ЭПИЛОГ
– Ну вот и начинается, – сказал капитан Старогоров, пристраивая к глазам бинокль.
Старший лейтенант Радимов и лейтенант Кирьянов только-только успели умыться после часового сна и смотрели усталыми покрасневшими глазами пока без оптики. Но в бинокль рассматривать, кажется, было еще нечего.
Радимов с Кирьяновым всю ночь провели в работе – с группами, из трех бойцов в каждой, выставляли в селе беспроводные цифровые видеокамеры для записи обстановки. Камеры выдавали сигнал на второй ноутбук старшего лейтенанта Галактионова, записывающий изображение сразу в сжатом режиме. Мешало то, что поздно закончилась пятая молитва, но и после нее жители села долго еще не расходились по домам, что-то обсуждая на улицах. В принципе тему для обсуждений предположить было не сложно. Обсуждались события следующего дня. А когда жители стали расходиться, начали прибывать автомобили с имамами из соседних районов. Предварительно они звонили Гаджи-Магомеду Меджидову, разговоры прослушивались с помощью первого ноутбука старшего лейтенанта Галактионова, который, в свою очередь, пользовался спутниковой системой ГЛОНАСС. На спутниках ГЛОНАСС была установлена разведывательная аппаратура. В дополнение работали и отдельные собственные спутники ГРУ. Одновременно разговоры прослушивались и в Москве, где сразу переводились, и перевод по телефону зачитывался капитану Старогорову, поскольку разговоры велись на дагестанском языке, а переводчика в самой группе не было. Таким образом и узнавали о прибытии имамов. С разным промежутками времени их прибыло шесть человек. Седьмым, видимо, должен был выступить сам организатор события.
– Это не просто начало, – ответила из грота капитан Ставрова. «Подснежник» донес ее бодрый голос. – Это начало конца.
Ночью «подснежники» хорошо помогли разведчикам, ушедшим на задание. Старший лейтенант Галактионов с помощью своего ноутбука отслеживал ситуацию в селе в инфракрасном режиме и предупреждал Радимова и Кирьянова о случайной нежелательной встрече.
Главное неудобство в установке камер состояло в том, чтобы выставить их правильно, то есть чтобы они имели обзор и при этом не бросались в глаза. Выручали минимизированные размеры камер и их неприхотливость в креплении. Группы с задачей справились. Хуже было то, что небо опять нахмурилось и могло разродиться новым снегопадом. Снег мог завалить объективы камер, и тогда изображение исчезло бы. Но здесь уже спецназовцы и испытатели были бессильны предпринять что-либо. Хорошо еще, что предыдущий снежный покров растаял, и не оставалось видимых издалека следов.
Внизу, под горкой, на площадке между домами у ручья и селом, стали собираться люди. Прибывших имамов поселили в доме там же, у ручья, только в самом дальнем, который протопили заранее. Этот дом был наиболее крепким среди других и пригодным для жилья.
Ни православные священники, ни салафитские имамы еще не появились. И вообще, все это слегка напоминало спортивный матч, когда болельщики еще ждут, а команды готовятся в раздевалке. Готовились и испытатели наверху. Впрочем, в первый день они не планировали никакого вмешательства. Собирались только отслеживать ситуацию и подстраховывать священников от каких-нибудь эксцессов с помощью двух снайперов. Теперь уже лейтенант Кирьянов выставил не только прикомандированного к его взводу младшего сержанта Алексеева со знаменитой английской снайперской винтовкой, но и своего штатного снайпера с обычным «винторезом».
Оставалось ждать.
* * *
Имам Гаджи-Магомед Меджидов в эту ночь практически не спал. Ему самому казалось странным такое волнение. Ни разу в прошлом даже перед самыми ответственными соревнованиями он не испытывал ничего подобного. Видимо, это было самое важное соревнование в его жизни. На карту поставлено все будущее, не только его личное, а и всех жителей села. Эта нелегкая ноша ответственности не могла не давить на его мощные плечи. Но раз уж взялся, он готов был свою ношу с упорством тащить до конца.
Перед последней в пятницу, пятой, молитвой к имаму пришел участковый Халидов. Тоже чувствовал, видимо, ответственность, но другого порядка.
– Что там у тебя произошло сегодня? – спросил участковый.
