ЧАСТЬ II
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
На следующее утро, добравшись до дома с базы Департамента «Х», где сдали оружие и все остальное, что взяли без согласования с генералом, полковник Кирпичников с Геннадием улеглись спать. В это время после встречи Нового года так, скорее всего, поступала бо€льшая часть населения страны. Но, как оказалось, спали далеко не все.
Примерно через час после возвращения Владимира Алексеевича разбудил телефонный звонок. Аппарат стоял в большой комнате, и добираться до него следовало мимо кабинета, в котором спал сын. Геннадий, естественно, успел к трубке первым. Владимир Алексеевич даже вставать не стал, только прислушивался, стараясь понять, кто звонит. Геннадий разговаривал несколько минут, потом остановился на пороге спальни.
– Кто звонил? – спросил полковник, поднимая голову и глядя за окно, чтобы по свету приблизительно определить время. Показалось, что еще утро, хотя Кирпичников-старший уже выспался.
– Из Ростовского областного УВД. Спрашивают, когда мы приедем. Причем, что интересно, спрашивают о двоих, хотя я не сообщал им, что мы вместе. Они знали от меня только то, что я – сын, разыскивающий мать. Про тебя разговор был только касательно того, что ты в командировке на неопределенный срок.
– Проверяют... – сделал вывод полковник. – Естественно, первого января никакие службы, кроме дежурных, в управлении не работают. А дежурному дела нет до нашего приезда. У него после новогодней ночи своих дел – из-за шиворота лезут и из штанов вываливаются. И что ты им ответил?
– Что на фотографиях, что они прислали, скорее всего, другая женщина. А в одном случае они перепутали и переслали нам снимок из тех, что я представлял для розыска. Но снимок испорчен, видимо, при переброске через Интернет. Я поблагодарил их за заботу...
– Все правильно. Который час?
– Точно не скажу. Где-то к одиннадцати подходит.
– Значит, мы спали больше часа. В принципе, чтобы не терять силы, можно еще вздремнуть...
Полковник повернулся лицом к стенке. Сын ушел в его кабинет, где облюбовал себе место на диване. Раньше, когда они жили все вместе, это была комната Геннадия, и он до сих пор не может отвыкнуть. Даже когда с женой и с сыновьями приезжает, они все вместе останавливаются в этой комнате. И младший сын, который служит в Нью-Йорке, в охране российского представительства при ООН, когда приезжает, тоже останавливается в кабинете...
Снова уснуть получилось не сразу. Кирпичников-старший ощупал места попадания пуль. Прикосновения были болезненными, но переломов, судя по всему, все же не было. Видимо, наноткань обладает какими-то дополнительными свойствами, распространяя силу удара пули по поверхности костюма. Однако ушибы были сильными. Но зацикливаться на этом полковник не стал. Мысли Владимира Алексеевича не могли не возвращаться к судьбе жены и ко всем сложившимся обстоятельствам. Он не был человеком, который мучает себя раздумьями, и вообще плохо относился к сослагательному наклонению. Тем не менее при построении планов всегда предпочитал разбирать все возможные варианты. Однако в настоящей ситуации у полковника не было достаточной информации, чтобы составлять планы. Оставалось надеяться, что генерал-лейтенант Апраксин, человек, всегда мыслящий здраво и владеющий ситуацией, знал, что делает, когда без просьбы со стороны Кирпичникова ввязался в это. Главное, что сумел сделать генерал, это организовать прикрытие для всех участников операции по вызволению людей из шестнадцатого отделения. Уже ближе к утру ему позвонили с неизбежными после такой операции вопросами. Апраксин объяснил, где он находится, и сообщил, что вся оперативная группа его Департамента находится вместе с ним. И назвал еще несколько фамилий других гостей. Влиятельных гостей, которые готовы были подтвердить, что вся компания встречала Новый год вместе и никто на длительное время не отлучался. На вопрос Виктора Евгеньевича о причинах такого телефонного допроса ему ничего вразумительного не ответили. Это и неудивительно, потому что прямой ответ на вопрос был бы равносилен признанию того, что генерала минувшим днем вводили в заблуждение.
Полковник Кирпичников находился рядом, все слышал и даже поймал кивок генерала.
Укрывая действия, которые категорически не вписываются в рамки закона, Апраксин ставил себя в рискованное положение, но Кирпичников не зря согласился с ним работать, почувствовав родственную душу. Генерал понимал, что против противозаконных действий можно эффективно действовать только аналогичным образом. И даже против законных, как часто случается, тоже – потому что закон в российских условиях всегда является понятием слишком аморфным, чтобы доверяться ему безоговорочно. Рыба всегда гниет с головы, и россияне, привыкшие к тому, что власти с законами не считаются, тоже предпочитают не считаться с ними.
