Глава восьмая

Лукошкин не отказался от предложенной Кирпичниковым привычной в спецназе ГРУ системы связи внутри группы через коротковолновую радиостанцию, именуемую попросту «подснежником». Хорошо бы, конечно, иметь такую же связь и внутри группы коммандос, но оснащение венесуэльских спецов было не самого высокого уровня, хотя сам президент Венесуэлы некогда командовал спецназом своей страны. К сожалению, «подснежник» имел ограниченный радиус действия – не более двух километров. Идти предстояло через сельву и отроги гор Кордильера-де-Мерида. Связь могла очень пригодиться при возвращении, когда группа будет в темноте добираться до лагеря. Предполагалось для точной координации направления движений группы использовать даже «ведро».

– Как у вашего офицера с выносливостью? – спросил капитан Альварес Кирпичникова. – Мои парни каждый лет на десять – пятнадцать моложе, у всех прекрасная физическая подготовка, идти планируют предельно быстро. Он не будет помехой на маршруте?

– Надеюсь, он не загонит насмерть ваших коммандос, если сам будет задавать темп, – с усмешкой ответил Владимир Алексеевич. – Вы карту ему выделили?

– Конечно.

– Тогда вперед, нечего время терять. Когда еще к месту выйдут…

– Не раньше, чем к утру. Лес густой…

Хулио Сезар сделал знак рукой, отправляя коммандос, и в спину перекрестил свою молодую команду. Этот же жест повторил и Кирпичников, только он крестил справа налево, тогда как капитан делал это по-католически, слева направо.

Сказать, что маршрут для Лукошкина был легкой прогулкой, было бы преувеличением. Опыта действий в сельве у него было маловато, он не слишком хорошо умел ходить в таких местах, где гористые каменные отроги перемежаются с густыми зарослями.

Венесуэльские коммандос имели на вооружении мачете, незаменимые в сельве, и пользовались ими очень ловко. Однако Лукошкин замену мачете все же нашел и пользовался более привычным для себя инструментом – малой саперной лопаткой, отточенной, как давно уже полагалось в спецназе ГРУ, до такой степени, что ею нельзя было разве что побриться. А в рукопашной лопатка, может быть, даже более удобна, чем настоящий мачете. Только удар следует наносить более точно, поскольку лезвие лопатки размерами меньше.

Шли колонной по два человека, и работать мачете или лопаткой приходилось только ведущей паре, которую вскоре сменяла другая. Смена происходила не по времени, а по мере того, как ведущая пара начинала уставать. Тогда она молча уступала дорогу другим, перестраиваясь в хвост колонны. Это позволяло уставать не всем одновременно. Поскольку количество людей в группе было нечетным – десять человек коммандос и российский офицер, – кто-то один поочередно получал дополнительный отдых. Сначала солдаты знаками предложили Лукошкину вообще отказаться от прокладывания тропы. На что Сергей Викторович отрицательно покачал головой. Это солдат слегка удивило, но настаивать они не стали.

Когда перед выходом группы решили, что на территорию Колумбии она углубится на десять километров, никто – разумеется, кроме коммандос, хорошо знавших местность, – не думал, что этот переход можно смело приравнять по сложности к пятидесятикилометровому марш-броску в привычной россиянину местности. Однако Лукошкин, мощный и сильный, с литыми плечами человек, казалось, не чувствовал усталости, только иногда перекладывал лопатку из правой руки в левую. Удар был одинаково точным и с одной, и с другой стороны.

