Глава 24

Люку хотелось выть.

Он понимал, что сам все испортил. Струи ледяного душа вколачивали эту мысль в его мозг. Он полностью обладал Саммер, она отдавала ему всю себя, совсем беспомощная, снова и снова – и надо же было закончить все ссорой!

Возбуждение было темным чудовищем, в пять раз больше Люка. Это чудовище было готово вырваться из щегольской кожи Люка, разорвать ее в лохмотья, которые увидит весь мир. Каким-то образом Люку удавалось удерживать чудовище на последнем клочочке контроля, хотя оно было готово сорваться с него. Однако так было до того, как Саммер улыбнулась и ее улыбка подействовала на него как пощечина. Та же чертова улыбка, какую она машинально бросила ему в тот первый вечер, вырвав его сердце и попытавшись оставить пятьдесят евро взамен.

– Боже мой, никогда ничего подобного я не видел. – Патрик выхватил у Люка тарелку, с отвращением глядя на поломанные завитушки десерта Victoire. – От твоего взгляда ломаются вещи! Ты, случайно, не пригласил киношников, чтобы они могли увидеть, кто теперь на кухнях настоящая звезда?

Произнеся это, Патрик бросил попытки исправить то, что напортачил Люк, взял другую тарелку и отдал ее официанту.

Люк что-то проворчал.

– Я даже не хочу знать, как ты довел себя до такого состояния, ведь я сам видел, как у вас шли дела вчера вечером. Но что бы между вами ни произошло, я совершенно уверен, что виноват в этом только ты.

Ворчание Люка стало угрожающим.

– Знаешь, отель обзавелся спортзалом, – продолжал Патрик. – Иногда я хожу туда вместо того, чтобы бить тебя по голове.

И Люк отправился в спортзал, намереваясь нанести быстрый, смертоносный удар по боксерской груше или напрячься изо всех сил, чтобы поднять сумасшедший вес, но столкнулся с Саммер.

Она была в пальто с шарфом и выглядела так, будто ночью спала как ангел.

Возможно, так и было. Ангел, который обессилел от наслаждения, свернулся калачиком среди подушек и не мог держать глаза открытыми.

– Саммер, – сказал Люк с огромным облегчением.

Возможно, лучше бы он столкнулся с нею после спортзала, но так уж получилось.

Она натянула перчатки и нерешительно, но жизнерадостно улыбнулась ему.

Putain, он кого-нибудь убьет. Себя. Ее.

Он наклонился, чтобы поцелуем стереть жизнерадостную улыбку с лица Саммер, заставить ее посмотреть на него.

Она повернула голову, и его губы скользнули по щеке.

Желание рывком вернуть ее голову на прежнее место и силой заставить ее рот принять его губы оказалось столь сильным, что Люку пришлось сделать шаг назад, просунуть руки под локти и прижать их там.

– Прости, я опаздываю, – сказала она беззаботно, будто не делала абсолютно никакого различия между поцелуем, разговором в холле или бурным занятием сексом; она одинаково извинялась за то, что ей надо заниматься чем-то другим, лучшим, чем все это. – Поговорим позже.

О да, он убьет кого-нибудь. Ее.

– В конце концов, мне же не хочется, чтоб он угробил меня.

Она потешно пожала плечами, а Люк уставился на нее горящими глазами.

– Кто может тебя угробить?

– Мой психоаналитик, конечно, – объяснила она и засмеялась, будто желая сказать: «Какой же ты глупенький».

Его ноздри расширились. Спрятанные под локтями кулаки костяшками впились в мускулы.

– Ты идешь к психоаналитику, чтобы научиться, как перестать испытывать влечение ко мне?

– Но это же очевидно, – ответила Саммер и подмигнула. – Мне нужна помощь.

Его челюсти сжались. Он очень осторожно отступил в сторону, чтобы дать ей пройти, потому что не мог доверить себе сделать что-либо еще.

И затем отправился в чертов спортзал.

