Книга: Департамент Х. Прощальная молитва
Назад: ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Старший лейтенант Радимов не зря взял на себя и на спецназовцев страховку капитана Ставровой. Ползать так, как умеют ползать в спецназе ГРУ, не умеет никто. Рассчитав время, нужное капитану Старогорову на возвращение к «КамАЗу», он приплюсовал сюда время, которое затратит Ставрова на объезд зоны просмотра, и решил дать спецназовцам временную фору. Впрочем, она была небольшой. Посидев некоторое время за скалой, Костя поднялся со словами:
– Пойдем, что ли?
Лейтенант Кирьянов и младший сержант Алексеев с готовностью встали.
Младший сержант был прикреплен к взводу спецназа буквально за несколько дней до прибытия группы испытателей. Во взводе был свой, хороший, с точки зрения командира взвода, снайпер. Хорошего оставили на поддержку и на будущее, а временно прислали отличного, который никогда не промахивается. Чтобы не загружать лишними заботами командира группы испытателей, снайпера прикомандировали к взводу спецназа, а не к самой группе. За те несколько дней, что младший сержант пробыл во взводе, Кирьянов успел проверить боевые навыки снайпера и остался весьма доволен. Снайпер в стрельбе равных себе не имел.
– Ну что, двинули...
Двинули они сначала вдоль скалы в полный рост, потому что высокие камни скрывали их передвижение. Потом пришлось двигаться гусиным шагом, поскольку камни у подножия скалы стали мельче, и не было никакой гарантии, что кто-то из бандитов не пожелает в неподходящий момент полюбоваться в бинокль природой и не наведет его туда, куда наводить не следует. Так, скрываясь по мере возможности, добрались до неглубокой лощинки между двумя холмами. По ней преодолели еще значительный отрезок пути, а после того, как холм остался в стороне, перешли на передвижение ползком. Первым двигался Радимов, точно ориентируясь. За ним ползли остальные.
И только выйдя к группе камней, найденной заранее, Радимов включил «подснежник».
– Я – Адреналин-три, вызываю Адреналин. Как слышишь меня?
– Нормально слышу. Только наушник фонит, – ответил Старогоров.
– Это потому, что ты среди камней. Вставь наушник поглубже в ухо, фонить перестанет.
– Понял. Что у тебя?
– Мы на месте. Снайпер на позиции. Снимает с прицела чехол.
– Запускать Тамару?
– Я – Адреналин-два, готова, – вступила в разговор Ставрова.
– Выезжай, – скомандовал Старогоров. – Адреналин-три, ты страхуешь и докладываешь мне обстановку. Я жду со включенным двигателем.
– Понял. Двигатель сможешь включить, как только Тамара ко второму посту подъедет. Побереги горючку.
– Я уже поехала, – доложила Тамара.
Для группы страховки потянулось время ожидания. И, как всегда бывает в такой обстановке, тянулось неестественно медленно. Старший лейтенант подумал даже, что у Ставровой что-то произошло с машиной и она не смогла выехать на шоссе. Вообще, сидеть в страховой группе всегда намного сложнее, чем действовать самому. Когда сам действуешь, время летит незаметно и все мысли сосредоточены на главном – на выполнении задания.
Но ожидать, что Тамара не справится или что ей помешают какие-то посторонние обстоятельства, – значило не верить самому себе и собственным ощущениям. Пусть короткими картинками, хотя и достаточно ясными, старший лейтенант еще до начала операции сумел определить, можно ли полагаться на талант гипнотизера. Предвидение показало, что можно. Тем не менее тревожные мысли все равно лезли в голову.