Лукошкин видел, как присматриваются к нему более молодые коммандос, и посмеивался себе под нос. Если их командир, капитан Альварес, заканчивал в России факультет спецназа и знал, как там готовят офицеров, и даже наверняка стажировку проходил в частях спецназа ГРУ, то солдаты об этом не имели никакого представления и постоянно ждали, когда майор выбъется из сил. А он, казалось, не знал усталости, рубил лианы и ветви деревьев как заведенная машина. Сержант опять предложил Лукошкину сделать привал на полчаса. Майор посмотрел на часы, потом на небо над головой, поправил на плечах ремни рюкзака с ПЗРК и старательно подбирая слова, предложил идти еще час, и только потом отдыхать. Через час под сводами сельвы должны были наступить сумерки, и Лукошкину хотелось использовать светлое время с наибольшей пользой. Кроме того, карта показывала, что впереди был горный отрог. Там идти можно быстрее, и темнота туда придет позже. Если же передохнуть здесь, то и на отрог можно успеть только к наступлению темноты.

Сержант, пожав плечами, согласился. Он привык соглашаться с мнением старших по званию, пусть даже и не своих прямых командиров. Да и не хотелось сержанту пасовать перед этим русским, не ведавшим, казалось, усталости. Сам он уже чувствовал, что мачете в его руках становилось все более тяжелым, удар слабел, и иногда приходилось бить дважды там, где в начале пути хватало одного взмаха. Начали выбиваться из сил и солдаты. Но все же группа шла вперед…

Близился вечер.

– Анатолий, – сказал Кирпичников. – Я тут подумал… Если робот сегодня к нам приползет, мы его только спугнем. А поймаем завтра. Если все пойдет нормально, он появится обязательно.

– Откуда такая уверенность, Владимир Алексеевич? Мне кажется, чем быстрее мы лишим противника возможности наблюдать за нами, тем легче будет работать.

– Не все так просто. Про «Взгляд Горгоны» не забывай.

– Я не забываю, хотя мало верю, что «Горгона» способна различить те незначительные манипуляции, что мы будем проводить.

– Мы не знаем возможностей этой системы, и потому лучше перестраховаться. А завтра робот приползет обязательно. Если собьют самолет, робот останется у них единственным средством электронной разведки.

– В том-то и дело, что «если». Стояла бы здесь полноценная установка, я бы не сомневался. А ПЗРК меня лично не сильно вдохновляет. Был бы на прицеле вертолет, я бы не сомневался, а «беспилотник»… Извини уж, аделантадо, если это не мой профиль, но отвечать за конечный результат я бы не взялся. Здесь мы полагаемся на чужое вдохновение, а не на свое.

– «Игла-Супер» вдохновляет. Сергей говорил, что из этой штуки ни разу в боевой обстановке не промахивался. Ты видел, что он на тренажере показал? Стопроцентный результат.

– Я все равно остаюсь при своем мнении, пока охота не завершится. Больно уж высоко летает «Хищник».

– Высота вписывается в технические параметры попадания, – вмешался в разговор майор Старогоров, так и сидевший за экраном радара. – А Сережа Лукошкин на занятиях показал очень хороший результат.

– Мой сержант тоже хорошо из «Иглы» стреляет, – сказал капитан Альварес. – Правда, ему пока довелось дважды стрелять по вертолетам и только один раз по самолету, но самолет летел высоко. И все равно попал!

– Тоже «беспилотник»? – спросил Анатолий Станиславович.

– Нет, легкий двухмоторный самолет. Контрабандисты на таких кокаин перевозят. Через нашу территорию сразу на остров Аруба, он севернее Венесуэльского залива. Это голландская территория. Там у наркокартелей все оборудовано: и аэродромы есть свои, и в портах все куплено. Сразу с аэродрома идет погрузка на суда в Европу. Раньше эти самолеты вообще свободно летали, иногда по два рейса в день. Сейчас наш президент дал приказ сбивать их. Говорят, это вызвало в Европе кокаиновый голод.

– Двухмоторный самолет едва ли на такую высоту поднимется, – выразил сомнение Старогоров.

– Поднимется, – не согласился Денисенко. – Современные одномоторные до шести тысяч поднимаются. И скорость у них с «беспилотниками» совместимая.

– Не буду спорить, – миролюбиво сказал Станислав.

– И то, – завершил бессмысленный разговор Кирпичников. – Дождемся утра, тогда радар нам все покажет.