Он, конечно, прекрасно знал, что произошло. Многие жители села видели, как оно пронеслось над головами людей и над крышами домов и устремилось дальше. Наблюдали и явление над двором Газали Султанова. И уж обязательно нашлись такие, кто побежал участковому докладывать. Не исключено, что он и сам мог все видеть. А спрашивал так, чтобы оправдать свой визит к имаму. В действительности же Халидов пришел разведать и разнюхать. Он всегда отличался почти собачьим нюхом. Да и знает он о предстоящем молебне, Гаджи-Магомед сам ему об этом говорил. Хорошо еще, что не суется в дом, где священники содержатся, иначе пришлось бы Вали Гаджиеву свою работу выполнить и оставить большое село без участкового. Даже не обязательно Вали задействовать. У маленького охранника до сих пор руки трясутся. Дауд Гусейнов тоже предупрежден. Если в дом сунется участковый, он начнет стрелять, подумал имам, а вслух произнес:
– Что у меня произошло? Да ничего не произошло.
– А что за стрельба была?
– Одна очередь – это разве стрельба? А произошло не у меня, а у православных священников, которые на встречный молебен прибыли. Они уже молиться начали и своими молитвами вызвали то ли просто недоброго джинна, то ли самого иблиса. Наши места к православным молитвам не привычные, вот сатана и взбесился. Прилетел. Но я, как хозяин, пригласивший гостей, защищать их должен, и потому дал по иблису очередь. Отогнал. Вот и все.
– А что молебен?
– Как и планировали. Утром начнется. И на семь дней.
– С перерывами?
– А кто как хочет. Хотят – пусть прерываются, не хотят – пусть хоть круглыми сутками на коленях стоят. Это дело молящихся. Но Аллах, да будет в веках благословенно имя его, даровал нам молитву не для того, чтобы она нас убивала, а исключительно как средство общения с собой, обращения за помощью и выражения благодарности. Я так думаю.
– Ну-ну, значит, все у тебя в порядке?
– А что у меня может быть не в порядке?
– Цыганка больше не появлялась?
– А что ей делать, если у парней на постах больше денег нет? Да ты и сам говорил, что табор уехал.
– Да, – согласился участковый, – табор уехал. Ладно. Будут проблемы, обращайся.
– В этом мире у меня проблем нет, вот в другом могут быть. Но в другом мире твои погоны не помогут. Джиннов они едва ли впечатлят.
Джинны, кажется, Халидова волновали мало. А зря.
– А как народ к священникам отнесется? – спросил он. – Не думал? Не будет протестов? А то, чего доброго, побьют попов.
– Здесь ты, пожалуй, прав. Могут возмутиться.
– Выставил бы охрану. У тебя же есть люди.
– Пожалуй, так и сделаю. Людей у меня нет, но попросить могу. Джинны, как я понимаю, страшнее людей, ты бы больше о них думал.
– Чем они страшны? Я их не касаюсь, и они меня не коснутся.
– Касаться их приходится любому человеку, в том числе и тебе. Аллах разрешил джиннам попытки соблазнения людей, чтобы люди в борьбе с джиннами крепли и совершенствовались в вере. Каждый человек всю свою жизнь должен бороться против «зла наущателя скрывающегося, который наущает души людей».
– Люди, бывает, наущают худшему пути, чем джинны, – вздохнул участковый.
На этом разговор и закончился. Халидов проявлял благоразумие и не совался в чужие дела, даже дал дельный совет. Впрочем, в этом совете Гаджи-Магомед не нуждался. Он сам знал, что нужно выставить охрану, и собирался это сделать. Но не для жителей села, а просто чтобы священники чувствовали свое место. Средство психологического давления. Жители села и так послушаются одного только слова Гаджи-Магомеда.
Пятая молитва прошла хорошо, и проповедь имама всех заинтересовала. Кажется, люди уже начали ждать молебна и всего того, чем он завершится. А завершиться должен был одним – имам обязан был объявить, что выходит из подчинения проповедующим христианство властям и считает себя властью, над которой стоит только Аллах, да будет вовеки благословенно имя его. А после такого объявления он призовет всех сельчан взять оружие в руки и защитить веру предков от посягательств неверных. Священная война – не простая война. Это война с полной отдачей сил и самопожертвованием. И люди пойдут за ним, имам был уверен.