Он тренировался до упаду, и пот лил с него в три ручья. Даже пришлось повиснуть на груше, чтобы прийти в себя. И ему стало легче.

Правда, ненамного.

Ровно настолько, чтобы в его возбужденном, исступленном, раздосадованном мозгу появилось место для ее лица, обрамленного его руками, для ее неудержимо дрожащих губ и голубых глаз, блестящих от слез, которые она пыталась удержать. Ведь он наполнил целый зал десертами для нее, предлагая ей все, что было самым прекрасным в нем самом.

Все это Люк помнил.

Вися на груше, он тяжело дышал. Прижимался лицом к коже и ждал, когда сердцебиение вернется к нормальному ритму.

Саммер уже потеряла счет тому, сколько раз вытаскивала телефон, собираясь сообщить отцу, что уезжает, но каждый раз не решалась. Она шла пешком вдоль Сены и дошла до Gibert Jeune, от которого было рукой подать до Нотр-Дам.

В Париже это было прекраснейшее место для прогулок, и Саммер старалась примириться с городом. Мосты висели над стигийскими водами, похожие на древние костяные браслеты на длинной коричневой руке, лишенной жизни. Собор Нотр-Дам сражался с серым небом, обещая спасение, обманом заставляя путников поверить, что оно всего в нескольких шагах. Позади угрожающе нависало огромное детище Эйфеля – Злая мачеха, неотвратимо преследующая Саммер.

Она хорошо знала расстояние между угрозой и убежищем. Ее школа-интернат находилась всего в квартале от башни, и, Бог тому свидетель, при первой же возможности она спасалась бегством в Нотр-Дам. Саммер было хорошо там сидеть, спрятав лицо в ладони, и плакать. Медленные слезы струились по щекам от ненависти к самой себе и от отчаяния, а круглый витраж над входом и огромное пространство внутри, полное тихих звуков, поддерживали хрупкое, но упорное желание любить себя вопреки тому, что все остальные ее ужасно ненавидели, а родители просто бросили.

Теперь же, обутая в маленькие ботинки на высоченных каблуках, чтобы нарочно мучить ступни, привыкшие к вьетнамкам, Саммер машинально шла в направлении к Нотр-Дам. Красоте и очарованию Парижа всегда полагалось перевешивать эмоции, которые могли возникнуть у Саммер. Никто не мог быть здесь одинок. Ни одна девочка, которой предоставили Париж, не должна была хотеть дополнительных доказательств любви и привязанности. Если только не была совсем испорчена.

Но даже самую прекрасную и надрывающую сердце прогулку здесь Саммер с удовольствием променяла бы на возможность каждый вечер бродить по пляжу в свете луны, когда Южный Крест стоит низко над горизонтом.

Холодный ветер щипал ее щеки, и несколько привычных к холоду мужчин попытались пристать к ней, но она едва заметила их. К тому времени, когда она дошла до бульвара Сен-Мишель, судорога уже сводила ее ноги. С тех пор, как она последний раз была в Париже, фасад Нотр-Дам почистили, и его непоколебимая бледность и совершенство светились на сером небе. Она засмотрелась на него через реку, и память о том, сколько раз она рыдала там, когда была подростком, нахлынула и потрясла ее сердце. Нет, туда она не пойдет и такой, какой была, больше не будет.

Саммер повернулась на каблуках, перешла улицу и оказалась рядом с великолепным фонтаном архангела-воителя Михаила, попирающего дьявола, который лежит у его ног, и призывающего людей на бульваре Сен-Мишель сделать то же самое. Париж оставался верен себе – он принуждал вас видеть свою превосходную красоту, куда бы вы ни повернулись.