Генерал оказался легок на помине. Он, видимо, совсем не спал – поскольку отец с сыном и всеми спецназовцами покинули дачу еще тогда, когда остальные гости и не думали о возвращении домой. Дорога до Москвы много времени не заняла – дороги были абсолютно пусты. Правда, дорожных инспекторов было много, машины останавливали трижды, и каждый из инспекторов не скрывал своего жестокого разочарования, обнаружив за рулем трезвых людей. Сначала развезли всех пассажиров «Рэнглера» и подполковника Вельчанинова, потом подполковник Валеев проехал за «Нивой» к гаражу и на своей машине отвез Кирпичниковых домой, где те начали зевать еще на лестнице.
Апраксин позвонил на трубку спутникового телефона, которую полковник положил на тумбочку, поближе к голове, чтобы легко услышать и сразу взять.
– Полковник Кирпичников. Здравия желаю, товарищ генерал!
– Не разбудил, Владимир Алексеевич?
– Разбудили десять минут назад. Звонили из Ростовского областного УВД. Интересовались, когда мы с Геннадием приедем. Причем они не должны были знать, что мы с ним уже вместе заняты в поиске. Там знали только об одном Геннадии. Но вопрос был именно о двоих. Интересно, кто там не празднует Новый год?
– Не празднует, кто на службе занят. А они по носу получили, им все праздники теперь бегать вприпрыжку, – сказал Апраксин. – Я по делу. Только что звонили. Надежда Павловна на несколько минут приходила в ясное сознание. Врач сказал, что такие прояснения будут повторяться и станут все более и более продолжительными. Я думаю, что дня через три-четыре... нет, только через три, потом может не быть времени – дня через три я тебя с капитаном туда свожу.
– Мы могли бы и сами, товарищ генерал. Я запомнил дорогу.
– Ну и забудь ее. И никому не говори, что запоминал. Нельзя на своей машине. И вас не пустят, и меня неправильно поймут.
– Понял, товарищ генерал. Есть забыть... Уже забыл. – Кирпичников даже улыбнулся от хорошего сообщения. Он только что думал, какая трудная жизнь теперь предстоит его семье, а, оказывается, все может быть даже не так и плохо, как казалось вначале. – Спасибо за сообщение.
– Ну вот. А теперь, после хорошего сообщения, у меня есть кое-что и похуже. Я не знаю, как повлияли на события действия твоей группы, но нас усиленно торопят сверху. И потому уже сегодня я хотел бы побеседовать с тобой о предстоящей операции. Конечно, тебе – и мне тоже – следует иметь свежую голову. Потому давай выспимся как следует, а позже я позвоню и пришлю за тобой машину. Готов?
– Понял, товарищ генерал. Я готов. Как только позвоните, сразу...
– Тогда до встречи.
Генерал положил трубку. Полковник поднял глаза и увидел, что на пороге комнаты опять стоит сын.
– Мама приходила в ясное сознание, – сообщил Владимир Алексеевич. – Врач сказал, что теперь она будет все чаще и чаще возвращаться в нормальное состояние и эти возвращения будут все продолжительнее. Я так понимаю, что они выводят у нее из организма всякую гадость.
Геннадий заулыбался.
– А микрочип?
– Не знаю. Что будет, генерал сам скажет. Наверное, это тоже не сразу делают. Все-таки хирургическая операция... А еще и суток не прошло, как они туда поступили. Наверное, будут готовить. Сначала анализы возьмут, потом реакцию на анестезию проверят... Как это бывает?
– Не знаю. Мне дважды делали без всякой проверки, срочно.
– Мне делали так же точно, но трижды. Однако у мамы не боевое ранение, слава богу, и потому нет необходимости так торопиться.
– Я так понял, что тебя вызывают?
– Да, генерала сверху теребят, торопят с новой операцией. Не исключено, это вызвано нашими ночными действиями. Темы связаны.
– Сейчас едешь?
– Сначала дам генералу выспаться. Потом он позвонит.
– Сгонять в гараж за машиной?
– Не нужно. Генерал свою пришлет...
* * *
Машина за полковником пришла, когда на улице уже начало темнеть. Но ездить по Москве первого января можно было спокойно, без привычных пробок. Потому до базы Департамента «Х» Владимир Алексеевич добрался непривычно быстро.
Генерал ждал в своем кабинете, как сразу предупредил дежурный по Департаменту. Владимир Алексеевич разделся в своем кабинете и только после этого пошел к Апраксину. К своему удивлению, в приемной он встретил помощника Виктора Евгеньевича, майора Лазуткина. Тот и ночь провел в работе на генеральской даче, выскочив встретить их из напичканного электроникой кунга, и первого января был на своем привычном месте.