* * *
Наконец появилась машина, – вернее, сначала обозначился звук двигателя. Старый движок работал ровно, но был голосистым, и по долине этот шум, приносимый попутным северным ветром, распространялся далеко. Бандиты, конечно, не могли на него не отреагировать и вышли из палатки. Старший поста поднял бинокль и стал всматриваться в дорогу. Бандиты о чем-то переговаривались, но услышать их разговор без специальной аппаратуры было невозможно. Поэтому визуально увидеть «газончик» Радимов сумел только тогда, когда тот вынырнул из низинки на пригорок, но ненадолго – следующая низинка снова скрыла машину. И так несколько раз, пока она не оказалась совсем близко. Бандиты замахали руками, требуя остановки. Тамара высокую скорость и не набирала, поэтому остановилась без проблем. Тормоза в «газончике» отрегулировали специалисты высокой квалификации, и те не подвели.
Старший лейтенант не отрывался от бинокля и хорошо видел, как небрежно, даже насмешливо, если только можно в подобной ситуации применить это слово, опустились автоматные стволы, когда из «газончика» на дорогу вышла «цыганка». Для постовых она была настоящей цыганкой, готовой погадать по руке любому желающему, и карты Таро выложить «кельтским крестом». Другие, более сложные, расклады Тамара выучить не успела. Спецназовцы разговор, естественно, не могли услышать, но видели, как Тамара что-то говорила, что-то предлагала, а бандиты, усмехаясь, махали руками, стараясь отвязаться от назойливой женщины. Потом махать перестали и дружно опустили руки. Радимов понял, что цыганский гипноз сработал. Поведение постовых для старшего лейтенанта, наблюдающего все со стороны, выглядело не совсем естественно, поэтому следовало проверить реакцию второго, дальнего, поста. Костя перевел бинокль туда. На втором посту сцену прибытия цыганки, несомненно, наблюдали. Звук двигателя автомобиля слышали и там, тоже вышли на дорогу и тоже воспользовались биноклем. Но, когда увидели, кто приехал на пост, бинокль опустили и собрались около палатки. Что происходит на передовом посту, наблюдать не стали.
Тем временем на передовом посту стало твориться что-то странное. «Цыганка» села в машину, а постовые, один за другим, передали ей магазины со своих автоматов, а также запасные сдвоенные магазины. Потом полезли в карманы и стали что-то вытаскивать – должно быть, деньги.
Потом отошли, освобождая дорогу, даже скрылись в палатке.
Тамара же завела двигатель и поехала ко второму посту. Примерно на половине пути она вышла на связь:
– Я – Адреналин-два. Вызываю Адреналин.
– Я – Адреналин, слушаю, – отозвался Старогоров.
– Первый пост пройден. Постовые оказались слабыми на внушение и послушно отправились в палатку спать. Я запретила даже в туалет по надобности выходить. Программа – пять часов сна. Управимся?
– За три часа успели бы. Молодец! – похвалил командир группы.
– Они не будут ничего видеть, ничего слышать, только вспомнят, что приезжала цыганка и они зачем-то отдали ей все деньги, что были с собой. Остальное я им заблокировала, они смогут вспомнить это только с помощью другого гипнотизера.
– Я – Адреналин-три, – вклинился в разговор Радимов. – Тамара, как ты их разоружила?
– Просто. Купила у них патроны. И заставила их же заплатить мне за это.
– Нормальный ход, – хохотнул в эфир лейтенант Кирьянов, тоже имеющий «подснежник». – Только, товарищ капитан, с нами таких штук не проделывайте, а то у нас зарплаты маленькие.
– Конец связи... – пресекла шутку Тамара и отключилась.
Да и второй пост был уже близко. Бандиты, вышедшие на дорогу, не понимали, почему на первом посту, несмотря на категоричный приказ имама Меджидова, пропустили цыганку. Но и здесь все повторилось. Разница заключалась только в том, здесь «цыганка» отдала магазины с патронами бандитам, а они расплатились с ней наличными, причем отдали, кажется, все, что было, потому что искали деньги по всем карманам. Затем постовые ушли в палатку.
Дальше Ставрова не поехала и на связь вышла прямо с территории поста. Установка бандитам была прежняя – ничего, кроме появления цыганки, не помнить и спать, спать...
– Мы выезжаем, – сказал Старогоров.
– А мы выходим, – добавил Радимов.
