Книга: Месть в тротиловом эквиваленте
Назад: ГЛАВА 8
Дальше: ГЛАВА 10

ГЛАВА 9

Я осторожно выглянул за дверь, и мне показалось, что во дворе теперь неестественно светло. Это луна вышла из-за облаков.
По-прежнему соблюдая осторожность, я вышел из сарая и скользящими шагами двинулся к забору, который в одну сторону преодолел без проблем, и тут увидел, что калитка распахнута. Однако я совсем недавно бросал на нее взгляд и очень даже хорошо помнил, что она была закрыта.
Я сделал несколько шагов и замер на месте. Почувствовал что-то тревожное за спиной и чуть сбоку. Обернулся я быстро, одновременно с шагом в сторону, готовый к любым действиям.
Но ничего со мной не случилось. У каждого опытного спецназовца глаза часто находятся на затылке. Они увидели то, что мне необходимо было заметить.
За импровизированным крыльцом перед останками веранды что-то светилось, причем явно электрически. Это не был отблеск луны. Когда я проходил сбоку от развалин веранды, останки строения этот свет от меня закрывали. Потому я его и не заметил. Он был слабым, отраженным от каких-то поверхностей, явно не зеркальных.
Я разглядел, что входная дверь слегка приоткрыта. Но из дома свет не падал.
Я сразу предположил, что замечен Еленой Анатольевной и даже, наверное, узнан ею. Она могла наблюдать за мной из темноты дома. Сначала высунула, видимо, руку с фонариком, но потом уронила его. Сейчас он лежал на полу и светился.
Значит, мне следовало выкручиваться. Как именно, я придумал сразу, решил, что убегать не следует. Надо подойти к хозяйке, извиниться и сказать, что потерял документы на автомобиль вместе с правами. Может быть, выронил в доме. Дескать, разбудить вас я не решился, поэтому сам посмотрел только во дворе, где ходил, а к вам хотел зайти уже утром. Потом я должен еще раз извиниться и попросить Елену Анатольевну посмотреть в доме.
Заходить туда я не собирался. Она, конечно, ничего не найдет, я еще раз извинюсь и удалюсь. Потом, если возникнут вопросы, я всегда смогу оправдаться, сказать, что позже нашел документы в машине.
Я ступил на временное крыльцо, и едва слышно проговорил:
— Елена Анатольевна, это опять частный детектив Страхов. Извините, ради бога, что так поздно вас беспокою. Обстоятельства заставляют.
В ответ я не услышал ни слова. Фонарик лежал там, где ему и следовало находиться, то есть за порогом. Только теперь я сообразил, что его следовало бы прицельно бросить из двери дома, чтобы он попал на это место. Или уронить при выходе на временное крыльцо. Да и в щель за мной, кажется, никто не подсматривал.
Я посветил своим фонариком-зажигалкой в эту самую щель и убедился в том, что за дверью никого не было. Мне сразу вспомнился быстро удаляющийся звук двигателя «Порше 911», заодно и открытая калитка. Если человек по какой-то причине собой не владеет, немудрено даже фонарик уронить и не заметить этого.
Я сделал несколько коротких шагов по доскам, локтем, чтобы не оставлять отпечатков, приоткрыл дверь пошире и осветил пространство перед собой. Рядом со столом, за которым мы с Нифонтовой вечером пили чай, головой в луже крови, лежала именно эта самая женщина. Рядом валялся топор.
Понимая, что меня могут обвинить в убийстве бывшей учительницы, я посветил на стол и увидел, что чашка, из которой мне довелось пить чай, уже не стоит на прежнем месте. Елена Анатольевна успела перемыть посуду. Значит, она стерла мои отпечатки пальцев.
Но это было не особенно важно. Я и не скрывал, что посещал ее. В деревне меня видели несколько человек, в том числе и здешний участковый. Значит, мне не стоит удалять свои отпечатки, предположим, со спинки стула, за которую я брался, когда садился за стол. При этом я могу запросто стереть пальчики настоящего убийцы.
А вот фонарик, уроненный кем-то!..
На кухонном столе стоял держатель для салфеток. Я его еще вечером увидел. Простенькая штучка из штампованного алюминиевого листа, какие можно встретить в каждом дешевом кафе.
