Глава восьмая
– Документы у него поищи, – не глядя на меня, приказал полковник Быковский, сам рассматривая какой-то документ из женской сумочки.
Удар в лоб чашечкой из высоколегированной нержавеющей стали оказался тяжелым даже для внешне вполне крепкой, я бы даже сказал, что красивой и мощной головы моего оппонента. Такой голове даже Бетховен позавидовал бы. А у него голова, как известно, не в каждую сорочку пролезала. Хотя это вовсе не говорило о крепости лба Бетховена, как и о крепости лба моего противника. Понятно, даже если учесть, что лобовая кость в человеческом скелете является самой крепкой костью, все равно не каждый лоб выдержит удар такой импровизированной кувалдой. Этот не выдержал. И никто не помешал мне забраться в карман легкой куртки-ветровки, вытащить оттуда документы и рассмотреть их. Среди документов была и лицензия на ношение оружия самозащиты. Пистолет, как я понял, травматический «макарыч», я нашел в поясной кобуре под полой куртки. Видимо, мужчина понимал, что такое оружие не спасет его, и подозревал, что я вооружен боевым пистолетом, и потому не желал конкурировать на подобном уровне. Пистолет его я тут же посмотрел, сверил номер с левой стороны на щеке ствольной коробки с номером в лицензии и продолжил разглядывание документов. Паспорт показал мне только прописку человека в областном центре, его имя, фамилию и семейное положение.
– Новиков Петр Васильевич, – сказал я вслух, читая данные паспорта.
– Новикова Анастасия Васильевна, – прочитал в ответ полковник, но в руках он держал не паспорт, а какую-то сравнительно с паспортом мелкую темно-красную книжечку. Удостоверение, как я понял, или пропуск. – Жена или сестра?
– Затрудняюсь сказать… – Я перелистнул страничку в паспорте. – Нет. Жена – Новикова Валентина Ивановна, урожденная Жажлева. Эта или сестра, или однофамилица.
Мы говорили о женщине, словно ее рядом не было. Это делалось умышленно, чтобы уязвить, вывести из себя. В таком состоянии человека бывает легче «сломать» морально и легче допрашивать. Подобные элементы изучаются в училище спецназа как вспомогательная дисциплина «Элементы психологии проведения допроса противника в боевой обстановке». Нашу обстановку после короткой погони вполне можно было считать боевой.
– Кто он тебе? – Полковник ткнул стволом пистолета женщине в бок. Не постеснялся ткнуть железякой достаточно резко. А ребра, как известно, не любят терпеть боль.
– Однофамилец… Сослуживец…
– Пистолет твой где? – Полковник вытащил из-под стопки ее документов сложенный вдвое ламинированный голубой картонный лист – стандартная лицензия на ношение оружия самозащиты. Точно такая же лицензия, как и у мужчины.
– Дома оставила. В «оружейном сейфе», кажется, лежит. Может быть, в служебном сейфе. Я точно не помню. Я не любительница носить с собой такую тяжесть.
При внешней эмансипированности она желала все же выглядеть женщиной со свойственными женщинам слабостями и привычками.
Полковник кивнул мне, я посмотрел на своего противника, тот уже начал шевелиться и тихо шлепал губами, пытаясь пустить пузыри, за что получил короткий пинок в челюсть. Я полез на заднее сиденье их машины. И почти сразу нашел в кармане чехла переднего сиденья травматический пистолет, точно такой же, как у напарника. Хотела, значит, хитрая девица оставить оружие здесь, чтобы при возможности вытащить и, если подвернется возможность, использовать. А не пыталась использовать сразу, видимо, по тем же соображениям, что и мужчина. Да, с газовым и даже с травматическим оружием против боевого оружия только совсем не умный пожелает повоевать. Эти оказались сообразительными, может быть, даже слегка умными. Когда ты противостоять даже этому оружию не готов, можешь нажить себе неприятности. Неожиданный выстрел даже из «травматики» все равно будет выстрелом. Резиновая травматическая пуля при попадании в тело может покалечить основательно. Ребра ломает стопроцентно. Печень пробивает. С короткой дистанции рвет оболочку кишечника, и кишки вываливаются наружу. А выстрел в голову может оказаться смертельным. Много уже случаев зарегистрировано.
Под обложкой паспорта Петра Васильевича Новикова тоже что-то еще хранилось и с обратной стороны. С лицевой стороны я нашел водительские права, лицензию на оружие самозащиты и документы на машину. Заглянул и в конец паспорта. И нашел там точно такое же удостоверение, как и у женщины. Ее удостоверение полковник Быковский и рассматривал, поскольку паспорт женщина с собой не носила.