– Генерал ждет, товарищ полковник, – напутствовал майор вошедшего, и Кирпичников прошел в кабинет.
Апраксин сидел перед монитором, что-то читая. Гудел принтер, выдавая напечатанные страницы какого-то документа.
– Присаживайся, Владимир Алексеевич, я сейчас, только вот дочитаю...
Дочитывал Виктор Евгеньевич недолго. Щелкнул мышью, закрывая прочитанное, и повернулся к полковнику.
– Ну, чем новый год тебя обрадовал?
– Пока только вашим утренним сообщением, товарищ генерал. Больше вестей не получал – ни хороших, ни плохих. Звонок из Ростовской области, как вы понимаете, информации не несет, это была только проверка нашего местонахождения.
– Я, если помнишь, запросил у них видеозапись; ответили, что в настоящий момент не имеют технической возможности. Не ответить побоялись, но ответ ничего не дает. Простой вежливый уход в сторону. Но это нас сейчас волновать не должно, хотя я и послал повторный запрос, чтобы не думали на нас по поводу ночного нападения на больницу. Кто там, кстати, так пошутил?
– Как? – не понял полковник.
– Мента в камере с людоедом закрыл...
– Я. Что, съел или просто покусал?
– Хуже. Сидел и смотрел на него голодными глазами. И слюни, говорят, текли.
– И что в этом страшного?
– Мент сейчас в другом отделении той же больницы лежит. Говорить разучился, «крыша поехала». А что, плохой парень попался?
– А они разве, товарищ генерал, бывают хорошими? – вопросом на вопрос ответил полковник.
Апраксин не стал продолжать тему и решил перейти к делу. Но перешел своеобразно – просто достал из ящика стола и бросил на столешницу три небольшие микросхемы размером с четверть sim-карты обычного сотового или спутникового телефона, но внешне чем-то похожие на ту же sim-карту.
– Вот, полюбуйся.
– Что это? – Кирпичников, кажется, уже догадался, что это такое. – Причина раннего торжества и позднего разочарования Департамента «Z»?
– Угадал.
– Дезактивированы?
– Да, наши специалисты разомкнули контакты, и теперь можно все три без опасений носить в кармане. Но я начну издалека. По данным нашей разведки, какой-то арабский ученый пытался запатентовать в Германии жидкий аналог такого микрочипа. После инъекции препарата в вену человек якобы становится полностью управляемым и ведомым. Не знаю, как насчет «полностью», но в целом наши ученые допускают определенный процент правды в утверждениях араба. Немцы ответили на попытку официальным отказом, но куда потом пропал этот ученый вместе со своим изобретением, не знает никто. Может быть, его прибрали к рукам те же немецкие спецслужбы, может быть, какие-то другие. Там рассматривался препарат, воздействующий на нервную систему по неизвестным нам параметрам. Эти микрочипы созданы в России и тоже жестко воздействуют на нервную систему в четырех определенных ситуациях. Человек с микрочипом выполняет команды-импульсы – «сделай», «нельзя», «встреча» и «умри». То есть эти команды не звучат однозначно, но они вызывают в организме вибрации, которые раздражают соответствующие центры мозга. Вшивается микрочип в непосредственной близости от бедренной артерии и разносит вибрации, воздействуя на организм через кровяные тельца. Если первые две и четвертая команды являются однозначно повелительными, то третья – совсем особого рода, и для того, чтобы объект, получающий в организм микрочип, выполнял ее, ему дают установку в состоянии глубокого транса. То есть гипнотическую команду. Впрочем, разработчики не уверены, что первые две и четвертая будут работать и без внушения, и потому суггестические вводные во время подготовки пока считаются обязательными для всех команд. Технологически это достаточно сложно, однако разработчики надеются, что в будущем технологии упростятся настолько, что микрочипы можно будет вшивать массово.
– Я так понимаю, товарищ генерал, вы мне объясняете это не по той причине, что моя жена оказалась жертвой этих экспериментов? – строго и даже слегка мрачно спросил Кирпичников. Мрачность эта была вызвана некоторыми короткими фразами, сказанными генералом в последние дни и относящимися к будущей операции группы.
– Я же объяснил тебе по телефону причину вызова? Значит, ты не ошибаешься.
– И нам с этим работать? – Взгляд полковника выражал недоверие, смешанное с сомнением.
– Работать. И плотно. Изначально нам был предложен совсем тяжелый вариант – проводить испытания микрочипов в два этапа, и первый этап, по замыслу разработчиков из Департамента «Y», должен был сводиться к тому, чтобы микрочипы вшили всем участникам операции – то есть нашей оперативной группе, – чтобы иметь возможность контролировать ее действия посредством спутника. Вшили бы всем, начиная с командира – с тебя то есть. Как тебе, Владимир Алексеевич, дозволь спросить, такая распрекрасная перспектива?