Я шагнул вперед, вытащил одну салфетку, вышел и через нее взял фонарик в руки. Держал там, где его обычно не берут — около головки с линзами. Понимая, что на кнопке обычно остаются отпечатки пальца, я не стал нажимать на нее, а просто через полу своей камуфлированной куртки немного повернул заднюю крышку, чтобы батарейки отошли от контактов. Фонарик погас.
Я оставил калитку открытой, сел в свою машину, нашел там пластиковый пакет и сунул в него фонарик. Теперь отпечатки будут в сохранности. Если, конечно, они вообще есть.
Мне следовало обдумать ситуацию и решить, как вести себя дальше. Я не мог просто взять да и покинуть место убийства, никому не сообщив о трагедии, не оставив фонарик в руках сотрудников полиции, способных хотя бы снять отпечатки пальцев.
Во-первых, это просто было не в моих правилах. Я не мог равнодушно относиться к тому, что происходило вокруг меня. Во-вторых, поступить так значило бы бросить на себя тень подозрения.
Я не знаю, кто именно мог видеть здесь меня или даже мою машину, когда я въезжал в деревню во второй раз. Но обязательно найдется человек, который сообщит следствию, что я возвращался сюда.
Если я сделал это, а потом сбежал, значит, на мне есть вина. Сознательный гражданин удирать не будет. Он обязательно обратится в честнейшую в мире российскую полицию, а потом и сам руки под браслеты протянет.
Мои мысли о том, что полиция может просто задержать меня до выяснения обстоятельств и тем самым сорвать мое расследование, принимать в расчет никто не будет. Рассуждения такого порядка ни в коей мере не являются уважительной причиной для бегства.
Рыжий участковый Василий!.. Я подумал, что с этим человеком очень даже можно договориться. Он с головой, как мне показалось, дружит.
Не раздумывая долго, я завел автомобильчик, развернулся почти на месте, благо моя машина хорошо умела это делать, и поехал к дому старшего лейтенанта. Ночью двигаться приходилось медленнее, но дорога все равно показалась мне короче. Добрался я быстро.
Полицейская белая «Нива» по-прежнему стояла, уткнувшись бампером в ворота. Значит, Василий никуда не отъезжал. Трудно было бы предположить, что он каждый раз рискует продавить бампером ворота.
Я нажал на кнопку звонка, укрепленного на калитке, и почти сразу услышал детский плач, доносившийся из дома. Ну вот! Ребенка разбудил. Но сейчас это тоже не имело особого значения.
Василий вышел через пару минут. Теперь без кителя, в спортивном костюме со штанами, вытянутыми на коленках. Он дошагал до калитки ближе, бросил взгляд сначала на «Сузуки Джимни», потом на меня.
— Это ты? Чего не спится?
— Елену Анатольевну убили. Зарубили топором, — сообщил я сразу, без предисловий.
— Подожди. Я сейчас.
Он даже калитку не открыл, сразу вернулся в дом и вскоре вышел в мундире, с кобурой на поясе и жесткой кожаной папочкой в руке. Василии хотел открыть свою машину, но заметил мой жест и опустил руку с брелком. Я пригласил его в свой автомобильчик.
Старший лейтенант выглядел мрачным и сосредоточенным, но, слава богу, не заспанным. Он не зевал во весь рот, то есть был вполне работоспособным и мог адекватно оценивать ситуацию. Его рыжие усы топорщились и задирались кверху, как у Петра Первого, который, по моему непросвещенному мнению, на всех портретах весьма напоминает блудливого кота.
— Рассказывай! — вместо мяуканья сказал старший лейтенант, не успев опуститься на пассажирское сиденье. — Ты сам-то как узнал?
Мне пришлось объяснять, какие именно причины стукнули меня сзади по голове и заставили заглянуть ночью в сарай. Я сказал про «Порше 911» без номерного знака и про шум двигателя, который услышал из этого сарая. В финале рассказа я взял с заднего сиденья пластиковый пакет с фонариком и передал его старшему лейтенанту.
Тот раскрыл свою кожаную папку, вытащил, как я увидел при слабом свете лампочки, бланки протоколов допроса и ручку.
— Сам будешь писать или я с твоих слов?
— Сначала сообщи про «Порше». Может, перехватят на дороге.
— Когда он уехал?