– Если можно, пожалуйста, не укладывайте нас спать надолго, – скромно попросил Кирьянов.
* * *
Спецназовцы дали сигнал наблюдателям на скале. Те быстро спустились и постарались бегом догнать своего командира взвода со снайпером и старшего лейтенанта Радимова. Но те ждать не стали, сами привычные к быстрому передвижению в боевой обстановке – а сейчас обстановка была уже именно такой, – поэтому Костя сразу взял высокий темп бега по пересеченной местности. На втором посту спецназовцы оказались раньше, чем туда добрался тентованный «КамАЗ» с грузом и с остальными участниками операции. Остановка на посту была недолгой. Специально взятый для «газончика» водитель быстро пересел в него и сразу поехал в расположение части. После этого «КамАЗ» двинулся в дальнейший путь. Время уже близилось к вечеру, и машина шла с выключенными фарами, благо видимость еще была достаточная. И только перед поворотом к селу, скрытым от глаз высокими скалами, остановились. Разгрузка заняла каких-то пару минут. Два бойца для страховки были отправлены с машиной в обратный путь, остальные сразу стали переносить груз на скалы, туда, где открывалась прямая видимость на село.
Ночь для взвода спецназа выпала трудная. Следовало не только в высоком темпе перенести неудобное для переноски и тяжелое по весу оборудование, а еще приготовить укрытие для себя и для группы испытателей. Как только выбрали место, одно отделение занялось транспортировкой груза, а два других начали копать не слишком удобными для большого объема работ саперными лопатками.
– Слышал я, что эти лопатки вы применяете как оружие, – сказал Старогоров.
– По сути дела, это боевой топор, – ответил Костя. – Можно рубить, можно метать, если, конечно, научишься. С десяти метров одним броском снимается часовой. Не все умеют, но специалисты снимаются без осечек.
– Специалисты перестанут быть специалистами, если они будут допускать в работе осечки, – заметила Тамара, желая подчеркнуть, что испытатели вместе со спецназовцами добрались до места благополучно только благодаря тому, что специалист по гипнозу отработал без осечек.
– Побольше бы нам таких специалистов, как ты, – с откровенным восхищением похвалил Старогоров. – Один человек решает большую задачу. Если бы все задачи решались так просто, все войны давно бы закончились.
– Это к вопросу о специалистах? – поинтересовался старший лейтенант.
– Именно, – подтвердил капитан. – Так что ты про лопатки говорил? Это что, наука такая – метание лопаток?
– Вообще-то наука – это фехтование на лопатках или просто фехтование лопаткой. Против ножа, против кулака, против палки, против любого холодного оружия у лопатки всегда преимущество, но следует не забывать, что, чем она острее, тем преимущество больше. Техника не слишком сложная, но эффективная.
– Научил бы кто-нибудь. Вдруг занесет на заставу? Будет что новое привнести.
– Вернемся – научу, – пообещал Радимов и знаком подозвал одного из солдат, идущего с лопаткой в руке.
Лопатка солдата перешла к старшему лейтенанту и с легким свистом совершила несколько кругов перед Старогоровым. После этого Радимов потрогал лопатку пальцем и показал Станиславу:
– Вот так и оттачиваем. Я своих солдат заставлял собственными лопатками бриться. Если нормально бреет, значит, хорошо отточена.
* * *
Работа длилась всю ночь. Обложившие небо низкие тяжелые тучи полностью закрывали и луну, и звезды, делая ночь совсем непроглядной. Но пользоваться фонарями было запрещено категорически, поскольку место обустройства группы испытателей и взвода спецназа ГРУ находилось в зоне прямой видимости из села. Поэтому многие работы приходилось выполнять буквально на ощупь. Тем не менее достаточно быстро вырыли позади скал три грота и закрыли их достаточно плотной маскировочной сеткой, имитирующей слабую растительность на горной породе. Сетка была не стандартной армейской, а делалась по спецзаказу для какой-то, видимо, другой операции, попалась на глаза лейтенанту Кирьянову, и он решил прихватить ее с собой. Оказалось, очень кстати. По крайней мере, в темноте закрытый грот невозможно было найти до тех пор, пока рукой на сетку не попадешь. Но Кирьянов пообещал, что и днем ее можно заметить только с очень близкого расстояния.