Когда Саммер была маленькой, то считала эту бронзовую скульптуру сильной, гордой женщиной, побеждающей какого-то беспощадного злобного врага кривым мечом и изящными танцевальными движениями. Вот тебе, казалось, говорила женщина своей победоносно поднятой рукой, и на ее прекрасном лице не было ни следа беспокойства. Она встала и нанесла поражение врагу, а крылья были готовы поднять и унести ее ввысь. Лиз, при всей своей страсти к истории Парижа и желанию делиться знаниями со своей воспитанницей, ни разу не поправила Саммер. Только позже, в школе-интернате, кто-то в художественном классе посмеялся над нею и объяснил то, что она давно должна была знать. Что это архангел Михаил. Не торжествующая женщина, а тот самый ангел, который выгнал Еву из Рая за то, что она сделала глупость и съела что-то потрясающе соблазнительное.

Саммер долго стояла, глядя на гордую полуулыбку на изящном лице. Оно вполне могло принадлежать женщине. Саммер попыталась представить Люка в виде дьявола, глядящего с бессильным гневом на ангела, который одержал над ним победу. Но это было невозможно.

Какой-то мужчина воспользовался тем, что она так увлеченно смотрит на статую, обнял ее за талию, и его лицо мгновенно оказалось лицом трусливого поверженного дьявола. Черт возьми.

Она без труда вывернулась, вошла в книжный магазин и накупила для своих учеников кучу книг. Их пришлось тащить в сумках, таких тяжелых, что ручки резали ей руки, не давая возможности добраться до телефона. Один звонок – и можно уклониться от школьных забот, потому что есть мужчина, который дарит ей четыре оргазма за ночь, и с этим она ничего не может поделать.

На ее ночном столике оказался букет из двух дюжин мишек из шоколадного маршмеллоу на длинных палочках.

Саммер не могла решить, что хуже – когда мужчина дарит ей четыре оргазма, не теряя самоконтроля, или когда в знак благодарности приносит ей букет мишек, поскольку знает, что от этого ее сердце распахнется ему навстречу.

Она не стала есть мишек, а бросилась из номера, но налетела на неподвижную упругую стену. Вдохнула – о боже, от него так хорошо пахнет сегодня! Она ощущала какой-то слабый, дразнящий аромат, и ей захотелось распознать его среди запахов цитрусов, карамели и шоколада на его коже.

А вдруг она узнает его настолько, что когда ночью он будет возвращаться домой, ей будет достаточно просто уткнуться лицом ему в шею, чтобы сразу понять, с чем он работал днем?

– Саммер. – Ночной бархатный голос Люка сомкнулся над ней, и прекрасные ловкие руки поймали ее прежде, чем она успела кинуться обратно и захлопнуть за собой дверь.

– О боже, опять ты. – Игривый, насмешливый тон давал понять, что он для нее ничего не значит. Она с сочувствием подмигнула ему. – Честно говоря, я общалась с тобой столько, что сегодня больше не могу. Хотя было весело.

Саммер подняла руку, намереваясь погладить Люка по щеке.

Он поймал ее руку так легко, будто ему это ничего не стоило, и провел большим пальцем по запястью. Ее пульс ускорился. Он отвел ее руку от своего лица, не давая ей до него дотронуться.

– Саммер.

Она обратила к нему скучающую полуулыбку, едва подняв брови. Он стоял так близко к ней, что она могла бы прислониться к нему. И снова стать его чертовой марионеткой. Его куколкой, с которой он будет играть. Когда она с такой точки зрения подумала о прошлой ночи, то ей захотелось плакать. Но как еще она могла думать?

– Саммер. – Его пальцы нежно гладили ее запястье, пока он сдвигал руку в сторону. Ее сердце колотилось от желания спрятаться в его объятиях, но она просто не могла этого сделать. Нельзя спрятаться, прижавшись к тому, кто будет манипулировать твоей душой, вынимая ее из тела, а сам при этом сохранит полный контроль над собой. – Прости, если я сделал что-то не так. Я сожалею сильнее, чем ты может подумать. По-видимому, вчера я зашел слишком далеко. Под конец я чуть не потерял рассудок, потому что уже не мог держать себя в руках. Вот мне и пришлось уйти.

Да, конечно. Сбежал, чтобы не сдаться. Повезло, что у одного из них был выбор.