Оказалось, под моими ногами плавал на заднице в болоте заместитель генерального директора детективно-правового агентства. Очень приятно было познакомиться таким почти ненавязчивым образом.
– Что такое – детективно-правовое агентство? – поинтересовался Быковский. – Не очень, честно говоря, понимаю название.
Она объяснила:
– Оказывает услуги детективного и правового порядка. У нас сильный состав адвокатов. По сути дела, мы даже в большей степени адвокатская контора, чем детективное агентство.
– Это чучело, товарищ полковник, – кивнул я в сторону женщины, – тоже детектив?
– Сам ты чучело… – не выдержала душа женщины самого обидного для особы ее пола прозвища.
Сколько ни встречал в своей жизни разных женщин, они все считали себя достаточно красивыми. И ни за что не были готовы поверить в обратное. Видимо, прав был мой школьный учитель физики, который говорил, что красота – это то, к чему мы привыкли. Если бы у человека в ходе эволюции нос вырос на затылке, мы привыкли бы к этому и считали красивым. Должно быть, зеркало прививает человеку сильную, как прививка от оспы, привычку.
Думаю, Новикова поняла и простила бы даже с удовольствием произведенное избиение. И даже такое же не слишком жалостливое, какого удостоился ее напарник. Но чучелом она считать себя, как всякая женщина, упорно и даже упрямо не хотела. Да и я, признаться, с определением слегка поторопился. Она не была страшной от природы.
– Да. Только я – чучело, набитое различными металлами, а ты – соломой. По крайней мере, в голове у тебя, кроме соломы, ничего нет. Иначе ты не додумалась бы снимать нас на трубку из-за тонированных стекол. Тут особого ума не надо, и можно было сообразить, что сработает вспышка, и тебя обнаружат. Тоже мне, детектив… Голимая профнепригодность по умственным способностям. У тебя по голове, похоже, танк пару раз в одну и в другую сторону проехал…
Образность мышления профессора Ослоухина меня, кажется, преследовала.
– Смартфон не мой. Я даже не знала, что там вспышка есть, – попыталась она оправдать свой профессиональный провал.
Тоже мне, детектив!.. Посмотреть не могла, чем снимает…
Этот смартфон смирно лежал на капоте «Форда», куда его пристроил полковник Быковский. Я еще раз глянул на своего подопечного, чтобы быстрее привести его в чувство и, кроме того, дотянуться до смартфона, наступил ему на лоб, взял трубку в руки, включил, легко нашел галерею изображений и стал бегло просматривать подряд все снимки. Там в основном были фотографии каких-то документов, которые на сравнительно небольшом мониторе рассмотреть было сложно, и незнакомых мне людей. «Листались» фотографии легко – только движением пальца. И я впопыхах «пролистнул» одну фотографию, но потом вернулся, чтобы рассмотреть ее подробнее. Там Чучело стояло рядом с моим недавним знакомцем Колобком, обнимавшим ее за плечо. Снимок был из модных ныне, так называемых селфи. Чучело на фотографии хмурилось, а Колобок во всю харю улыбался в объектив.
– Это ты с кем тут? Что за козел? Рожа знакомая… – показал я ей смартфон, старательно разыгрывая хама, тогда как роль «доброго человека» доверил полковнику Быковскому.
– Такой же козел, как ты, – с вежливой улыбкой ответило Чучело. – Наш генеральный директор. Антон Чубако. Это его смартфон. Выделил мне на задание.
– Чубако? – переспросил полковник Быковский. – Мне сегодня звонил начальник городского уголовного розыска… представился, если мне память не изменяет, как полковник Чубако…
– Владилен Антонович Чубако, отец Антона Владиленовича. Полковник полиции. Такой же тупой, как его отпрыск. Но более хитрый и изворотливый. Жизнь научила. А сынок жизни не видел и потому не научен. Учителей хороших, наверное, не было, били раньше мало.
Я хмыкнул, хотя на роль хорошего учителя не претендовал.
– Может, от природы умом обижен. Но чему-то вчера и Колобок должен был научиться, – намекнул я скромно, заметив между тем, что Анастасия Васильевна несколько недолюбливает и своего генерального директора, и его отца, с которым, видимо, хорошо знакома.
– Вы с ним вчера встречались? – переспросила она.
– Очень мило провели два собеседования.
– Догадываюсь, кто ему физиономию сплющил…
– Сильно пострадал?
– Нос сломан. Размазался по обеим щекам…
– Да у меня у самого локоть до сих пор побаливает. – Я почесал свой локоть, который вечером отпраздновал знакомство с носом Колобка.