Уже близилось утро, когда все работы были закончены. Как раз в это время Старогорову на трубку спутниковой связи позвонил генерал-лейтенант Апраксин.
– Мне уже доложили, что высадка прошла успешно, – сказал он. – Машины вернулись на базу. Как у вас дела, обустроились?
– Только что закончили, товарищ генерал.
– Сам лично все проверь. Ты, как пограничник, должен уметь хорошо маскироваться, и понимаешь, когда тебя могут обнаружить и что сделать, чтобы не обнаружили.
– В темноте, товарищ генерал, ничего увидеть невозможно. Вроде все сделано как надо. Начнет светать, проверим.
– Хорошо. Старлей Радимов далеко?
– Рядом, товарищ генерал.
– Дай-ка ему трубку.
Станислав пожал плечами и протянул трубку Косте.
– Тебя «на ковер» вызывают. Что натворил?
– Слушаю, старший лейтенант Радимов, – не ответив капитану, взял трубку Радимов.
– Константин Эдуардович, ты, случаем, не знавал ныне отставного капитана спецназа ГРУ Николая Викторовича Николаева? Отставник по состоянию здоровья. Его комиссовали.
– Конечно, товарищ генерал. Он в нашем батальоне ротой командовал, когда я еще в лейтенантах ходил. А что с ним случилось?
– Ты про отставку?
– Нет. Это я знаю. Я имею в виду, что с ним сейчас.
– Сейчас он рядом с тобой. Теперь его зовут отец Николай, один из семи священников, захваченных имамом Гаджи-Магомедом Меджидовым. Отец Николай умудрился отыскать взрывное устройство под домом и обезвредить его. Только он по наивности предполагал, что мы сразу бросимся на штурм, чтобы освободить его и других священников, и я не мог объяснить ему, что нам предстоит сделать и в чем предстоит убедить ярых исламистов. Но отец Николай поверил мне на слово и согласился работать втемную. Кстати, а что с ним произошло? Я про отставку...
– Не завидую я бандитам, товарищ генерал... Они рассчитывали поймать воробья, а попался им сокол, который любого орла заклевать в состоянии. С капитаном Николаевым им не справиться. А отставка... Во время командировки на Северный Кавказ капитан Николаев лично уничтожил крупного бандитского главаря в рукопашной схватке, когда патроны кончились. Брат того бандита – какой-то чиновник в правительстве республики, крупный чиновник – просил отдать ему тело для захоронения на семейном кладбище. Но тела террористов, согласно закону, родственникам не передаются и хоронятся под номерами, без указания имени и фамилии. Брат бандита обиделся – это нарушение какой-то большой традиции их некогда знаменитого и авторитетного в республике тейпа – и поклялся отомстить. Николаев после командировки в отпуск уехал, дома его и нашли. Кто-то продал адрес. Они с женой куда-то собирались, машина уже у подъезда стояла. Жена вышла и ждала его. Когда он метрах в десяти от машины был, нажал кнопку на брелке, чтобы дверцу открыть, она взорвалась. Жену в клочья, у самого Николаева множественные раны поражающими элементами и тяжеленная контузия. Заряд был очень мощным, стекла повыбивало во всех домах в округе. Капитан два с половиной месяца провалялся в госпитале – сначала в искусственной коме, потом операции и лечение, потом комиссия, а потом куда-то уехал. Вроде в семинарию учиться подался. Но человек он надежный, выдержанный. С пуленепробиваемой психикой. На него можно положиться. Сейчас, думаю, тем более, если у него сан.