Я, не глядя на часы, сказал:
— Минут двенадцать, от силы пятнадцать назад.
— Без номера, значит. Черного цвета.
— Темного, по крайней мере. Я мог и не разобрать цвет. У вас ведь улицы не освещаются. Кроме того, там как раз яма на дороге. Я на «Порше» только коротко глянул и на нее отвлекся. Потом, правда, в зеркало еще посмотрел. Мне показалось, что черного цвета. Да, без номеров. Их ни спереди, ни сзади нет.
— «Порше» может за двадцать минут при чистой дороге и до Москвы долететь. А трасса в это время всегда свободная.
— Это едва ли, — не согласился я. — Двадцать минут — это только для самолета, который больше времени потратит на взлет и посадку, чем на весь путь. Кроме того, где гарантия, что он в Москву направился? Может, в обратную сторону?
— Обычно блокируются все дороги.
— Сообщай!
Он набрал номер и передал сообщение об убийстве и о машине. Дежурный по райотделу пообещал немедленно выслать оперативную бригаду уголовного розыска.
— Так что с протоколом? — убирая аппарат, спросил Василий. — Ты, я думаю, ждать уголовку не собираешься, если не планируешь у нас на несколько дней застрять. Пока с тобой разберутся, если вообще захотят это делать!..
Мы с ним как-то нечаянно перешли на «ты». Но между людьми одного поколения это нормальное явление, и такое обращение не покоробило ни его, ни меня.
— Я понимаю, что ты лишнего не напишешь. Я бы лучше сразу закорючку поставил, а ты сам потом текст набросал бы. Я тебе доверяю. А мне нужно еще до Юрия Максимовича добраться.
— Думаешь, это он был?
— У него нет своей машины. Племянник посещал престарелую тетушку на разных автомобилях с водителями. Информация от твоего брата. Правда, все приезды племянника он проконтролировать не мог. Этак и за пивом не сходишь. Но Юрий Максимович в любом случае первый подозреваемый. Он — наследник, на имя которого только недавно написано завещание. Хотелось бы, чтобы мне никто не помешал собрать улики, если они есть, конечно.
— Я напишу коротко. Ничего лишнего. Лишь то, что ты сказал. Только вот… — Василий замялся.
Я это почувствовал, когда корябал на пустом бланке протокола допроса «С моих слов записано верно и мною прочитано» и ставил подпись.
— Говори.
— По идее, я обязан тебя задержать до прибытия оперативной бригады.
— А если я очень спешу?
— В любом случае обязан. Ты сможешь взять на себя применение силы против сотрудника полиции? Нет. Тут я погорячился, не годится. За это обязательно срок.
— Я просто сбежал без применения. Ты меня задержать не смог.
— Обязан был.
— Кого? Отставного офицера спецназа ГРУ?! Да вся, вместе взятая, оперативная группа этого сделать не сумеет.
— Так ты тоже из ГРУ? Тогда понятно, почему ты так печешься о главном подозреваемом. Ладно. Поезжай. Если что, ты отправился в погоню за «Порше». Есть у тебя какие-то подозрения, которыми ты со мной не поделился? Племянника я пока упоминать не буду, чтобы тебе не помешать. Но его кто-нибудь обязательно вспомнит утром, когда опера начнут соседей опрашивать. Мой брат первым и ляпнет. Он этого Юрка недолюбливает. Как и всех, с кем не пьет. Вернее, тех людей, которые с ним этого не делают. Постарайся побыстрее уложиться. Координаты свои оставь.
— Ага. А ты свои.
Я его номер запомнил. Он мой внес в свой телефон.
Старший лейтенант пересел в свою «Ниву». Мой «Сузуки Джимни» загораживал ему выезд, и поэтому я поехал сразу.
Честно говоря, у меня была надежда на то, что «Порше 911» на такой скорости далеко не уедет. При его способности летать над дорогой жутко разбитая колея рядом с деревней представляла естественную опасность. Почти такую же, как железобетонный придорожный столб.
Да еще и водитель, как мне казалось, впал в истерику. Иначе он не понесся бы так от самого дома бывшей учительницы, ныне, увы, уже покойной. Но для этого должна быть причина даже у самого психически неуравновешенного человека, не говоря уже о нормальных, здоровых людях. Испуг или еще что-то. Например, только что совершенное преступление.
