме меня или Бюсси, был бы убит на месте вашим последним отводом.
Монсоро понял, с каким человеком он имеет дело, и побледнел.
– Вы, должно быть, удивлены, – прибавил Сен-Люк, – что я так сносно управляюсь со шпагой. Дело в том, что король – он, как вам известно, очень меня любит – взял на себя труд давать мне уроки и, среди прочего, научил меня удару, который я вам сейчас покажу. Я говорю все это затем, чтобы вы имели удовольствие, если вдруг я убью вас этим ударом, знать, что вас убили ударом, преподанным королем. Вам это будет весьма лестно.
– Вы ужасно остроумны, сударь, – сказал выведенный из себя Монсоро, делая выпад правой ногой, чтобы нанести прямой удар, способный проткнуть насквозь стену.
– Проклятие! Стараюсь, как могу, – скромно ответил Сен-Люк, отскакивая в сторону.
Этим движением он вынудил своего противника сделать полувольт и повернуться лицом прямо к солнцу.
– Ага! – сказал Сен-Люк. – Вот вы уже и там, где мне хотелось вас видеть, прежде чем я увижу вас там, куда хочу вас уложить. Недурно я выполнил этот прием, верно? Право же, я доволен, очень доволен! Только что вы имели всего пятьдесят шансов из ста быть убитым, а сейчас у вас их девяносто девять.
И со стремительной силой и ожесточением, которых не знал за ним Монсоро и которых никто не заподозрил бы в этом изнеженном молодом человеке, Сен-Люк нанес главному ловчему, не останавливаясь, один за другим пять ударов. Монсоро, ошеломленный этим ураганом из свиста и молний, отбил их. Шестой удар был ударом прим; он состоял из двойной финты, парады и рипоста. Первую половину этого удара графу помешало увидеть солнце, а вторую он не смог увидеть потому, что шпага Сен-Люка вошла в его грудь по самую рукоятку.
Какое-то мгновение Монсоро еще продолжал стоять, словно подрубленный дуб, ждущий лишь легкого дуновения, чтобы понять, в какую сторону ему падать.
– Вот и все, – сказал Сен-Люк. – Теперь у вас все сто шансов. И вот что, заметьте, сударь: вы упадете как раз на те маки и одуванчики, которые я имел честь вам показать.
Силы оставили графа. Его пальцы разжались, глаза затуманились. Он подогнул колени и рухнул на маки, смешав с их пурпуром багрянец своей крови.
Сен-Люк спокойно вытер шпагу и стоял, наблюдая за сменой оттенков, которая постепенно превращает лицо агонизирующего человека в маску трупа.
– А! Вы убили меня, сударь, – сказал Монсоро.
– Я старался убить вас, – ответил Сен-Люк, – но теперь, когда вы лежите тут и вот-вот испустите дух, черт меня побери, если мне не досадно, что я сделал это. Теперь я испытываю к вам глубокое уважение, сударь. Вы ужасно ревнивы, оно верно, но вы храбрый человек.
И, весьма довольный своей надгробной речью, Сен-Люк опустился на колено возле Монсоро и сказал ему:
– Нет ли у вас какого-нибудь последнего желания, сударь? Слово дворянина – оно будет исполнено. Обычно, по себе знаю, когда ты ранен, испытываешь жажду. Может быть, вы хотите пить? Я пойду за водой.
Монсоро не отвечал.
Он повернулся лицом к земле и, хватая зубами траву, бился в луже собственной крови.
– Бедняга! – сказал Сен-Люк, вставая. – О! Дружба, дружба, ты очень требовательное божество.
Монсоро с трудом приоткрыл один глаз, попытался приподнять голову и с леденящим душу стоном вновь уронил ее на землю.
– Ну что ж, он мертв, – произнес Сен-Люк. – Забудем о нем… Легко сказать: забудем… Как ни говори, а я убил человека. Не скажешь, что я даром терял время в Анжу.
И он тут же перелез через стену и парком вернулся в замок.
Первым человеком, которого он увидел там, была Диана. Она беседовала с подругой.
«Как к лицу ей будет траур», – подумал Сен-Люк.
Потом, подойдя к очаровательной группе, составленной двумя молодыми женщинами, он сказал:
– Простите, любезная дама, но мне совершенно необходимо сказать пару слов госпоже де Сен-Люк.
– Пожалуйста, дорогой гость, пожалуйста, – ответила госпожа де Монсоро. – Я пойду к отцу в библиотеку. Когда ты поговоришь с господином де Сен-Люком, – добавила она, обращаясь к подруге, – приходи, я буду там.
– Да, обязательно, – сказала Жанна.
И Диана с улыбкой удалилась, помахав ей рукой.
Супруги остались одни.
– В чем дело? – спросила Жанна с самым веселым выражением на лице. – У вас мрачный вид, дорогой супруг!
– Еще бы! – ответил Сен-Люк.
– А что произошло?
– Э! Боже мой! Несчастный случай.