– Это хорошо, – заметил генерал. – Значит, работать будем с двух сторон. Но после окончания работы священников к аппаратуре близко не подпускать и не объяснять, с чем они столкнулись. Даже отцу Николаю. Эксперимент должен остаться в тайне. Вот о последствиях эксперимента пусть говорят – и православные, и мусульмане. Даже газеты пусть пишут. Мы им поможем материал получить. Надеюсь, это снизит экстремизм на Кавказе, да и не только там. Запомни номер трубки отца Николая.
– Говорите, товарищ генерал.
Апраксин продиктовал.
– Запомнил, – сказал старлей.
– На связь с ним выходить только в случае крайней необходимости. В доме вместе со священниками находится охранник, он может услышать разговор.
– Понятно, товарищ генерал.
– У меня все. Будут вопросы – звоните.

2

Гаджи-Магомед давно научился читать взгляды людей, приходящих по пятницам на общую молитву в мечеть. Уметь читать взгляды – важное качество не только священнослужителя, но всякого человека, который имеет влияние на других или собирается это влияние приобрести. Салафитская мечеть в это утро была непривычно переполнена; сюда пришли даже те, кто обычно в пятницу посещал мечеть сторонников тариката.
Гаджи-Магомед смотрел в глаза верующим и видел в них разное. В одних было ожидание каких-то значительных перемен, в других – боязнь, что это будут за перемены и что они принесут в село. Поэтому глаза прихожан выражали в основном вопросы. Но хуже всего было то, что время от времени в этих глазах появлялась и трусость. Сельчане, конечно, знали, что имам салафитской мечети еще и амир, имеющий в своем подчинении немало автоматных стволов. Трусость была не страхом перед Гаджи-Магомедом, а страхом ответственности за его действия, которые вскоре, несомненно, должны были последовать. Слухи о захвате православных священников обошли село по кругу, обрастая новыми подробностями и предположениями. И все ждали, что сообщит имам на проповеди. Даже участковый Хасбулат Халидов пришел. Чем закончится пленение семи священников, не знал никто, хотя многие предполагали, что это начало активных действий, за которыми последует сильное противодействие. А люди знают, что такое ввод в село федеральных войск – это не просто жестокость, а жесткость. Поэтому сельчане откровенно боялись.
Но Гаджи-Магомеда уже ничто не могло остановить. Скоро все завершится. Всего неделю осталось подождать – до следующей службы, когда по воле Аллаха взлетят на воздух семь православных священников вместе с домом старого Газали Султанова. Этот дом уже никому не нужен, и такой взрыв никому не винному урона не нанесет. Для имамов, которые приедут на молебен, другой дом подготовлен. В худшем случае в нем только стекла повылетают. Но это не беда. Имамы поймут, какую пользу получат от взрыва, и оценят приобретенный после завершения молебна авторитет. Если даже поймут, что в действительности произошло, будут говорить, что Всевышний внял их молитвам и сотворил чудо – покарал неверных. А сам факт кары и рассказы о нем, как всегда, многократно преувеличенные, разойдутся далеко за пределы Дагестана, привлекая к Гаджи-Магомеду толпы новых сторонников. Даже из-за границы пойдут к нему люди. И тогда уже можно будет говорить с федеральными силами на равных.
* * *
После общей молитвы Гаджи-Магомед некоторое время просидел у себя в большой комнате, читая религиозный журнал на арабском языке. Его интерес вызвала статья со сравнительными характеристиками всех течений ислама и всех конфессий христианства. Там же рассматривалась разница между отдельными ветвями разных религий и вытекающие из этой разницы проблемы. Статья была интересная, соответствующая вопросам, которые имам Меджидов пытался разрешить своими способами. После прочтения имам убрал журнал в тумбочку и около получаса размышлял, перебирая пальцами четки.
Взгляд его случайно упал за окно, и Меджидов вспомнил о пленниках. Он вышел из комнаты, знаком приказал Вали Гаджиеву, каждое утро заступавшему на свой пост охранника, следовать за собой и направился к дому Газали Султанова. По дороге им попалась Уммусалимат Гусейнова, жена Дауда Гусейнова. Уммусалимат вежливо поклонилась и поздоровалась с имамом, как и полагается женщине, глядя себе под ноги.