– Пока радар показывает, что самолет возвращается на прежний полетный круг, – сообщил Старогоров.

– Хулио Сезар, наши уже далеко ушли?

– Они давно уже в Колумбии.

– Будет заметно, что идут из Венесуэлы?

– В этом направлении есть несколько индейских деревень, а также плантация коки. Могут идти из любой точки. Определить невозможно.

– Вот и хорошо. Дождемся утра…

Владимир Алексеевич посмотрел не на запад, куда ушла группа, а на восток, туда, где осталась Россия с ее декабрьскими снегопадами. В Москве сейчас ночь. Утро там наступит поздним венесуэльским вечером. Нужно позвонить жене. Она рано встает. И хотя обычно во время службы в спецназе ГРУ Владимир Алексеевич не жаловал ее звонками из командировок, сейчас ситуация была особой. Издалека, как это часто бывает, ситуация казалась более ясной. У Кирпичникова уже не было сомнений в том, что стало причиной убийства отца Викентия Колпакова. Как и то, какой опасности подвергались все те, кто касался документов, которые убийца найти не сумел. Он искал их, и столкнулся с отцом Викентием. Был, видимо, конфликт, закончившийся выстрелом в лоб. Неизвестно только, как попали документы к брату и почему Виктор решил спрятать их у его жены. Хотя… Брат, скорее всего, опасался, что документы будут искать у него. Вполне вероятно, что он с кем-то разговаривал о них и этот разговор стал известен следователям ФСБ. Поэтому старший брат полагался на опыт и профессиональные знания младшего… Хорошо, что жена спрятала документы. Еще было бы лучше, если бы она забыла о них. Забыла напрочь, и не понимала бы, о чем идет речь, если бы ее начали спрашивать. Потому что иметь такие документы опасно даже офицеру спецназа ГРУ, не говоря уже о женщине, профессиональной домохозяйке, хотя и с характером, которому может позавидовать любой спецназовец.

Эта ситуация вызывала у Кирпичникова естественное беспокойство. Весь день, стараясь погрузиться в детали операции, Владимир Алексеевич ловил себя на том, что мысленно то и дело возвращается в Москву и в деревню на высоком волжском берегу. Впрочем, что удивляться… Еще средневековый английский философ Фрэнсис Бэкон писал, что любовь к Родине начинается с любви к семье. А беспокойство имеет такое свойство, что за тех, кого мы любим, всегда переживаем больше, чем за себя. Чтобы погасить беспокойство, следовало позвонить домой, узнать, что стало с документами и дать жене несколько советов по существу.

Ночная сельва жила совсем иной жизнью, нежели дневная. В ней даже звуки были другими. При дневном свете на разные голоса пели птицы, создавая постоянный и устойчивый, легко звенящий фон. Ночные птицы имели совсем иные голоса – крикливые, пугающие, надоедливые. Но к птичьим голосам добавились и другие звуки, которых днем слышно не было. Что за существа их издавали, было непонятно, но Сергей, не желая сбивать дыхание, лишних вопросов не задавал.

И все же однажды спросить пришлось. Как только они вышли из болота в обычную сельву, как только застучали мачете и майорская лопатка, где-то – как показалось, совсем неподалеку – раздался свирепый рык. Лукошкин остановился и посмотрел на идущего рядом сержанта. Тот тоже к рыку прислушался. Это явно подал голос не самый мелкий хищник.

– Ягуар? – спросил Лукошкин.

Сержант отрицательно покачал головой.

– Пума… Ягуары здесь не водятся. Они вообще не водятся там, где живет пума. Она мельче, но быстрее и сильнее. Ягуар пуме всегда уступает.

Лукошкин какое-то время вникал в смысл сказанного по-испански. Видимо, перевод длинной фразы давался ему непросто. И только после этого задал следующий вопрос:

– На нас реагирует, или следом идет?

– Мы через ее владения проходим. Но пума на людей никогда не нападает, в отличие от ягуара. Можно не беспокоиться. Проводит до конца владений и вернется к логову.

Владения хищника были, видимо, достаточно обширными, поскольку грозный предупреждающий рык доносился то с одной, то с другой стороны. Пума подгоняла людей, требуя быстрее покинуть ее территорию. Сопровождение прекратилось только тогда, когда группа добралась до следующего горного отрога, но теперь этот отрог не перегораживал путь, а тянулся в нужном направлении. По каменистому склону с минимумом растительности идти было значительно легче, чем через сельву.

– Была бы вся дорога такая, – сказал один из коммандос.

– Специально так маршрут прокладывали, – ответил сержант, явно адресуя свои слова русскому. – Впереди еще один такой же отрог. Это ускорит движение.

Лукошкин никак их не прокомментировал. Еще до выхода он обратил внимание на то, как сержант с капитаном Альваресом изучают карту и ставят на ней отметки. Сам Лукошкин был категорически против всяких обозначений маршрута на карте, которая вместе с бойцами отправлялась в сопредельную страну. В случае чего, карта могла бы стать доказательством проникновения на территорию Колумбии венесуэльских коммандос. Но со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Кроме того, Лукошкин не знал, на чьей карте ставились отметки. Вполне возможно, что они остались на карте венесуэльского капитана, а сержант только запомнил наиболее удобный для прохождения маршрут. В принципе, капитану Альваресу такая карта действительно была нужна на тот случай, если группа не вернется. Надо было знать, где ее искать или хотя бы в какой район запускать летающее «ведро».

Следующий привал сделали, когда перешли горный участок и углубились в сельву. Сухой паек в специальной посуде, которая при вскрытии подогревает содержимое, венесуэльская армия закупала в России. Странно только, что в самой российской армии такого «сухпая» солдаты не видели. Видимо, работал тот же принцип, по которому в стране до дикости поднялись цены на дизельное топливо. Нефтяные компании объясняли все просто – в Европе большой спрос на дизельное топливо, и компаниям выгоднее отправлять его туда. Чтобы не работать себе в убыток, на внутреннем рынке цены тоже взвинтили до неприличия. А на дизельном топливе работает все сельское хозяйство. Следовательно, сельхозпредприятиям приходится или объявлять себя банкротами, или поднимать цену сельхозпродукции до такого уровня, что питаться в стране скоро смогут только нефтяные магнаты…

В этом, как считал Лукошкин, просматривался уже не просчет бездарного правительства, а умышленное доведение до банкротства всей страны. Можно подумать, что те же Арабские Эмираты не поставляют в Европу дизельное топливо! Поставляют. Однако в самих Эмиратах в переводе на российские деньги литр солярки после недавнего повышения стоил чуть больше двух рублей ву переводе на наши деньги. Но там правители о своем народе худо-бедно, но пекутся…

Эти мысли портили аппетит, и с сухим пайком майор справился последним. Но поднялся первым.

– Пора. До рассвета осталось немного.

В этом майор оказался прав. Рассвет наступил сразу после того, как группа преодолела еще один участок сельвы. А новый отрог хребта оказался еще более удобным для прохождения, чем предыдущий. И вел как раз в нужную сторону, и склон был более-менее пологим, что позволяло идти быстрее. За этим отрогом, в окраинной, еще не густой сельве можно было обустраивать позицию для стрельбы…

Темнеть начало в начале двенадцатого. По российским нормам это было бы уже очень поздно даже для лета. По нормам околоэкваторной Венесуэлы, для зимы, не отягощенной в этот год затяжными сезонными ливнями, да еще для горных районов страны это было нормально. Там, в Москве, люди готовились встречать Новый год, а в Венесуэле – Рождество по католическому календарю.

Кажется, можно было уже звонить домой. Владимир Алексеевич встал, прошелся по лагерю, словно разминал ноги, а на самом деле просто отдаляясь от тех венесуэльцев, кто понимал русскую речь, и вытащил трубку спутникового телефона. Долго слушал продолжительные звонки. Сначала решил, что жена еще не проснулась, хотя в спальне телефонный аппарат стоял на тумбочке рядом с кроватью. Она уже трижды могла бы проснуться. Это Владимиру Алексеевичу не понравилось, и он, чуть-чуть подумав, набрал номер ее сотового телефона. Сначала заиграла какая-то мелодия. Потом раздались два долгих гудка, прекратившихся с легким щелчком, как это бывает, когда абонент собирался ответить. Но трубка молчала.

– Алло! – требовательно сказал Владимир Алексеевич. – Алло!

Не было ни гудков, ни слов. А еще через несколько секунд автоответчик женским голосом произнес: «Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети».

Это Кирпичникову уже совсем не понравилось. Конечно, он не был склонен к панике и отдавал себе отчет, что случиться может всякое – от простого перебоя со связью до возможной забывчивости жены, которая не подзарядила трубку. И щелчок тоже мог быть случайностью. Не следует забывать, что звонит-то он из другого полушария. Кроме того, трубки спутниковой связи порой дают сбой при связи с трубками сотовыми. Сколько раз во время проведения операций прерывалась связь то с одной группой, то с другой… Это считалось нормальным явлением. Но неизвестность неизвестности рознь. Если она касается бойцов, способных за себя постоять, это одно. Если она касается женщины, это совсем другое.

Никому не показывая своего чувства беспокойства, он вернулся к костру, но садиться не стал. Даже когда на душе, что называется, «кошки скребут», забывать о своих обязанностях командира группы Владимир Алексеевич не собирался.

– Я так полагаю, – обратился подполковник к офицерам своей группы, – что мы здесь находимся не в туристическом походе, и потому засиживаться у костра никому не рекомендую. Ставрова с Радимовым выдерживают четкий график – проводят мониторинг каждые два часа. Старогоров сидит за радаром еще три часа, после чего его меняю я. Денисенко, Валеев и Гималай Кузьмич пока отдыхают. Альварес, я попрошу тебя, объясни дежурным, кого из твоих и когда будить.

– Понял, господин подполковник, я сам в эту ночь ложиться не предполагаю, – согласился капитан взять на себя обязанности «будильника». – В самолете выспался, потом в вертолете… Я вообще от природы человек бессонный. Буду лично будить. Мне утром хватит двух часов отдыха, чтобы прийти в форму.

Через три часа, как и обещал, капитан Альварес поднял Кирпичникова легким прикосновением к локтю. Владимир Алексеевич всегда просыпался легко и с ясной головой, и потому сразу сел и кивнул, показывая, что пришел в себя. Альварес вышел из палатки и подполковник вылез следом из палатки с полотенцем в руках. Хотел было пойти к речке, но венесуэльский капитан, как оказалось, уже ждал подполковника с небольшим пластиковым ведром воды. Умывание много времени не отняло. Майор Старогоров уже смотрел на своего сменщика, поторапливая взглядом. Что он имел в виду, Владимир Алексеевич догадался сразу.

– Самолет появился?

– Да. Летает по тому же маршруту, только уже в обратную сторону. Раньше против часовой стрелки круги наматывал, теперь по часовой. Надеюсь, недолго ему осталось… Светает. Группа должна уже выйти на позицию для стрельбы.

– Иди, отдыхай, – распорядился Киричников, и майор спорить не стал.

Одновременно со Старогоровым в свою палатку ушел и капитан Альварес, предупредив об этом дежурного по лагерю. Видимо, отдал распоряжение, кого и когда следует будить. Дежурный сходил в палатку, где работал генератор, залил в бензобак солярку и вернулся к костру, но подбрасывать в него заранее запасенные дрова не стал.

– Ты когда меняться будешь? – проверяя знание дежурным русского языка, спросил подполковник.

– Я не понимаю, – по-испански ответил коммандос.

Подполковник повторил вопрос по-испански и, получив ответ, кивнул. Ему хотелось знать, можно ли свободно разговаривать по телефону, не отходя от экрана радара, то есть почти в присутствии дежурного по лагерю. Оказалось, что можно.