– Мне сразу, товарищ генерал, написать рапорт об увольнении или дождаться официального выхода на службу? – просто, без ударения, спросил Кирпичников.
Генерал засмеялся.
– Я обрисовал примерно такую же картину и добавил, что ни один из моих офицеров не пойдет на это даже в приказном порядке. Вплоть до оказания вооруженного сопротивления. Я правомочно взял на себя эти обязательства?
– Естественно, товарищ генерал.
– Слова о вооруженном сопротивлении вызвали достаточно резкую реакцию, но назад я их не взял. Тогда они стали подъезжать с другой стороны. Меня пытались убедить, что это явление прогресса и проявление патриотизма, что в США более пятидесяти человек сами предложили вживить им в тело микрочипы. В ответ я предложил разработчикам самим продемонстрировать патриотический порыв. Желающих не нашлось, но отговорка о том, что они не будут участниками боевой операции, прозвучала не слишком убедительно. Тогда состоялся еще один «подъезд» – скорее «наезд». Меня обвинили в попытке сорвать глобальные планы власти относительно всеобщей чипизации населения. Слово-то какое выдумали – чипизация... Очень умно звучит. Первым шагом к этому мероприятию стала программа по внедрению универсальной электронной карты, что уже апробируется в некоторых регионах. Дальше ожидается уже и чипизация. В дополнение объяснили, что этот процесс необратим, хоть и не является сиюминутным делом. Но любое большое дело имеет свое начало, а я пытаюсь сорвать уже начальную стадию. В других развитых странах, дескать, давно уже делаются шаги к этому, а мы, как обычно, отстаем. И только у нас появилась возможность выйти вперед, сразу находятся желающие вставлять палки в колеса. Мне осталось только ответить, что, во-первых, в Германии и Великобритании отказались от таких карт, чтобы не создавать единую базу данных, доступную для любого компьютерного преступника. Во-вторых, в Евросоюзе активно обсуждается вопрос о судебном запрете на введение таких универсальных электронных карт – хотя бы потому, что это нарушает права человека на свободу. Я хорошо себе представляю, как легко контролировать поступки каждого человека, владеющего электронной картой. Купил в магазине книгу – в базе данных будет отмечено, какую, и сразу будет создаваться образ человека. Что он читает? Ах, он читает такую-то литературу; значит, он неблагонадежный. Ах, он на митинг ходил и слушал, а то и выступал против «голубых» – значит, он недолюбливает подавляющее большинство членов Государственной думы и правительства. Досье будет составлять не человек, а компьютер. Он бесстрастный, он не будет учитывать такие понятия, как душевные порывы, и сразу занесет человека в категорию неблагонадежных. В-третьих – и это главное, – все это уже описано в Апокалипсисе. Отвернуть мир от будущего не в моих силах, но и ускорять процесс я не намерен. Мои подчиненные не намерены это делать в еще большей степени. И попробуйте их заставить – боевых офицеров, многое прошедших, многое повидавших и многое умеющих. Где, спросил я, вас потом искать, и сколько частей придется собрать, чтобы положить в гроб хотя бы половину тела...
– Резонная постановка вопроса, – кивнул полковник Кирпичников. – Мы и против этих электронных карт, и уж тем более не дадим вшить себе никакие микрочипы.
– Да. И руководство со мной согласилось, что насильно – по крайней мере на настоящем этапе – этого делать нельзя ни в коем случае. Не только с офицерами, но и в государственном масштабе. Видимо, руководство заранее предполагало наше несогласие, потому что возражений не прозвучало вообще.
– Понятно, товарищ генерал. Значит, первый этап мы прошли благополучно. Второй этап...
– Со вторым подожди. Кое-что я должен тебе объяснить, пока сам в новой для меня информации не запутался. Итак, что я хотел сказать? Ах да... Ты уже слегка познакомился с нанотехнологиями – вернее, не с ними самими, а с их продукцией. Как, кстати, ребра?
– Больно, но терпимо. Жить не мешает. Любой бронежилет первого и второго классов спасти меня не смог бы.
– Да, первый и второй классы автомат не выдержат. Да и после пистолетной пули переломанные ребра обеспечены... Значит, ты оценил?
– Оценил, товарищ генерал.
– Здесь тоже продукция нанотехнологии, – кивнул Апраксин на три микрочипа. Знаю, что я не специалист, но что мне объяснили, то и я смогу объяснить. Наш профессор допуска к этой операции не имеет, а я имею постольку, поскольку выставляю оперативную группу своего Департамента и поскольку Департамент «Y» таковой не имеет.
– Личный вопрос, товарищ генерал. Просто попутный. А Департамент «Z» свою оперативную группу имеет?
– Отвечу честно, что не знаю, но, поскольку от меня затребовали списки тех, с кем я имел контакты, но не взял к себе, – видимо, имеет. Капитан Касьянов, с которым ты быстро справился, как я подозреваю, из состава этой группы. Но это только подозрения. Еще попутные вопросы есть?
– Никак нет, товарищ генерал. Продолжайте.
– Спасибо за разрешение...
2
Некоторое время Виктор Евгеньевич собирался с мыслями, с которых его сбил своим вопросом полковник. Потом кашлянул в кулак и продолжил:
– Итак, с чужой нанопродукцией ты уже знаком. Теперь пришла пора познакомиться с нашей. Вот эти микрочипы – не просто электронные схемы с определенным набором данных на диске памяти, которые, оказывается, возможно передать напрямую в человеческий организм. Здесь же поставлен чрезвычайно миниатюрный, но достаточно сильный микрорезонансный вибратор, колебания которого улавливаются отдельными человеческими органами. Но чтобы объяснить тебе это, я вынужден буду сделать отступление. Ты имеешь понятие о психотронном оружии? О психотропном имеешь, я знаю. А о психотронном?
– Достаточно отдаленное.
– Такое оружие существует достаточно давно и уже многократно использовано не просто в испытательных целях. Впервые неофициально, но, согласно данным нашей разведки, психотронные генераторы были применены в ФРГ в середине семидесятых годов при разгоне студенческих волнений. Сами студенты не могли понять, что происходит с их демонстрациями, но вдруг, в течение короткого промежутка времени, буйные молодые люди, только что бившие витрины магазинов и поджигавшие автомобили, вдруг хватались за уши и стремительно убегали подальше. Толпу охватывал панический страх. Власти вывезли на улицы четыре автобуса с генераторами, издающими вибрации нужной частоты. Заряда энергии у генераторных установок хватало только на две минуты работы, но этих минут было достаточно для того, чтобы толпа пускалась бежать. Советская разведка раздобыла отчеты о двух таких акциях. После этого студенты стали гораздо более смирными. На этой же частоте работали американские генераторы, примененные в Косове против сербской армии. Тогда российская разведка тоже отличилась, и даже в большей степени, чем советская...
– Не просто разведка, а спецназ ГРУ, – поправил полковник. – Да, я слышал, наши сумели захватить целый генератор и вывезти его через Македонию, которая тогда еще не вступила в НАТО. Этот эпизод сейчас изучается в учебных заведениях спецназа. Самый крупный успех военной разведки, как говорят, за все время существования России после развала Советского Союза. Я знал, что наши захватили что-то из американского секретного оружия, но не знал, что именно. Это не афишируется.
– Там и афишировать нечего. Если не брать во внимание энергообеспечение, которое оказалось для наших ученых более чем любопытным, наши собственные наработки, как оказалось, гораздо интереснее. Все они достались нам еще от Советского Союза и каким-то чудом не были проданы при Ельцине потенциальному противнику, как было продано великое множество других наработок. И даже не продано, а просто подарено. М-да... Сейчас мы ругаем нынешнюю власть, но она хотя бы не сдает военно-научные секреты. И за то ей спасибо... Но не будем отвлекаться. Ты помнишь, наверное, французские события нескольких лет давности, когда выходцы из Африки и Азии громили французские города?
– Помню.
– Знаешь, как удалось их остановить?
– Догадываюсь. С помощью генераторов, вызывающих страх?
– Нет. В данном случае генераторы работали на другой частоте, более милой душе французских ученых, и вызывали в толпе неудержимый понос. Это оказалось не менее действенным средством. Волнения резко прекратились. Ту же установку, неизвестно, французскую или американскую, не так давно использовали в Тбилиси во время разгона митингов оппозиции. В итоге мы можем сделать вывод, что психотронное оружие существует и оно достаточно действенно, хотя имеет целый ряд недостатков, главный из которых – высокое потребление энергии. Второй главный недостаток – невозможность выборочного применения. То есть это оружие массового поражения, хотя и небольшого масштаба.
– Принцип действия, товарищ генерал, мне знать не обязательно? – теперь полковник задал вопрос по существу, и Апраксин, кажется, посчитал его уместным.
– Ты имеешь понятие о том, что все на земле живет и существует в вибрациях?
– Очень смутное. Что-то слышал, но считал это только теорией.
– Даже на бытовом уровне каждый из нас встречался с этим явлением. Идешь по улице, люди идут или рядом, или навстречу. Просто незнакомые люди. Один человек вызывает симпатию, другой отталкивает. У каждого свои собственные вибрации. Есть люди, ничем внешне не примечательные, но наводящие на других ужас своим появлением. Это тоже вибрации. Есть такие, которых все любят. И это вибрации. Как человек в целом имеет вибрации, так и каждый орган его организма имеет собственную вибрацию, отличную от других. И с помощью генератора можно воздействовать на избранный орган тела, на психику или прямую кишку, на зрение или на печень. На что угодно. Необходимо только знать, в каком диапазоне колебаний работает данный орган, – но это уже задача медиков. И в настоящее время любая более или менее значимая страна мира ведет изыскания в этой области. Наши ученые пошли дальше других – они научились определять колебания человеческих ощущений. И вызыванием определенных колебаний прямо внутри организма, через кровь распределяют их по всему телу. Вызывая данные ощущения, оператор заставляет человека чувствовать посыл. Честно говоря, мне всю эту систему с посылами рассказали кратко, но таким научным языком, что я практически ничего не понял. Боюсь, что именно на это и был расчет. Они хотят, чтобы мы доверились им и вы – я говорю про оперативную группу – влезли бы туда по самые уши. Следовательно, стали бы уже не подразделением Департамента «Х», а скрытым подразделением Департамента «Y», управляемым извне. С этим я согласиться не могу. А теперь про второй этап операции... – И генерал перешел к основной теме беседы.
* * *
– По данным из проверенных источников в МВД Дагестана, двоих боевиков, отсидевших часть назначенного судом срока, намереваются выпустить на свободу за примерное поведение. Срок они получили, кстати, только по статье 222 – за хранение оружия. Другого им ничего припечатать не смогли, как ни старались, – не хватило доказательной базы, хотя следователи были уверены, что обвинение вполне возможно было бы предъявить и по статье за терроризм, то есть без возможности досрочного освобождения. Но адвокаты попались хорошие, из Саудовской Аравии пригласили. Отвертели... Так вот, эти источники сообщают, что нашу парочку заключенных ждут с распростертыми объятиями другие боевики, которые оплачивали им тех самых хороших адвокатов и даже не стеснялись обеспечить их всем необходимым, вплоть до женщин, на самой «зоне». Этому в современном мире удивляться не стоит. Мы все привыкли к подобному. Дело, как говорится, простое и не стоит вывода на общероссийский уровень. Но Департамент «Y» ухватился за эту парочку; он намерен проверить на них свои микрочипы, а заодно и помочь силовикам захватить всю банду амира Абумуслима Газалиева. Микрочипы позволяют спутнику отслеживать передвижения человека везде, вплоть до зданий небоскребов, то есть под мощным бетонным покрытием, и даже под землей на значительной глубине. Например, в метро. Возможности отслеживать передвижение человека с микрочипом даже более широкие, чем в случае с универсальной электронной картой. Карта, например, даже в подвале жилого бетонного дома «теряется» за счет экрана из арматуры, уложенного в перекрытия. Микрочип не «теряется» практически никогда, если только человека со вшитой платой не возить в свинцовой шкатулке размерами с гроб. Поскольку Департамент «Y» не обладает собственными силовыми подразделениями, в отличие от нас или, скажем, в отличие от Департамента «Z», руководство решило прибегнуть к нашей помощи. Твоя группа уже дважды зарекомендовала себя с наилучшей стороны, и нам доверяют, в отличие от оперативной группы Департамента «Z», которая пока ничем себя не проявила, кроме неудачной попытки выступить против неких полковника и капитана спецназа. Слышал, наверное, Владимир Алексеевич, эту историю...
– Как же, слышал... – без улыбки ответил полковник. – А те трое кавказцев, что были с капитаном Касьяновым, они тоже из их оперативной группы?
– Не могу знать, товарищ полковник. Вопрос не в моей компетенции. Мое дело – подготовить вместе с тобой группу для успешного проведения операции и передачи данных каким-то силовым структурам, которые будут действовать с вами совместно, хотя и в стороне.
– Я бы попросил, если можно...
– Я знал, что ты это попросишь, – перебил генерал невысказанную до конца просьбу. – Отряд твоего сына все еще находится в Дагестане. Самому капитану Кирпичникову здесь делать пока нечего. Я попросил руководство. Не думаю, что им есть разница, какие силы задействовать в операции. Поскольку у нас большую часть оперативной группы составляют бывшие офицеры спецназа ГРУ, вам будет легче взаимодействовать со сводным отрядом спецназа ГРУ. А отцу с сыном всегда легче контачить. Короче говоря, предложение от меня поступило, а руководство решит. Если не согласится, это будет не моя вина. Ты это хотел спросить?
– Так точно, товарищ генерал.
– Я думаю, что вопрос разрешится в твою пользу, поскольку та банда уже разрабатывается спецназом ГРУ. А какой именно отряд будет проводить ее ликвидацию, никакой принципиальной разницы нет. Результат будет идти в общий зачет спецназа ГРУ.
– Я готов, товарищ генерал. И группа, думаю, тоже.
– Честно говоря, я должен еще предложить твоим людям добровольно предоставить свои тела для участия в эксперименте... Это было условием договоренности о сотрудничестве двух Департаментов. Но, я думаю, бойцы поддержат мнение своего командира.
– Если кто-то и не поддержит, это будет их личным мнением и личной инициативой. Или личной глупостью. Смотря с какой точки рассматривать вопрос.
– Кстати, Департамент «Y» предлагает рассматривать этот вопрос в разрезе лояльности власти, – сказал генерал, слегка усмехнувшись. – Кто ничего не собирается скрывать, тот не должен опасаться этой «вшивки», так они считают.
– И добровольно стать андроидом, – закончил за Апраксина полковник. – А насчет лояльности власти они правы. Только трудно им будет набрать много лояльных людей...
– Кстати, наша операция так и будет называться – проект «Андроид», – не желая углубляться в скользкую тему, сказал генерал.
– Значит, я попал в точку.
– В точку, – согласился Виктор Евгеньевич. – По данным нашей разведки, такие андроиды уже служат в спецназах нескольких стран. По крайней мере в США, Великобритании и Израиле они есть точно... Сейчас сделаем перерыв. Ты на двадцать минут свободен, – он посмотрел на напольные высокие часы, – а после попрошу снова в мой кабинет. Прибудет полковник Градовокин, и вместе обсудим детали, которые будет разрабатывать для группы оперативный отдел. Даже не через двадцать, а через двадцать пять...
* * *
Вернувшись домой уже в начале десятого, Владимир Алексеевич, захлопнув дверцу микроавтобуса, на котором его привезли, посмотрел на окна. Света в квартире не было, но не было его и в окнах подъезда. Обычно свет в подъезде горел всегда, и даже днем.
Машина еще не ушла, хотя двигатель гудел, показывая, что водитель дает прогазовку на холостом ходу, и полковник махнул рукой, подавая сигнал. Водитель потянулся и открыл дверцу пассажирского сиденья.
– Что, товарищ полковник?
– Фонарик есть?
– Обязательно, – водитель вытащил из кармашка дверцы небольшой фонарик и включил свет. Фонарик светил очень ярко, хотя и узким сконцентрированным пучком. – Вас проводить?
Водитель помнил эпизод, когда до начала прошлой операции генерал выделял полковнику охрану из трех бойцов, которая провожала Владимира Алексеевича до дверей квартиры.
– Спасибо. Я вооружен. На всякий случай просто подстрахуй. Оружие есть?
– Пистолет. Травматический «Макарыч».
– Нормально. В темноте сойдет за боевой. Смотри, кто будет выходить из подъезда и как при этом себя вести. Окна мои знаешь?
– Знаю, товарищ полковник, – водитель был гражданским лицом и отвечал по-граждански, хотя и с упоминанием звания.
– Если зажжется свет, можешь ехать. Долго не будет света, звони генералу.
– Я номер не знаю. У меня только номер дежурного в трубке.
– Звони дежурному.
– Есть «тревожная кнопка». Замыкается тоже на дежурного.
– Тоже пойдет. Сам будь осторожен. Фонарик я завтра верну.
Владимир Алексеевич захлопнул дверцу и пошел. Фонарик включил только тогда, когда открыл замок домофона. Если замок работает, подумалось, то и электричество в подъезде должно быть. Линия электропроводки здесь, кажется, одна. Открыв дверь, полковник посветил за нее, и только после этого шагнул вперед, готовый к неожиданностям. Фонарик он держал в левой руке, отставив ее чуть в сторону. Обычно фонарик держат перед собой, и если кто-то будет стрелять из темноты в человека с фонарем, то выстрел, скорее всего, последует по линии, на которой находится фонарь. Но на любой выстрел Кирпичников готов был ответить встречным.
Для нападения лучше всего использовать площадку сразу за второй дверью. Все подъезды обычно имеют две двери и тамбур между ними – своего рода тепловую подушку. И потому полковник, стрельнув лучом за дверь, двумя быстрыми шагами миновал опасное пространство. Дальше осторожность следовало соблюдать на поворотах лестницы между этажами. Там были темные углы, которые оставались таковыми даже при включенном освещении. За большой трубой мусоропровода были окна, которые хоть доносили какой-то свет с улицы. Значит, осматривать стоило только углы.