– Вместе с мужем дежурила? – спросил Гаджи-Магомед.
– Она его проверять ходила, – ответил вместо женщины Вали. – К каждому столбу в заборе ревнует.
– Я поесть относила, – тихо проговорила Уммусалимат. – И Дауду, и собаке. Если собаку вовремя не покормить, она сердится, покусать потом может.
– За мужем ухаживать должна каждая жена, – не слушая Вали, сказал имам. – Это ее долг. И собаку мужа забывать не следует. Ты молодец. – И зашагал дальше.
Тропа вывела их к дому. Перед крыльцом Гаджи-Магомед посмотрел на небо. Тучи по-прежнему были тяжелыми, и, похоже, снег даже где-то выпал. Наверное, в горах. Он всегда имеет свой запах, как и воздух перед снегопадом.
Вали хотел посмотреть на собаку.
– Если собака ест, к ней лучше не приближаться, – предупредил имам. – Даже к своей собаке, не говоря уже о чужой. Вообще-то хорошая собака, если захочет, любую цепь порвет.
Вали спохватился и без слов вернулся к крыльцу. Дауд Гусейнов открыл дверь, но сам на крыльцо не вышел, а пригласил гостей в дом.
– Как твои постояльцы, не сильно храпели ночью? – спросил имам.
– Всю ночь что-то бормотали. К утру только успокоились.
– Молились, – решил Меджидов. – Они священники серьезные, ответственные, могут и день не спать, и ночь молиться. Когда человек верит, ему Всевышний помогает. Только верить следует правильно.
– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его, – благоговейно произнес Вали.
– В том-то все и дело. Сейчас они спят, что ли?
– Я слышал, ходили, разговаривали. Только через дверь не понять, о чем говорят. Шепчутся больше. Может, молятся так?
– Ладно, ждите меня здесь. Пойду пообщаюсь с ними. Если спят, разбужу. Негоже спать, когда в гости имам приходит.
Вали с Даудом уважительно наклонили головы и остались у двери, тогда как Гаджи-Магомед прошел в комнату священников.
* * *
Вошел достаточно резко, словно намеревался застать священников за чем-то предосудительным, и сразу остановился за порогом, охватывая взглядом всю комнату. Священники были все на своих местах; трое спали на матрацах, доставленных в дом по приказу имама, а в качестве подушки использовали собственные локти. Забавно было видеть, как эти далеко уже не молодые люди с сединой в бородах свернулись в одинаковой позе, поджимая к животу колени. Меджидов понимал, что это от холода. Когда люди мерзнут, а во сне, если дом не протоплен, мерзнут все, – даже самые закаленные спящие поджимают ноги к животу. Так теплее.
В доме действительно было прохладно, а топить имам пока не велел, чтобы не привлекать к дому ненужного внимания со стороны. Но теперь, после того как он объявил на проповеди о своих гостях, можно слегка подтопить в доме, чтобы никто из священников не заболел и его, имама, не обвинили в излишней жестокости. Сейчас он может и должен проявить милосердие. Милосердие к врагу вовсе не означает его прощение. Враг всегда останется врагом. А в православных священниках он видел именно врагов. Если бы они пришли к нему сами, как гости, Гаджи-Магомед не посмел бы их трогать и обижать. Но их привезли силой, следовательно, рассматривать священников как гостей было сложно. Они – его пленники, и пусть знают это, несмотря на то, что имам, в общем-то, не обижает их.