Не то, чтобы подполковник Кирпичников стеснялся показать свое беспокойство домашними делами, хотя и это в его поведении в какой-то мере присутствовало. Просто он, всю свою сознательную жизнь прослуживший в частях военной разведки, уже автоматически старался вести разговоры без присутствующих, способных понять, о чем он говорит. И много раз ловил себя на том, что даже дома при телефонном звонке, прежде чем снять трубку, закрывал дверь.

Звонить Владимир Алексеевич начал опять на домашний номер. Вроде бы, и спать жена уже не должна, и пойти ей некуда. Разве что в магазин за продуктами, но оттуда она уже должна была за это время пять раз вернуться – магазин в соседнем доме. Но домашний телефон по-прежнему угрюмо отвечал длинными гудками. Конечно, понимал Кирпичников, гудки всегда бывают одинаковыми, и не могут быть ни веселыми, ни угрюмыми; тем не менее, сейчас они казались тревожными. Надежда оставалась только на трубку «мобильника». Набрав номер, Владимир Алексеевич ждал, что снова женский роботизированный голос что-то скажет. Но на сей раз трубка молчала, а длинные гудки тянулись до того момента, когда автомат сам разъединил связь.

Пару минут понаблюдав за экраном радара, Владимир Алексеевич набрал номер трубки брата, надеясь попросить Виктора съездить к нему домой. Но и трубка брата желала общаться с другим полушарием только продолжительными гудками. То же самое происходило и с домашним номером брата, у которого жена по состоянию здоровья и по необходимости следить за внуками вообще больше чем на полчаса раз в три дня из дома не выходила.

Это окончательно испортило подполковнику Кирпичникову настроение и начало уже тревожить всерьез. Стоило проверить, как трубка свяжется с другим абонентом. И подполковник решил позвонить генерал-лейтенанту Апраксину.

Генерал ответил сразу – значит, связь с восточным полушарием планеты существовала и работала нормально.

– Здравия желаю, товарищ генерал. Это Кирпичников…

– Да, Владимир Алексеевич. Я сам думал тебе позвонить, но решил, что ты ночью отдыхаешь. У вас же еще ночь в самом разгаре?

– У нас уже наступает рассвет, хотя по часам еще глубокая ночь. Экваториальные, как говорится, дела. Местная экзотика… Как у нас в Заполярье летом почти не бывает ночи, так здесь ее почти не бывает зимой. А летом все наоборот. Но мы легко акклиматизировались.

– Понимаю. Есть что-то интересное? Докладывай. Трубка на контроле прослушивания. Если что, разговор автоматически прекратится. Из-за этого можешь не переживать.

– Да, товарищ генерал. Есть интересные встречи. Уничтожили, хотя и не полностью, робота-змею. Капитан Радимов разрубил ее лопаткой пополам.

– Какой-то аналог израильского робота?

Генерал, оказывается, тоже был знаком с продуктом израильской оборонной промышленности.

– Скорее всего, не аналог, а сам израильский робот.

– Остатки обязательно привезите. У нас есть подробное описание функциональных возможностей, но отсутствует техническая документация. Может быть, специалисты что-то извлекут из этого. Робот сумел заснять вас на видео?

– К сожалению, успел. Мы просмотрели отснятый материал, но он был отправлен раньше, чем удалось пресечь передачу. Сейчас с помощью «ведра» контролируем окружающую территорию, ждем следующего робота. Подполковник Денисенко готов отработать его по своему профилю, направив в обратную сторону с «подарком». Вы понимаете, о чем я говорю?

Генерал сообразил быстро.

– Да. Это обезопасит вашу группу от контроля.

– Частично. Есть еще «Взгляд Горгоны». А это уже сложнее.

– Летает, зараза?

– Пока летает, товарищ генерал. Но в глубину сопредельной территории вышла группа коммандос вместе с майором Лукошкиным, чтобы атаковать «Горгону» оттуда. Пусть она и не бабочка, но ее тоже можно «посадить» на «Иглу»… Впрочем, к сожалению, я не уверен, что «Горгону» удастся заспиртовать. Высота большая, скорость высокая, разброс обломков должен быть слишком велик для маленькой по численности группы. К тому же территория чужая, и там будут свои искать. И будут нам мешать…

Подполковник ожидал возражений или хотя бы осторожного укора, но генерал тоже сомнений не знал. Похоже, набирая себе в испытатели спецназовцев военной разведки, он понимал, что они не будут дружески уговаривать американскую сторону не запускать над границей «беспилотник». И вообще знал о стиле работы именно этих спецназовцев.

– Правильное решение, хотя и жесткое. Как венесуэльская сторона на это отреагировала? Не испугалась возможного конфликта?

– Это инициатива венесуэльской стороны. В Венесуэле сильные антиамериканские настроения. Пользуясь случаем, решил пойти на жесткие меры.

– Это правильно. Но не следует выходить за рамки, чтобы не спровоцировать международный скандал.

– Американцы уже поставили партизанам «Стингеры»?

– Да. Пятьдесят ПЗРК.

– Вот партизаны им и платят… выстрелами из тех же «Стингеров». Все нормально. Как доказать, что стреляли не из «Стингера», а из «Иглы»? Я лично не вижу возможности такого доказательства. Кстати, чем FARC собирался рассчитываться с ЦРУ? Это известно?

– У меня нет таких данных, – сказал генерал. – В отношении денег, я сильно сомневаюсь в платежеспособности FARC. Пятьдесят «Стингеров» – очень дорого для партизан. Это анархисты, которые просто примкнули к коммунистам, возглавляющим FARC. Такие группы, как правило, самые бедные. Скорее всего, они договорились расплатиться кокаином. ЦРУ этим делом не брезгует. Хотя, с другой стороны, сейчас и для кокаина не самый подходящий сезон. Разве что намереваются реализовать что-то из старых запасов. Но с тем же успехом можно предположить, что оружие выделили в долг с последующей отработкой. А вот какой она может быть, мы не знаем. Узнать – это тоже твоя задача. И, главное, осторожно, не демонстрируя себя. Я даже не исключаю вариант, при котором партизаны могут перейти границу и предпринять что-то против твоей группы или против группы того капитана, как его…

– Альварес. Капитан Альварес. Толковый офицер, выпускник новосибирского командного училища. По-русски общается свободно, лишая нас практики разговаривать по-испански. Но мы это переживем.

– Общий язык с Альваресом нашли?

– Да, вполне.

– Прекрасно. Работайте. Есть что еще доложить?

– У меня все, товарищ генерал. Как только будут вести от «Горгоны», я сообщу. Я сам сейчас за радаром сижу. Наблюдаю. Самолет-«беспилотник», скорее всего, из породы «Хищников». Отрабатывает круги вплотную к границе, но ее линию не пересекает. Потому мы и решили группу отправить в глубину территории. Сбит он будет на дальней от нашего лагеря дистанции. Если, конечно, будет сбит… Но двух выстрелов «Иглы» должно хватить. Скорость и высота полета позволяют стрелять точно.

– До связи, – Апраксин отключился от разговора.

Владимир Алексеевич некоторое время еще сидел, держа трубку перед собой. Он убедился, что связь работала нормально. И не удержался, чтобы не позвонить еще раз сначала домой, потом на трубку мобильника жене. Результат был прежним. Звонить брату на мобильник и домой Владимир Алексеевич не стал, потому что из своей палатки вышел капитан Радимов. Не хотелось при посторонних вести беседы на личные темы, тем более со служебного телефона спутниковой связи.

– Утро доброе.

– Доброе, но еще не совсем утро, если на часы посмотреть. Что не спится? До мониторинга еще можешь почти час валяться.

– Я человек не сонливый, мне немного нужно. Самолет еще не сбили?

– Пока нет. Летает, – Кирпичников посмотрел на экран, потом на небо.

– Это ненадолго, – протянул Костя. – Я знаю уже, видел…

Способности капитана Радимова предсказывать некоторые ситуации были уже многократно проверены. Даже специалисты из Департамента «Х» не брались дать им научную характеристику. Причем Костя не всегда мог предвидеть, как пойдет дело. Но если уж предсказывал, то никогда не ошибался. Чаще всего озарение приходило к нему внезапно. Но иногда Радимов мог сосредоточиться и сказать, что будет в ближайшие минуты или даже часы. Несколько сотрудников научного центра постоянно проводили с Костей занятия, вырабатывая методику предсказаний. Но пока она не находила научного обоснования. На вопросы Костя отвечал не всегда. Но если что-то говорил сам, это уже было точным. Владимир Алексеевич не сомневался и в последнем его прогнозе, поэтому повернулся к экрану радара.

По большому счету, место это было настоящей опушкой сельвы. Все-таки сельва – тот же лес, хотя и своеобразный, живущий по своим буйным законам. Но у Лукошкина язык не повернулся назвать начало сельвы опушкой – слишком непривычно по российским меркам она выглядела. Да и спутники не поняли бы этого слова, а как называется опушка сельвы по-испански, он не знал.

– Здесь готовимся, – взял Лукошкин командование на себя. Но говорил он, медленно, тщательно подбирая испанские слова, и потому речь не выглядела категоричной командой. – «Беспилотник» вот-вот будет над нами. Сержант, выставляй охранение и готовь оружие. Первым стреляю я, поскольку у меня оборудование более серьезное; ты стреляешь только в случае моего промаха. Я имею возможность стрелять сквозь облака. А тебе нужно увидеть цель, поэтому не спеши. Все понятно?

– Понятно, господин майор.

Сержант начал тут же скороговоркой отдавать распоряжения, и коммандос по одному разбежались в разные стороны. Причем при беге все так же непроизвольно поднимали высоко бедро. Как специалист по рукопашному бою, Лукошкин сразу это заметил и сделал вывод, что в «рукопашке» венесуэльские коммандос часто применяют удары коленом. Это свойство всех армейских бойцов, если в их армиях уставной манерой является именно такой, внешне не самый быстрый, тем не менее постоянно тренирующий бег. Он часто встречается в армиях Латинской Америки и Африки. Сам Сергей предпочитал бегать быстро, а определенные движения отрабатывать на отдельных тренировках. Это казалось ему более рациональным.

Майор не стал дожидаться, когда командос займут свои позиции. Он не сомневался, что бойцы знают свое дело и правильно выставят оцепление. Перевод «Иглы-Супер» в боевое положение много времени не занял. Включился планшет, труба легла на плечо. Прикладываться глазом к прицелу необходимости не было, потому что наведение осуществлялось с помощью планшета, определяющего цель. Но прежде требовалось еще и самому ее отыскать и дать возможность самонаводящейся головке ракеты найти источник тепла, идущий от двигателя самолета.

Как раз в это время среди облаков образовалось широкое окно, открывшее большой кусок чистого розовато-синеватого утреннего неба.

– Вижу цель! – сказал сержант, удобнее устраивая на своем плече свое оружие.

– Нормально. Я тоже вижу.

Значит, пользоваться планшетом необходимости не было. Обнаружив «беспилотник» взглядом, Лукошкин приложился щекой к трубе. Звук выстрела раздался уже через считанные секунды. А еще через несколько мгновений самолет среагировал на летящую в его сторону ракету и выпустил нечто, сильно напоминавшее праздничный салют. Это была система защиты, которая разбросала вокруг «Хищника» множество тепловых ракет, которые должны были бы сбить с курса боевую ракету противника. Но «Игла-С» имела собачью хватку и намертво вцепилась в след двигателя. Защита «Хищника» не спасла. Встреча самолета с огненным шаром произошла довольно быстро. Высоко в небе вспыхнуло розовое облако, и полет продолжили одни крупные обломки, стремительно теряющие высоту…