– Он вас за нами отправил? – задал свой вопрос полковник.
– Кто отправил? Сломанный нос? И вообще, кто вам сказал, что я должна перед вами отчитываться! – возмутилась она, чувствуя, что в нашей компании не бьют женщин, и потому смелея.
Полковник остался по-ледяному вежлив и корректен.
– Вы, кажется, не понимаете, во что ввязались. Честно говоря, я не пожелал бы оказаться на вашем месте. Пусть даже по приказу своего пока еще директора… И даже пока еще генерального… Тем не менее не он, а вы устроили слежку за сотрудниками военной разведки во время проведения важной операции. Как детектив детективно-правового агентства, вы должны понимать, что мы вправе рассматривать ваши действия как государственную измену. И суд вправе смотреть на это точно так же. До двадцати лет лишения свободы. Вам именно это улыбается…
Чучело сильно покраснело то ли от возбуждения, то ли от перепуга. Хотя с перепуга обычно бледнеют. Это определил еще Цезарь, когда набирал легионеров в свои когорты. Он не брал к себе тех, кто бледнеет в сложных обстоятельствах, предпочитая только тех, кто краснеет.
Но она, скорее всего, и не представляла, куда ехала и зачем. Тем не менее какие-то мелочи сообщить могла и она. И потому допросить ее следовало, пусть и без протокола.
– Я жду ответа! – Полковник повысил голос до предельно серьезного и холодного.
– Нас отправили за одним из вас. – Она смирилась и под угрозой статьи стала более сдержанной и более, похоже, разговорчивой. Только разговорчивость ее теперь направилась в нужную сторону. – Определить, где он обосновался, и, по возможности, узнать, надолго ли.
– Понятно, за кем вы поехали. А как его нашли? – Полковник посмотрел на меня с немым укором, словно обвинил. Хотя это мог быть взгляд, предназначенный для детектива детективно-правового агентства Анастасии Васильевны Новиковой.
– По всем службам полиции были распространены его данные. Даже по паспортным столам, потому что он пока еще нигде не зарегистрирован. Сами данные получены в управлении делами города, где ему выделяли квартиру. Ордер на квартиру выдан, а регистрация отсутствует, значит, следовало ждать и скорой регистрации. Теперь я понимаю, вернее, догадываюсь, что Чубако-старший, возможно, за сына обиделся и использовал служебное положение в личных целях. Как всегда это, впрочем, делает. Не всегда у него получалось, потому что сотрудники часто не хотели ему помогать. Но в этот раз сработало быстро. Наверное, потому, что ни у кого не было информации о причинах розыска. Сначала из ГИБДД пришло сообщение о регистрации купленной машины. Потом машину засекли инспекторы ДПС, но останавливать не стали, поскольку такого приказа не получали, а машина правил не нарушала. Передали сведения полковнику Чубако в уголовный розыск. Он подключил нас. Через сына, конечно. Тому только адрес был нужен. Мы выехали и нагнали вас уже за городом, когда вы с дороги сворачивали. Но приближаться не стали. Навигатор в машине у Пети показал, что в этой стороне только одна деревня до реки. Так и ехали, на вас не глядя. А потом машину увидели.
– Что же так плохо в навигатор смотрели, что в болото залетели?
Женщина, как цыганка в танце, плечами передернула…
* * *
– Я не хочу делать из нашей с вами проблемы вселенскую, – просто сказал полковник Быковский. Он, мне казалось, всегда умел разбираться в людях и понимал их порой даже лучше, чем они сами себя понимали. – Наверное, можно и с вами договориться и выяснить отношения без передачи материалов дела на вас и на полковника Чубако в управление контрразведки ФСБ.
Наверное, гордость не позволяла Анастасии Васильевне Новиковой хныкать и просить за себя, но угрозу самой серьезной статьей Уголовного кодекса она, конечно, помнила. И к словам полковника прислушивалась. Тем более что он был в военной форме, говорил сухо и авторитетно, по существу.
– Мне почему-то, Анастасия Васильевна, показалось, что у вас сложные отношения как с Чубако-младшим, который является вашим непосредственным начальником, так и с Чубако-старшим. Вы хорошо знаете Владилена Антоновича?
– Я много лет проработала под его руководством. Там, в городском угрозыске.
Тогда понятна ее манера поведения. Я даже понял, кого Новикова мне напоминает. А напоминает она даже движениями, даже манерой произносить слова, конечно же, капитана Саню. И имеет те же слегка грубоватые манеры. И наложенную службой небольшую мужиковатость, что вообще свойственно всем женщинам, носящим форму, независимо от того, какая это форма – военная, ФСИН, полицейская или МЧС.