– Знаешь, Саммер, когда я работаю с… сырыми ингредиентами, – он погладил ее руки с уже знакомой нежностью, но так, будто имел право всем управлять и преобразовывать все так, как хотел, – мне часто приходится делать много попыток, чтобы получилось точно так, как надо.

В ней вспыхнул гнев. Он будет практиковаться на ней, пока у него не получится точно так, как надо?

Люк склонился над Саммер. Его уверенные, возбуждающие руки ласкали ее плечи, а дыхание согревало губы.

– Саммер, давай попробуем еще раз.

Она резко отодвинулась от него, и он моргнул, с трудом различив ее гнев через туман иных ожиданий.

– Какая жалость, что ты не смог сделать меня совершенной с первой попытки.

Его руки удивленно соскользнули с ее тела, когда она пригнулась и освободилась, но он поймал ее за руку и попытался встретиться с ней взглядом, будто ее непонимание было нелепым.

– Саммер, – сказал он мягко. – Я не пытался сделать тебя совершенной для меня. Я пытался сам стать совершенным для тебя.

Она нахмурилась, ничего не понимая.

– Но ты и так само совершенство.

– Для этого мне все время приходится прилагать усилия. А ты уже идеальна.

– Неужели ты в это веришь?

– А иначе зачем мне это говорить, Саммер? Ради чего мне лгать тебе?

Не ради денег или могущества ее отца. И уж точно не ради секса. Саммер испугалась: а вдруг он хочет ее всю? Вдруг она для него просто откушенный кусок, который он может легко проглотить целиком и забыть о нем, продолжая сытно и полноценно питаться всю оставшуюся жизнь? Еще раз она такого не сможет выдержать. Ей так отчаянно захотелось вырваться из-под его власти и опять оказаться на своем безопасном солнечном острове, что ее начала бить дрожь и слезы подступили к глазам.

– Ты назвал меня испорченной девчонкой.

– Ты попросила трахнуть тебя, прижав к стене. – Его пальцы скользнули под ее пальто. – Однако, надо отдать тебе должное, оскорблять ты умеешь.

Она насмешливо взглянула на него.

– Вместо этого мы сделаем по-твоему.

Его рука напряглась.

– Извини, не понял? – Он не отводил от нее глаз, и в них было видно ошеломленное недоверие. – Ты недовольна прошлой ночью?

– Разве не за это ты извинялся?

– Я извинялся за то, что потерял самообладание и ушел. Не пойму, как ты можешь жаловаться на… – Он не договорил, а лицо его становилось все бледнее, а тело все напряженнее. – Ну давай, Саммер, – сказал он наконец, едва шевеля губами, – объясни, как ты можешь жаловаться на то, что случилось вчера ночью.

– Ну, – она мгновенно приняла свою лучшую защиту, легонько пожав плечами, – я же испорчена.

На его лице подергивался мускул, а пальцы согнулись на ее ключице. Он слегка подталкивал ее обратно в номер, и его черные глаза сверлили ее. Дверь закрылась за ними.

– Знаешь, твоему очаровательному приглашению иногда труднее сопротивляться, чем ты думаешь.

– О боже! – взволнованно воскликнула она. – Своими возражениями я причинила тебе маленькую толику хлопот? Ты уверен? – Рука, лежащая на ее ключице, медленно, но безостановочно прижимала ее к стене. Не грубо. Но неумолимо. Люк никогда не ошибался в расчетах того, сколько силы должно быть в его руках. И все же, несмотря на его самообладание, было что-то жестокое в длинных, напряженных складках его лица, и оно сочилось из его бронзовой кожи, не давая Саммер двинуться. А ее тело уже таяло для него в согласии и покорности.

– Я же сказал тебе, – произнес он немного мрачно, – я не против.

Волнение пронзило ее, и она почувствовала облегчение, вбирая всякую другую энергию и сосредотачивая ее на удовольствии. На нем.

– Ты не уйдешь от меня. – Его рука согнулась у ее ключицы, держа Саммер в плену, а другая рука двинулась вниз по ее животу. – И, ей-богу, я дам тебе то, чего тебе хочется.