– С вами? – испугалась Жанна.
– Не совсем со мной, но с человеком, который находился возле меня.
– С кем же?
– С тем, с кем я прогуливался.
– С господином де Монсоро?
– Увы, да! Бедный, дорогой граф!
– Так что же с ним случилось?
– Я полагаю, что он умер.
– Умер? – воскликнула Жанна с вполне понятным волнением. – Умер!
– Вот именно.
– Да ведь он только что был здесь, говорил, смотрел!..
– Э! В этом как раз и причина его смерти: он слишком много смотрел и в особенности слишком много говорил.
– Сен-Люк, друг мой, – сказала молодая женщина, схватив мужа за руки.
– Что?
– Вы от меня ничего не скрываете?
– Я? Ничего решительно, клянусь вам. Не скрываю даже места, где он умер.
– А где он умер?
– Там, за стеной, на той самой полянке, где наш друг Бюсси имел обыкновение привязывать своего коня.
– Это вы его убили, Сен-Люк?
– Проклятие! А кто же еще? Нас было только двое, я возвращаюсь живой и говорю вам, что он мертв: нетрудно отгадать, кто из нас двоих кого убил.
– Несчастный вы человек!
– Ах, дорогая моя! – сказал Сен-Люк. – Он меня на это вызвал: оскорбил меня, первый обнажил шпагу.
– Это ужасно! Это ужасно! Бедный граф!
– Вот, вот, – сказал Сен-Люк, – я так и знал. Увидите, через неделю его будут называть: «Святой Монсоро».
– Но вам нельзя оставаться здесь! – вскричала Жанна. – Вы не можете больше жить под крышей дома того человека, которого вы убили.
– Это самое я только что и сказал себе и потому поспешил к вам, моя дорогая, просить вас подготовиться к отъезду.
– Но вас-то он, по крайней мере, не ранил?
– Наконец-то! Вот вопрос, который, хотя и задан с некоторым запозданием, все же примиряет меня с вами! Нет, я совершенно невредим.
– Стало быть, мы уезжаем?
– И чем скорее, тем лучше, так как вы понимаете; с минуты на минуту несчастье может открыться.
– Какое несчастье? – вскрикнула госпожа де Сен-Люк, возвращаясь вспять в своих мыслях, как иной раз возвращаются назад по своим шагам.
– Ах! – вздохнул Сен-Люк.
– Но я подумала, – сказала Жанна, – ведь теперь госпожа де Монсоро – вдова.
– То же самое говорил себе я.
– После того как убили его?
– Нет, до того.
– Что ж, пока я пойду предупредить ее…
– Щадите ее чувства, дорогой друг!
– Бессовестный! Пока я пойду предупредить ее, оседлайте коней: сами оседлайте, как для прогулки.
– Замечательная мысль! Хорошо, если у вас их будет побольше, дорогая моя, потому что, должен вам признаться, у меня уже голова идет кругом.
– Но куда мы поедем?
– В Париж.
– В Париж! А король?
– Король, наверное, уже все забыл. Произошло столько событий с тех пор, как мы с ним виделись, и, кроме того, если будет война, что вероятно, мое место возле него.
– Хорошо. Значит, мы едем в Париж?
– Да. Но сначала мне нужны перо и чернила.
– Кому вы собираетесь писать?
– Бюсси. Вы понимаете, что я не могу покинуть Анжу, не сказав ему, почему я уезжаю.
– Это верно. Все, что нужно для письма, вы найдете в моей комнате.
Сен-Люк тотчас же туда поднялся и рукой, которая, какой бы твердой она у него ни была, все же слегка дрожала, торопливо набросал следующие строки:
«Дорогой друг!
Вы узнаете из уст молвы о несчастье, которое приключилось с господином де Монсоро. Мы с ним поспорили на старой лесосеке о причинах и следствиях разрушения стен и о том, следует ли лошадям самим находить дорогу. В разгар этого спора господин де Монсоро упал на маки и одуванчики, и столь неловко, что тут же на месте умер.
Ваш друг навеки
Сен-Люк.
Р.S. Так как все это в первую минуту может показаться вам несколько неправдоподобным, добавлю, что, когда произошло это несчастье, мы оба держали в руках шпаги.
Я немедленно уезжаю в Париж засвидетельствовать мое почтение королю. В Анжу, после того, что случилось, я не чувствую себя в полной безопасности».
Десять минут спустя один из слуг барона уже скакал с этим письмом в Анжер, в то время как господин и госпожа де Сен-Люк, в полном одиночестве, покидали замок через потайные ворота, выходившие на самую кратчайшую дорогу к Парижу. Они оставили Диану в слезах и в особенности в большом затруднении, как рассказать барону грустную историю этой дуэли.
Когда Сен-Люк проезжал мимо, Диана отвела глаза в сторону.
– Вот и оказывай после этого услуги своим друзьям, – сказал тот жене. – Нет, решительно, все люди неблагодарны, только один я способен на признательность.