Истерика — это способ самосохранения, попытка избежать наказания, диктуемая подсознанием. В здравом уме никто на местной дороге газовать не будет, пощадит машину, которая стоит миллионы рублей.
Я вообще, помнится, сильно удивился тому факту, что этот тип сюда проехал. Но он, разумеется, двигался предельно аккуратно. Может быть, даже не по дороге, а рядом, по траве, где местность это позволяла. Там гораздо ровнее, чем на грунтовке.
Этот богач, скорее всего, проскочил в деревню в то самое время, когда я в лесочке избивал боксерский мешок. Конечно, он проехал рядом с дорогой. Там, по крайней мере, нет ям, выкопанных тракторными колесами, миновать которые не позволяет угловая проходимость «Порше», как передняя, так и задняя.
Клиренс, про который проще было бы сказать, что его вообще не существует, создавал проблемы того же порядка. На первой же яме машина должна была разбить передний бампер, а задний — на второй, вместе с выхлопными трубами.
Да, «Порше» довольно часто признается самым надежным автомобилем в мире. Но я был уверен в том, что в опросах такого рода участвуют лишь те автомобилисты, которые не испытывали наших дорог.
Мне казалось, что к моменту выезда на асфальт от шедевра мирового автомобилестроения должны остаться только разбитая подвеска, сиденье и рулевое колесо, уцелевшее каким-то непостижимым образом. Двигатель со всеми своими лошадиными силами просто обязан остаться загорать где-то на дороге. Причем на разных ее участках.
Поэтому я стремился побыстрее преодолеть эту дорогу, чтобы не пропустить момент окончательной кончины спортивного автомобиля и застать на месте «прокладку между рулем и сиденьем». Однако то ли водитель «Порше» оказался не настолько истеричным, как мне показалось сразу, то ли сам автомобиль действительно отличается небывалой выносливостью. На разбитой дороге я так и не нашел не только эту машину в более-менее целом виде, но и обломков бампера.
Абсолютно пустая трасса унесла спортивный автомобиль в одну из двух сторон. Больше из деревни выехать было некуда. Разве что в райцентр, за которым дороги были труднопроходимыми даже для моего «Сузуки Джимни», не говоря уже о «Порше». Но я не видел смысла в такой поездке.
Кроме того, надо учитывать, что если «девятьсот одиннадцатый» двинулся туда, то его обязательно перехватит оперативная бригада уголовного розыска, уже получившая от участкового ориентировку. Водитель «Порше» этого знать и даже предполагать не мог, но у меня все равно не было повода подозревать его в желании изуродовать такую машину.
Следовательно, я обязан был предположить, что он движется по асфальту в одну или в другую сторону. Честно говоря, мне было безразлично, куда именно поехал этот тип, поскольку на маленьком и относительно слабосильном автомобильчике я не имел никаких шансов догнать «Порше» на асфальте.
Тем не менее я сразу поехал предельно быстро, хотя не превышал скорость даже там, где она не была ограничена знаками. А таких участков было не много.
Я двинулся, естественно, в сторону Москвы. Дорога была практически пуста. За первый час пути мне встретился только один колесный трактор, спешащий навстречу. Еще я умудрился обогнать старенькую «копейку», хотя она сильно дребезжала всеми своими железками, упиралась и стремилась этого не допустить.
Вот так свободно и ехать бы все время. Может, стоит отдыхать днем, чтобы ночью перемещаться без особых проблем?
Прямо на выезде из района, под стелой с указателем, меня остановил движением жезла инспектор ГИБДД. Я уже собирался снова вспомнить приказ сто восемьдесят пять, запрещающий им делать это без причины вне стационарных постов.
Но тут страж дорожного порядка подошел к моему автомобильчику, козырнул, представился и, даже не спросив у меня документы, задал вопрос:
— Извините, вам по дороге темный «Порше 911» без номерных знаков не встречался? В любую сторону мог ехать или стоять у обочины.
— Нет, — честно признался я. — Не попадался. Угнали его, что ли?
Не объяснять же ему, где и при каких обстоятельствах я видел разыскиваемую машину и кому дал ее словесное описание.
— Убили, говорят, кого-то. — Отвечать инспектор был не обязан, но он же человек.