Его пальцы скользнули ей под трусики, и этот быстрый переход к близости оказался слишком резким, слишком возбуждающим.

– Стой, – прошептала она.

Он замер, пробегая глазами по ее лицу, и его пальцы оказались у нее между бедер. Она ничем не могла управлять. Ну почему именно она всегда теряет самоконтроль? Подумать только, ведь ее же предупреждали, что не надо обращаться с ним как с игрушкой. Потому что все эти его темные эмоции были слишком ценными, чтобы тратить их на кого-то вроде нее.

– Тебе нужно стоп-слово, – сухо сказал Люк.

Ее губы изогнулись, когда его ладонь полнее охватила низ ее живота.

– Je t’aime? – иронически предложила она. Все его тело дрожало, а ладонь двигалась, доходя до лобка. Люк взглянул прямо в глаза Саммер. И взгляд, и ладонь сводили ее с ума. Она даже начала заикаться. – Пусть это и будет стоп-словом.

Разве не очевидно? А что еще можно придумать?

Его рука шевельнулась, и удовольствие заструилось через нее, как сок, выжатый из лайма. Люк уперся рукой в стену над головой Саммер. Его глаза, наполненные черным блеском неистовства, оказались всего в нескольких дюймах от ее глаз.

– Ты за это заплатишь.

Его рука опять переместилась и стала влажной. Саммер беспомощно задрожала. О, она знала, что он заставит ее заплатить. Просто не совсем понимала, какое в этот раз преступление она совершила. Она бесстыдно подняла подбородок, и ее губы презрительно изогнулись.

– Собираешься оставить меня вот так?

Его большой палец двигался медленно, будто у него была вечность, чтобы исследовать ее тело, как ему захочется. Он нашел бугорок, и его движения стали очень нежными, деликатными. Жаркая волна накатила на нее. Она прижала руки к стене, пытаясь найти опору – она потеряла всю свою силу, но не могла позволить себе уцепиться за Люка.

– Нет. – Он намотал ее волосы на кулак и оттянул ее голову назад. – Я хочу, чтобы ты заплатила простую цену. Ты будешь смотреть на меня, пока я буду дарить тебе оргазм. Если закроешь глаза, не получишь ничего, пока не откроешь.

Она отчаянно упиралась, но он беспощадно удерживал ее.

– А как же ты? – закричала она, оскорбленная и разъяренная. – Когда же ты потеряешь контроль?

– Никогда. И ты не заставишь меня, – пообещал он.

– Это нечестно.

– Тогда скажи стоп-слово.

Она закусила губу, и их взгляды встретились. Время тянулось в безмолвной битве, пока он не наклонился и не овладел ее губами, слегка их прикусив.

И она начала бороться с ним, пытаясь сохранить самоконтроль, потому что не могла использовать стоп-слово. Она рванула его брюки и силой засунула туда руки, пытаясь заставить его получить оргазм прежде, чем он даст его ей. Он схватил одну ее руку и вытянул у нее над головой, но ей удалось оставить свободной другую. Он не мог поймать ее, не убрав с ее тела свою руку, которая сводила Саммер с ума. Но этого он не собирался делать. Он безжалостно, беспощадно подводил ее к оргазму, хотя она выворачивалась и отстранялась, чтобы отсрочить его.

Она достигла кульминации, беспомощно рыдая, собрав остатки сил, чтобы сжать его член.

Он дышал тяжело, как огромное животное во время дикой схватки.

– Прекрати. – Он наконец отпустил ее и теперь смог отвести ее руку от члена. Она сопротивлялась изо всех сил, и ему пришлось оттягивать ее руку. Его сотрясала дрожь, а голова откинулась назад.

– Ненавижу тебя, – выпалила она.

– Нет, не ненавидишь. – Он содрал с нее трусики. На ней все еще было это чертово зимнее пальто, и она сильно вспотела. – Саммер, не говори так.

– Ненавижу тебя.