Но ночью его начали посещать сомнения. Что, если снова прилетит этот серафим? Как отреагируют в селе? И как поведет себя серафим, когда священники, им благословленные на молебен, взлетят на воздух вместе с домом Газали Султанова? И что в народе скажут на появление христианского чудища – с шестью крыльями?
Так и пролежал Гаджи-Магомед всю ночь и бросался от одного вывода к другому. То ему казалось, что все пройдет гладко, то, наоборот, что все уже пошло наперекосяк из-за этого серафима. И вообще, что это за чудище такое? На что оно способно? Неужели у православных молитвы такие сильные, что на них даже серафим прилетел на исламские земли?
Заснул имам только под утро. Будильник разбудил его за час до молитвы.
* * *
После вечернего разговора с генерал-лейтенантом Апраксиным отец Николай чувствовал себя по большому счету просто предателем.
Он узнал, что прилет серафима был не результатом молитв его и братии, а результатом деятельности специалистов из спецслужб, но сказать другим священникам об этом не мог, не имел права, и это сильно мучило иерея. Не потому мучило, что был он от природы болтливым человеком, а только потому, что казалось ему большой несправедливостью и нечестностью вводить собратьев в искушение и в прелесть. Даже если учесть благую цель действий спецслужб, все равно было в запрете на распространение информации что-то святотатственное. И во время вечерней молитвы отец Николай просил Господа простить его, поскольку стал он носителем чужой информации и не может предостеречь своих братьев от неверного понимания сути происходящего.
После телефонного разговора с генералом никто не спросил отца Николая, что будет дальше с группой священников. Все ждали, что он сам скажет. И только после вечерней молитвы не выдержали нервы у отца Василия. Его беспокоила дальнейшая судьба священников.
– Пока нам ничего не грозит, – ответил отец Николай. – Группа спецназа рядом, но она слишком мала, чтобы вмешаться в события. Ждут подкрепления. Но, если что-то произойдет, группа и своими силами постарается помочь. По крайней мере, во время молебна нас будут страховать два снайпера. А это, если учесть выборочность стрельбы снайперов, большая сила.
– Значит, будем молиться, – сказал отец Иннокентий. – Истово молиться, и Господь не оставит нас без поддержки.
Грубо говоря, Господь уже не оставил шестерых священников без поддержки и прислал им седьмого священника, бывшего спецназовца. И спецназ на склон горы прислал. И испытателей нового оружия тоже прислал Господь. Это отец Николай понимал. И с таким пониманием ему легче было скрывать от братии правду, потому что в самом сокрытии правды тоже виделся промысел Божий. Видимо, так Господу угодно, и для высших целей в жертву приносится стремление отца Николая к правде.
С этой мыслью отцу Николаю удалось уснуть, хотя сон его все равно был беспокойным, и проснулся он рано не в лучшем состоянии духа. Рано встали и другие священники, еще до того, как пришел будить их охранник Дауд. Все молились и готовились к молитве следующей, долгой и опасной уже тем, что несла она не спокойствие и умиротворение в сердца, а противодействие чужим молитвам. В понимании православия это неправильно. Святоотеческая формула «благослови врага своего» здесь отвергалась начисто, но сам встречный молебен проходил с принципиальной постановкой вопроса о торжестве православия, следовательно, промежуточную формулу можно было считать несущественной.
Появились еще два охранника и вывели священников на улицу. За невысоким забором между домом и пригорком, на котором устроилось почти все село, был пустырь, похожий на спортивную площадку. Гаджи-Магомед, видимо, по-прежнему любил спорт, если даже молебен пытался устроить на манер спортивного состязания. А как иначе, кроме как болельщиками, можно было назвать два десятка людей, толпой стоящих по другую сторону площадки.
Священникам показали, куда надо встать. Протоиерей Иннокентий возмутился и занимать это место отказался.
– На открытом воздухе, не имея перед глазами иконостаса или креста, мы должны молиться, стоя лицом на восток. И будем молиться только так.
Кто-то из вооруженных охранников побежал в последний в нижнем ряду дом доложить о ситуации. В доме горел свет, и над трубой поднимался в темное предрассветное небо белый дым.
Из дома вышел Гаджи-Магомед. И сразу подошел к отцу Иннокентию.
– В чем опять проблемы?
– Никаких проблем. Просто мы должны при молитве стоять лицом на восток, а нас хотят поставить к востоку боком.
– Мы должны молиться, обратившись лицом в сторону Мекки, – объяснил имам. – Если вы встанете лицом на восток, мы не будем находиться друг против друга.
– А это разве важно в молитве? Молитва – это не борцовская схватка.
Гаджи-Магомед немного подумал и согласился.
– Вставайте, как велит вам ваша вера. Мы встанем, как нам велит наша.
Вопрос был исчерпан. Дело осталось за малым – за появлением имамов. Но пришлось подождать. Имамы выходили важно, с осознанием своей миссии. Расстилали на грязной земле зеленые коврики, на которые готовились опереться коленями. У православных священников ковриков не было, но они не боялись встать в грязь коленями. Уничижение себя в молитве делает молящегося более смиренным, и это помогает молиться искренне и с чувством очищенности в сердце. Все было готово.
И, словно сигнал к началу, с неба повалил густой снег.
* * *
Капитан Старогоров начал съемку молебна только тогда, когда рассвело. До этого снимать было бесполезно. Светосилы объектива не хватало на ночную съемку, тем более в снегопад, начавшийся снова, и приходилось обходиться биноклями. У капитана и у старшего лейтенанта Радимова бинокли были с функцией ночного видения. Лейтенант Кирьянов обходился своим простым биноклем, в который почти ничего не видел, хотя его бинокль обладал более мощным увеличением, чем бинокли испытателей.
Но с рассветом, когда и снегопад стал уже едва заметным, преимущество в наблюдении было за командиром взвода спецназа ГРУ. Его бинокль позволял даже лица рассмотреть. Правда, видеокамера капитана тоже давала такую возможность за счет телеобъектива и мощного цифрового «зума». Но старший лейтенант Радимов в наблюдении проигрывал. И потому, когда Старогоров спросил, который из священников бывший капитан Николаев, Косте пришлось позаимствовать бинокль у Кирьянова.
– Второй слева, – рассмотрев батюшку, сообщил Костя. – Трудно его, конечно, узнать. Настоящим выглядит стариком. А он ведь меня всего-то лет на пять – на восемь старше.
– Борода никого не молодит, – согласился капитан.
– Я бы себе для солидности отпустил, – усмехнулся Кирьянов. – Но вот беда – не растет... Три рыжих волосинки в разные стороны торчат, вот и вся борода.
– С возрастом, Сережа, это проходит, – проговорила в «подснежник» капитан Ставрова. – С возрастом цвет выравнивается. Человек весь седым становится.
– Спасибо, капитан, утешила. Надеюсь до седины все-таки дожить.
Капитан завершил съемку, отснял крупным планом и отставного капитана Николаева, а в звуковом комментарии сообщил, кого снимал. После этого, согнувшись, чтобы из-за камней не высовываться, ушел в грот, где старший лейтенант Галактионов, как оказалось, не большой любитель свежего воздуха, не отрывался от своих двух компьютеров. Следовало переправить первую съемку молебна генералу Апраксину.
В гроте капитан Ставрова, поставив в угол привезенную с собой икону, тоже молилась вместе с тремя верующими солдатами, вознося молитвы лику Божьей Матери. Передав камеру для скачивания файла Галактионову, Станислав остановился за спиной Тамары Васильевны, желая что-то сказать, но она не поворачивалась, и капитан, перекрестившись на образ, вышел из грота. Оборудование так и стояло, где его выставили накануне. Мороза оно не боялось, только надо было прогревать его пару раз в день. Для этого требовалось заводить электрический генератор. Но все обслуживание техники взяла на себя Ставрова, и, учитывая ее аккуратность, беспокойства у капитана Старогорова не возникало.
Он вернулся к наблюдательному посту и распорядился:
– Ладно. Я тут без вас справлюсь. Идите отсыпайтесь. Снайперов пришлите. Оборудование сегодня запускать не будем. Пусть весь день здесь проведут.
* * *
Молебен шел своим чередом весь день. Гаджи-Магомед заранее распорядился, чтобы православным священникам принесли что-нибудь на обед. Имамы же решили молитву не прерывать, но и попы, к удивлению Гаджи-Магомеда, от обеда отказались, считая, что на голодный желудок молитвы будут более действенными. Это казалось бы странным, потому что все дни плена священников держали впроголодь, не давали даже чай, заменив его простой водой. Они не жаловались. Только отец Иннокентий, прервав свою молитву, попросил имама как следует протопить их дом, потому что от постоянного стояния на коленях у всех промокли рясы. Снег шел сырой, сразу же таял, и одежду следовало просушить. Просьба была высказана прилюдно, и отказ мог бы вызвать непонимание, поэтому Гаджи-Магомед нехотя согласился и отдал распоряжение.
Отец Николай всегда считал себя человеком физически хорошо подготовленным. Даже после ранения и контузии, восстановившись, он сразу начал приводить свой организм в порядок и сумел войти в необходимую, как ему казалось, форму. Еще там, в деревне, многие удивлялись при виде своего приходского священника, непьющего и некурящего, да еще бегающего по утрам вдоль проселочной дороги. Тем более что бегал отец Николай босиком, чтобы разрабатывались и активизировались нервные окончания, расположенные у человека в подошвах ног. Здоровье себе бывший капитан спецназа вернул. И все же к концу уже первого дня молебна он чувствовал усталость. Стоять долгое время на коленях и бить многочисленные поклоны было утомительно. Но терпел не только отец Николай, терпели и все остальные. Помогал молитвенный экстаз. При таком состоянии не думаешь об усталости и о боли в суставах. Молитва и здесь спасала.
Молебен закончили, когда начало темнеть. Первыми с площадки ушли местные жители, наблюдающие за этим странным соревнованием. Перед сумерками стали подниматься имамы. Они по возрасту были в основном старше православных священников и смотрели на них, продолжающих молиться, с неодобрением и неприязнью. Православные священники остались в окружении охраны. И только когда все разошлись, они решили, что для первого дня хватит.
В доме и в самом деле оказалось непривычно тепло. Настолько тепло, что можно было раздеться и приложить к печке промокшую одежду. Но это тепло сыграло и отрицательную роль. Разморенные жарой священники сразу почувствовали, как устали за день, и пожелали тут же улечься спать. Протоиерей Иннокентий оказался самым выносливым из всех. Он позвал остальных на вечернюю молитву, чтобы соблюсти православный канон. Молебен молебном, но отдельные утренние и вечерние моления никто не отменял.
* * *
Точно так же прошел и второй день. Разница заключалась только в том, что во второй день мышцы первоначально пытались сопротивляться, руки, ноги, особенно спина отказывались повиноваться. Заставив себя усилием воли выполнять все поклоны, священники легко вошли в обычный ритм, и дело пошло лучше.
Изменения начались только в конце третьего дня молебна, когда к площадке снова подошла толпа местных «болельщиков». Причем среди них было много людей с автоматами. Не иначе кто-то этих болельщиков сильно «разогрел», потому что в адрес православных священников посыпались громкие оскорбления.
Отец Николай понял ситуацию так: пожилые имамы чувствовали сильную усталость и искали способ укоротить молебен по времени. Для этого, видимо, Гаджи-Магомед изобрел ситуацию внешне опасную, но вполне управляемую. Он уже и сам начал подниматься с коврика и повернулся лицом к толпе. И в это время в небе стали появляться сначала какие-то неясные всполохи, причем, в разных сторонах, потом вдруг урывками, то появляясь, то исчезая, небо начала пересекать извивающаяся лента «северного сияния», следом за которой из тучи вынырнул шестикрылый серафим. На сей раз он никого не крестил. Просто летал и смотрел.
Имамы буквально вскочили на ноги, и замерли, раскрыв рты, «болельщики». Серафим сделал несколько кругов сначала над полем, потом покружился над селом, что-то высматривая, и опять скрылся среди туч.
Такой поворот дела не слишком понравился Гаджи-Магомеду.
– Ваши молитвы в наших горах вызывают джиннов, – громко и недовольно произнес он, и в его голосе послышалась явная угроза.
– Не мы сами приехали в ваши горы творить молитвы. Ты привез нас специально, чтобы мы молились, с себя и спрашивай, – так же громко и с вызовом ответил ему протоиерей Иннокентий.
Гаджи-Магомед скрипнул зубами и тут же встал коленями на коврик, показывая, что желает продолжить молебен. Имамы нехотя последовали его примеру, серафим вдруг снова вернулся, на сей раз не удаляясь в сторону села, и облетев площадку, повис в воздухе сбоку, словно желая понаблюдать за действием.
В толпе смотрели на серафима с испугом. В отличие от имама, никто не пожелал поднять оружие на духа. Два человека вообще упали ниц и склонили между вытянутых рук свои головы, изображая покорность. Шепотом переговаривались между собой имамы, не знающие, что им делать. Они все уже слышали о первом появлении серафима, закончившемся ничем, и ждали, что произойдет сейчас. Но дух на людей уже не смотрел. Он смотрел куда-то в сторону и ввысь. Люди невольно повернули головы в ту же сторону.
На облаке, наполовину высовываясь из него, плыла фигура. Это была женщина с ребенком на руках, и приближалась она со скоростью движения облака. В отличие от серафима, женщина с ребенком не была прозрачной и однотонно-серой. В цветных одеждах, цвет лица слегка смуглый, но все же обычный для человека. Узнав фигуру, православные священники склонили головы в уважительном поклоне.
Узнали фигуру и имамы, знакомые с православными иконами. Послышались голоса:
– Марйам...
– Марйам с младенцем Исой...
Не поклониться частице Корана имамы не могли и склонились в низком поклоне так же, как православные священники. Только Гаджи-Магомед пытался поднять лицо, чтобы лучше рассмотреть загадочную фигуру.
Марйам приплыла на облаке, но облако ушло дальше, а она осталась над площадкой, величественно рассматривая происходящее внизу. Младенец на ее руках тоже склонял голову, желая все увидеть.
– Пресвятая Богородица, спаси нас, грешных! – громко воскликнул отец Иннокентий.
– Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй! – так же громко затвердили другие священники. В их голосах слышалось ликующее торжество.
Имамы же молчали, не понимая, что происходит, и выглядели испуганными.
Богородица недолго оставалась над площадкой. Она перекрестила православных священников, вошла в облако и уплыла вместе с ним. Серафим полетел следом. А люди долго еще разглядывали место, где растворилась среди облаков фигура Богородицы.
* * *
В этот раз в доме было не жарко, и печь была едва теплой. Отец Василий обратился было к Дауду, но тот резко ответил, что амир запретил ему топить. Но и это было еще не все. Видимо, амир запретил и еду приносить, потому что Дауд сам что-то жарил и ел на кухне, а к своим подопечным заботы не проявлял.
– Гаджи-Магомед признает свое поражение, – сделал вывод отец Иннокентий.
– Только чем это признание может закончиться? – задумчиво проговорил отец Николай. – Лично мне его поведение совсем не нравится. Боюсь, что Гаджи-Магомед просто рачительный хозяин и не хочет тратить дрова и пищу на людей, которых он намеревается уничтожить.
– Похоже на то, – согласился отец Василий.
– Мне позвонить нужно. – Отец Николай, как обычно, пошел в соседнюю комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Генерал Апраксин ответил сразу, и отец Николай коротко, по-военному, доложил ситуацию.
– Я понял, – сказал генерал. – Сейчас позвоню своей группе. Пусть будут готовы. Видимо, наше воздействие оказалось более сильным, чем мы ожидали, и они сложили оружие. Однако, думаю, это не помешает им замести следы и уничтожить вас. Заодно и местного участкового. Нужно и его предупредить, чтобы из дома не выходил. Отец Николай, ждите звонка. Я дал ваш номер своей группе. Скоро вам позвонят. Ситуация будет под контролем.
– Понял, товарищ генерал. Жду, – попрощался отец Николай и вернулся в комнату, где его ждали священники.
– Дауд свою собаку увел, – сообщил отец Василий.
– Значит, начинается, – сказал отец Николай и тут же услышал звонок мобильника. Уже не было смысла уходить в другую комнату и он ответил: – Слушаю.
Но трубка молчала, а звонок все повторялся. Тут отец Николай понял и вытащил из кармана вторую трубку. Ту самую, что была установлена на взрывном устройстве. Звонок шел от нее. Тут же завибрировала и первая трубка.
– Слушаю, – повторил отец Николай.
– Вечер добрый, товарищ капитан. Старший лейтенант Костя Радимов. Помните такого?
– Помню, Костя, помню. Это ты рядом с нами?
– Так точно. Только я в испытателях теперь служу. Взводом спецназа командует лейтенант Кирьянов, но он вас не знает. Генерал Апраксин только что звонил. Мы контролируем ситуацию. Готовы вступить в нужный момент.
– Костя, только что был звонок на ту трубку, которую я снял со взрывного устройства. Гаджи-Магомед пытался нас взорвать. Так как взрыв не состоялся, он пошлет вооруженных людей. Что нам делать?
– Вас охраняют?
– Охранник снял с цепи собаку и увел. Сейчас охраны нет.
– Дверь можно выбить?
– Без проблем.
– Выбивайте. Двигайтесь всей группой в правую сторону от села. Там выход на дорогу. На дорогу не выходите, держитесь ближе к скалам. Мы в этих скалах. Одну минутку, мне подсказывают... – трубка донесла до отца Николая отдаленный разговор. – Все, товарищ капитан. Гаджи-Магомед собирает к себе в дом своих бандитов. У него около тридцати человек. Будем уничтожать их на месте. А вы выходите. Мы работаем.
Отец Николай убрал трубку и повернулся к священникам, напряженно прислушивавшимся к словам иерея:
– Собираемся. Уходим! – И сразу ударил ногой в дверь. Дверь вылетела вместе с засовом. Собрались быстро и вышли в коридор. Входная дверь тоже была заперта снаружи, но и она не выдержала удара ноги. Священники спустились во двор.
– Туда, – показал рукой отец Николай, сразу взяв на себя командование.
Вопросов ему не задавали. Но, пройдя метров сто, все остановились как вкопанные. В вечернем небе снова появились беспорядочные всполохи. Но теперь эти всполохи сместились в сторону самого села и по яркости намного превосходили те, что являлись раньше. Среди облаков отчетливо выступило огромное светлое пятно, напоминающее тоннель. А из этого тоннеля по небу с большим деревянным крестом в руке шествовал Иисус Христос. Шаги его были плавными, равномерными и величественными. Он шел, все увеличиваясь в размерах, и приближался к селу. Не к дому, в котором держали священников, а именно к селу.
* * *
– Тамара, все готово?
– Готово.
– Начинай. Галактионов, что у тебя?
– Третья десятка подходит к дому имама. Уже рядом с воротами.
– Хорошо. Они оттуда и будут смотреть. Выйти не посмеют. Что нам и требовалось. Костя!
– Я.
– Что у тебя?
– Лазер наведен.
– Система распознавания «свой-чужой»?
– Включена.
– Будь готов. Боевой лазер уже на подлете. Через пару-тройку минут будет у цели. Тогда и включай. По моей команде.
– Понял.
– Кирьянов!
– Солдаты в гроте. К выходу подходить запрещено.
– Тамара...
– Прогрев закончен. Включаю «сполохи». Яркость увеличила вдвое.
Теперь вопросов можно было уже не задавать. «Всполохи» играли над селом, приковывая к себе всеобщее внимание.
– У меня такое впечатление складывается, – прокомментировал Галактионов, не отрываясь от монитора, – что все местные жители вместе с детьми на улицы вышли. На всполохи смотрят.
Его монитор, как краем глаза увидел Старогоров, по-прежнему показывал людей светящимися точками, то есть работал только в инфракрасном режиме.
– Запускаю «Финал», – сообщила Тамара.
«Всполохи» еще не успели погаснуть, как среди облаков образовалось вытянутое большое светлое пятно, и из этого пятна, медленно приближаясь, выходил в сторону села Иисус Христос. Мультипликаторы и программисты потрудились на славу. Даже при том, что изображение слегка колыхалось, переливаясь, и сдвигались при движении отдельные пикселы, что создавало иллюзию волнистости и эфемерности всей фигуры, она выглядела живой и величественной.
Христос шествовал величественно. Остановился на правой окраине села и стал всматриваться в дома.
– Адреналин-один сдвиньте фигуру чуть левее, – потребовал голос из трубки.
– Поняла, – отозвалась Тамара, не дожидаясь приказа капитана.
– Включайте наводящий лазер, – повторил тот же голос.
– Готово, – доложил Костя.
– Фигуру еще чуть-чуть дальше.
Тамара приказ выполнила.
– Готово. Запускайте руку...
– Работаю...
Тамара пошевелила джойстиком, и все увидели, как рука Иисуса поднялась, и палец указал на дом имама. Почти сразу же откуда-то из облаков вылетела молния, прошла через руку изображения Иисуса и ударила в указанный дом. Вслед за первой молнией, чуть сдвигаясь для покрытия площади, ударили одна за другой еще шесть. Дом, двор и все постройки во дворе запылали огнем...
– Люди в селе по домам разбегаются. Точки гаснут, – сообщил старший лейтенант Галактионов. – Не понимаю...
– Умирают, что ли? – переспросил капитан Старогоров.
– А, понятно. Они в подвалы лезут. Под землю. Если необходимо, я могу включить усиленный режим, их и в подвале будет видно.
– Операция «Адреналин» завершена, – сказал капитан. – Нас интересуют люди на поверхности, а не под землей. Тамара, сворачивай аппаратуру.
Фигура Иисуса стала уходить в облака. Большое светлое пятно медленно угасало...
* * *
В село спецназ не входил.
Вместе с машинами на дорожные посты бандитов прибыл отряд спецназа ГРУ, к которому принадлежал и взвод лейтенанта Кирьянова. Постовых разоружили даже без вмешательства «цыганки». Машины остановились в том же месте, что и в первый раз. Погрузка пошла быстрее, чем шла разгрузка, поскольку солдат было больше. В отдельную машину посадили священников, еще не все понимающих после увиденной ими в небе картины. Один только отец Николай знал, что произошло, но он мрачно молчал.
Последними временную базу покидали испытатели. Генерал-лейтенант Апраксин только что звонил и поздравил офицеров с успешным выполнением задания. Вдруг Костя остановился и сузил глаза, словно отстранившись от окружающего мира.
– Что? – спросил Старогоров.
– Домой позвоню. Дай трубку.
Станислав протянул трубку. Еще не полностью вернувшись из мира своих видений, Костя, принимая трубку спутниковой связи из рук командира, уронил ее. Трубка покатилась по скалам.
– Сам и доставай, – спокойно проговорил капитан. – Я за эту трубку платить не буду. Кроме того, у нее в памяти важные номера. Иди доставай.
Радимов вздохнул и стал спускаться, подсвечивая себе фонариком. Но спуск был несложным, и он благополучно добрался до конца склона, где сразу нашел трубку, лежащую на песке. Подняв ее, он выпрямился и вдруг услышал звук падающего камня. Даже не оборачиваясь, Костя знал, что увидит, но все же обернулся, имам Гаджи-Магомед Меджидов, одетый в праздничные одежды, в тюрбане с заколкой, усыпанной самоцветами, шел одному ему ведомыми тропами по склону со стороны села. Видимо, хотел выйти на внешние посты, не зная еще, что они уже сняты спецназом ГРУ. В руках имама был автомат. Только неровность склона не позволила Гаджи-Магомеду вовремя поднять оружие и прицелиться. Да здесь и прицеливаться необходимости не было, потому что дистанция составляла не больше пяти метров. Когда он начал поднимать автомат, старший лейтенант спецназа ГРУ вовремя вспомнил об ослепляющем пистолете. Легко вытащил его из кобуры и произвел беззвучный «выстрел» в лицо. Пистолет выпустил голубоватую полоску света, и Гаджи-Магомед, выронив из рук автомат, схватился за лицо, взвыл от боли и свалился со склона. Когда он оказался внизу, Костя в два прыжка приблизился к нему, ударил имама каблуком под основание черепа, сорвал с него тюрбан, одним движением распустил материю на полосы и одну полосу сразу закрутил веревкой. Испытывать себя в рукопашной схватке с бывшим борцом старший лейтенант посчитал лишним, и без того знал, что «сломает» борца. Просто импровизированной веревкой связал руки противника за спиной.
– Что там у тебя? – раздался сверху голос капитана.
– Трофей. Пришли трех солдат. Вооруженных...
notes