Людям свойственно делиться информацией даже с незнакомцами. Их толкает на это неукротимое желание показать свою информированность. Скверная, надо сказать, привычка. Не всем она свойственна. Это, как я понимаю, некая разновидность хвастовства.
Инспектор увидел вдали на полосе встречного движение фары другого автомобиля, козырнул мне, пожелал счастливого пути и перешел на другую сторону. Хотя оттуда «Порше» не должен был ехать в принципе. Его водитель пустился в бегство. Он вовсе не стремился возвратиться на место преступления, чтобы быть задержанным.
Впрочем, инспектор обязан был, скорее всего, просто спросить водителя встречного автомобиля, не видел ли тот «девятьсот одиннадцатый», который двигался ему навстречу. Значит, план «Перехват», как он обычно называется, уже задействован. Вот вам и результат звонка рыжего участкового Василия. Наверное, оперативная бригада уже прибыла на место преступления, и после этого была дана команда к введению «Перехвата».
Хорошо, что сотрудники полиции на дорогах разыскивают «Порше» темного цвета, а не белый «Сузуки Джимни». Я допускал, что вскоре этого тоже можно будет ожидать. Все зависит от сообразительности сельских ментов и авторитета рыжего участкового.
Сам этот старший лейтенант показался мне парнем по-деревенски обстоятельным и умным. Про других местных ментов я ничего не знал. Но мне казалось, что они должны уважать участкового, похожего на кота.
Я предполагал, что впереди мне могут встретиться несколько передвижных постов ГИБДД, имел запас времени до утра и поехал спокойнее. Догнать я никого не успею при любом раскладе. Транспортное средство у меня не самое скоростное, а вертолет в ближайшем кювете не завалялся.
Объяснения с инспекторами в мои планы вовсе не входили. Я и без того удивлялся, что они до сих пор не пытаются меня притормозить по требованию следственного управления ФСБ. Ведь результаты моих оперативных действии полностью перечеркивают все их попытки дискредитировать подполковника Скоморохова. Им нужен не преступник, а сам Виктор Федорович, его личность, независимое мнение. Так я полагал.
«Сузуки Джимни» поднырнул под эстакаду МКАД, и я стал искать взглядом место, где можно было бы остановиться и поспать хотя бы пару часов. На улицах столицы уже было полностью светло, хотя стояла еще, по сути дела, глубокая ночь. Я был обязан выделить себе два часа сна, чтобы не потерять физические кондиции, соображать лучше и быстрее. Неизвестно, что за сюрпризы меня ждут, и каких действий они потребуют.
Место для отдыха я нашел достаточно быстро, просто свернул на боковую улицу и заехал во двор какого-то магазина. Он был построен буквой «П» и не имел ограды с воротами, запирающими проезд. Там я нашел свободное место неподалеку от мусорных баков, остановился, перебрался на заднее сиденье и свернулся калачиком.
Но уснуть сразу я не смог, потому что в голове возникла новая мысль. Меня сильно смущало то обстоятельство, что представитель следственного управления ФСБ полковник Свекольников действовал пока очень уж аккуратно. Это вовсе не походило на методы работы, привычные для сотрудников данной структуры.
Вполне в его власти было мягко воздействовать на ГИБДД, чтобы эти ребята почаще притормаживали мою машину на дорогах и вообще нашли бы возможность лишить меня прав. Они останавливали бы меня так часто, что я просто вымотал бы себе все нервы.
Но полковник Свекольников пока оперировал только телефонными звонками. Он не позволял ментам, с которыми я сотрудничал, давать мне информацию. Это что-то значило, но я не мог понять, что именно. Разъяснить суть проблемы здесь, в Москве, мне никто, пожалуй, не мог.
Поэтому я, не стесняясь того, что время ночное, позвонил полковнику Быковскому. У них, кстати, уже было раннее утро, которое для спецназовцев обычно считается началом рабочего дня.
Наверное, именно поэтому полковник ответил сразу:
— Здравствуй, Тим Сергеевич! Рад тебя слышать. Где находишься?
— Здравия желаю, товарищ полковник! Несколько минут назад въехал в Москву. Могу сообщить не слишком приятную новость. Сегодня ночью я находился в сарае, расположенном во дворе дома Елены Анатольевны Нифонтовой, когда кто-то убил ее ударом топора. Преступника я не видел, но заметил машину, которая стояла рядом с двором, а после убийства вмиг умчалась. «Порше 911». Не хило убийца живет!
Быковский даже присвистнул. Знал, наверное, сколько такая машина стоит.
— На тебя подозрение не пало?
— Еще не знаю. Но убийца, убегая, обронил фонарик, который я передал участковому там же, в деревне. Он хороший парень, честный. Перед этим закачал мне на смартфон видеосюжет с места первого взрыва, снятый им сразу после него. Там есть отдельные моменты, которые вызывают подозрения в том, что взрывы были организованы по меньшей мере с ведома самой Елены Анатольевны, если не с ее помощью. Поэтому можно предполагать, что убийство пожилой женщины является избавлением от ненадежного свидетеля. Но это все пока вилами на воде писано, фактуры не хватает. Я беспокою вас не по этому вопросу. Мне раньше капитан Радимова говорила, что некий полковник из следственного управления ФСБ России запрещал ей сотрудничать со мной по этому делу. Потом этот же человек звонил и участковому в деревню, тоже с запретом. Все это означает, что он контролирует мои перемещения. Хотя вычислить их не слишком сложно. При этом я отдаю себе ясный отчет, что во власти ФСБ устроить мне какую-нибудь провокацию, вплоть до дорожно-транспортного происшествия. А уж про постоянные проверки на дороге и не говорю. Тем не менее я пока ничего такого не ощущаю. Меня даже ГИБДД не сильно донимает. Не больше, чем обычно. Мне интересно, чем я так угодил полковнику, что меня не трогают? Можно что-нибудь про него узнать?
— Свекольников?
— Так точно.
— Он и мне звонил. Видимо, с подачи подполковника Лихачева.
— Так можно что-то о нем узнать?
— Каким образом?
— Через командующего. Он заинтересован в успехе моего расследования. Поэтому не хотелось бы, чтобы мне помешали именно сейчас, когда появились весьма обнадеживающие результаты. Я ведь, можно сказать, на финишную прямую вышел.
— Командующий… — проговорил Быковский. — А это, пожалуй, хорошая мысль. Я попробую.
— Тогда у меня все, товарищ полковник.
— Я позвоню тебе. Жди.
— Я пристроился поспать пару часов. На тесном заднем сиденье. Но я не слишком крупный человек. Свернувшись, помещаюсь.
— Спи спокойно. Я не думаю, что в ГРУ за два часа справятся. Как будут данные, я позвоню. До связи.
— До связи, товарищ полковник.
После этого я просто приказал себе уснуть и сразу отключился.
Проснулся я, как сам себе и заказал, через два часа, даже на пять минут раньше. Так обычно и бывает, когда я сам программирую свой сон. Я пришел в себя и сразу посмотрел на часы. Все нормально.
Только после этого я стал раздумывать, что за звуки улавливают мои уши. Представить сумел только одно — где-то рядом дворник шаркает метлой по асфальту.
Я поднял голову и сразу увидел, что не ошибся. Дворник, скорее всего таджик, в сигнальном жилете, усердно махал метлой, поднимая пыль. Время от времени он бросал любопытный взгляд в сторону моего автомобильчика. Наверное, появление незнакомой машины, да еще с иногородним номером, его заинтересовало. Но сам он меня волновал мало.
Я перебрался на свое водительское место. Умыться здесь было негде. Вода у меня была только в небольшой пластиковой бутылке, купленной по дороге в круглосуточно работающем киоске.
Пить я не хотел, поэтому чуть-чуть полил тонкой струйкой себе за шиворот. Вода побежала по позвоночнику. Это обычное, многократно испытанное средство не только спецназа ГРУ. Такая процедура сразу освежает не только спину, но и голову.
Ехать к Юрию Максимовичу Нифонтову было рано. Насколько я знал, его студия начинала работу с девяти утра, а часы показывали только семь. Тем не менее я решил, что лучше подождать там, на месте, чем потом плестись среди потока автомобилей, который к девяти утра в Москве становится излишне плотным. Люди стремятся к месту службы.
Я уже руку протянул, чтобы повернуть ключ зажигания, когда в кармане заголосил смартфон. Определитель показал незнакомый номер, но я все же решил ответить. На такие звонки я редко отзываюсь, а тут чего-то надумал. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что звонит полковник Свекольников, раздобывший откуда-то мой номер.
— Здравия желаю, товарищ полковник! — ляпнул я в микрофон.
— Здравствуй, капитан частного сыска. Как догадался, кто тебе звонит?
— Секрет службы, товарищ полковник.
— Значит, ты не болтливый. Это хорошо. Но мой номер, думаю, тебе мог сообщить полковник Быковский. Значит, получит за это нагоняй. Он знает, что я свои координаты не всем даю и не разрешаю, чтобы их кому-то сообщали без моего согласия.
После этих слов я догадался, что это звонит вовсе не Свекольников, который никак не мог устроить упомянутый нагоняй. Но Быковского надо было как-то избавлять от вполне возможных неприятностей.
Поэтому я стал валять дурака.
— Извините, товарищ полковник, я, видимо, спросонья все перепутал. Быковский мне никакой номер не давал. Вы кто?
Это прозвучало несколько бестактно, но такова была необходимость.
Мой собеседник понимающе усмехнулся и проговорил:
— Правильно, своих следует защищать. Даже если полковник Быковский тебе не друг, а всего лишь куратор твоей бывшей бригады. Я — полковник Мочилов.
— Здравия желаю, товарищ командующий! — Я даже постарался вытянуться по стойке «смирно», несмотря на то, что сидел за рулем.
— Я твой номер у Быковского взял. Можешь сильно не беспокоиться относительно полковника Свекольникова. Он против тебя сейчас ничего предпринимать не будет. За него плотно взялось их собственное девятое управление. Знаешь, что это такое? Не путаешь с «девяткой» КГБ?
— Знаю, товарищ полковник. Не путаю. Буду работать.
— Но кое-что интересное на Свекольникова мы накопали. Ты же сейчас собираешься с Юрием Нифонтовым встретиться?
— Так точно, товарищ полковник. Именно с Юрием Максимовичем Нифонтовым. Специально ради этого в Москву приехал.
— Вот лежит передо мной бумага. Юрий Максимович Нифонтов, тридцати двух лет от роду. Проживает в городе Истра Московской области в собственном деревянном коттедже. В армии не служил по причине перелома шейного позвонка, перенесенного в детстве. Медицинскую комиссию не прошел. Женат на Лилии Свекольниковой. Не так давно. Они только два года вместе прожили. Да, это дочь полковника Свекольникова. У нее это второй брак. От первого имеет сына. Тот очень не ладит с отчимом, который просто увел его мать от отца. Сама Лилия Свекольникова дважды лечилась от наркомании, что ее отец тщательно скрывает. Можно сделать вывод, что лечение оказалось бесполезным. Значит, дамочка продолжает баловаться дурью. Возможно, вместе с Нифонтовым. Во время лечения Лилия и познакомилась с Юрием Максимовичем. Они вместе исцелялись. Вот такие для тебя данные. А дальше сам копай, капитан. На то ты и разведчик. Если у меня что-то появится, я сообщу.
— Я уже пенсионер, товарищ полковник. Капитан в отставке.
— Удивительно, конечно, но я в курсе. Даже твое личное дело на досуге читал. Но ты учти, что разведчики не бывают в отставке. Они всегда при исполнении. Только ты теперь уже капитан не военной разведки, а частного сыска. Это близкие понятия, хотя методология профессиональной деятельности и различается. Ладно. Работай. А то вытащили меня ни свет ни заря из дома, а сами спят! — Командующий спецназом ГРУ отключился от разговора.
А я на всякий случай занес его номер в память своего смартфона, хотя не забыл бы его и так. При пользовании списком контактов номер набирается одним нажатием, а собственной памятью — одиннадцатью. Согласитесь, разница в скорости очень даже значительная. Вдруг в какой-то момент придется позвонить?
Я убрал смартфон, повернул ключ зажигания и поехал со двора под удивленным взглядом дворника-таджика. Только что он никого за рулем «Сузуки Джимни» не видел, а теперь там кто-то сидел. Наверное, дворник подумал, что я ползком к машине пробрался. Втайне от него.
Только выехав на основную дорогу, я сообщил навигатору место, к которому он быстро проложил маршрут.
Назад: ГЛАВА 8
Дальше: ГЛАВА 10