– Не… – Он дрожал всем телом, и судороги сводили его мышцы. Дернув ее, он прижал ее бедра к своим. – Заткнись.

Поцелуй был глубоким. Люк полностью овладел ее ртом, чтобы она не могла говорить.

Она сдернула брюки с его бедер.

Его мускулы напрягались под ее руками, как будто его разрывало на части, и он впился в ее рот. Она выгнулась, упираясь в него, и перед ней вспыхнуло видение победы, которую она уже отчаялась испытать. Она покрутила бедрами, упираясь в него еще сильнее.

Его пальцы до боли сжали ее ягодицы. И затем одним сильным толчком он оказался в ней, охнул, оторвал свои губы от ее губ и взглянул на нее.

– О.

Она откинула голову. О, ощущения были столь прекрасными. Правильными. Она могла бы навсегда остаться пронзенной им.

– О боже!

Они сказали это одновременно на двух языках. Но ее голос прозвучал, будто в ее мире все стало совершенным, а голос Люка – так, будто его разрушили.

Он провел руками вверх по ее телу и запустил пальцы одной руки в ее волосы, предоставив ее собственной силе – и стене – удерживать ее. Она охватила его бедрами, провела руками по его груди, дергая за пуговицы, пришитые слишком крепко, чтобы она смогла их оторвать.

– Ты так красива, – в отчаянии сказал он, прижимая Саммер спиной к стене.

– О боже, ты тоже. Так хорошо ощущать тебя. – Наконец-то все достигло совершенства, и она смогла иметь его внутри себя и вокруг себя. Он терялся в ней так же, как она теряла себя в нем. – Я люблю это.

Постой, не звучит ли это так, будто она шлюха? Испорченная женщина, которой это нравится, которая не может получить достаточно секса?

– Я люблю тебя, – поправилась она. Не просто какого-то мужчину, а его внутри ее. Он был идеален.

Его тело рванулось так сильно и глубоко, что даже стало больно, а потом замерло. Она глубоко вздохнула, приспосабливаясь к тому, что он так глубоко в ней. Так хорошо, так хорошо, так хорошо. Он мог начать двигаться в любой момент. Ее ресницы затрепетали, и она увидела, что он смотрит на нее совершенно неподвижно. Что?.. О, это дурацкое стоп-слово.

– Я не это имела в виду. – Она ласкала его руки. Чертова рубашка сводит ее с ума. – Не останавливайся.

Его глаза вспыхнули.

– Не это имела в виду?

– Не останавливайся. – Она сильнее тянула его руки. – Просто вылетело. Прости. Не знаю, что иногда на меня находит.

Рука скользнула ей в волосы и прижала ее голову к стене. Его глаза что-то искали в ее лице, брови сошлись вместе, будто Люк мог вытряхнуть из нее душу, чтобы увидеть все ее тайны.

Она снова попыталась спрятать лицо у него на груди, но его рука лишила ее этой возможности, удерживая ее выставленной напоказ. Ее лицо сморщилось от муки, и она повернула голову, насколько могла, натянув волосы.

Люк ослабил хватку и позволил ей выскользнуть.

– Не останавливайся, – умоляла она, с силой двигая руками по его рубашке, пытаясь забраться между пуговицами, приводящими ее в бешенство. – Я люблю т-тебя – я лю… не останавливайся.

Ведь это правильно, что она так сказала? Чтобы он не останавливался?

Должно быть, да. Его толчки становились сильнее, она начала задыхаться и не могла больше говорить. А потом весь мрак, который был в нем, вышел наружу, и Люк совсем потерял контроль над собой.

Она обвила его руками и держалась за него изо всех сил, а он взял ее, неистовую, разнузданную и жаждущую. Пожирал ее толчок за толчком, пока не разрушился внутри ее. И спрятал лицо у нее в волосах, будто только она могла удержать его от полного распада.

Люк чувствовал себя так, будто разбился на миллион осколков. Это до чертиков напугало его. Он не знал, как сможет жить без железных обручей самоконтроля. Его сущность могла бы расплыться до самых краев вселенной.

И все его мельчайшие атомы летали бы в миллионах световых лет друг от друга в огромной пустоте, призывая его: «Эй, посмотри, каково нам здесь! Кажется, мы уже на краю вселенной. Кто-нибудь хочет прийти сюда и сотворить звезду?»

Люк едва осмеливался смотреть на Саммер, а ведь он настаивал, чтобы она смотрела на него. Она без сил стояла в своем зимнем пальто, усталая, мокрая от пота и, вероятно, тоже чувствовала себя разбитой. Наконец он заставил себя встретиться с ней взглядом, чувствуя себя угрюмым и неловким. У него появилось старое желание поддать ногой какую-нибудь жестянку, чтобы она полетела через всю станцию метро. Люк чувствовал себя диким. Не было ни одной чертовой мысли о том, как он сможет вернуть себя в свою железную скорлупу самоконтроля.

Саммер неотрывно смотрела на него, и в ее глазах было изумление.

Ладно, она видит его.

Черт возьми, почему бы ей не смотреть на него, когда он в своей лучшей форме? То есть во все остальные чертовы моменты его жизни?

– Не говори, что ненавидишь меня, Саммер. – Его голос был грубым. Неужели он кричит на нее? Конечно, нет. Возможно, просто рычит и задыхается, потому и говорит хрипло. – Не говори так.

– Ну, я и вправду ненавидела тебя.

Она погладила его плечи. Ну когда же он снимет эту чертову рубашку?

Люк видел, что надо снять с нее пальто, иначе у нее будет тепловой удар. Bordel.

– И не говори мне, что любишь меня. Будь… добра.

Саммер побледнела. Затем ее брови сошлись, и она взглянула ему в лицо, но момент оказался неподходящим. Впервые в своей взрослой жизни Люк не знал, что в его лице может увидеть другой человек.

– Этого ты хотела?

Она неуверенно пожала плечами. У нее на лице появилась слабая улыбка, но глаза были печальны.

– Я сделал тебе больно?

– Нет. – Что-то мелькнуло в ее глазах. – Я сильная. Не беспокойся обо мне.

Чтобы она не умерла от жары, он снял с нее пальто, а потом и свитер. Кофточка под ним была мокрая, хоть выжимай. Putain, он вел себя как настоящий дикарь.

Но ведь ей самой хотелось, чтобы он был дикарем. И то, что она была мокрой от пота и беззащитной, затронуло в нем какие-то глубокие струны триумфа и желаний. Ему хотелось снимать с нее одежду слой за слоем и видеть, как она становится все меньше и меньше. Черт возьми, merde, он и был настоящим ублюдком. Теперь, стоя между ним и стеной без зимней одежды, она была такой маленькой. Маленькой и золотой.

Он видел следы от купальника, бледную кожу на груди и животе. Бикини ускользнуло – а жалко! – из его ума, сменившись тем скромным обтягивающим костюмом, в котором она, похожая на дельфина, плавала в бассейне отеля. Дельфин, пойманный и помещенный в океанарий.

Она была немыслимо прекрасна. И была в его руках. Теперь, когда все ее внимание обращено к нему, он, может быть, сможет напомнить ей, каким очень-очень хорошим он может быть, когда сохраняет контроль над собой.

Люку казалось, что для восстановления самоконтроля придется ловить руками все эти атомы, свободно летящие сквозь просторы вселенной. Несколько штук он поймает, но остальные просто уплывут из рук. При этом одни атомы будто смеются, а другие светятся, словно истекают из сверхновой звезды.

Люк поднял Саммер, как младенца.

– О, я не оставляю женщин на полу, когда закончу с ними.

Он направился к кровати со ждущим мягким пледом и подушками.

Она отвернулась от Люка. Он только что сказал такое, что причинило ей боль.

– Ты оставляешь их на кровати? – насмешливо спросила она.

Он нежно устроил Саммер среди подушек и скользнул рукой по ее волосам.

– Когда закончу.