На первом этаже, где находился выключатель, Владимир Алексеевич не поленился несколько раз щелкнуть им. Результата не последовало. Посветив фонарем, Кирпичников внимательно осмотрел настенный прибор. Вспомнился случай, когда убийцы сняли крышку выключателя, оголили провода и пустили по ним через трансформатор ток с напряжением в 1000 вольт. Жертва, привыкшая, что выключатель всегда на месте и в порядке, ни о чем не думая, положила на него руку. Результат понятен. Удар тока такого напряжения посильнее, чем удар велосипедом по голове, и говорили, что в подъезде потом долго пахло паленым мясом. Но в данном случае и выключатель был на месте, и провода не торчали. Можно было спокойно подниматься дальше. Именно спокойно, потому что любая суета в таких положениях чревата ошибкой.
Передвигался полковник неслышно, но на всякий случай, чтобы заглушить звуки шагов и дыхания, он вызвал с первого этажа лифт. Ехать на нем он, естественно, не собирался. Если идет охота на человека, лифт может стать для него эшафотом. В кабине некуда спрятаться, и расстрелять могут прямо через двери, не дав им открыться. А стал Кирпичников предметом охоты или нет, он так до сих пор и не понял... В общем, лучше перестраховаться. Никто не в состоянии настолько обеспечить ему безопасность, как он сам.
До того как лифт пришел в движение, Кирпичникову показалось, будто откуда-то сверху послышался слабый звук. Он поздно понял свою ошибку – если из-за лифта его не услышат, то и он тоже ничего не услышит. Тем не менее решил воспользоваться шумом и, выключив фонарь, стремительно преодолел два-три лестничных пролета, которые показались ему наиболее безопасными. Лифт остановился внизу и затих, а Владимир Алексеевич остановился, чтобы прислушаться и восстановить дыхание. И опять откуда-то сверху, как показалось, послышался невнятный звук. Полковник – только теперь уже не бегом через три ступеньки, а неспешно и неслышно – двинулся выше. Фонарик он включал только трижды на короткие мгновения и светил так, чтобы луч не был виден сверху. Под бушлатом на Кирпичникове был все тот же нанокостюм, способный выдержать даже автоматную очередь. Это вселяло уверенность, что он сумеет ответить выстрелом на выстрел и его пуля будет точнее. Более того, можно было рассчитывать даже на то, что нанокостюм выдержит одновременные выстрелы нескольких человек.
Ощущать себя в некоторой степени Терминатором было, с одной стороны, приятно; с другой стороны, полковник понимал глупость этого ощущения, потому что голова оставалась уязвимой и выстрел в нее стал бы трагическим. А специалисты предпочитают и умеют стрелять в голову... Но темнота мешает меткости, и этим следовало пользоваться. И луч фонарика исходит не из пространства перед грудью, а со стороны, и это является большим дезориентирующим фактором. Всегда чей-то выстрел бывает первым. И если первый выстрел неточен, второй становится более опасным, потому что огненный мазок из ствола уже показывает местоположение пистолета, а ствол не выставишь в сторону, как фонарик. Совершать же какие-то маневры и кувыркаться по лестничному пролету, стремясь помешать противнику прицельно стрелять, невозможно.
Уже на своем этаже полковник остановился перед дверью и посветил на замок. Замок был в порядке, дверь – тоже. Хотелось надеяться, что и с Геннадием все нормально. Владимир Алексеевич уже сунул руку в карман, чтобы достать ключи, но сверху, с последнего этажа, опять раздался шорох. Недолго думая, Кирпичников решил развеять свои сомнения и, если есть преследование, «обрубить» его. И он, выключив фонарик, быстро скользнул вверх по лестнице, надеясь, что вероятный противник не имеет в своем арсенале очков ночного видения. Это, конечно, не самый удобный и эффективный прибор, но в условиях подъезда очки были способны доставить Кирпичникову неприятности. Тем не менее он пошел на последний этаж.
Шорох слышался именно с этажа, а не с пролета между лестницами – определять местонахождение источников звука Владимир Алексеевич умел хорошо. И потому он даже не зажег фонарь, минуя лестничную площадку между этажами; включил его на середине последнего пролета, уже держа пистолет наизготовку. И увидел... парня с девушкой. Последняя придерживала рукой короткую шубейку, запахивая полы, из-под которых были видны спущенные джинсы.
– Места другого не нашли? – убирая пистолет, спросил полковник.
– А мы что, кому-то мешаем? – с вызовом спросил парень, доставая из пачки сигарету и намереваясь сунуть ее в рот.
– У нас в подъезде не курят, – сказал полковник, повернулся и спустился к своей двери.