– Понятно. Значит, знаете хорошо. Конфликтовали?
– Бывало. Конфликтовали. Мы там почти все были против того, чтобы уголовный розыск обслуживал личные дела полковника. А он считал это естественным явлением. Азиатские привычки. Он к нам в город из Средней Азии перебрался. Еще в перестройку, до развала Союза. А у меня с ними, с Чубако, собственные отношения. Чубако-старший очень хотел выдать меня замуж за своего отпрыска. Ради этого он его даже с первой женой развел. Разрешите мне посмотреть, что с моим напарником?
Петр Васильевич Новиков лежал от своей однофамилицы по другую сторону машины и понемногу начал приходить в себя. Получать еще и третий удар в свою многострадальную голову он, видимо, не желал и потому хотел казаться бездвижным.
– Посмотрите… – разрешил полковник.
Она обошла капот и присела перед однофамильцем, взяла его двумя руками за голову.
– Петя, Петя, как ты себя чувствуешь? Петя…
– Хреново он себя чувствует, – за Петю ответил я. – Это я вам обещаю.
Анастасия Васильевна голову напарника слегка потрясла, и он ответил на это невнятным мычанием. Однако я уже видел, как спокойно вздымается от дыхания его грудь, и понимал, что происходит. Здесь был не тот случай, когда капитан Взбучкин упрямо не желал возвращаться в списки живых и здоровых по каким-то собственным соображениям, скорее всего, по соображениям личной безопасности в случае претензии к нему со стороны следствия. Будущей безопасности. Он так должен был бы лежать, если бы капитана Радимову убили. Но ее не убили благодаря моему вмешательству. А Взбучкин не успел перестроиться. Петр Васильевич Новиков уже недавно убедился, что пробуждение к жизни может принести ему еще один удар в голову. И потому, даже если пришел в себя, долго еще не захочет общаться нормальным человеческим языком. Будет только нечленораздельно мычать и пускать губами пузыри, похожие на пузыри болотного газа.
– Петя, Петя… – Напарница начала сильнее трясти ему голову.
– Не надо так, – попросил я, и сам нечаянно почувствовал в своем голосе сострадание. – Вдруг у него сотрясение мозга. А вы ему удовольствия добавляете по полной программе. Так человек до конца жизни дураком может остаться.
– А что с ним? Он скоро в сознание вернется?
– Я лично несколько раз наблюдал, как тяжелый нокаут плавно переходит в спокойный и восстановительный сон. Медики это называют плавным выходом из стрессового состояния. Должно быть, здесь то же самое случилось. Мне кажется, он спит. Нормальное явление после рукопашного боя…
– У вас был рукопашный бой? – удивилась она и не удержалась все-таки, съехидничала: – Я, вообще-то, видела, только как вы его били.
– Разве? – удивился я. – А что такое, по-вашему, вообще есть – рукопашный бой?
– Драка.
– Женское понятие! Рукопашный бой есть не что иное, как передача на расстояние собственных мыслей и чувств. Только передача осуществляется не вербально, а тактильно, то есть с помощью рук и ног.
– И что же вы Пете такое важное передали, что он так долго думает? – В острословии ей отказать было трудно. А мне нравятся острые языки у людей, попавших в трудную ситуацию.
– Я попытался объяснить ему, что взрослому мужчине непростительно выражать свои чувства долгой матерщиной. Одно-два матерных слова придают, бывает, речи колоритность и эмоциональность, хотя лично мне это тоже не нравится. Но длительный мат говорит только о бессилии человека перед обстоятельствами, о его бабской истеричности. А мужчина такого демонстрировать не должен. Вашему Петру Васильевичу следует у вас поучиться нормальному сдержанному поведению.
Я сразу заметил, что Петр Васильевич находится в сознании, не спит и только прикидывается, чтобы снова не нарваться на неприятность. И мои слова до него дошли в полном объеме. Мне даже показалось, что он слегка покраснел своим бледным лицом, оценив обвинение в женской истеричности.
– А вы философ, – заметила Новикова, с небольшой дрожью в голосе, и, как мне показалось, глядя на меня с большой неприязнью.
– А мы с вами не договорили, – строго напомнил полковник Быковский.
Анастасия Васильевна подобралась и физически, и, наверное, мысленно, и шагнула ближе к Быковскому, демонстративно повернувшись ко мне спиной. Напарнику даже спокойной ночи не пожелала. Он, впрочем, как мне показалось, не обиделся. Он был только рад, что она перестала трясти его побитую голову. По себе знаю, что в подобных ситуациях просто протянутые к голове руки вызывают напряжение и боль от ожидания предстоящей боли. А уж когда голову трясут…
* * *
Полковник Быковский задавал Новиковой не слишком громкие вопросы, и она отвечала ему подробно и, казалось, без принуждения. Я вопросов не задавал, потому что мне она ответила бы иначе – сильно на меня сердится. Интересно, за состояние напарника или за собственное прозвище? Впрочем, это сути происходящего не меняет.
Чтобы время не терять, я снова взялся за смартфон и стал все фотографии просматривать заново. Документы меня пока не интересовали. Будет необходимость, перекачаю их на компьютер и прочитаю. Пока же я рассматривал фотографии людей, надеясь найти знакомых. К сожалению, из всех нападавших в лицо я знал только троих. Колобка и двух парней, что пришли с ним. Остальные при мне маски не снимали. Однако маска – не самое главное. В той же галерее с фотографиями было три видеосюжета. На одном из них толкались и резвились парни с бутылками пива в руках. Был среди них и Колобок. Значит, снимал кто-то другой. Изображения были слишком мелкие, чтобы всех рассмотреть. Но один из них фигурой и манерой передвижения напоминал мне того, которого я первым свалил ударом кулака.
Я сделал жест полковнику Быковскому, он сделал жест Новиковой. Она повернулась в мою сторону и подошла. Я показал:
– Вот этот тип. Кто это?
– Насколько я знаю, это какой-то друг нашего генерального. Чуть ли не одноклассник. Он к нему часто приезжал. Три-четыре раза в неделю. Наша внутренняя охрана запускала его без претензий. Видимо, был такой приказ. Приезжал – и сразу в кабинет к генеральному. Тоже никого не ждал. Если кто-то в кабинете был, Антон его сразу выпроваживал, чтобы с этим парнем наедине говорить. Какие-то у них, похоже, общие дела были.
– На чем он ездил? Машина какая? Не видела?
– Видела. «БМВ Х6». Серьезная машина. Внедорожное купе. За рулем водитель. Сам не рулил. Ни разу не видела.
– Разбираешься в машинах?
– Профессия обязывает.
– Может, и номер помнишь?
– Если профессия обязывает, как не запомнить…
– Номер!
Она назвала. Я только глянул на Быковского, и тот сразу набрал номер на трубке. Сам сообразил, видимо, до моего взгляда.
– Старший лейтенант Столяров мне нужен. Да, Володя… Не узнал твой голос. Долго жить будешь. Можешь срочно проверить мне номер машины и все о хозяине?.. Ну хотя бы машину… – Быковский назвал номер. – Жду…
Он от разговора не отключился, только слегка отдалил трубку от уха, дожидаясь ответа. Мы молча ждали вместе с полковником. Ждать пришлось недолго.
– Да, Володя, я слушаю. Так… Так… Понял…
Быковский трубку убрал и ненадолго задумался, не сразу сообщая нам то, что услышал. Но все же сообщил:
– Машина принадлежит группе компаний «СКИП». Возит генерального директора. Савенков Михаил Андреевич…
– Да, его Мишей зовут, – подтвердила Новикова.
– Группа компаний «СКИП» – предприятие, созданное когда-то Валерием Палычем Расинским. Включает в себя много направлений, в том числе и охранную деятельность.
– Охранной деятельностью они рэкет прикрывают, – сообщила Новикова. – Делают его официальным делом. До этого «СКИП» просто занимался рэкетом, а потом прикрылись охранной деятельностью. Вообще, компания уголовная. Слишком серьезная, чтобы с ней кто-то связывался. В том числе и полиция. А сейчас их еще и заместитель председателя областной Думы прикрывает.
– Законодательного собрания, – поправил полковник.
– Какая разница… В какое кресло бандита ни посади, он все равно бандитом останется. Но у нашей власти группа компаний «СКИП» считается неприкасаемой. Полиция их никогда не трогает, прокуратура тоже, мы – тем более.
– А ФСБ? – поинтересовался я.
– Новый начальник управления. Семь месяцев только на должности. Пока присматривается. Неизвестно, как себя поведет. У Расинского многие высшие офицеры областного управления, как я слышала, давно «висят на крючке». А нового начальника управления именно они в курс дела вводят. Судите сами, какая у нас здесь ситуация…
– На ГРУ они, надеюсь, влияния не имеют… – сделал свой вывод полковник Быковский.
– Сегодня Михаил Андреевич к вам в агентство не приезжал? – спросил я.
– Я не видела…
– Ну да, я ему вчера, кажется, слегка челюсть подломил…