Протоиерей Иннокентий смотрел прямо в глаза Гаджи-Магомеду. Смотрел спокойно, с достоинством и уважением к себе и своему сану. Гаджи-Магомед почувствовал силу в этом взгляде, силу и способность к сопротивлению. Но он хорошо знал, что, несмотря на эту способность, у священников нет возможности сопротивляться. Он уже победил, все правильно организовав. Дело осталось за малым. Очень хотелось завершить все как можно быстрее. Может быть, зря он так перестарался, уповая на число «семь»? Пусть были бы шесть православных священников против семи имамов, хватило бы и этого, а молебен следовало устраивать суточный. Но ведь захотелось добавить к плану еще одну семерку, и имам придумал семидневный молебен. Это слишком долго и утомительно. Конечно, будет выглядеть эффектно, но тем не менее утомительно. В какой-то момент ему даже захотелось, чтобы православные священники от молебна отказались, признали первенство ислама и уехали домой. Гаджи-Магомед отпустил бы их, и даже денег дал бы на дорогу. Это тоже было бы его убедительной победой, быстрой и решительной. Пусть один Иннокентий выступит от лица других священников перед жителями села, скажет несколько слов, и тогда все закончится. Но взгляд протоиерея не обещал согласия, и это злило Меджидова.
Однако имам всегда умел держать себя в руках. И отличался особым хладнокровием.
– Я пришел спросить, – заговорил он. – Вы уже приняли решение? Мне необходимо знать, чтобы пригласить на завтрашний день имамов, согласившихся принять участие в молебне. Они тоже будут собираться из разных концов Дагестана, а для этого нужно время. Итак...
– Да доверимся Господу и воле его, – произнес протоиерей Иннокентий. – Мы так решили, и решения своего не изменим.
– Что, все готовы? Или пришлось кого-то убеждать?
– Нет, убеждать никого не пришлось. Мы шестеро, помолившись, решили сразу и безоговорочно еще после твоего первого визита. Дело было за последним, – кивнул протоиерей на спящего в дальнем углу отца Николая. – Но он оказался тверд духом и сразу же выразил согласие. Верующий человек сомневаться в Господе не будет. Можешь смело приглашать своих имамов, пусть готовятся. Жалко, здесь нет православного храма или хотя бы церковной утвари для проведения службы. В этом у имамов преимущество.
– У нас не будет преимущества, – пообещал Гаджи-Магомед. – Вся наша утварь – это коврик, который мы стелим под колени. Вообще-то мусульманину даже коврик необязателен – главное, чтобы место было чистое. Можно подстелить газету или любой целлофановый пакет. Мы аскеты. И вам тоже рекомендуем стать на время такими же и забыть про роскошь и фальшивую позолоту своих храмов. Если хотите, пришлем вам по коврику.
– Нам ковриков не нужно, – приподнялся отец Николай и обхватил двумя руками свои колени. – Святоотеческие предания говорят, что некоторые отшельники молились, стоя коленями на горохе, чтобы Господь видел их готовность к страданиям. Но мы не просим ни ковриков, ни гороха. Даже не просим церковь для нас построить, поскольку молиться можем везде, кроме ваших мечетей. И будем молиться на голой земле и в дождь, и в снег, и даже стоя коленями в грязи. Будем истово молиться и просить Господа...
– Чтобы он простил вам грехи ваши вольные и невольные, ибо не знаете вы, что творите, – закончил за отца Николая протоиерей.
Гаджи-Магомед уловил в его глазах то ли улыбку, то ли насмешку. Это имама сильно разозлило, но он опять сдержался.
– Да, – согласился отец Николай. – Да уподобит вас Господь тому разбойнику, что был распят справа от Христа, ибо не ведаете вы, что творите в заблуждениях своих. Об этом мы и будем молиться.
– Помолитесь лучше о своем спасении, – усмехнулся Меджидов.
– Зачем нам молиться о своем спасении, если Господь и без того все знает? – поднял брови протоиерей Иннокентий. – Он приготовил нам участь, которой мы, в грехах своих погрязшие, достойны. Господь редко меняет свои решения. Он позволил привезти нас сюда, значит, и на это была его воля. Нам негоже противиться воле Господа.
Как ни странно, но после этих слов у Гаджи-Магомеда вся злость прошла. Он удивился силе веры этих людей и почувствовал к ним уважение. Не к православию уважение, а именно к этим православным священникам. Сам он так полагаться на волю Аллаха не решился бы.
– Крепка вера ваша, – с уважением отметил имам.
– Вера не может быть крепка или не крепка, – сказал третий священник; кажется, его звали отец Василий. – Вера или есть, или же ее нет. Середины не бывает. Нельзя сидеть на двух стульях одновременно.
– Все равно, – стоял на своем имам. – Не каждый решится так полагаться на волю Всевышнего.
– Я тебе на это отвечу притчей, – сказал отец Василий. – Гулял как-то атеист в горах и сорвался со скалы. Камень под ногу попался, нога соскользнула, и он стал со скалы в пропасть скатываться. Но успел уцепиться за корень растущего на склоне куста. Одной рукой держится, пытается подтянуться, но не может. Чувствует, что корень куста шевелится. Среди камней земли мало, и корню держаться не за что. Вот-вот оборвется, и атеист упадет. И тогда взмолился он Богу. Сказал, что всю жизнь не верил и хулил верующих, а теперь понял, что только Бог может его спасти. И стал просить о спасении. Вдруг слышит голос, который говорит ему: «Ты все равно не будешь верить». Атеист держится за куст из последних сил, пальцы его слабеют, и он клянется: «Буду, буду, только спаси!» Голос отвечает: «Ну ладно. Если хочешь спастись, отпусти куст». Атеист возмутился: «Ты что, за дурака меня считаешь?» И куст тут же вырвался из почвы...
– Это ты к чему рассказываешь? – спросил Гаджи-Магомед.
– К тому, что промысел Божий нам не известен, как неизвестен он и тебе. Как Господь решил, так и будет. Да будет Его воля, а не моя.
– И все так думают? О Его воле, а не о своей? – спросил имам.
– У нас общее мнение, – подтвердил отец Иннокентий. – Мы будем молиться за торжество православия и за спасение ваших заблудших душ, а уж что решит Господь, того нам знать не дано. Решит спасти нас, когда ты захочешь нас расстрелять – не даст тебе это сделать. Просто пришлет сюда, в село, роту спецназа, и все твои замыслы рухнут. Или вообще без человеческой помощи обойдется. Никто ведь не знает собственной судьбы. Живет человек, куда-то рвется, какие-то планы строит, а потом – раз, лопнул в голове всего один маленький сосудик, и нет больше человека, и никто уже не собирается его планы в жизнь претворять, и вообще о самом человеке скоро все забудут. Стоит ли тогда большие планы строить? Не лучше ли честно жить, каяться и молить Бога о прощении грехов, вольных или невольных?
Гаджи-Магомед Меджидов к такому разговору со священниками не был готов. Он хотел поговорить о слабости и гибели, об обреченности христианства вообще и православия в частности, обо всем том, что вычитал недавно в арабском журнале. Но столкнулся с верой людей, которые о гибели своей религии не помышляют и отдают свою жизнь безропотно в руки Бога, считая, что тот их жизнью распорядится лучше, чем это сделают они сами. Это было настолько не похоже на все, что знал имам о православии, что он смутился и шагнул к двери, но на пороге остановился.
– Завтра вас разбудят перед рассветом. Молиться мы начнем рано. А сейчас мне нужно приготовиться к дневной молитве, поэтому я вас оставляю.
Имам взглянул на окно. За окном крупными хлопьями сплошной стеной валил снег. А ведь только что, когда шел к дому, снега вообще не было. Он вышел в коридор, затем на крыльцо, и тут раздался телефонный звонок.
– Я слушаю.
– Амир, это с северных постов звонят. У нас тут какие-то неприятности.
– Что значит «какие-то»?
– Нас обокрали.
– Кто?! Как так?!
– Цыганка какая-то приезжала, и все без денег остались. Не помним, как отдали. На нашем посту патроны все забрала и продала их на втором посту. Это единственное, что сумели общими усилиями вспомнить.
– Хорошие, значит, из вас часовые... Давай рассказывай в подробностях...
Назад: ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРЕТЬЯ